Приучение к молчанию даётся не сразу. Сначала прибегаешь к иносказаниям, исключаешь опасные слова. Затем, когда и буквы попадают под подозрение, заменяешь на звёздочки или точки. Наконец, обходишься пустым листом.
Иллюстрацией к этим стадиям онемения могли бы стать плакаты, с которыми после 24 февраля выходили на протесты: «А. С. Пушкин. Евгений Онегин. Глава Х. Стих 1», «Нет < >», «*** *****». Но забирают всех.
За четвертый президентский срок Путина (2018–2023 годы) около 116 тысяч человек подвегались репрессиям в России. Из них 11442 — по уголовным статьям, а около 105 тысяч — по административным правонарушениям за посты в соцсетях и участие в митингах. Более 50 тысяч жителей страны попали под преследование за «фейки» и «дискредитацию» армии, «оправдание терроризма», призывы к «экстремизму».
В списке политзаключённых, который с 2009 года вел Правозащитный центр «Мемориал», а после его ликвидации продолжает проект «Поддержка политзаключённых. Мемориал», — свыше шестисот имен. Но реальное число политзеков гораздо больше, убеждены правозащитники. Список постоянно обновляется, пополняясь новыми узниками совести и сокращаясь при вычете освободившихся из заключения. Но прирост всё больше. Некоторые включаются в список повторно, после возбуждения против них новых уголовных дел.
В современной России страха, военной цензуры и самоцензуры едва ли не единственным местом, где ещё звучит свободное слово, остаётся клетка в зале суда.
Из неё подсудимые обращаются с последним своим словом. Не прося о снисхождении и не рассчитывая на справедливость суда — но используя эту единственную возможность, чтобы заявить о самом важном. Осудить войну и назвать настоящих преступников. Не поддаваться страху, противостоять лжи и насилию, поддержать других.
Михаил Ходорковский в своём последнем слове в 2010 году предрекал, что вынесенный по делу ЮКОСа приговор «станет частью истории России и будет формировать её для будущих поколений». Заданные тогда правила судебных процессов — слепых к очевидным фальсификациям обвинения и глухих к любым доводам защиты — поставят на конвейер. Само слово «правосудие» употребимо теперь только в кавычках.
«Я не боюсь и призываю вас не бояться», — говорил Навальный на первом своём суде в 2014-м. И будет повторять вновь, вынырнув из комы и вернувшись в свою страну, встретившую его с наручниками в 2021-м.
«Мою внутреннюю свободу никому не отнять. Она живёт в слове, она будет жить благодаря гласности, когда это будут читать и слышать тысячи людей. Эта свобода уже продолжается с каждым неравнодушным человеком, который слышит нас в этой стране, — говорила в 2012 году на процессе по делу Pussy Riot Мария Алёхина. — Я верю, что именно честность и гласность, жажда правды сделают всех нас немного свободнее. Мы это увидим».
Когда её будут судить вновь, за акцию в защиту Навального, она скажет на новом своём процессе: «Прошло почти десять лет. Уголовка за политику перестала быть шок-контентом, а стала частью утренних новостей. Тогда был скандал — три девочки в клетке за песню против Путина, теперь эти три девочки — это каждый житель России».
Наш сборник «Непоследние слова» — голос свободных людей несвободной страны. Людей очень разных, известных и никому не ведомых до того, как их речь, вырвавшись из клетки в зале суда, не попала прямо нам в сердце. Школьник Никита Уваров и 63-летний правозащитник Михаил Кригер, студент Дмитрий Иванов и режиссёр Кирилл Серебренников, политики, журналисты, рабочие, программисты… всего 49 имён.
Последнее слово каждого — это больше, чем политическая декларация, больше, чем свидетельство личного мужества. Именно они создают самый пронзительный портрет эпохи. И будущие поколения будут изучать её не по лживым дворцовым хроникам или переписанным учебникам истории, а вот по этим речам нынешних политзеков.
Их последнее слово — это всё чаще не только гражданское, общечеловеческое или политическое, но и мощное художественное высказывание. В самых разных формах и жанрах. Кирилл Серебренников выстраивает его как акростих. Двадцатилетний Самариддин Раджабов зачитывает рэп. Говорит стихами 70-летний ингушский старейшина Маслаг Ужахов. Редактор студенческого журнала DOXA Алла Гутникова выступает с философским эссе, где «говорит голосами» Махмуда Джарвиша и Лао-Цзы, еврейских мудрецов и советских диссидентов, Эдит Пиаф и Марка Робена, Булата Окуджавы и Геннадия Головатого, героев Хемингуэя и Кафки. Чтобы через них, эти голоса, прийти к заключению: «Свобода — это процесс, в ходе которого вы развиваете привычку быть недоступным для рабства».
Сами поступки и речи подсудимых вдохновляют художников и поэтов, музыкантов и режиссёров. Фигурантам дела «Сети» посвящает свою песню «Это пройдёт» солист группы «Порнофильмы» Владимир Котляров. Рэпер Оксимирон выпустит клип «Ветер перемен» о фигурантах «московского дела» с сэмплами голоса Раджабова. А последнее слово Марии Алёхиной на процессе по делу Pussy Riot будет положено на музыку композитором Ильёй Демуцким. Это произведение, так и названное — The Closing Statement of the Accused («Последнее слово подсудимой»), представят на центральной площади Болоньи в исполнении симфонического оркестра и звезды итальянской оперы Клары Каланны.
Клетка в судебном зале становится трибуной не только для выражения позиции самого подсудимого, но местом выступления «от имени подавленных страхом репрессий соотечественников», как скажет муниципальный депутат Алексей Горинов.
И чем больше сжимается пространство свободы, тем дороже и весомее каждое последнее слово, пробивающее стену молчания. Они — наше лекарство против страха, дающее надежду на исцеление.
Тексты «последних слов» приводятся по личным записям составителя и расшифровке видео судебных заседаний, выложенных на YouTube, а также по материалам телеканала «Дождь», SOTA, Медиазоны, ОВД-Инфо, «Новой газеты», «Нового времени», журнала DOXA, The New Times, русской службы BBC, Радио «Свобода», МБХ-медиа, сайтов Правозащитного центра «Мемориал», navalny.com, Rupression.com, Fortanga.org, телеграм-каналов групп поддержки политзаключённых и героев нашего сборника.