Непорядок вещей

Глава 13

На этот раз волнения начались в Стовертоне, на Ректангл-роуд. Неподалеку от домов Тревора Ферри и Розмари Холмс жил брат Джо Хебдена со своей подругой, двумя ее детьми и двумя своими детьми. Дэвид Хебден с шести часов утра развозил на грузовике свежий номер «Курьера» владельцам газетных киосков в Кингсмаркэме, Стовертоне и Помфрете. При такой работе сам он газет не читал, не умел потому что; хотя мог разобрать заголовки на спортивной странице. Но этим дождливым утром его внимание привлекло имя на первой полосе «Курьера». Одно из немногих, которое он мог прочесть, потому что Санчией звали младшую дочь его подруги.

Санчию Дэвид Хебден нежно любил. Неродная девочка была ему дороже собственных детей, которые напоминали о бывшей жене. Не представляя, что с ней случилось, — почему же тогда написали в газете? — он полчаса провел в страхе.

Он всячески избегал просить людей, чтобы ему читали. Поэтому он ничего не сказал владельцам киосков, но тревога его росла с каждым взглядом на любимое имя, напечатанное этими ужасными громадными буквами. Домой Дэвид Хебден вернулся, когда все еще спали. Он бросился на второй этаж и увидел Санчию в кровати рядом с матерью, куда она, видимо, перебралась, как только он уехал, и разбудил весь дом радостными воплями.

Мать Санчии, Катрина, взяла газету и прочла ему статью вслух. На крик прибежали другие дети, и расселись на кровати, предвкушая развлечение.

— Стыд и позор, — сказала Катрина. — Девочка пропала в понедельник, а полиция что творит? Вместо того чтобы ее искать, — скорее всего, ее тело, — устроили в участке пансионат, где этот педофил как сыр в масле катается.

— Мама, а кто такой педофил? — спросила шестилетняя Джорджина.

— Не спрашивай, и тебе не солгут, — отрезала мать и перевела взгляд на мужа. — Дэйв, позвоню-ка я Джо и Шарлин. Или позвони ты. Это твой долг. Они имеют право знать.

Когда Смита увезли из квартала Мюриэль Кэмпден, массовые волнения постепенно улеглись. А вскоре новое событие взбудоражило умы обитателей Пак, Ариэль и Оберон-роуд — нападение Колина Крауна на Джоди, младенца-робота, и его уничтожение. Случилось это за день до того, как Лиззи Кромвель должна была вернуть Джоди в социальную службу. После драки с Брендой Босворт, и после того, как все, кроме Мирослава, узнали, кто отец ребенка, Лиззи утратила всякий интерес к Джоди. Она перестала за ним ухаживать, кормить, менять подгузники, класть в колыбель, носить на руках и постоянно его тискать. Такого пренебрежения Джоди еще не видел за всю свою короткую жизнь, и как настоящий младенец — ведь к Лиззи он попал прямо с конвейера — начал орать. Он хныкал, плакал, рыдал, ревел белугой, после чего его рыдательная кассета перематывалась, и все начиналось заново.

— Ты ведь знаешь, его нельзя бросать, — ругала ее Дебби.

Колин не сказал ни слова. Он даже не попытался нейтрализовать Джоди, вытащив из него батарейки. В девять вечера, когда робот орал шестой час подряд, он взял его за ноги и ударил о стену ванной. Джоди разлетелся на кусочки, его руки, ноги, моторчик и красивая голова упали на дно ванны, где Колин растоптал их.

Лиззи отнеслась к этому равнодушно, ей все это надоело, но пришлось объясняться с социальным работником. Колин в тот момент дома не было, он отмечался на бирже труда. Социальный работник сказал, что это неслыханно, и какой матерью будет Лиззи, когда у нее родится ребенок И конечно, ей, или матери, или отчиму придется возместить стоимость Джоди. А представляет ли она, сколько стоит эта кукла?

Колин, вернувшись, домой, заявил, что только через его труп они получат деньги за идиотскую сломанную куклу. Дебби ответила, что тоже не собирается платить, из принципа. Колин сказал, что такая лялька в доме кого хочешь до гроба доведет, и, между прочим, у него уже появилась какая-то сыпь на пояснице и пониже. И всем наплевать, что пока эта вещь находилась в его доме, он пережил настоящий стресс. И бог знает, что устроит настоящий младенец.

Новость о несправедливой претензии со стороны Кингсмаркэмской социальной службы распространилось по кварталу Мюриэль Кэмпден подобно лесному пожару. Почти все его обитатели заняли сторону Крауна-Кромвель, кроме Митчеллов, Монти Смита и Марии Майклз. Монти Смита осудили условно и заставили выплатить заоблачный штраф за нападение на сержанта Фитча (деньги он одолжил у Марии), и он считал, раз его несправедливо наказали, почему другим должны делать поблажки?

— Как делают зажигательную смесь для бутылок? — спросил Колин Краун у Джо Хебдена, когда они сидели в «Крысе и морковке».

— Что делают? — переспросил Джо. — Ты о чем?

— Я по телику видел. Не то в Алжире, не то в Ираке, где-то в тех местах, такие бутылки бросали в дом правительства. Я и подумал, вот бы наш муниципалитет расшевелить.

— Нужно налить бензин в бутылку вроде молочной, — сказал незнакомец, сидевший рядом.

— У нас уже нет молочных бутылок, — ответил Колин.

— Верно, молочных нет. Подойдет любая, только не пластиковая. Наполняешь ее бензином, затыкаешь горлышко тряпкой, пропитанной керосином, тряпку поджигаешь и бросаешь бутылку подальше от себя. Как можно дальше, а то сам загоришься. Если интересно, могу помочь. Я знаю место, где все это продают.

— Мы пошутили, — сказал вместо приятеля Джо.

Мужчина рассмеялся и предложил угостить их выпивкой, а затем показать кое-что.

В половине восьмого утра Шарлин, жене Джо, позвонил деверь. О пропавшей девочке она выслушала без интереса — весь квартал знает об этом, в отличие от газетчиков. Но то, что Смит укрылся в Кингсмаркэмском полицейском участке! Да еще в роскошных апартаментах! Для Шарлин все люди делились на тех, кто действует, и тех, кто бездействует. Себя она относила к первым. Поэтому быстро оделась, взяла зонт и обошла весь квартал, постучала в каждую дверь.

Есть крепко сбитые толстяки вроде Карла Микса, у которых массивные плечи и огромный живот выпирают барабанами, а все тело будто стянуто корсетом. А есть расплывшиеся толстяки, в которых жир словно бултыхается в тонкой оболочке, кажется, проткни их булавкой — и они сдуются, как шар. Именно таким толстяком был Брайан Сент-Джордж, редактор «Кингсмаркэмского курьера», и сейчас его телеса перетекали через подлокотники инспекторского кресла и накатывали волнами на край стола. Его рубашка, судя по всему, когда-то белая, выглядела так, словно ее постирали вместе с черными джинсами и красной футболкой. Галстук он если и носил, то в кармане. Когда он начал лысеть, то решил отрастить оставшиеся волосы. Так что если посмотреть на него сверху, как это сейчас делал Вексфорд, его голова казалась огромной белой ромашкой с розово-желтой серединой.

Сент-Джордж явно не желал видеть старшего инспектора в стенах редакции «Курьера», поэтому, получив повестку, он сам пришел в полицейский участок, где ему устроили допрос по полной программе. Он отчаянно оборонялся, то плакался, то нападал, и настаивал, что был вынужден, «импровизировать», ведь от Кингсмаркэмской полиции никогда ничего не добьешься.

— «Кингсмаркэмская шестерка»! — произнес Вексфорд с отвращением.

— Это не я придумал, — оправдывался Брайан Сент-Джордж. — Люди жаждут возмездия и справедливости. Боюсь, вы неправильно меня поняли, Рег.

— Не называйте меня так, — поморщился Вексфорд.

— Простите, я думал, мы тут все старые друзья. Вы — Рег, я — Брайан. Когда вы зовете меня «мистер Сент-Джордж», меня коробит от такой официальности.

— Думайте, что хотите, но в этих стенах я намерен соблюдать формальности. Если вы были уверены, что Смит находится у нас, почему не позвонили своему старому другу и не спросили, так ли это? Не трудитесь отвечать. Вы знали, что мы это не подтвердим. А этого вам меньше всего хотелось, иначе не было бы статьи.

Сент-Джордж поерзал в кресле своей дряблой тушей. При этом между пуговицами рубашки показался островок волосатой розовой кожи. Вексфорд брезгливо отвел взгляд. Главный редактор «Кингсмаркэмского курьера» вытащил из кармана пачку «Мальборо» и поискал взглядом пепельницу. Не найдя ее, он все равно закурил.

— Здесь не курят, — сделал ему замечание Вексфорд.

— А раньше курили. С каких это пор? — возразил Сент-Джордж.

— С девяти утра сего дня, — ответил Вексфорд и посмотрел на часы, которые показывали три минуты десятого. — Так что советую бросить сигарету.

Медленно, с оскорбленным видом Сент-Джордж вытащил ее изо рта.

— Статья вышла во всех национальных газетах, — взмолился он. — В «Мэйл» даже на первой странице.

— Вы же им сами рассказали. Нам всю ночь звонили из редакций, просили подтвердить эти данные. И всем отвечали одно и то же: «Смита здесь нет». Он пробыл во дворе участка ровно пять минут, даже из машины не выходил. Тогда вы его, наверно, и заметили.

— Каюсь, милорд, — сказал Сент-Джордж, пытаясь изобразить мальчишескую ухмылку.

— К счастью, не все успели ее напечатать, но вы со своим «Курьером» проявили оперативность.

— А чтобы бы вы сделали на моем месте, Рег? То есть, я хотел сказать, мистер Вексфорд?

— Я повел бы себя ответственно, хотя очевидно, что это понятие вам чуждо. Но сейчас уже поздно что-либо менять. Остается надеяться, что никто не пострадает. Откуда у вас фотография Санчии?

— Но вы же знаете, я не могу раскрывать свои источники.

— Я спрашиваю не о ваших источниках, а о фотографии, которую вы могли получить или от родителей девочки, или когда-то сделали снимок сами.

— Это случилось, когда ее отцу повысили зарплату, тысяч на сто или около того, и мы о нем написали статью «Оправдает ли самолетный магнат солидную прибавку к жалованью?»

— А какое это имеет отношение к Санчии?

— Людям интересно, вы же знаете. Семейные ценности. Наш фотограф случайно увидел миссис Д., когда она гуляла с ребенком. Кстати, имя девочки мы узнали из архивов. А до этого как ее только ни называли — Саша, Сара и так далее.

Вексфорд посмотрел на него с отвращением.

— Мы прекращаем делиться с вашей газетой информацией по любым вопросам. Так что предупредите сотрудников, которые приходят к нам за еженедельными пресс-релизами, что их здесь больше не ждут.

Сент-Джордж поднялся с кресла, его тело всколыхнулось.

— Вы не имеете права. Это возмутительно, я пойду к начальнику полиции. Вы поступаете, как Штази, КГБ, — он повторил слова, которые старший инспектор недавно услышал от своей жены.

— Да хоть Талибан, мне все равно, — ответил Вексфорд.

Больше он не успел ничего сказать, потому что снизу раздался звон разбитого стекла. Судя по звуку, попали камнем в одно из окон первого этажа. Вексфорд выглянул на улицу. Постоял немного, затем повернулся к Брайану Сент-Джорджу и подозвал его к себе.

— Полюбуйтесь, что вы натворили.

К половине девятого почти весь Кингсмаркэм и окрестности знали, что пропала девочка и что известного педофила покрывает полиция. Слухи, будто Смита спасают от праведного гнева родителей в полицейском участке за то, что он добровольно признался в убийстве Санчии Девениш, пустила женщина с Глеб-роуд. Мать двоих детей, старший сын которой некогда стал жертвой непристойных действий жителя Стовертона, кипела от возмущения, и со сводной сестрой Джеки Флэй и с Кайли, дочерью Джеки, а также с группой соседей двинулась в поход на четверть мили. На полпути они встретили группу, двигавшуюся с другого конца города. Вторая группа несла самодельные плакаты с надписями: «Выдайте нам Смита!» и «Спасите наших детей!» Если бы дождь не перестал, говорил впоследствии Вексфорд, демонстрации не было бы. Кому охота мокнуть? Но дождь закончился без четверти восемь, небо прояснилось, засияло солнце, и поднялся сильный северо-западный ветер.

Группы встретились напротив биржи труда, где и объединили свои силы. Полусонные прогульщики из Кингсмаркэмской средней школы уже сидели на заборе. Сегодня родители подняли их пораньше и отправили учиться. В этом болоте никогда ничего не происходит, считали подростки, поэтому они с радостью согласились присоединиться к митингующим. Когда шествие свернуло на Хай-стрит, около «Оливы и голубя» остановился автобус из Стовертона, и высадил Дэвида Хебдена с Катриной, а также их детей — Джорджину, Санчию, Гранта и Джейсона — которых забрали из школы ради более важного дела.

Разглядев плакат, который нес Гарант (с вырезанными из бумаги фигурками держащихся за руки детей и надписями «Спасите детей» спереди и «Педофилов на кол» сзади), толпа с Глеб-роуд приняла их с распростертыми объятиями, и теперь уже тридцать взрослых продолжили шествие по Хай-стрит. Шли они так организованно, что констебли Лидия Уингейт и Лесли Уилсон даже перекрыли движение по Кингсбрукскому мосту, чтобы люди с плакатами спокойно перешли дорогу.

Тем временем еще большая толпа двинулась из квартала Мюриэль Кэмпден в сторону Йорк-стрит. Некоторые — Лиззи Кромвель, Сьюзан Смит, Сью Ридли, Пит Макгрегор и Монти Смит — остались в стороне. Причина у каждого нашлась своя — беременность, осторожность, болезнь, страх перед штрафом или арестом. Но Хебдены, Кинаны, Карл и Линда Миксы, Мария Майклз и Ширли Митчелл, Терри, муж Тэсним Фаулер, с сыновьями Кимом и Ли вышли дружным строем во главе с неизменной Брендой Босворт, которую сопровождал Мирослав Златич. Многие несли полные чего-то пакеты или сумки, но что в этом подозрительного? Когда и они промаршировали перед Лидией Уингейт, та даже не заметила, что это те самые жители квартала Мюриэль Кэмпден, которых недавно усмиряла полиция.

Впитав новую группу людей, процессия подступила к торговому центру «Потерянный рай». Братья Джо и Дэвид Хебдены, обрадованные встречей, заключили друг друга в объятия и хлопали по спине, чего ни разу не делали за тридцать с лишним лет своей жизни. Демонстрацию братской любви толпа из более чем полусотни человек встретила бурными аплодисментами, после чего, растроганная и воодушевленная, направилась к полицейскому участку.

Прибытие мюриэль-кэмпденцев нарушило стройные ряды процессии — вот вам разница между вялым старым центром и бодрыми новыми районами. Словно старику впрыснули стимулятор, кровь быстрее побежала по венам, все запели, сначала робко, а потом все громче и громче. На мотив «Будь опорой» пели «Будь опорой детям, докажи им, что их любишь.» Кто додумался переложить строки этой песни Тэмми Винетт, неизвестно, но решили, что запевалой была Бренда Босворт.

Так они и шли по Хай-стрит, группа людей всех возрастов, от двух до сорока. Кого-то везли в колясках, а у кого-то уже блестели лысые макушки и выпячивались животы. И все пели эту знаменитую песню-кантри, пусть и старомодную для большинства. Люди шли с сумками и плакатами, солнце припекало все сильнее, порывистый ветер развевал волосы женщин. Около девяти они подошли к ограде Кингсмаркэмского полицейского участка. Через открытые ворота виднелась автостоянка, полная машин, и ни души вокруг.

Митингующие остановились в нерешительности. Карл Микс потом сказал на допросе в участке, что отсутствие людей застало их врасплох. В безлюдье крылось что-то зловещее. Даже главный вход закрыт. «Если бы в тот момент вышло какое-нибудь «ответственное лицо», — вспоминал Микс, — мы бы изложили свои требования: увезти Смита подальше от Кингсмаркэма. Но никто не вышел».

Кто повел их во двор, где стояла одна полицейская машина и еще машина без номеров? Предположили, что все та же Бренда Босворт, но точно никто не помнил. Но одну вещь запомнили все: как только процессия вошла в ворота, песня смолкла и наступила тишина. Ширли Митчелл показалось, что весь город погрузился в безмолвие, уличное движение стало бесшумным, и даже дрозд на клене перестал щебетать. В гробовой тишине толпа заполнила двор и остановилась в нескольких ярдах от крыльца, чтобы пропустить вперед женщину, которую все называли «представителем».

Этой женщиной, конечно, была Бренда Босворт, которая почему-то оказалась позади всех. Пока она пробиралась через толпу, одно из окон полицейского участка открылось, и оттуда выглянул сержант Джоэл Фитч. Что он собирался сказать людям, чтобы убедить их разойтись, никто не узнал, потому что его вид подействовал на Марию Майклз, как красная тряпка на быка. Конечно, она узнала в нем виновника ареста Монти Смита, но не это главное. В первую очередь — из-за Фитча ей пришлось забрать все свои сбережения из Банка сотрудничества, чтобы одолжить их Монти. Она запустила руку в свою сумку, достала из нее кирпич и метнула в сержанта.

В молодости Мария занималась толканием ядра, а в 1984 году даже выиграла чемпионат по этому виду спорта среди женщин графства Суссекс, и до сих пор метала дальше и точнее многих мужчин. К счастью для него и для себя, в Фитча она не попала. Но только потому, что он успел пригнуться, и кирпич пролетел слева от створки, как раз там, где секундой раньше находилась его голова. Толпа ошеломленно замерла, но после короткой паузы снова хором завела «Выдайте нам Смита! Выдайте нам Смита!»

Мелодией для этого стройного скандирования выбрали марш «Полковник Боуги»,^[15] при звуках которого останавливались все прохожие. Возможно, именно эта невольная аудитория по ту сторону забора спровоцировала людей достать из сумок и пакетов свои боеприпасы. Следом за первым камнем полетел целый град. Но цели достиг лишь один, и как раз тогда Вексфорд услышал звон разбитого стекла. Все остальные кирпичи утонули в пышной клумбе желтофиолей. После камнепада на улицу выбежала дюжина полицейских, которые выстроились цепочкой перед толпой. Тогда же на балкон второго этажа вышел с мегафоном Роджерс.

«Выдайте нам Смита! Выдайте нам Смита!» — скандировала толпа.

Здание полицейского участка строили в шестидесятых годах двадцатого века, и балкон приделали именно для того, чтобы кто-то из начальства мог выйти к толпе и успокоить ее. На эту тему в участке ходили шутки, что здесь настоящий дворец правосудия, как на Диком Западе, где часто случались беспорядки. Однако до сих пор балкон не использовали, и Джордж Роджерс не без труда — и не без помощи констебля Арчболда — открыл его двери. И когда он наконец вышел к народу, сопровождаемый Арчболдом и Фитчем, то увидел, что людей гораздо больше, чем он ожидал, не менее пятидесяти. Толпа, увидев представителя власти, затихла, прекратила скандирование и просто гудела, как потревоженное осиное гнездо. Кирпичи уже никто не бросал.

Этажом выше у окна стоял Вексфорд с Брайаном Сент-Джорджем. Услышав шум внизу, старший инспектор открыл окно настежь, чтобы в случае чего не попасть под осколки. Редактор «Курьера», разумеется, был последним, кого ему сейчас хотелось видеть. Но не выгонять же его на улицу, в лапы разъяренной толпы, и в коридор его не выставишь, чтобы он бродил по участку и совал нос, куда не следует.

В прежние времена Роджерс или другой офицер на его месте зачитал бы толпе «Закон о бунтах»,^[16] а сейчас просто объявил в громкоговоритель:

— Те из вас, кто бросал камни, понесут наказание. Их арестуют. Все прочие должны разойтись по домам. Смита здесь нет, и никогда не было. И неправда, что ребенка убили. Вас ввели в заблуждение ложные слухи, напечатанные в газете. Вашим детям ничего не угрожает. Смит для них не представляет опасности.

— Тогда где он? — крикнул кто-то из толпы.

— Я не уполномочен отвечать на этот вопрос, — сказал Роджерс.

— Значит, он у вас! И вы его покрываете!

— Выдайте нам Смита! Смита! Смита! — вновь заревела толпа.

— Вам бы понравилось, если бы вашим соседом был насильник и убийца детей? Это правильно, по-вашему? Это справедливо? — кричала ему Бренда Босворт. — Вам бы понравилось, если бы полиция стала его защищать, вынуждая добропорядочных родителей нарушать закон?

При всей нелюбви к этой даме, Вексфорд вынужден был признать, что в чем-то она права. Как бы он сам отнесся к подобному, когда его дочери были маленькими? Если уж на то пошло, что чувствовал бы сам Роджерс, двоим детям которого еще не исполнилось десяти? Роджерс плохо справлялся с ситуацией. Вексфорд не признался бы в этом никому, кроме Бёрдена, но тот еще не пришел на работу — почему-то опаздывал. «И Сент-Джордж все это видит!» — с ужасом подумал старший инспектор. А Роджерсу сейчас лучше всего уйти с балкона, спуститься на площадь и заняться арестами, если, конечно, удастся найти виновных. Вексфорд также задумался о странной истории слова «снаряд», прежнее значение которого «орудие, необходимое человеку в пути или в каком-то промысле» полностью вытеснило другое, связанное с войной и оружием. Странно, вспоминал он потом, что он размышлял об этом в ту самую минуту. И еще более странно, что он единственный, кто видел, что произошло потом.

Он слышал, как Роджерс не слишком уверенно продолжает говорить:

— Повторяю, Смита здесь нет. Его нет ни в вашем квартале, ни в полицейском участке. Разойдитесь.

Полицейские из оцепления оттесняли толпу за ворота. Люди больше не скандировали, а лишь недовольно гудели. Роджерс, Арчболд и Фитч ушли с балкона, закрыв двери. Вексфорд собирался закрыть окно, но вместо этого открыл его еще шире и выглянул на улицу.

Сержант Тед Хеннесси вышел на крыльцо участка и направился к воротам. Хотел ли он арестовать смутьянов? Или, может, он просто не знал, не слышал, что здесь происходит, и, ничего не подозревая, шел куда-то по своим делам? Вексфорд потом горько сожалел, что перевел взгляд с толпы на Хеннесси и пропустил важный момент, о котором узнал уже от других. Но краем глаза он все же заметил, как из толпы что-то бросили в сержанта. Вексфорд даже крикнул ему, хоть и запоздало: «Осторожно! Пригнись!»

То, что это бутылка с зажигательной смесью, он понял по огненному следу, который она оставляла. Он находился на втором этаже, но все же бросился на пол, увлекая за собой Сент-Джорджа. Не сделай он этого, его сбила бы с ног взрывная волна. В следующую секунду раздался тяжелый оглушительный рев и громкий свист, словно пронесся торнадо. Но не настолько громкий, чтобы заглушить крик, донесшийся со двора. Это был ужасный, леденящий кровь вопль, словно кричал не человек, а смертельно раненное животное. Вексфорд перекатился на спину и поискал Сент-Джорджа, но тот уже вскочил на ноги и, высунувшись из окна, вопил:

— Я все видел!

Вексфорд поднялся с пола, под ногами хрустели осколки. Окна больше нет. Во дворе горела машина, столб огня с шипением вздымался к голубому небу. Люди скорчились на земле, кто-то лежал плашмя на асфальте. Вексфорд увидел, как Бёрден вошел в ворота и, прикрыв руками лицо, медленно пересек опустевший двор полицейского участка. Скорее всего, он не заметил, что за ним идут журналисты с камерами и микрофонами.

Мужчине, оказавшемуся у машины, помочь было невозможно. Он исчез в этом аду, за стеной шипящего пламени, сгорел вместе с металлом, резиной и обивкой салона. Двор наполнился удушливым запахом горящего бензина и клубами белого и черного дыма.

Толпа в один голос ахнула. Ее, как и раньше, сдерживали полицейские. Вексфорд словно онемел и не мог даже застонать вместе с людьми на улице. Он видел журналистов, вспышки фотокамер, слышал далекий вой пожарных сирен, и вдруг сделал то, чего никак от себя не ожидал. Он схватил Сент-Джорджа за шиворот, как хватают непослушную собаку за шкирку, и поволок его к двери.

— Я все видел! — сипел полузадушенный Сент-Джордж. — Вот это удача!