Непоследние слова

ДЕЛО ВЛАДИМИРА КАРА-МУРЗЫ

Владимир Кара-Мурза, 1981 г. р., журналист, режиссёр, оппозиционный политик. Работал обозревателем издательского дома «Коммерсантъ», в 2004–2012 руководил бюро телекомпании RTVI в Вашингтоне, в последние годы — ведущий программы на радио «Эхо Москвы».

Соратник Бориса Немцова, вместе с ним готовил и продвигал «Акт Магнитского», предусматривающий персональные санкции в отношении лиц, ответственных за нарушение прав человека и принципа верховенства права в России. После убийства Немцова Кара-Мурза создал «Фонд Бориса Немцова за свободу».

Пережил два покушения — в 2015 и 2017 годах, был госпитализирован с симптомами сильного отравления, находился в коме. Команда независимых расследователей Bellingcat выяснила, что перед первым случаем отравления за ним следили сотрудники ФСБ. Расследование, проведённое в 2021 году совместно Bellingcat и The Insider, установило, что к отравлению Кара-Мурзы могли быть причастны те же сотрудники спецслужб, что и к отравлению Алексея Навального. Ни одно из отравлений Кара-Мурзы не было расследовано российскими правоохранительными органами.

Был координатором движения «Открытая Россия» и учреждённой Михаилом Ходорковским британской организации «Open Russia Civic Movement». В 2019 году стал вице-президентом американского фонда «Свободная Россия», но после признания фонда «нежелательной организацией» в 2021 году покинул его, чтобы продолжать вести политическую деятельность в России.

После начала войны в Украине принципиально не эмигрировал из России, весной 2022 года был задержан по делу о распространении «фейков» о российской армии. Поводом послужило его выступление перед членами палаты представителей штата Аризона с критикой войны.

Летом против него возбудили второе дело — по статье о деятельности «нежелательной организации» — «Открытой России», которая объявила о самоликвидации ещё в марте 2019 года, и фонда «Свободная Россия», к которому он не имел отношения с 2021 года.

Осенью против Кара-Мурзы возбуждено третье уголовное дело — по статье о госизмене, за три выступления за границей:

на публичных мероприятиях в Лиссабоне, где он говорил о нелегитимности выборных кампаний в России;

на вручении премии Норвежского Хельсинского комитета политзаключённому Юрию Дмитриеву, где Кара-Мурза рассказал о государственном терроре в России, уголовном преследовании и убийствах по политическим мотивам;

перед Хельсинской комиссией США (по конференц-связи), где Кара-Мурза заявил о наличии в России информационного железного занавеса и необходимости его разрушения для предоставления россиянам правды о войне в Украине, в том числе о военных преступлениях российских военных на оккупированных территориях.

Дело Кара-Мурзы рассматривала тройка судей под председательством Сергея Подопригорова. Этот же судья в 2008 году вынес решения о заключении под стражу Сергея Магнитского, а годом позже — о продлении его содержания в СИЗО. В ноябре 2009 года Магнитский, раскрывший схему хищения из бюджета России 5,4 млрд. рублей, погиб в СИЗО. Сергей Подопригоров был включён в санкционный «список Магнитского» одним из первых.

Поскольку широко известно, что Кара-Мурза был одним из главных инициаторов и проводников «списка Магнитского», защита ходатайствовала об отводе судьи Подопригорова ввиду очевидного конфликта интересов. Но председательствующий оставил это ходатайство без удовлетворения.

По решению судьи процесс проходил в закрытом режиме.

За год предварительного заключения Кара-Мурза потерял в весе 22 кг, в марте его состояние резко ухудшилось, врачи диагностировали полиневропатию нижних конечностей, стали отниматься обе ступни. За всё время ареста Кара-Мурзе ни разу не дали разрешения на общение со своими тремя детьми.

Amnesty International, Human Rights Watch и Правозащитный проект «Поддержка политзаключённых. Мемориал» признали Владимира Кара-Мурзу политическим заключённым. Осенью 2022 года он стал лауреатом премии Совета Европы имени Вацлава Гавела за защиту прав человека.

Прокурор Борис Локтионов, запрашивая для подсудимого 25 лет лишения свободы строгого режима, заявил в своей речи: «Кара-Мурза — враг, и он должен быть наказан», — цитировал обвинителя адвокат Вадим Прохоров.

Приговор: 25 лет заключения в колонии строгого режима и запрет на журналистскую деятельность в течение 7 лет после освобождения.

Адвокаты Кара-Мурзы рассказали, что объявление этого срока Владимир встретил с улыбкой, и передали его слова после вынесения приговора:

«Моя самооценка даже поднялась. Я понял, что всё делал правильно. 25 лет — это высший балл, который я мог получить за то, что я делал, во что я верю как гражданин, как патриот, как политик. Значит, я делал всё правильно».

«Я ЗНАЮ СВОЙ ПРИГОВОР. ТАКАЯ СЕЙЧАС В РОССИИ ЦЕНА ЗА НЕМОЛЧАНИЕ»

Последнее слово Владимира Кара-Мурзы

10 апреля 2023 года

Граждане судьи! Я был уверен, что после двух десятилетий в российской политике, после всего, что я увидел и пережил, меня уже ничто не сможет удивить. Должен признаться, что я ошибался. Меня всё же удивило, что по степени закрытости и дискриминации стороны защиты мой процесс в 2023 году оставил позади «суды» над советскими диссидентами в 1960-70-е годы. Не говоря уже о запрошенном сроке и лексике про «врага»: это даже не 1970-е — это 1930-е. Для меня как для историка это — повод для рефлексии.

На стадии показаний подсудимого председательствующий напомнил мне, что одним из смягчающих обстоятельств является «раскаяние в содеянном». И хотя весёлого вокруг меня сейчас мало, я не смог сдержать улыбку. В содеянном должны раскаиваться преступники. Я же нахожусь в тюрьме за свои политические взгляды. За выступления против войны в Украине. За многолетнюю борьбу с диктатурой Путина. За содействие принятию персональных международных санкций по «закону Магнитского» против нарушителей прав человека. Я не только не раскаиваюсь ни в чём из этого — я этим горжусь. Горжусь тем, что в политику меня привел Борис Немцов. И хочу надеяться, что ему за меня не стыдно. Подписываюсь под каждым словом из тех, которые я говорил и которые вменяются мне в этом обвинении.

А виню я себя только в одном: что за годы своей политической деятельности не сумел убедить достаточно моих соотечественников и политиков демократических стран в том, какую опасность несёт для России и для мира нынешний режим в Кремле. Сегодня это очевидно всем, но страшной ценой — ценой войны.

В последнем слове обычно просят об оправдательном приговоре. Для человека, не совершавшего преступлений, единственно законным приговором был бы оправдательный. Но я ни о чём не прошу у этого суда. Я знаю свой приговор. Я знал его ещё год назад, когда увидел в зеркале бегущих за моей машиной людей в чёрной форме и чёрных масках. Такая сейчас в России цена за немолчание.

Но я знаю и то, что настанет день, когда мрак над нашей страной рассеется. Когда чёрное назовут чёрным, а белое — белым; когда на официальном уровне будет признано, что дважды два — это всё-таки четыре; когда войну назовут войной, а узурпатора — узурпатором; и когда преступниками признают тех, кто разжигал и развязывал эту войну, а не тех, кто пытался её остановить. Этот день настанет так же неизбежно, как весна приходит на смену даже самой морозной зиме. И тогда наше общество откроет глаза и ужаснётся тому, какие страшные преступления совершались от его имени. С этого осознания, с этого осмысления начнется долгий, трудный, но такой важный для всех нас путь выздоровления и восстановления России, её возвращения в сообщество цивилизованных стран.

Даже сегодня, даже в окружающей нас темноте, даже сидя в этой клетке, я люблю свою страну и верю в наших людей. Я верю, что мы сможем пройти этот путь. Открытое письмо Владимира Кара-Мурзы после вынесения приговора

В одном из моих любимых новогодних фильмов — «О чём ещё говорят мужчины» — есть сцена, где герой попадает на собственные поминки и, прячась под столом, слушает прочувственные речи в свой адрес. Все последние дни — после запроса прокурора, а теперь после приговора Мосгорсуда — я ощущаю себя этим героем из фильма, читая поток ваших писем с такими тёплыми, душевными, но как будто прощальными словами.

Друзья, спасибо вам за теплоту, за солидарность и поддержку — но не спешите со мной прощаться. В нашей стране реальность имеет обыкновение отличаться от того, что написано в формальных бумажках. Очень люблю историю, которую рассказывал директор Музея кино Наум Клейман о ссылке своей семьи в Сибирь в конце правления Сталина. Когда переселенцев вывели из теплушек на снег и комендант стал зачитывать приговор, одна женщина вдруг начала громко смеяться. Все подумали, что она сошла с ума. А когда комендант уехал, она подошла к ним и сказала: «Что вы плачете? Вот если бы он сказал „сосланы пожизненно“, я бы плакала вместе с вами. А он сказал: „сосланы навечно“. Они думают, что они хозяева вечности. Вот увидите: эта вечность скоро кончится».

Не сомневаюсь: впереди у всех нас ещё много работы.

А пока хочу сказать огромное спасибо всем, кто поддерживал меня весь этот год и особенно — последний месяц. Друзьям, родным, соратникам, хорошим неравнодушным людям — знакомым и незнакомым. Отдельное спасибо моим адвокатам Марии Эйсмонт, Вадиму Прохорову и Ольге Михайловой; моим свидетелям на «суде» Григорию Явлинскому, Дмитрию Муратову, Александру Подрабинеку и Олегу Орлову; моим поручителям — Наталии Солженицыной, Натану Щаранскому, Павлу Литвинову, Борису Акунину, Андрею Макаревичу, Юрию Шевчуку, Алексею Венедиктову и многим другим; всем, кто приходит поддержать меня к закрытым дверям Мосгорсуда. Спасибо всем друзьям и коллегам, кто поднимал голос на международном уровне — и в мою защиту, и в защиту всех политзаключённых России. Это очень важно.

Самая большая благодарность за поддержку — моей семье. Бабушке, маме, тёще и тестю. (Бабушке было четыре года, когда арестовали и расстреляли по 58-й статье её отца; её муж — мой дед — по той же 58-й сидел в ГУЛАГе; а недавно я поздравил её с 90-летием письмом из тюрьмы. Жизнь человека как отражение эпохи.) Хочу, чтобы мои дети — Екатерина, Софья и Даниил — знали, что я люблю их больше всего на свете. И хочу верить, что каждый из них — на своём уровне и для своего возраста — понимает, почему я не мог иначе.

Не хватит никаких слов, чтобы выразить мою благодарность моей жене, соратнице и лучшему другу — Евгении. Мы вместе больше двадцати лет — и я знаю, что не смог бы пройти весь этот путь без твоей поддержки. И понимаю, почему спустя два столетия жён декабристов вспоминают едва ли не чаще их самих.

Я люблю тебя. Всё будет хорошо. Мы обязательно увидимся.