Невероятное путешествие из Нью-Йорка в Голливуд: без денег, но с чистым сердцем

2. Братская любовь

Никто не может просвистеть симфонию в одиночестве.

Х.И. Люккок

«Ну а ты, Леон? Кем станешь ты?»

На борцовском мате расположилась пара дюжин моих одноклассников, мальчиков 11 лет, одетых в одинаковые короткие белые спортивные трусы и голубые футболки, и все они не сводили с меня глаз, с нетерпением ожидая ответа. Мистер Голдстейн также пристально смотрел на меня своими голубыми неморгающими глазами, на его шее болтался на тесемке спортивный свисток, подпрыгивая на внушительном животе.

«Ну же? — спросил он опять, на этот раз несколько громче, — Леон? Когда ты вырастешь и станешь мужчиной, кем ты будешь?»

Ответа у меня не было. У любого другого мальчика имелся заготовленный план или по крайней мере была мечта. Обычная — стать врачом, юристом или банкиром. Или необычная: биологом, океанологом, гидом на сафари, архитектором. Я же не чувствовал ничего и близко схожего с тем оптимизмом, который демонстрировали мои бодрые сверстники в зале для борьбы. Чем я хочу заниматься в будущем? Я даже не был уверен, есть ли у меня это будущее.

Однако я открыл рот, чтобы ответить хоть как-то. Я надеялся, что язык мой знает больше, чем мой мозг, и что-нибудь интересное сможет слететь с моих обветренных губ. А зря. Ничего не произошло.

«Ну что же, хорошо», — сказал Голдстейн примирительным тоном, и я вздохнул с облегчением. Голдстейн окинул взглядом класс. «Все мы понимаем, что Логотетис несколько глуповат и не может многого делать самостоятельно. Скорее всего, он будет жить за счет своего отца до конца своих дней».

Мальчик слева от меня сдержанно хихикнул, остальные же открыто рассмеялись, и вскоре весь класс корчился от смеха. Я продолжал сидеть тихо, опустив глаза в пол. Это был первый раз, когда я ощутил свое полное одиночество, и я помню его до сих пор.

Если Таймс-сквер — это Земля Счастья, то Нью-арк — Республика Меланхолии.

— Итак, это и есть Нью-Джерси, — сказал я, спустившись с лестницы станции подземки. Я глядел на открывшиеся передо мной асфальтовые бездны. Дом и Дон стояли на нижней ступеньке лестницы, оба — держа руки в карманах.

— Точно. Во всей своей красе, — сказал Дон. — Что думаешь?

— Я бы точно не стал проводить здесь медовый месяц.

Печальная тощая собака проковыляла через улицу и скрылась в переулке.

— Ага, — рассмеялся Дон и похлопал меня по спине, — Я бы тоже не стал! Ну, ладно, пошли.

Как же я радовался тому, что сделал первые шаги на пути к успеху своего путешествия, однако не было похоже, чтобы пустынные улицы Ньюарка готовы были разделить со мной торжество. В любом случае, это была слишком незначительная победа: чтобы преодолеть 11 миль, у меня ушел практически целый день, и я еще ничего не ел и не пил с самого начала своей одиссеи. Я был голоден, страдал от жажды и уже начинал волноваться по поводу того, что же делать мне дальше.

Знакомое чувство начинало зарождаться где-то внутри меня: я был готов к одиночеству. Я был готов к тому, чтобы поблагодарить Дона и Дом, быстро пожать им руки и приобнять и свернуть на свой приятный проторенный путь, назад, в мир самодостаточности. Мне повезло с Доном и Дом, повезло найти пару сострадательных людей, которые показали мне свою уникальную доброжелательность. Какова вероятность того, что подобные ангелы будут встречаться мне снова? Я доказал свои предположения: редкая доброта в людях существует, и я испытал ее на себе. Должен ли я и дальше продолжать свой путь? И как я смог бы это сделать?

Я уже открыл было рот, чтобы первым попрощаться со своими спутниками, как появившийся из-за угла священник чуть не сбил меня с ног.

— О, здравствуйте! — радостно приветствовал он меня. — Прошу меня извинить!

— Ничего страшного, — ответил я. — Я в порядке.

— Ну, приятного вам вечера, — сказал священник и продолжил свой путь.

— И вам того же… Подождите…

Это не могло быть случайным совпадением. В тот самый момент, когда я был почти готов повернуть обратно, сдаться, когда я думал, что не в состоянии когда-либо еще обратиться к полностью незнакомому мне человеку за помощью, несмотря на то что Дон и Дом пытались научить меня этому, я столкнулся лицом к лицу со служителем Господа. «Не могли бы вы…»

Он остановился и повернулся ко мне: «Да».

«Не могли бы Вы быть столь любезным и помочь мне купить билет на автобус до Шарлотсвилля».

Он пристально смотрел на меня большими немигающими глазами.

Логотетис несколько глуповат и не может многого делать самостоятельно…

Пауза затянулась, Дон и Дом начали перетаптываться за моей спиной, явно испытывая неловкость. Я был уже готов развернуться и зашагать прочь, лишь бы уйти из-под его пронзительного взгляда, когда он наконец заговорил со мной.

— И что же там, в Шарлотсвилле? — спросил он.

— Я точно и сам не знаю. Просто это место кажется мне подходящим для следующего шага.

— Шага на пути куда?

— В Лос-Анджелес.

— Расскажи ему, лысый, — вмешался из-за моей спины Дон.

Священник улыбнулся.

— Расскажи мне что?

Я обернулся к Доне и Дом, а затем снова к священнику.

— Нравится ли вам слушать истории?

— В любое время, — ответил он с улыбкой, удобно прислоняясь к кирпичной стене заброшенного здания и скрещивая руки на груди.

Я потратил несколько минут, объясняя свою ситуацию: молодой человек из Лондона выползает из своего кокона и отправляется путешествовать по США, чтобы найти доброту в сердцах незнакомых людей и исследовать возможности человеческой взаимопомощи. Я старался не пропустить ни одной важной детали, одновременно следя за тем, чтобы мое повествование не скатилось до уровня слезливой истории. Я чувствовал, как Дон выглядывает из-за моего плеча, готовый в любую минуту призвать меня к реальности, если я слишком глубоко погружусь в пучину жалости к себе.

Священник выглядел искренне заинтересованным, он признательно улыбался и кивал. Тут я нажал на нужную кнопку, думал я, с этой своей историей о социальной интеграции и культурном воссоединении. Достигнув кульминационной точки рассказа, я вернулся к своей изначальной просьбе касательно билетов до Шарлотсвилля, в полной уверенности, что скоро передо мной зажгется зеленый свет.

Я ошибался.

— Прекрасная история, Леон. Но я не могу здесь тебе помочь, — решительно сказал он.

— О, — мое разочарование должно было быть слишком заметно. — Ну что же, хорошо.

— Но ты нравишься мне, Леон. И я думаю, ты нашел себе интересное хобби.

— Спасибо. Думаю, уж получше борьбы.

— Это ты о чем?

— Я занимался борьбой в школе. Ненавидел ее. С тех пор она олицетворяет для меня наихудшую из возможностей.

Священник рассмеялся гораздо громче, чем я ожидал, и мне не оставалось ничего, кроме как улыбнуться в ответ, хотя я до конца и не понимал, что же здесь его так его рассмешило.

— Извини, — сказал он, — просто это — мое хобби.

— Простите?

— Борьба. Ее разновидность. Я занимаюсь универсальной борьбой.

Я обернулся к Дону и Дом, которые были, без сомнения, столь же удивлены, как и я. Я умудрился наткнуться на единственного профессионального борца в сутане во всем Западном мире.

— Что ж, как насчет такого варианта, — начал я, мой язык явно опережал мои мысли. — Если я смогу уложить вас, то вы купите мне билет?

— Ты шутишь? — ошеломленно спросил он.

— Думаю, смогу вас сделать!

— Вау! — судя по голосу, Дон приходил в возбуждение.

Священник помолчал немного, глядя на меня исподлобья. «Хорошо», — ответил он наконец, и я заметил вспышку пламени, промелькнувшую в его добрых глазах.

Я начал быстрое движение, целясь ему в ноги. Танцуя, он развернулся на полшага назад, плавно отвел мои руки и обхватил меня сзади. Через мгновение я был в воздухе, ноги мои при этом оказались выше головы, затем же вдруг я очутился на земле, лицом в пыли. Моя грудная клетка была крепко припечатана к газону. От силы проведенного приема в ушах у меня звенело, но я мог слышать эхо неудержимого смеха Дона где-то надо мной. Было очевидно, что схватка завершилась, так и не успев начаться.

— Можете посчитать? — спросил священник, не обращаясь к кому-то определенному.

— Раз! — прокричал Дон сквозь смех. — Два… Три!

Святой отец снял захват и перевернул меня на спину. Я смотрел на него, все еще оглушенный. Священник протянул мне руку, в его взгляде вновь светилась доброта.

— Хорошая попытка, — сказал он с усмешкой.

— Спасибо, — простонал я, хватаясь за предложенную мне руку и с трудом поднимаясь на ноги. Я отряхнул пыль со своих джинс. — Как я понял, никакого билета, да?

— По-честному, нет. Но как насчет чего-то получше?

Он положил руки мне на плечи, склонил голову и начал молитву.

«Господь наш, благослови, защити и не оставь в милости своей этого джентльмена, моего друга Лео. Пусть безопасным будет его путь, пусть найдет он веру в сердце своем. А когда он ослабеет, укрепи, Господи, силы его. Аминь».

Он поднял глаза, и на секунду мы встретились взглядом. «Все будет с тобой хорошо, Лео. Это — Америка. Ты сможешь сделать так, чтобы все сбылось. Сбылось все, чего ты для себя пожелаешь».

Он крепко пожал мою руку, похлопал по плечу и рысью унесся прочь, возможно, приводить к вере какого-нибудь другого, ничего не подозревающего незнакомца, уложив его на лопатки. Я мысленно вернулся на пустынные улицы Ньюарка, в душе моей царило умиротворение, которое я так давно не ощущал. Мне было интересно, как расценивают произошедшее Дон и Дом.

Но моих спутников нигде не было видно.

Прошло более часа, когда я, обойдя окрестности, вернулся к станции подземки, мне ничего не оставалось, как признать очевидность того факта, что Дон и Дом расстались со мной навсегда. Они исчезли столь же быстро, как и появились, и у меня возникло странное ощущение: я скучал по ним. На несколько часов между нами установились взаимоотношения партнерства — что мы, одиночки, не часто встречаем в жизни. Обводя взглядом незнакомые лица на станции, я осознавал, что вряд ли встречу когда-нибудь похожую пару. Я никогда их больше не видел, и даже теперь я жалею, что не имею способа их разыскать и выразить свою признательность. Они были моим первым благословением судьбы в длинной череде неожиданных удач. Я был готов для встречи со следующей.

Мой короткий тренировочный бой с «Пастором Брюсом Ли», как я с того времени его прозвал, оставил мне на память несколько синяков и болезненные ощущения в правом плече, однако мистическая сила молитвы и биологический эффект выброса адреналина все еще не рассеялись, и я был полон надежд. Мой шаг был пружинистым и бодрым, когда я направился к женщине в зоне ожидания. Я только что боролся со священником, какое же следующее удивительное приключение ожидает меня?

— Прелестная шляпка, — весело сказал я.

— Оу, — она подняла глаза от газеты, которую читала. — Что ж, спасибо.

— Есть ли у меня хоть шанс…

Путешествуя, я быстро выучил одну вещь: некоторые люди просто рождаются щедрыми. Щедрость в их крови, в их ДНК. Они делают добро по природе своей, так же, как птицы летают, а рыбы — плавают. Жизнь дает им шанс сделать то, что им нравится делать, и они делают это. Мой друг — леди в очаровательной шляпке, купила мне билет до Филадельфии. Не потому, что я казался ей симпатичным или очаровательным. Просто потому, что она любила делать людям подарки.

Мы не отделены от других людей, мы просто стараемся быть таковыми. Эта иллюзия и порождает в человеке хамство всякого рода. Когда мы пробуждаемся от гипнотического сна изолированности и ощущаем связь с остальным миром, мы понимаем, что предлагая кому-то помощь, в действительности мы помогаем себе. От природы щедрые люди уже знают это.

Сжимая билет в руке, я подошел к платформе и, шагнув одной ногой в вагон, оглянулся через плечо.

«Прощай, Ньюарк», — помахал я рукой кому-то. Ньюарк не был красивым городом, и уж определенно не был он местом для медового месяца. Но все же под самой непритязательной упаковкой было спрятано настоящее сокровище.

Когда люди спрашивают моего совета по поводу путешествия по США, я всегда говорю, что лучше всего передвигаться на поезде. Или на автобусе. Американцы любят свои автомобили — эти маленькие персональные коробочки, крошечные островки, состоящие из металла, стекла и бензина, которые переносят их с места на место, обеспечивая минимум необходимого взаимодействия с незнакомыми людьми. Автомобили, без сомнения, эффективны, однако если вы хотите совершать неожиданные открытия, здесь они мало что могут предложить вам. Если вы ведете машину, вы точно знаете, что вас ждет: битвы между детьми на задних сидениях, неразборчивое бормотание радио, затекшие ноги и валяющиеся на полу обертки от фастфуда. Но попробуйте путешествовать на поезде или автобусе, и вас будут ожидать сюрпризы на каждом углу. Никогда не знаешь, кто займет место рядом с вами, что вам удастся случайно подслушать. Позволять себе удивляться — это волшебно.

Женщина, сидящая напротив меня в поезде, следующем из Ньюарка до Трентона, громко поучала сидящего рядом с ней пожилого и, очевидно, не слишком хорошо слышащего мужчину, как правильно забивать косяки. Мужчина двумя рядами позади меня сочинял лирическую композицию для новой записи своего компакта в стиле хип-хоп, который продюссировал самостоятельно. А проходивший между рядами проводник поезда, проверявший билеты, радовался рождению своего первого сына, показывая фотографии пассажирам, которых никогда не видел прежде и вряд ли увидит в будущем.

В Трентоне я пересел на автобус. Мое место оказалось рядом с ярко одетым темнокожим молодым человеком. Я протянул ему руку.

— Привет. Я направляюсь в Лос-Анджелес, чтобы прикоснуться к огромным буквам надписи «Голливуд». А вы?

Он посмотрел недоуменно, однако все же пожал мою руку.

— Меня зовут Дюваль, — сказал он. — Я родом с Гаити.

— Довольно далеко от дома.

— Очевидно нам обоим. Хотя сейчас я живу в Нью-Йорке. Еду навестить сестру в пригород Филадельфии.

— Так мы с вами немного похожи, да? Оба — не американцы… приезжие.

— Полагаю, что так. У вас в Лос-Анджелесе дело?

— Хотите послушать мою историю, — эта фраза становилась чем-то вроде припева в моей песне. Он выразил свое согласие улыбкой, и я рассказал свою повесть, хотя тогда она только начиналась.

— И чему же вам уже удалось научиться?

— Как избежать того, чтобы тебя подстрелили, а также тому, что следовать американской мечте без пенса в кармане довольно затруднительно, — ответил я с усмешкой.

Дюваль хмыкнул в ответ: «В первую свою неделю в Америке я пришел к более или менее такому же заключению!» Затем он пошарил в карманах и вытащил некоторое количество наличности, собираясь сделать то, на что я и возлагал успех своего путешествия, — знак щедрости в сторону полностью незнакомого ему человека. Он протянул мне десятидолларовую бумажку.

— Когда доберетесь до Филадельфии, пойдите и купите себе десять чизбургеров за мой счет.

Моя рука инстинктивно протянулась в сторону банкноты, однако дотронувшись до нее, дрогнула.

— Извините, Дюваль. Хотите верьте, хотите — нет, но я не могу взять ваши деньги, — сказал я, клацнув зубами. Я практически ощущал вкус воображаемых чизбургеров.

— Ну хорошо. Принимаете ли вы пожертвования по кредитной карте?

— Не думаю, — рассмеялся я.

— Чек? — усмехаясь, предположил он.

— Нет.

Затем Дюваля осенило: «Что, если я предложу вам обменять мои десять долларов на ваши пять?»

— Дюваль, вы гений, мой друг! — Этот парень далеко пойдет в Америке. — Но боюсь, я не могу. Только то, что материально, — сказал я, — еда, билеты на транспорт, возможно, вещи, — это все.

— Жесткие правила. Кто же их установил?

— Я. Я сам их придумал. Что-то такое, что мне нужно и чего у меня нет…

Дюваль засунул банкноту обратно в карман, а несколькими минутами позже распрощался со мной, поскольку сходил за одну или две остановки до Филадельфии. Я смотрел в окно на приближающийся город. Машины, транспортные развязки, телефонные столбы проплывали мимо меня как символы связи и общения, которых я был лишен. Место рядом со мной оставалось свободным, и я снова ощущал свое одиночество. Я думал о том, представится ли мне случай завязать более глубокие или длительные отношения с людьми, встречающимися мне на пути, или же все мое путешествие пройдет в разнообразных, но ни к чему не обязывающих разговорах.

Автобус высадил нас в месте, которое, должно быть, представляло собой Чайнатаун Филадельфии, где возникший языковой барьер между мною и проходящими мимо толпами людей мог служить прекрасной метафорой той преграде, что отделяла меня от остального мира, и которую я ощущал большую часть своей жизни. Я был незнакомцем в незнакомой стране, и не было здесь ничего моего: ни дружеского лица, ни узнаваемого голоса. Было похоже на то, что мироздание представило мне физическое воплощение моей изолированности от мира: здесь, в Чайнатауне, я был как никогда прежде одинок.

Я устроился за пределами маленького традиционного китайского рынка, развернул карту и посчитал, за сколько кварталов находится ближайшее дешевая молодежная гостиница. Какое место может подойти лучше для общения с другими людьми, чем молодежная гостиница, битком набитая бедной странствующей молодежью, где каждый юноша и каждая девушка находятся в начале собственного большого пути? Это было бы чем-то совершенно противоположным одинокому скитанию по Чайнатауну.

К сожалению, некоторые идеи лучше звучат в теории.

Неторопливым шагом вошел я в довольно мрачную гостиницу, голодный и потный, изображая на своем лице улыбку, настолько широкую, насколько только смог изобразить.

— Привет, старина, — обратился я к клерку за столом регистрации, — меня зовут Леон. Не могли бы вы одолжить мне свободную комнату на одну ночь.

— Простите?

Я объяснил свое положение, подчеркивая духовную сторону своих исканий, рассказал, что рассчитываю только на доброту в сердцах незнакомых людей, которых встречаю на своем пути, надеясь, что если мне удастся установить с ними взаимосвязь на более глубоком уровне, они будут более склонны помогать мне. «Итак, о чем же я говорю», — подвел я рассказ к заключению. — «О том, что вы, приятель, можете стать частью чего-то исключительно важного и прекрасного», — я ощущал себя практически хиппи.

К сожалению, это место было свободно от любви.

— Почему это я должен помогать тебе? — ответил он. — Действительно, почему хоть кто-нибудь должен помогать тебе? Вот что я скажу тебе, друг. У тебя нет ни малейшего шанса заполучить что-то бесплатно. Это — Филадельфия.

— Точно! Это ведь город братской любви?

— Ха! — он обернулся к нескольким постояльцам, рассевшимся на ветхом диване. — Вы слышали, ребята? Город любви. — среди собравшихся пронесся смешок, я почувствовал, как краснеет мое лицо. — Слушай, друг, у тебя с головой непорядок или что?

Мы все знаем, что Логотетис несколько глуповат…

— Эй, это Америка XXI века. У тебя есть деньги — у меня есть комната. У тебя нет ничего, кроме баек, — у меня есть дверь, которая открывается прямо позади тебя, и я советую тебе ею воспользоваться.

Мои глаза были опущены в пол. Я услышал «Вау!», это восторгался парень, отхлебывающий что-то из бутылки, спрятанной в бумажный пакет. Я поднял глаза и увидел, как он толкает своего приятеля под бок локтем и тычет пальцем в мою сторону. Как это было знакомо: чувство изолированности, полного одиночества в полной народом комнате. Здесь я, мне кажется, уже бывал.

Мы все знаем, что Логотетис несколько глуповат…

Я встряхнул головой, мое прошлое сливалось с настоящим. Я рано выучил свой урок: если ты не откроешься другим людям, они не смогут сделать тебе больно. Однако я был там, где был, в путешествии, которое требовало от меня оставаться уязвимым, чтобы иметь шансы устанавливать хоть какую-то взаимосвязь с окружающими. Я улыбнулся. В этот раз все будет по-другому. Меня переполняло странное чувство: вместо того чтобы отбить у меня охоту к дальнейшим усилиям, тирада клерка и хохот парней на диване в действительности сделали меня еще более нацеленным на успех. Я помахал им всем рукой и вышел за дверь, бросив последний взгляд на клерка, чтобы удостовериться, что он вернулся к своим бумагам. Было ли идиотизмом с моей стороны верить в существование бескорыстной доброты в этом мире? Безусловно, она существовала — в этом я уже убедился, — но было ли ее достаточно, чтобы обеспечить мне поддержку, чтобы дать мне возможность пересечь континент?

По вечерам Филадельфия прекрасна. Лучи заходящего солнца отскакивают от водной глади реки и бьются в зеркальные окна зданий — величественных старых построек и современных небоскребов, сверкающих стеклом, и рассыпаются великолепными искрами оранжевого и желтого. Я шел по центру города и через некоторое время обнаружил себя стоящим перед музеем искусств и статуей боксера Рокки, который вскинул руки в вечном триумфе. Когда я доберусь до надписи «Голливуд», думал я, то подниму руки в таком же жесте.

Рокки. Человек, который достиг всего абсолютно самостоятельно, пивший сырые яйца, пробивавший кулаком кусок мяса. Те двое упрямцев, отказавшихся списывать его со счетов, — его тренер и его жена. Он был одинокой душой, он дорос до триумфа, совершив подвиг воли, опираясь на исполненную любви поддержку своих партнеров. Это было возможно, и именно к этому я стремился.

Однако это было непросто. Тот клерк задал довольно важный вопрос: почему люди должны помогать мне? Если люди и помогали мне на моем пути, что же они получали от этого? Я знал, чего хотел, но чего хотели они? И хотели ли они чего-либо взамен? Наблюдая, как сумерки сгущаются над городом, я размышлял над этим вопросом, и мне казалось, что люди в сердцах своих стараются быть щедрыми и добрыми, однако наше общество вселяет в них страх, заставляя отгораживаться от мира. Мы становимся неспособными показывать другим свое истинное я. Да, мое путешествие не было спонтанным, однако смысл его состоял в том, чтобы заложить основы способности различными способами взаимодействовать с другими. Я и не думал опускать свой защитный экран, пока не принудил себя пуститься в эксперимент, наподобие того как это сделал Че на своем мотоцикле. Мое путешествие было моим учебным классом: я учился познавать себя и окружающих меня людей. И я мог бы побиться об заклад насчет того, что и другим людям, хотя бы некоторым из них, также удалось бы узнать о себе что-то новое, взаимодействуя со мной: мы стали бы друг другу и учителями, и учениками.

Мои размышления увели меня за 12 кварталов, однако нисколько не приблизили к месту, где я мог бы поспать. Мне нужно было возвращаться к реальности: дальнейшие раздумья не могли решить проблему с ночевкой. И с этого момента вечер принял неожиданный, хотя и очень приятный для меня оборот.

Я прошел мимо маленького домика с открытыми окнами, за одним из которых сидел молодой человек, приблизительно лет 22–23, и играл за компьютером. Несмотря на все свое нежелание этого делать, я решил подойти к нему и завязать разговор, оторвав совершенно незнакомого мне человека от его собственных занятий в его собственном доме.

— Здравствуйте! — весело обратился я к нему. Молодой человек оторвался от экрана компьютера и резко повернул голову к окну. Я вытянул руки, демонстрируя удивленному юноше пустые ладони. — Я очень извиняюсь, что беспокою вас, я знаю, что могу показаться психом, но я не сумасшедший. Если объяснять то, что я делаю, не вдаваясь в подробности, я скажу, что путешествую по США, имея лишь пять долларов в день, чтобы доказать возможность это делать, рассчитывая только на доброе отношение незнакомых людей. У меня был очень тяжелый день, и я уже практически полностью отчаялся, и, хотя я даже не знаю вашего имени, не могли бы вы мне помочь.

Молодой человек потянулся к ящику письменного стола.

— Господи! У вас есть пистолет?

— Нет, — ответил он, вытаскивая пачку сигарет, — у меня нет пистолета. Хотя мы и в Америке.

— Что ж, это хорошие новости, — я подошел на несколько шагов ближе. — В этом случае, возможно, я могу, как бы это лучше сказать, переночевать на вашем диване?

— Я ухожу на работу, хм, в семь утра, — он щелкнул зажигалкой и затянулся, выпуская дым в окно.

— Значит ли это, что я могу, могу остаться? — сказал я, заметно волнуясь.

— До этого времени.

— Простите?

— До этого времени, — повторил он громче и четче.

— До семи утра? — я еле себя сдерживал.

— Ну да, конечно.

— Вы говорите серьезно? — я хотел бы быть уверенным в том, что молодой человек курит не крэк.

— Да.

— Друг, мне просто необходимо вас обнять!

— Через окно это будет сделать довольно трудно.

— Меня зовут Леон, — я протянул руку через открытое окно, мы обменялись рукопожатиями.

— Дерек, — сказал он. — Что ж, Леон, ты был вполне убедителен. Увидимся у входной двери.

Пока Дерек шел через свой дом, я пустился бежать вниз по улице, как сумасшедший, колотя кулаками по воздуху и выкрикивая слова радости и счастья, направленные всем, кто мог бы их услышать. Я находился в абсолютном исступлении, приветствуя свой полный успех, еще не до конца веря в то, что моя смелая выходка окупилась сполна. Это был я, застенчивый англичанин, который не был способен общаться с другими людьми в обычной жизни. Именно я только что заставил себя обратиться к незнакомому человеку и попросить его о ночлеге. Я был горд собой, я ощущал необыкновенный душевный подъем, я чувствовал, как адреналин бежит по моим венам. Я рискнул и был в шаге от того, чтобы заночевать в доме у совершенно незнакомого человека. Когда я дошел до входной двери, остановив пляску радости, я не мог удержаться, чтобы не вознести хвалу американскому духу.

— О мой бог, это ведь и есть американское великодушие, да?

— Думаю, что так? Хочешь пиццу?

— О да, я хочу пиццу! — рассмеялся я. — Я плачу за напитки!

Мы прошли пару кварталов до местной пиццерии. Я протянул Дереку свои пять долларов. Пепперони никогда не казалась мне такой вкусной.

Дерек работал на правительственную организацию. Он казался совершенно погруженным в мир компьютеров, его дом был оснащен огромным количеством электронных приспособлений разных размеров и форм. Он провел для меня короткую ознакомительную экскурсию, стараясь объяснить назначение некоторых устройств, которыми, по видимому, особенно гордился.

— А вот это — самое главное. Прямо здесь. Это — ворота в World of Warcraft.

— А что это?

Дерек посмотрел на меня в полном изумлении.

— Что такое World of Warcraft? А ты что, не знаешь?

— Не думаю…

— Значит, ты и не играешь… — он выглядел более удивленным, чем тогда, когда я подошел к его окну. — Я думал, все играют. Ну хорошо, это — абсолютно другой мир…

Он потратил 15 минут, описывая мне этот «абсолютно другой мир», а я изо всех сил пытался его понять. Думаю, это было лучшее, что я мог сделать для моего гостеприимного хозяина. Он был в полном восторге от игры, но не просто из-за соревновательного ее начала. Его привлекала возможность почувствовать связь с другими, ощутить дух команды, игрового сообщества.

«И когда я вхожу в игру, я присоединяюсь к миллионам и миллионам людей со всего мира».

Мои глаза загорелись. Я понимал. Не игру. Господь свидетель, я не имел ни малейшего представления, как в нее играть. Я понимал природу того восторга, который он испытывает, входя в ее мир. Секунду назад он был одинок. Кликнув мышкой, он оказывался среди друзей.

— Звучит просто потрясающе, — сказал я, когда мне показалось, что Дерек закончил свои объяснения.

— Все так, приятель. Все действительно так.

Моя энергия иссякла, меня клонило ко сну. Дерек еще мог продолжать разговор.

— Итак, что же случится с тобой завтра?

— Завтра все начнется сначала.

— Приятель, я просто не знаю, как ты это делаешь.

Я не знал этого тоже.

Дерек постелил мне на диване, пожелал спокойной ночи и отправился спать. Лежа в постели, вспоминая события прошедшего дня, я чувствовал глубокую благодарность. Молодой компьютерный фанат практически спас меня этим вечером, вдребезги разбив многие мои ложные представления о юных американцах. Я заснул посреди мигающих красных и зеленых огоньков компьютеров и других замысловатых устройств.

Следующим утром я проснулся и быстро сжевал половину замороженного пончика. Это было не очень вкусно, однако кто знал, когда следующий раз мне представится возможность поесть? Два дня, проведенных в пути, и я уже научился не отказываться от бесплатного куска хлеба. Дерека ждала его работа, и мы быстро попрощались, стоя на пороге дома, прежде чем я отправился дальше бродить по городу. Я постарался поблагодарить его, по возможности не жалея слов, однако он просто отмахнулся от меня.

— Я только прошу тебя об одной вещи взамен, — сказал он.

— Все что угодно!

— Когда все это у тебя закончится, посмотри, что такое World of Warcraft. Ты просто не знаешь, что теряешь, — я кивнул в знак согласия, и на этом мы договорились.

Я улыбнулся и помахал рукой вслед удаляющемуся Дереку, а затем повернулся лицом к великому мегаполису.

Я должен был найти дорогу к отелю, где остановилась моя команда, чтобы получить свое ежедневное содержание и сказать им, что я продолжаю путь. Это было не так просто, как я думал. Меня окружали небоскребы и перегруженные улицы: мегаполис до краев был наполнен жизнью. Я зашел в пару магазинов, чтобы попросить подсказать мне дорогу, однако продавцы сразу теряли ко мне интерес, как только понимали, что я не собираюсь ничего покупать. Я потратил свои последние деньги за совместным с Дереком ужином. Новый для меня опыт, заключавшийся в том, что я не в состоянии зайти в магазин и купить там обычный напиток, пачку жевательной резинки или что-нибудь наподобие, стал настоящим потрясением для моей нервной системы. Так же, как и большинство людей Западного мира, я привык залезать в карманы и находить там пару бумажек или монет, которых хватало на всякую мелочевку: кофе, мятные леденцы, газеты. Я никогда не ощущал себя настолько ограниченным в повседневных привычках. Я чувствовал себя беспомощным.

К тому времени, как я нашел отель своей съемочной группы, я уже весь покрылся потом и практически впал в панику. Дерек, его World of Warcraft и его пончик, казалось, были где-то в далеком прошлом. Я вошел в холл шикарного Loews Hotel, устроился в одном из кресел и задремал в ожидании, когда же моя команда пробудится от своих прекрасных снов. Вскоре я узнал, что пребывание на периферии роскошной жизни (например, когда вы спите в кресле в холле, а не в дорогом номере отеля) станет одной из основных характерных черт моего путешествия. Я обречен был стать пресловутым посторонним, все время норовящим воспользоваться входом.

Наконец члены моей команды спустились по лестнице. Им доставляло настоящее удовольствие описывать мне, чем встретил их отель: горячие пончики с джемом, молоко со сливками, огромные ананасы и свежий, обжигающий кофе. В обычных обстоятельствах все это, возможно, расстроило бы меня. Однако сейчас я полностью осознавал, что одной из важнейших причин того, что я пригласил этих ребят с собой, было мое желание иметь перед собой живое напоминание о «другой стороне улицы», о другой жизни, что должно было укрепить мое стремление рассчитывать в своем путешествии только на свое остроумие, изобретательность и способность завязывать знакомства с другими людьми. Если это означало, что я должен каждое утро встречать съемочную группу и погружаться в описания изысканных пищевых наслаждений и пятизвездочных номеров, значит, так было нужно. Мое путешествие выносило меня за границы внешней роскоши, к которой большую часть своей жизни я был привычен. Мое путешествие было внутренним поиском, каждый шаг которого проходил сквозь соблазны окружающего мира. Члены съемочной группы тогда олицетворяли собой то во мне, что я хотел бы оставить позади. Их пончики с джемом и свежий кофе помогали мне собраться и продолжать путь.

Однако я снова должен напомнить, что это был лишь второй день.

Я покинул отель и направился к центральному автовокзалу. По пути мне встретилось несколько людей, очевидно находившихся на различных уровнях нищеты. Пожилая женщина с растрепанными волосами, одетая в висевшее на ней мешком платье и спущенные чулки, что-то бормотала себе под нос, ковыляя мимо меня. Мужчина (или по крайней мере мне показалось, что это был мужчина) в заляпанных штанах и рваной рубашке метался между пешеходов, выпрашивая мелочь.

Не тратя времени на обдумывание увиденного, я поспешил в офис управляющего, чтобы найти человека, имеющего право принимать решения. В офисе уже ждали две дамы достаточно почтенного возраста, аккуратно разместившие свои дорожные сумки позади кресел. Я улыбнулся им, они же оглядели меня с ног до головы так, будто я был их непослушным внуком, прежде чем обратиться взором к массивному человеку, только что к нам присоединившемуся.

— Могу ли я помочь вам, сэр? — на его бейдже было указано имя — Макс, и должность — менеджер. Это был тот человек, который мне нужен.

— Без сомнения, можете! — и я рассказал ему историю своих странствий. Он слушал, кажется, заинтересовавшись лысым англичанином. Я сказал ему, что ищу благотворительной помощи: бесплатного билета до Ричмонда, чтобы быть точнее.

Он повернулся к своему товарищу, худому бородатому парню с галстуком бабочкой и планшетом для бумаг. Они обменялись взглядами, возможно, телепатически переговорив вопрос, а затем синхронно повернулись ко мне.

— Хорошо, — сказал он с ноткой улыбки в голосе, — мы дадим вам бесплатный билет.

— Вы шутите!

Он только рассмеялся в ответ. Я обнял его, его объятие оказалось крепче. Я развернулся с намерением обнять и двух пожилых леди, однако, судя по выражению их лиц, они не слишком приветствовали подобные вольности.

Все складывалось слишком хорошо, чтобы быть правдой: сегодня я должен был пересечь знаменитую линию Мэйсона — Диксона, границу между Севером и Югом, чтобы узнать культуру Юга США и, как я надеялся, в большей степени ощутить на себе американское гостеприимство, в котором я нуждался. Минутой позже я заполучил бесплатный билет до Ричмонда, с пересадкой в Вашингтоне, федеральный округ Колумбия, где, как мне было сказано, должен был сесть на другой автобус. Мой путь следовал в столицу Соединенных Штатов, являющую собой символ демократии для всего мира, и я попаду туда, не приложив никаких усилий, просто попросив о дружеской помощи незнакомых людей.

Ожидая прибытия автобуса снаружи автовокзала, я разглядывал моих собратьев — будущих пассажиров. Некоторые из них спрашивали меня, куда и почему я направляюсь, и, выслушав ответ, выражали свое удивление, иногда — с оттенком недоверия.

— Вы очень храбрый! — заметила молодая мать с вопящим младенцем на руках.

— Вы лучше меня, — сказал грузный человек среднего возраста, тряхнув головой и пыхнув сигарой.

— Не лучше, приятель, просто безумнее, — уточнил я.

— Я выпью за это, — охотно согласился он.

Я усмехнулся в ответ.

— Нет, я серьезно. Есть что-нибудь выпить?

— Чертовски жаль, но мой бюджет не позволяет предметов роскоши.

— Мой тоже.

Я присоединился к группе людей, столпившихся около дверей автобуса. Очевидно скоро объявят посадку, и я хотел занять место на переднем сиденье, чтобы иметь возможность завязать разговор с водителем — никогда не знаешь, когда следующий редкий случай проявления людской доброты постучится в вашу жизнь, и моим единственным тактическим решением было пристроиться как можно ближе к человеку, который, как мне казалось, способен предоставить мне помощь.

К сожалению, водителя автобуса явно не интересовали мои успехи. Отсутствие всякой реакции с его стороны на мою болтовню быстро дало мне понять, что для нас обоих будет лучше, если я заткнусь. Я пересел назад и заснул на неопределенное время. Мы въехали в предместье Вашингтона прежде, чем я понял, что проспал весь путь. Я глядел в окно в надежде увидеть знакомые достопримечательности — возможно, монумент Вашингтона или же величественный купол Капитолия. Ничего похожего. Полагаю, мы ехали задворками города. И они вовсе не были величественными.

Во время пересадки на автовокзале Вашингтона я провел несколько минут в магазинчике сувениров. Я крутил вращающуюся витрину с открытками, разглядывая глянцевые изображения столичных достопримечательностей. Линкольн, сидящий в своем кресле, огромный белый обелиск, направленный в небеса, четверо солдат, водружающих флаг на Иводзиме. Я вытащил блестящую открытку с изображением вечного огня в окружении почетного караула в гражданской одежде. Я держал ее в руках и разглядывал тонкие язычки желтого пламени. Затем я посмотрел в окно, на толпящихся на автовокзале людей. Семьи с детьми, мужчины с рюкзаками, подростки с сумками через плечо, большими по размеру, чем они сами. Я притулился к дверному косяку магазина, жалея, что у меня нет с собой фотоаппарата. Вот она, Америка, которую я хотел узнать: обычные мужчины, обычные женщины, обычные дети. Люди, которые не совершают ничего значительного, а просто просыпаются по утрам и выстраивают собственные жизни, выстраивают семьи, выстраивают общество. Мне не нужно было посещать монументы или же читать речи великих людей. Мне нужно было это: быть среди людей, видеть в них не потенциальную угрозу, не источник беспокойства, не нечто раздражающее, а личности, совершающие путешествие, отличающееся от моего собственного. Все мы путешествуем по своей Америке, рассчитывая на помощь других людей гораздо больше, чем отдаем себе в этом отчет.

Я поднял свой рюкзак, закинул его за плечи и вернул открытку на место. Мне не нужны были сувениры. Передо мной были люди, которых я мог бы узнать, я стремился встретить так много незнакомцев, как только смогу. Здесь, на задворках Вашингтона, куда редко заглядывают туристы, пылал настоящий вечный огонь. Думаю, кому-нибудь следовало бы сделать здесь фото.