Я верю в погружения в теплую воду, они — действительно очищают нас.
Г. К. Честертон
Кэтрин была лучиком яркого света, юной девушкой с ясной душой, с глазами художника, которые открывали новые перспективы, особенно для людей наподобие меня, слишком надолго застрявших в мире корпораций. В ней чувствовалось что-то чистое, что-то настоящее, и в тот момент, как я это понял, я осознал, что ищу того же и в себе самом: непорочности сердца.
Отчаливая в свой путь, я не ставил себе задачи завязать новые любовные отношения, но я определенно хотел узнать жизнь во всем разнообразии ее форм. Любовь является одним из главных способов проявления человеческого начала. Полагаю, мне следовало бы ожидать, что что-то подобное в этом путешествии может со мной случиться, что я… влюблюсь. Определенно, это было не то, к чему я был готов, однако почему же и нет? Я искал открытости, взаимозависимости, человеческих отношений, а наиболее радикальной формой всего этого как раз и были любовь, партнерство и близость. Чем больше я думал об этом, тем яснее мне становилось, что то, что я чувствую к Кэтрин, является хорошим знаком: я превращался в того человека, которым и хотел стать.
Я рассеянно вертел в руках крошечного игрушечного койота, и тут в памяти моей всплыл стих индийского поэта Тукарама, который я когда-то читал. Я не мог вспомнить его в точности — вот если бы у меня с собой был мой телефон! — поэтому я вынужден был принять за основу рассуждений то, что осталось в моей памяти. Тукарам утверждает, что если мы сможем любить ближнего своего так, как любим свою собаку, то обретем свободу. Я рассмеялся, вспомнив этот стих, поскольку должен признать, что при первом с ним знакомстве в колледже я был несколько сбит с толку. Что же это такое, о чем вообще толкует этот человек? Он, возможно, и достиг просветления, но все же он был при этом немного не в себе, что очевидно.
Время, проведенное с Кэтрин, помогло мне найти ключ к пониманию этого стиха. Что, если я смогу поделиться той любовью, которую чувствую к своему маленькому четвероногому другу, направить свет этой любви на людей, которые присутствуют в моей жизни? Это был великий момент, когда я наконец добрался до осознания мысли Тукарама. Прошли годы с тех пор, как я прочел этот стих, и только сейчас я почувствовал заключенное в нем послание.
Все это навсегда останется со мной, но вот Кэтрин уехала. И я должен был найти способ выбраться из Альбукерке. Я побрел со стоянки назад, на территорию, где проходил праздник, мимо многочисленных продавцов, мимо аттракционов, мимо гуляющих, отдыхающих семей и компаний друзей и наконец набрел на шоу ретроавтомобилей. На зеленой поляне были выставлены сотни сверкающих машин, идеально отмытых, свежеокрашенных и отлакированных. Я никогда не был фанатом ретроавтомобилей, но красота этих машин была способна свалить наповал любого. Было заметно, как ухаживали за ними, как заботились о них, как преданы были им их владельцы. Тут можно говорить о настоящей любви.
Каждый раз, когда вы встречаете людей, по-настоящему увлеченных чем-то, будь то воздушные шары, искусство, кухня, спорт или, как в данном случае, ретроавтомобили, с ними оказывается очень легко завязать беседу. Просто попросите их рассказать о предмете их любви. Разумеется, я надеялся, что после нескольких разговоров о старых машинах кто-нибудь из них согласиться подбросить меня в сторону Калифорнии.
Мне не повезло.
Каждый любитель старых машин из тех, с которыми я успел поболтать, был бесконечно дружелюбен, но все они либо оставались на празднике еще на один день, либо ехали в противоположном направлении. Похоже, никто из них не мог мне помочь, пока случайно, как это обычно бывает, не появился огонек надежды.
Мужчина средних лет, одетый в клетчатую фланелевую рубашку и широкие штаны примерно с тысячью карманов, посоветовал мне обратиться к организатору шоу, которого он называл «главным боссом». По собственному опыту я знал, что если кто и может что-нибудь для вас сделать, то это «главный босс».
Немного поплутав, я наконец сумел установить местонахождение босса, высокого, коротко стриженного, гладко выбритого парня по имени Майкл, который имел обыкновение класть руки на плечи каждого, с кем говорил. Он был совершенно поглощен беседой с кучей энтузиастов ретроавтодвижения. После трех или четырех безуспешных попыток привлечь его внимание мне, наконец, удалось установить с ним контакт.
— Это ведь вы здесь главный? — спросил я.
Он стоял передо мной, не переставая подписывать какие-то бумаги.
— По крайней мере мне так сказали.
— Превосходно. Главный босс, если у вас найдется 30 секунд, то у меня найдется для вас история.
Он поднял на меня взгляд: — История? А она интересная?
— По крайней мере мне так сказали.
Он рассмеялся.
— Что ж, малыш, ты поймал меня.
И я меньше чем за полминуты рассказал ему свою историю. Мой самый быстрый на тот момент пересказ.
Когда я закончил, он скрестил руки на своей груди.
— Хорошо, это звучит как короткая история, которая скрывает под собою другую, длинную историю.
— Что ж, можно сказать и так.
— Итак, если я хочу услышать все полностью, что я должен сделать? Я имею в виду, что вряд ли вы начали свой рассказ вот так, за здорово живешь?
Я рассмеялся:
— Что ж, главный босс, мне нужна попутка. Поскольку, как вы знаете, знак Голливуда — вот цель моей поездки, а я до сих пор не там.
И вот наконец это случилось: его руки были на моих плечах: «Проезд в обмен на историю. Сделка выглядит приемлемой. Мой бойфренд и я сам — люди, легкие на подъем, и мы направляемся на запад. Однако давай сразу внесем ясность: я хочу услышать всю историю, от начала до конца. Жди меня через полчаса у серебристого кадиллака».
Я прирос к земле, хотя больше всего мне хотелось скакать от радости. Только что я потратил три доллара на вареный початок кукурузы, и это все, что я мог себе позволить, и вот через полчаса я должен был сесть в самый безупречный классический кадиллак, какой когда-либо видел.
— Ну что, Леон, есть что сказать? — спросил Майкл, который широко шагал в мою сторону от стенда, где я его оставил.
— Я скажу, поехали!
Он рассмеялся глубоким искренним смехом: — Леон? Ты готов?
— Как никогда! Дорога зовет!
— Тогда давай не будем заставлять ее ждать в одиночестве, — сказал Майкл, — Давай, Леон. Садись за руль.
— Прости? — меня поразила предложенная мне возможность управлять этой красотой.
— Давай, вы же там в Британии можете водить машины, да? Я имею в виду, ничего необычного, только держись правой стороны дороги и все. Давай, веди машину и рассказывай свою историю.
Я не мог отказаться. Я залез в кожаное кресло, поправил зеркало обзора, взялся за руль и выехал на дорогу.
— Это же тип 52, да?
— Близко к нему — 58, — поправил он меня.
Мы неслись по свободному шоссе, впереди нас были горы, над нами — вечное голубое небо. Ветер и скорость. Я не мог перестать улыбаться.
— Чувствуешь себя Джеймсом Дином?
— Или Джеймсом Бондом.
— Моя страсть к машинам — вот что доставляет мне большую часть удовольствия в этой жизни. Остальное дает мне мой бойфренд Крэг, с которым вы познакомитесь, когда мы доедем до дома.
Некоторое время мы ехали молча.
— Есть во всем этом нечто возвышенное, так ведь? Практически как будто ты едешь назад во времени, — сказал я.
— Вне всякого сомнения, в этом есть нечто возвышенное. Большая часть машин, которые у меня есть, вытащены с куч хлама. Я возвращаю их к жизни.
— Воскрешаешь, — отметил я.
— Ты уловил суть. Это — мое самое острое наслаждение.
— Как много у тебя машин?
— Оу, ну, в общем, 36, но все они находятся на разных стадиях ремонта и реставрации.
— А какая твоя самая старая машина?
— Кадиллак 1940 года 60-й серии Special с отодвигающимся люком в крыше. Насколько я знаю, было выпущено только шесть таких машин. Останови кадиллак здесь.
Я передал ему руль и сел на пассажирское место, чтобы послушать историю Майкла. Он был интересным собеседником, человеком, который, похоже, нашел свою истинную страсть. Это чувствовалось во всем: в манере себя держать, в энергичном способе излагать свою точку зрения. Глядя на Майкла, можно было понять, что люди, в жизни которых имеется смысл, гораздо энергичнее тех, кто живет бесцельно. Я часто находился в пагубном состоянии, когда мне не хватало сил ни на что, что объяснялось отсутствием четких ориентиров. Очевидно, что для Майкла подобное было невозможным. В самой глубокой тьме он видел сияющий свет. Я мог это чувствовать.
— Что же такое есть здесь, на Западе?
— Прости?
— Да так, ничего.
Однако все же для американского Запада было характерно что-то такое. Была причина, по которой люди продолжали мигрировать все дальше и дальше на запад в течение десятилетий. Не просто ради золота. Сидя рядом с Майклом, я нашел еще одно обоснование тому, почему оставил свою прошлую жизнь позади себя. Теперь я тоже сидел в этом длинном поезде, направляющимся на запад, стал частью огромной группы людей, которые хотели поменять налаженную и размеренную жизнь на то, что станет для них лучше, труднее и прекраснее. Я мог видеть в глазах Майкла то, к чему стремился, то, что видел и в глазах Кэтрин. Веселую радость жизни человека, существование которого наполнено смыслом. Радость жизни, на которую каждый из нас имеет право, но которую не всем дано обрести. «Все мы умрем, — сказал мне однажды мой дед, когда мы сидели с ним на одном из огромных греческих камней и смотрели на море. — Но некоторые из нас даже и не живут».
— И… — сказал Майкл, указывая рукой вперед, — мы почти на месте.
Мы въехали на двор при мастерской, заполненный старыми машинами. Было похоже, что Майкл решил сделать небольшой крюк, вместо того, чтобы направиться прямо к дому.
— А вот и мое рабочее место. Мне нужно кое-что отсюда захватить, да и тебе будет интересно посмотреть, я думаю. Вот здесь и происходит, как ты сказал, воскрешение, — он улыбнулся, похлопал меня по плечу и скрылся в направлении гаража.
Я осмотрелся вокруг: здесь везде были машины, самые разные машины, и все они находились на разных стадиях починки или восстановления. Это место больше напоминало кладбище старых машин, а не круг воскрешения. И на этом кладбище не было ни одной пустой могилы. Но я был уверен, что, несмотря ни на что, здесь происходили чудеса. Кто знает, во что превратится вот эта развалившаяся колымага через пять лет? Возможно, Майкл возьмет ее с собой на шоу и использует для того, чтобы подвести очередного странника?
Я провел рукой по крыше старого седана, который выглядел почти как старая машина моего отца, та, которую он обычно брал на выходные, когда мы всей семьей отправлялись за город. На минуту мне представилось, что это и была та самая машина, которая каким-то образом оказалась на другой стороне океана, чтобы поприветствовать меня. Я дал волю своей фантазии, однако вернулся к реальности, почувствовав на себе взгляд взъерошенного парня, который молчаливо стоял за несколько метров от меня.
— Привет, приятель.
— Тебе тоже привет. Я работаю на Майкла. Тебе понравилась эта машина?
— Эта? О да, да. На самом деле она напомнила мне старую машину отца.
— Значит, ты — британец, тот самый сумасшедший, что бродит по стране, рассчитывая на людскую доброту.
— Гляжу, моя слава бежит впереди меня. Да, я — тот самый. Леон. А как зовут тебя?
— Марко, — последовал ответ. И медвежье рукопожатие завершило процедуру знакомства.
Когда он отпустил мою руку, я заметил то, на что не мог не обратить внимания: у Марко совсем не было передних зубов. Ни одного. Как выяснилось, в начале недели он потерпел поражение в споре с лопатой. Насколько я понял, Марко и его брат рыли яму в пустыне. Что их заставило рыть яму посреди пустыни, я не стал даже спрашивать. Но они рыли. И пока они рыли, брат Марко внезапно врезал ему по лицу лопатой. Да, именно так. Марк получил в лицо удар лопатой от собственного брата. Я так и не узнал, было ли это несчастным случаем, или же брат Марко рыл в земле яму, собираясь поставить точку, завершив старое соперничество между братьями смертельным ударом. Каин и Авель, юго-западный американский вариант. Я не стал слишком любопытствовать в этой истории. В конце концов, если Марко и выступал в качестве жертвы попытки кровавого убийства лопатой, он все еще стоял передо мной во плоти, а значит, дело было не так плохо. Правда, конечно, оставался еще один вопрос: где же был его вооруженный лопатой брат?
После того, как я переварил рассказ о неприятной проблеме Марка, связанной с лопатой, мы принялись болтать о его путешествиях по миру.
— После того, как ты пропутешествуешь 13 лет или около того, ты тоже устанешь от всего этого.
— Правда? Ты путешествовал тринадцать лет? — спросил я, широко открыв глаза. — Это очень много для того, кто в пути.
— Да, я успел побывать сварщиком, плотником, да кем угодно. Просто ездил туда-сюда по стране. Знаешь, просто представь себе, постоянно переезжаешь из одного конца в другой. Мотаешься повсюду, вот что я хочу сказать. Я устал от этого, и некоторое время управлял стрип-клубом в Сан-Моргане, пока не сбежал после разрыва с хозяйкой. Примерно год назад я снова отправился в путь и нашел Альбукерке. Сейчас я думаю, что это самое замечательное место на земле. Жаль, что ты не можешь остаться подольше — мы бы тебя хорошенько напоили!
— Оу, это очень мило с твоей стороны, но…
— Нет, серьезно, здесь, в Альбукерке, это что-то вроде традиции Нью-Мексико, понимаешь? Самый высокий процент смертей без причины и все такое. Если ты не напился здесь до бесчувствия, мужик, значит, ты не знаешь, что такое Нью-Мексико.
— Каждый пытается пнуть меня в зад за то, что я так говорю, но ведь это же правда, всех, кого я знаю, всегда так делают.
Я без сомнения не нанял бы Марко в качестве рекламного лица компании, привлекающей туристов в Нью-Мексико, но, возможно, в его словах что-то было.
— Ну хорошо, поехали! — сказал появившийся из гаража Майкл в сопровождении своего бойфренда, Крэга.
— Привет, Леон, приятно познакомиться с тобой, — сказал Крэг с легким среднезападным акцентом.
— Я тоже рад встрече с тобой.
— Марко, отпусти его, на пиво вечером нет времени, — поддразнил Марко Майкл.
Марко помахал нам вслед рукой, пока мы выворачивали на дорогу. В пути Майкл, Крэг и я жевали сандвичи и другую снедь, которую ребята захватили с собой, и разговаривали о путешествиях, и о машинах, и о прошлом, и о Западе, и о солнце раннего вечера. Многие мили пустынных пейзажей остались позади, и мы выехали на скоростное шоссе в районе Гэллапа, штат Нью-Мексико, где Майкл и Крэг собирались высадить меня, прежде чем повернуть на юг. Это был безлюдный, запущенный городок, жутким образом напоминавший местность, окружавшую знаменитый отель Бейтса. Похоже, здесь было мало чего, что заставило бы меня полюбить местное население. Если говорить о том, что я чувствовал, простыми словами: задница.
Я постарался скрыть свое беспокойство и пожелал Майклу и Крэгу удачи на остаток их пути. Они пожелали мне того же, и мы обменялись теплыми объятиями. Желудок мой был полон, я только что прекрасно провел время, но, должен был я снова признать, что в этом месте у меня были все шансы заночевать в пустыне.
Мотели города Гэллапа выглядели столь же привлекательно, как и ловушки для черных тараканов в ванной. В действительности, если бы у меня была с собой ловушка для тараканов, она, возможно, здесь бы мне и пригодилась: по крайне мере, я обеспечил бы себя компанией. На всех стоянках города было всего несколько машин, лампы наружного освещения на домах были разбиты, и я не видел ни одного приятного лица. Я не видел вообще ничего приятного. Я уже начал подумывать, не попробовать ли мне поймать машину, чтобы убраться из этого города. У меня было чувство, будто я только что попал в маленький заброшенный уголок ада.
Я прошу прощения у всех людей, которые уже живут в Гэллапе, но, если бы кто-нибудь спросил моего совета, стоит ли переезжать в этот город, я сказал бы ему, что это очень и очень плохая идея. Тем не менее, если у вас есть бывшая подружка или друг, бывшая жена или муж, вы можете попробовать к собственной выгоде выселить этого человека в этот мрачный уголок нашей прекрасной планеты. Ощущая настоящую безысходность, я вздохнул и зашел в первый же мотель, на который набрел. Это было убогое место, но я уже знал, что зачастую внешность бывает обманчивой.
Но не в этот раз.
Когда я зашел в мотель, к столу регистрации вышел мужик, по виду — индиец, одетый только в семейные трусы. У него был волосатый торс, а его голый живот трясся и ходил ходуном. Мне было нечего терять, поэтому я пустился в свои разглагольствования о людской доброте вообще и о доброте конкретно тех людей, которых я уже успел повстречать на пути.
— Не было бы вам интересно продемонстрировать мне немного истинного, вошедшего в сказания американского великодушия.
— Я не американец. Чего вы хотите? — ответил он, будучи явно не впечатлен моими рассказами.
— Я — англичанин… — почему я думал, что это сработает, я до сих пор не знаю.
— И что теперь? Чего вы хотите, я теряю с вами время. Я спал, вы только что разбудили меня!
Я мог бы понять, что следующей фразой не смогу добиться успеха, однако ее произнес:
— Хорошо, Вы сможете исправить свою карму, если…
— Вон!
Я счел вежливым тихо удалиться.
И я пошел по улицам дальше. Еще два мотеля, и еще два отказа, каждый из них управлялся индийцами, которые запрашивали 20–25 долларов за ночь. Быстрым шагом я дошел до следующего мотеля, который был последним, за ним дорога вливалась в скоростное шоссе, уходившее в безбрежную темноту. Я открыл входную дверь и направился к менеджеру:
— Давайте заключим с вами сделку, — начал я.
Он с подозрением посмотрел на мои руки, как будто я собирался направить на него автоматический пистолет, который прятал за спиной.
— Послушайте, мне нужна комната только на одну ночь. С первыми лучами солнца я ее освобожу.
— Вы — из Англии? — спросил он.
— Да, — устало ответил я.
— Боже, храни королеву, — сказал он с улыбкой. — У меня есть родственники, живущие в Англии, много родственников.
— Правда? Что ж, это означает, что мы практически братья! — с широкой улыбкой я навис над столом, ухватил его руками и крепко обнял.
— Ок, вы можете остаться, но чтобы никаких проституток или животных, понятно?
— О, благодарю, благодарю вас! Я вас люблю! — подпрыгивая на месте, я изобразил джигу радости. С неподдельным ликованием смотрел я, как он заполняет регистрационную форму и передает мне ключи.
Я был спасен.
Я торопливо вышел их холла мотеля, боясь, как бы мой новый друг не передумал. С того момента, как я вышел из машины в этом городе, прошло практически два часа, и я был близок к тому, чтобы устроиться в номере мотеля. Мне оставалось позаботиться лишь о том, чтобы потратить оставшиеся у меня два доллара на еду, а после этого можно ложиться спать.
А затем мир вокруг меня зашатался.
Лампочка над дверью мотеля была разбита, и я должен был рассчитывать только на тусклый свет придорожного освещения, которого оказалось достаточным для того, чтобы я смог найти свой номер и замочную скважину. Я был готов вставить в нее ключ, но тут я заметил странную расцветку двери номера, дверного косяка и коврика перед дверью. Я готов был поклясться, что все это было залито кровью.
Я отпрянул назад. Я заметил, что в воздухе висит странный, тревожный запах. Я живо мог себе представить, как позже возвращаюсь в отель и меня убивают какие-нибудь бомжи, которые явились сюда, чтобы ограбить нору наркодилера. Я подождал, пока мои глаза не привыкнут к темноте, и отошел на один шаг влево, чтобы уличный фонарь смог лучше осветить дверь, насколько смог бы это сделать его ничтожный свет. Сама дверь и все около нее было измазано кровью, и выглядело это действительно ужасающе. В том, что это — кровь, не оставалось никаких сомнений. Была ли это кровь человека или животного, я не знал, да и не испытывал ни малейшего желания узнать. Что же, черт возьми, я собирался делать дальше?
Оглянувшись назад, на мрачные улицы города, я понял, что выбор у меня небольшой. Я мог либо рискнуть и попробовать найти отель получше (что маловероятно), или блуждать по улице, пока не наткнусь на незнакомца с добрым сердцем, готового мне помочь (что также маловероятно). Вот и все. Вспомнив мои интенсивные, но безуспешные попытки разыскать здесь великодушного человека, я решил вверить свою судьбу в руки Господа и укрыться в отеле.
Я вошел внутрь номера, поставив перед собой три цели: первое, я должен был забаррикадировать дверь и окно, подтащив к ним всю имеющуюся мебель, чтобы остановить нежелательное, но возможное вторжение. Второе: мне следовало держать всю свою одежду наготове на случай опасности. Третье, и самое главное: мне следовало молиться.
Но этот план не мог подготовить меня к встречи с тараканами.
Когда я щелкнул выключателем, и зажегся свет, я увидел, как они бросились врассыпную: целая семья тараканов, огромная семья со всеми родственниками, с дядями, тетями, братьями и сестрами третьего родства вместе со всеми своими друзьями устремились вверх по стене во всех направлениях. Целая вакханалия беспорядочных движений. Я не мог решить для себя, где безопаснее: снаружи или внутри. Но, так как я уже был внутри, я закрыл дверь и повернул в замке ключ. Дважды. Я лег на кровать, собираясь с силами, чтобы сходить в душ. В конце концов я решил, что принятие водных процедур не самое мудрое решение, поскольку вода может быть загрязненной. Я соорудил свою баррикаду — крепость, желая всей душой, чтобы эта ночь наконец закончилась. А затем ночь взорвалась финальным сюрпризом. Я услышал громкие голоса, раздающиеся из смежной комнаты. По-видимому, кое для кого было еще слишком рано, хотя время подходило к часу после полуночи. Голоса звучали громче и страстнее. Я наткнулся на семейную распрю. Выглянув в окно, я увидел большой красный грузовик и троих взъерошенных людей, то и дело выбегавших из номера и возвращавшихся назад, к грузовику и обратно. С первого взгляда все это не выглядело слишком опасным. Однако первый взгляд, как известно, часто бывает обманчивым.
— На что это ты там смотришь, сынок? — вопил один из них, огромный волосатый тип.
На секунду мне показалось, что он обращается ко мне, но, к огромному моему облегчению, оказалось, что его гнев был обращен на молодого парня, предположительно его сына.
— На тебя! Это ты во всем виноват, — орал сын.
— Я виноват! Ты все еще куришь траву, сынок? Ты не можешь сказать ни слова правды! — прокричал в ответ отец.
— Но я говорил тебе не связываться с этими ребятами… Ты не послушал меня.
— Почему это я должен тебя слушать? Ты — тупоголовая дубина!
Было похоже, что ситуация несколько выходит из-под контроля. У меня не было ни малейшего понятия, о чем или о ком они говорят, я просто подглядывал за ними из-за грязной занавески, забаррикадировавшись в худшем номере мотеля во всей вселенной, надеясь, что это семейное противостояние не распространится на мое пространство. Если они заметят, что я подсматриваю, мне будет крышка, но я просто прилип к окну. Затем на сцену вышла мать семейства.
— Я достаточно наслушалась от вас обоих. Вы оба — ни на что не годные пьяницы, которые не могли придумать ничего лучше, чем поверить этой сучке!
Очевидно, что это выступление окончательно добило отца.
— С меня хватит, вы оба поплатитесь за это! — он вбежал в номер, схватил там что-то, а затем выбежал обратно к грузовику.
Если бы это было голливудское кино, это был тот самый момент, когда зрители слышат выстрелы. К счастью для меня, никакой перестрелки не последовало, раздался лишь визг колес: отец на полном ходу своего грузовика уносился в ночь. Сын и мать вернулись в номер, со стуком закрыв за собой дверь, и продолжили орать, теперь уже друг на друга. Было похоже, что мать вознамерилась вылить на сына весь свой гнев, а сын не собирался принимать ни одного обвинения. Я добрался до кровати, за стенкой продолжали раздаваться вопли, однако я не мог разобрать ни слова. Спустя пять минут громких тирад на мотель наконец-то опустилась тишина. Я трижды проверил, закрыта ли дверь и насколько надежны мои баррикады, чтобы удостовериться, что я полностью защищен от любого вторжения, и наконец примерно в три часа ночи я заснул.
Я проснулся через три часа. Вокруг было тихо. Я пережил эту ночь. В тот самый момент, когда первые лучи восходящего солнца упали на полотно скоростного шоссе, я выбежал из мотеля, оставив ключи на столе регистрации, пытаясь выкинуть из памяти тараканов, плесень, дикие крики и…. кровь. Добравшись до скоростного шоссе, я махал рукой каждому проезжающему мимо автомобилю и меньше чем через час уже ехал в жилом автофургоне вместе с семейной парой, которой он принадлежал.
— Вы рано! — весело сказала жена, — Откуда направляетесь?
Я назвал ей название мотеля, и ее лицо дрогнуло.
— Вы… ночевали там?
— О Господи, — сказал ее муж.
— Вот именно, о Господи, — откликнулся я.
— Это место прославилось благодаря… темным личностям Гэллапа: там постоянно случаются изнасилования, драки, там продают наркотики. Всего этого так много, что они уже даже перестали попадать в новости. На прошлой неделе там в одном из номеров произошло убийство.
Я с трудом сглотнул.
— Э…. убийство? — настала моя очередь быть шокированным. Разумеется, это не могло случиться в моей комнате в мотеле. Это было просто невозможно! Или возможно? Я не хотел надолго останавливаться на этой мысли.
Я предпочел сменить тему:
— Итак…. Я направляюсь в Голливуд. Какой путь вы можете мне посоветовать, как самый короткий?
— Через Флагстаф, — ответили они в унисон, а затем одновременно рассмеялись.
— Отлично. Флагстаф. А где вы, ребята, живете? — спросил я.
— Мы живем в Санта-Барбаре, Калифорния.
— Дом для всех, кто только что поженился, и для всех, кто готов умереть! — сказал муж, и оба они фыркнули от смеха.
— Но мы много путешествуем. Конечно, не так много, как вы.
— Да, то, что вы делаете, просто сумасшедшая история.
— Правда? — спросил я. — А что было самое сумасшедшее из того, что вы когда-нибудь делали?
— Да не знаю. Практически все, что я делаю, так или иначе немного того.
— Расскажите мне что-нибудь. Что-нибудь такое, что не слишком шокирует вашу жену.
— Самой сумасшедшей вещью, возможно, была покупка этой машины.
— Но почему? — удивился я.
— Я не знаю, я просто думаю… что только ненормальные владеют такими машинами. Поверьте мне, если у вас появляется дом на колесах, то вскоре вы сходите с ума. Понимаете, с ним вы никогда не знаете, что произойдет в следующий момент.
Я подумал, что здесь он мог оказаться прав. Наверняка мысль о том, чтобы подобрать на дороге странного англичанина, не была первой из того, о чем он думал, проснувшись этим утром.
Возможно, дом на колесах и был странным приобретением, однако в этом случае это было место полного умиротворения. После той ночи, что я провел, было настоящим счастьем скрыться внутри дома. Я проснулся только от аромата свежих маисовых лепешек, которые они великодушно мне предложили. Я не мог просить судьбу о большем: передвижной оазис спокойствия и уединения, место отдыха, с помощью которого я имел возможность подготовить себя к дальнейшим передрягам судьбы.
В этой семье царили спокойствие и мир, супруги очевидно получали удовольствие от жизни на колесах. Позже, когда мы въехали в Флагстаф, они попросили меня посетить как-нибудь их дом, если мне придется быть в Санта-Барбаре. Я вышел на автозаправке и сердечно распрощался с ними, чувствуя себя гораздо легче и счастливее, чем я мог себе представить всего несколько часов назад.
Когда люди находятся в мире сами с собой, они оказывают на вас поистине волшебное влияние. Их общество может воскресить вас, наподобие того как Майкл воскрешает свою автомобильную рухлядь, которая однажды становится сверкающим экспонатом богатой коллекции. Возможно ли, чтобы что-то подобное произошло и со мной? Нет, не в один день, но хотя бы в течение жизни? Смогу ли я получить новую жизнь, которой у меня никогда не было? То ощущение спокойствия и мира в моей душе, что испытывал я во время путешествия, было, конечно, вещью удивительной, но не основанной на повседневной реальности. Настоящий фокус заключается в том, что станет со мной, когда я вернусь в свою обычную жизнь. Я собираюсь полностью поменять свою жизнь, но мне придется делать это под пристальным вниманием моих коллег, моей семьи, всего моего общества. Для этого останется мало надежды, если я приеду домой и сразу вернусь к моим старым привычкам, отбросив свои теперешние планы на возрождение. Я обнаружил, что открывать в себе мужество и внутреннюю силу гораздо проще, пока ты находишься в пути, но смогу ли я рассчитывать на это, оказавшись в водовороте семейной жизни и в пучине делового мира Лондона? Пребывая за сотни миль от центра ареала обитания моих личных демонов, я обладал подушкой безопасности, которой скоро лишусь.
Осознание всего этого действовало отрезвляюще, одновременно заставляя меня беспокоиться. Теперь я точно знал, что самая тяжелая работа мне предстоит, когда я доберусь до дома. Как я собираюсь встретиться с отцом и сказать ему, что на самом деле я уезжаю из Лондона, чтобы жить в Лос-Анджелесе? Возможно, он, скрепя сердце, и отпустил меня в это путешествие, однако теперь ждет моего возвращения в офис, надеясь, что я скоро выкину из головы неблагоразумные поступки, свойственные молодости. Мне необходимо психологически подготовить себя к возвращению домой и к принятию тех решений, которые необходимы для моего будущего.
Я уже многое знал о жизни, однако последнее испытание, подтверждающее мой успех, было оставлено на сладкое. Буду ли я способен найти верный баланс в бушующем мире, когда мое путешествие подойдет к концу? Сможет ли моя семья понять мои устремления? Поддержит ли она меня, когда я объясню им, как хочу изменить свою жизнь? Все, что я мог сделать тогда, — это без конца проигрывать в уме эти вопросы, готовя себя к неизбежным испытаниям, которые меня ждут.
Однако тогда был не самый подходящий момент. Я добрался до центра Флагстафа, и все испытания, которые меня ждали там, относились к текущему дню.