Неправильная Сайко Аймара (СИ)

Глава 8

— Свежие пряники, свежие домашние пряники!

— Лучшие украшения! Красавица, не проходи мимо, к твоим глазам эти серьги…

— Самое свежее мясо!

— Пирожки, только что с печи, тёплые ещё! Кому пирожки?..

Рынок меня оглушил. Я даже невольно коснулась пальцев некроманта на своём плече, словно в поиске поддержки, впрочем, тут же опомнившись, сделала вид, что случайно задела, просто поправляя ворот рубахи. И так перед глазами совершенно некстати вставали подсмотренные картины чужой жаркой ночи, и встречаться взглядом с Тайром было мучительно стыдно и панически страшно. Отчего-то казалось, что он сразу поймёт. Вот сразу. По вспыхнувшим щекам, или по затравленно-смущённому выражению глаз, или ещё как… И я даже не знала, что ужасает больше: то, что он узнает про дар вселяться, или то, что он узнает, что я была в женщине, когда он с ней… был. Назовём это «был».

А если я так и буду его избегать, он, чего доброго, решит, что я в него влюбилась… Впрочем, это меньшее из зол. Кажется. Ведь если решит, что хочу предать… То, как некромант расправляется с предателями, я не забыла.

И у меня была ещё одна проблема, не менее, а, кажется, более серьёзная: с моего запястья исчез знак клятвы. И я бы сказала, что это хорошо, если бы не два больших, просто гигантских «но»: во-первых, это могло быть из-за того, что с Ирком приключилась беда, и залога уже нет. И я изо всех сил удерживалась от вопроса некроманту, потому что было ещё «во-вторых». Знак клятвы исчез после вселения. Возможно, дело в том, что мой дух, мои душа и разум, пусть и ненадолго, но покидали тело. Неужели вселение — это маленькая смерть?.. И если с Ирком всё в порядке, то я сама выдам свой секрет, заговорив об исчезнувшем знаке с некромантом. А если не в порядке… То чем поможет разговор? Хоть неизвестность и жжёт как самая злая крапива…

А ещё не даёт покоя, царапает внутри то, что клятвы нет, а значит, ничто не мешает мне сдать некроманта страже. Ничто, кроме его уверений, что это приведёт лишь к жертвам… Но разве можно… Разве нужно ему верить? И стоит ли забыть, что он меня не бросил в лесу?

Чтобы скрыть исчезновение знака — мало ли, случайно бросится ему в глаза, проверять специально вряд ли будет, я замотала руку тряпкой, которую выпросила у трактирщицы — по утрам хозяйствовала она, а после обеда заступал её муж… Опережая расспросы, говорила всем, что обожглась на кухне вчера.

— Смелее, Айк, — чуть подтолкнул меня некромант, и я, поправив повязку на руке, шагнула-таки на бурлящую, шумную площадь. Денег у меня не было, так что терять мне, вроде бы, было и нечего, а вот Тайра попытались обокрасть почти сразу. И я бы даже, наверное, не поняла, что к чему — просто в меня влетела симпатичная девушка, она принялась извиняться, зазывно улыбаясь, но не успела я ей ответить, как она, не договорив, бросилась бежать. А рядом с некромантом молча извивался ужом смуглый щуплый мальчишка лет десяти. Тайр держал его за запястье. Убрав ладонь с моего плеча, некромант склонился к мальчишке и что-то тихо ему сказал. Воришка замер. Я превратилась вся в слух, но увы, вокруг было слишком шумно, чтобы хоть что-то услышать. А мальчишка после ещё пары фраз кивнул, и мгновенно исчез в толпе. На моё плечо вернулась горячая ладонь.

— Лавка с травами, Айк, — сказал некромант, и снова меня подтолкнул. Впрочем, первый прилавок, формально подходящий под описание, некроманта не устроил, не понравился и второй, и только в самом дальнем углу рынка, уже не на площади, а в маленьком переулке, торговец пришёлся ему по вкусу. И общий язык они нашли быстро — в травах я разбирались неплохо, по крайней мере, я в это верила до сих пор, но некромант и здесь меня уел — касательно некоторых трав я понятия не имела, для чего их может применить некромант. А другие названия вообще первый раз слышала…

Пока они обсуждали достоинства какой-то травки и торговались, я отошла к соседнему прилавку, на самом краю площади — там продавали украшения, и я убедила себя, что никакой беды для легенды нашей не будет, если я посмотрю. И вообще не будет. Может, я для девчонки своей смотрю. Или для сестры старшей…

Украшения были искусные, тонкой работы, но я очень быстро и очень отчётливо поняла, что не купила бы себе ни одно из них. Ни в былые времена, ни тем более теперь. Да и получи я такое в дар, не стала бы носить. Просто… они казались злыми. И продавец — южанин, с тонкими усиками, тоже показался не шибко добрым. Впрочем, мне он подмигнул и едва заметно качнул головой:

— Для тебя, парень, здесь ничего нет! Проходи мимо.

Я отошла, так и не определившись однозначно — прогоняет, ибо видит, что нет денег, или уберегает, потому что земляк? Перешла к другой лавке, но взгляд то и дело возвращался к украшениям. Они цепляли, приковывали внимание. Очевидно, мастер, сделавший их, одарён. Вот только не все вещи, созданные одарёнными артефакторами, приносят удачу и какие-то блага…

У прилавка с украшениями остановились две богато и ярко одетые девушки. Ну, как богато. У сестры лорда из таких тканей было разве что домашнее платье, и то не каждое, но вот безродному мальчишке Айку о такой ткани даже мечтать не приходится… Кажется, одна девица — невысокая, изящная, уговаривала другую — повыше, покрупнее, с кудрявыми рыжими волосами что-то купить. Я невольно задумалась — она не видит, не чувствует? Или как раз наоборот — знает, оттого и советует? У меня подруг, близких настолько, чтобы они могли навредить, никогда не было, но на интриги и дрязги служанок я насмотрелась…

Рыжая решительно покачала головой, отложила ожерелье, которое держала в руках в сторону. Её подруга бросила быстрый взгляд на торговца, тот отрицательно мотнул головой… и она схватила рыжую за руку. Прямо вот двумя руками вцепилась, что-то стала горячо говорить. Рыжая вырвала руку, кажется, ответила что-то резкое, и пошла прочь… а в руках у её спутницы остался браслет. Она торопливо — воровато, лучше и не скажешь! — бросила его на прилавок, а южанин потянулся забрать…

Я не знаю, что меня толкнуло. Я вовсе не из тех людей, что творят добро вокруг себя и восстанавливают справедливость, я слишком труслива и слаба, и понимаю это! Всё, чего мне хочется и на что я смею претендовать — счастья для себя и своих близких… И всё же… Наверное, виновата моя наивность, и то, что не было времени на раздумья, и то, что сестре лорда никто не посмел бы ничего подобного предъявить…

— Госпожа! — хрипло окликнула я рыжую. — Вы браслет обронили!

О, с какой яростью на меня уставилась вторая девушка. У неё оказались светло-серые глаза, острый небольшой нос, и вообще она была похожа на какую-то маленькую птичку… Сейчас на очень злую птичку. Яростный взгляд достался также и торговцу, потому что тот смахнул браслет на мостовую, решив, видимо, не ввязываться в возможный скандал.

Рыжая обернулась с недоумением. Потом увидела браслет на мостовой, бросилась к нему, подняла — наверное, он был ей дорог, улыбнулась мне, и я подумала, что будь мальчишкой — влюбилась бы. Очень у рыжей была светлая улыбка. Она бросила мне монетку, я изобразила поклон и ответную улыбку, и они ушли.

А я вернулась к некроманту, который наконец стал расплачиваться. И мы даже успели отойти на десять или пятнадцать шагов, когда путь преградила стража. Отчего-то я решила, что это по душу некроманта, и растерялась — что делать? Отойти? Заступиться? Сейчас отойти, а потом попробовать ему помочь? Но как?..

— Ты! — сказал старшина стражников. Я предположила, что это именно он, так как у него были самые новые доспехи и самый большой живот. Других знаков отличия не было, но готова спорить, что не ошиблась. Вот только почему он обратился ко мне?.. — За оскорбление благородной дамы в нашем городе полагается пять плетей! Ты оскорбил сразу двух, так что тебе десять! — И уже своим подчинённым: — Взять!

— Мальчик никого не оскорблял! — спокойно отозвался Тайр, а вот у меня сердце ушло в пятки. Зачем я только вмешалась? Ясно же, что это злюка-птичка на меня нажаловалась… Толку ей с этого никакого, но душу отвела…

Силы, конечно, были неравны, но меня покоробило, что некромант не сделал ни малейшей попытки меня отстоять, кроме одной той фразы. Он убрал ладонь с моего плеча, и мне больно заломили руки…

— Слово слепого музыканта против слова дочери правителя города… — сказал негромко старшина. Кажется, почти с сожалением.

— Я никого не оскорблял! — выкрикнула я, кажется, слишком истерически, но происходящее казалось настолько неправильным, что почти что и нереальным… И меня даже не удостоили ответом.

Наказание, к сожалению или к счастью, я не знаю, происходило здесь же. На площади, у специального позорного столба, и я всю короткую дорогу никак не могла решиться использовать свой единственный шанс на спасение: просто открыть рот и сказать старшине, или любому из стражников, что у меня есть важная информация о некроманте. Их это точно заинтересует. А мне ничего не будет, ведь клятвы больше нет… Возможно, это знак самой судьбы? Чтобы я решилась, наконец, ведь сколько можно сомневаться… До места публичной порки остались считанные шаги, сейчас на мне рванут рубашку, и все увидят, что я — девчонка с перетянутой грудью. И стоять полуобнажённой перед толпой для меня даже страшнее, чем боль от ударов плетьми… Давай же, Сайко, давай! Это так легко, всего несколько слов, и ты спасена! Он ведь ничего не сделал, чтобы отстоять тебя. Слова лишнего не сказал! Спасение утопающих — дело рук самих утопающих, ну так давай! Ему-то что? Даже узнай все, что ты женщина, тебя всё равно выдерут, а над ним посмеются только — что слепой музыкант плоховато ощупывает своего поводыря… как бы ещё и за обман слепого не наподдали…

Вот и оно, место порки. Или казни. Или моего пожизненного позора, а я отчего-то стиснула зубы и до сих пор молчу.

— Снимай рубаху, парень, — негромко и почти добродушно говорит палач, поглаживая хлыст. — У тебя, поди, запасной нет, чтобы эту портить…

Я не сниму рубаху сама ни за что. Вроде бы от десяти ударов плетью не умирают… ну, если за ранами хорошо ухаживать. Но я, кажется, умру со стыда раньше…

Зачем-то смотрю в толпу в надежде увидеть некроманта… и не вижу его. Ушёл? Спешно спасается из города?.. А я-то зачем, дура, молчу? Ну подумаешь, не бросил он меня в лесу, так ведь не просто так, а ради долга, а теперь вот бросил!

— Я приму наказание за него, — вдруг раздался спокойный голос Тайра прямо за моей спиной. — Я недосмотрел за парнишкой, мне и наказание.

Кажется, толпе понравилось. По крайней мере, она зашумела, и в этом гуле мне чудилось одобрение… Меня тут же отпустили, а потом и вовсе столкнули с помоста. Я бы упала, не поддержи меня какой-то седой мужчина, судя по всему, купец.

— Хороший у тебя опекун, малец, — пробасил он, похлопав меня по плечу. Я не ответила, во все глаза уставившись на помост. Некромант снял рубаху сам. И толпа восхищённо выдохнула, а я закусила губу, отчего-то чувствуя как на смену недолгому облегчению приходит стыд.

Да, я не оскорбляла эту гадину, ни одну из этих девиц не оскорбляла, но я ввязалась в то, что меня совершенно не касается, почувствовала себя доброй феей на одно лишь мгновение, а теперь за мою гордыню и глупость расплачивается другой… Тот, кому я и так обязана. А я… я ещё думала его предать.

— Один! — провозгласил старшина, и плеть ударила по светлой коже некроманта, оставляя кровавую полосу. Он, кажется, даже не вздрогнул. Я прокусила губу до крови, чтобы не плакать, но это не помогло — слёзы потекли из глаз сами собой.

— Два!

Я хотела зажмуриться, но не могла себе этого позволить. Кажется, тот же купец, который говорил про опекуна, сочувственно потрепал меня по плечу.

— Три!

Немыслимо. Если я когда-то увижу Ирка, я уговорю, упрошу, заставлю его отменить эту традицию скорой расправы, этот перевес по умолчанию слова аристократа или аристократки против слова обычного человека, ведь аристократы те ещё мерзавцы и подлецы…

— Четыре!

Нет, я не могу на это смотреть. Бросаю быстрый взгляд на толпу вокруг, и вдруг замечаю знакомые лица. Девицы, оказывается, ещё не ушли. А может быть, вернулись: стоят на самом краю площади и смотрят. Я встретилась взглядом с обеими. Сначала со злюкой, и она смотрела наполовину с разочарованием, хотя слёзы в моих глазах подняли ей настроение. Вторая… она прям замерла, встретившись со мной глазами.

— Пять!

Некромант всё ещё на ногах, и я слышу, как одобрительно шумят мужики где-то неподалёку: силён! Крепок…

— Останови! — прошу губами, зная, что не поймёт, не услышит, не поможет… В отчаянии стискиваю руки.

— Шесть!

Рыжая пробивается к помосту. Толпа расступается неохотно. Таким темпом некромант получит все десять плетей… Моих! И мне тошно от самой себя, позор позором, но я не должна была уступать ему своё наказание, пусть и не заслуженное…

— Семь!

Рыжая уже у края помоста, и старшина склоняется к ней. Они о чём-то негромко переговариваются, и толпа, словно проснувшись, начинает шуметь:

— Давай заканчивай! — крикнул мужской голос. — Не растягивай!

— Хватит уже! — отозвался с другой стороны женский.

— Достаточно ему! — поддержала её другая горожанка. — Слепому можно и меньше!

— Восьмой, давай уже восьмой! — выкрикнул какой-то мальчишка.

— Всё, — коротко объявил старшина, выпрямляясь. — Закончено. Расходитесь.

Толпа пошумела, но и в самом деле начала быстро разбредаться по своим делам, бросая любопытные взгляды на помост.

Тайру отдали его рубашку, как и сумку, но он одеваться не стал. Видимо, чтобы не пачкать кровью. Я шагнула к нему, поймала за руку, сжала. Слов не было. Некромант молча положил руку на моё плечо, и мы пошли. Краем глаза я заметила, что рыжая на меня смотрит, прямо глаз не сводит, но я во избежание не стала оборачиваться.

— Ревёшь, как девчонка, Айк! Соберись! — тихо обронил некромант.

Я старалась. Но да, хлюпала носом, и глаза на мокром месте, и губа прокушена, и следы ногтей на ладонях кровавыми полумесяцами…

— Тайр, — очень тихо сказала я, когда мы уже почти дошли до таверны. Он сжал моё плечо, то ли предупреждая, то ли уже отвечая на невысказанное, и я замолчала.

И однозначно для себя поняла, что не предам его. Вот пока он на моих глазах не совершит чего-то совсем уж страшного и отвратительного, не предам. Слишком много я теперь ему должна…

В таверне вокруг музыканта, который успел стать любимчиком, оказывается, тут же поднялась суета, но он отказался от всего, кроме тёплой кипячёной воды. А в комнате вручил мне какую-то баночку со смутно-знакомым запахом:

— Намажь. И ожог свой тоже намажь.

И я стала осторожно, очень бережно, как только могла, обрабатывать раны. И отчего-то не смогла не спросить:

— Зачем?

Нет, это ни в коем случае не упрёк. Скорее, это «чем я заслужила?». Неужели я чем-то заслужила? Или что я за это буду должна?..

— Захотелось, — не очень-то дружественно отозвался некромант, и винить его за это сложно. — А ты зачем вообще к ним полез, Айк?

Хорошо было бы ответить ему тем же «захотелось», но контекст совсем не тот. Он принял за меня наказание, а я его подставила, так что я, вздохнув, рассказала всё. Умолчала разве что только о том, что украшения показались мне злыми. Мало ли, вдруг это чувствуют только одарённые…

Раны затягивались прямо на глазах, я даже, не веря глазам своим, дотронулась легонько пальцем до вновь появившейся кожи… погладила. Видимо, кожа была очень чувствительной, потому что некромант, до этого бестрепетно выдержавший всё, теперь вздрогнул.

— Откуда у вас такое волшебное заживляющее зелье? — спросила шёпотом, вспоминая исчезновение своих царапин. Как же я объясню своё нежелание снимать повязку, если заживление происходит так быстро?

— Когда-то я был лекарем, — отозвался Тайр.

Для меня лекарство казалось чем-то настолько противоположным некромантии, что я не удержалась:

— А почему… — начала, но осеклась. Это, Сайко, уже совсем никуда не годится. Такое может спрашивать друг, любимая женщина или же Плащ, к которому некромант угодил на допрос.

— Захотелось, — ровно с той же интонацией что и раньше отозвался некромант. И я поняла, что эта интонация значит: «не твоё дело».