Вступление. И открылся путь

Раз в день позволяйте себе свободу помечтать.

Альберт Эйнштейн

Да, я признаю: вся эта история началась из-за марксисткой революции в Аргентине, депрессивности моей лондонской квартиры, зарубежного кино с субтитрами и моего личного экзистенциального кризиса. Я знаю, это адская смесь. Однако так оно и было. Но было еще начало чего-то прекрасного. Вот что никто не расскажет вам об экзистенциальном кризисе: если вы находитесь на его пике, то самые несерьезные, пустяковые события могут приобретать смысл, которого они бы никогда не получили до того момента, когда вы, сидя на своем диване, ломаете голову над тем, почему вы еще живы, почему вообще родились на свет и будет ли хоть кто-нибудь горевать, если вы вдруг исчезнете. Однако в этот самый час среди опустошенных пивных банок, разбросанных смятых пакетов из-под чипсов в квартире, в которой где-то валяется телефонная трубка, не подающая признаков жизни, мир превращается в собрание символов: вещи обычные и незначительные несут в себе идею чего-то важного и нового.

Итак, это было тогда, когда я, завершив пятый по счету год своей работы, которая казалась мне чем-то бесконечным, опустошающим мою жизнь и лишающим ее смысла, в один из вечеров уселся перед телевизором. «У меня совсем неплохая жизнь», — повторял я себе снова и снова, на манер тех ужасных позитивных психологических заклинаний. «Мне следует быть счастливым, ведь так? У меня есть дом, есть работа, есть деньги, даже больше, чем мне нужно, есть отец, мать и братья, которые заботятся обо мне, хотя и не всегда с готовностью разделяют мои чувства…» Однако я как-то не ощущал реальности всего этого, я не чувствовал проживаемую жизнь своею. Я не отстраивал ее, я не боролся за нее, не создавал своей настоящей, реальной жизни, используя свой личный душевный пыл, свои устремления как строительный материал. Да, я был одинок, но не только из-за отсутствия друзей и любимой. Честно говоря, мне не хватало самого себя. Звучит, я полагаю, глупо, однако все эти годы жизни, проведенные наедине с собой, я никогда не ощущал, будто действительно нахожусь здесь и сейчас. И вот теперь я оказался там, где был: провожу перед телевизором еще один унылый мутный лондонский вечер, рассуждая о том, что, если я внезапно исчезну, мир будет прежним — я не оставлю ни одного следа на этой планете, ни в чьей жизни не сохранится обо мне долгой памяти, и никто не станет по мне скучать, да я и сам бы не стал. Чтобы разогнать подобные мысли, я взял пульт и включил телевизор.

Каждый создатель фильма, снимая и редактируя свою ленту, надеется, что с его зрителем произойдет то, что произошло тогда со мной. На меня снизошло прозрение.

Я не интеллектуал. Я не говорю по-французски. Я даже не знаю, как правильно произнести «Сартр», я не пользуюсь языком — измов, и вплоть до этого вечера, когда я посмотрел «Дневники мотоциклиста», Че Гевара был для меня приятным парнем, изображенным рядом со своим осликом на банке дешевого кофе. А еще я не слишком чувствительный человек. Или, по крайней мере, не был таковым. Меня редко трогают кинофильмы, мои глаза никогда не увлажняются на свадьбах или юбилеях, и я никогда, никогда, никогда не пускаю слезу на диване у психоаналитика. Я — британец. Возможно, мы и утратили свое господство в этом мире, однако в чем мы хороши, так это в стоицизме. Действительно хороши. Посмотрите на королеву: утомленность жизнью возведена в степень искусства. Скучающее очарование.

Но в том-то и суть экзистенциального кризиса. В один момент все перевернулось. Великие вопросы были заданы. Взрослые мужчины плачут. А судьбы меняются. Всего лишь два с небольшим часа я сопровождал Че Гевару (которого сыграл Гарсия Бернар) в его путешествии по Латинской Америке, от Буэнос-Айреса до Каракаса, в котором у него не было ничего, кроме верного мотоцикла и лучшего друга Гранадо. Это путешествие изменило Че, а значит, изменило и историю. Все, что случилось с этими двумя молодыми людьми, пока они скитались по пустынным и суровым районам серединных земель Латинской Америки, преобразило их представление о мире и их представление о самих себе. Че уже не смог бы быть прежним. Нищета и измотанность, доброта и необъятность мира, его красота, его контрастность зажгли ту искру в глазах Гевары, что мы все еще видим на его фотографиях — отдаленные отзвуки страсти и решимости, убежденности в том, что он был рожден для чего-то большего, чем собственное короткое прошлое и сонное настоящее.

Я никогда не считал себя революционером. Полагаю, что в гораздо большей степени я пацифист (хотя меня и несколько коробят слова-ярлыки, заканчивающиеся на — ист). Но Че достучался до меня. Тот опыт, что он вынес из своего путешествия, оживил мою душу, дремавшую до сей поры. Я чувствовал, насколько сильный и прекрасный потенциал имеет дар общения между людьми, следя за тем, как двое свободолюбивых друзей прокладывают себе путь к сердцам и умам совершенно им незнакомых и таких разных людей. На экране промелькнули титры, и я выбежал прочь из квартиры, чувствуя, как бурлит моя кровь, волна адреналина буквально снесла меня вниз по лестнице. Что-то пробудилось внутри меня, и в этот момент свежий воздух лондонской улицы наполнил мою душу надеждой. У меня не было никакой великой концепции изменения устройства общества, однако я чувствовал необходимость революции, хотя бы только внутри себя самого.

Меня озарило, насколько ограничен мой мир и ограничен привычкой к накопительству, любовью к новым и дорогим вещам, все возрастающими и возрастающими расходами. Прирученный и обезоруженный мягкими силками потребительства, я полностью игнорировал свой внутренний голос, который все это время ненавязчиво взывал к моему вниманию. Этим ветреным ноябрьским вечером я начал его слышать. Я был один. Проработав половину десятилетия в семейном бизнесе, накопив солидную сумму денег, заработав уважение коллег, обнаружив себя в приличной квартире в доме с приличными соседями, я понял, что у меня нет мотоцикла и у меня нет Гранадо. Ни верного партнера, ни средства передвижения, способного унести меня в огромный мир. И хотя я чувствовал отсутствие обеих этих вещей задолго до того, как Че начал бороздить бескрайние пространства Латинской Америки на экране моего телевизора, я никогда не позволял себе признать то, к чему неизбежно приводит недостаток в жизни глубоких человеческих отношений, приключений и исследовательского восторга — мой мир и мое сердце были слишком малы. Пока я бродил по холодным улицам Лондона, с каждым шагом сознание мое прояснялось. Я начал формулировать свой план. Цель миссии: увидеть большой мир, научиться открыто взаимодействовать с другими людьми, открыть свое сердце новым чувствам, добиться дружбы Гранадо и понять, кто есть настоящий Лео. Как это осуществить? Оседлав метафорический мотоцикл.

«И, думаешь, твой план сработает?» — спросил отец с должной долей скепсиса в голосе.

«Полагаю, это зависит от того, что ты подразумеваешь под «сработает», — ответил я.

«Это что, загадка? Ты уже начал говорить буддистскими загадками? Не следует ли тебе подождать, пока ты не очутишься на Тибете или куда ты там собрался?»

Я молча улыбнулся в ответ: что, я думаю, было очень по-буддистки.

Мой отец — прагматик, что сам он считает несомненной добродетелью. Он принадлежит к длинной династии таких же прагматиков, которые всегда смотрели на своего сына, брата или племянника с точки зрения собственных жизненных ценностей и задавали тот же вопрос: «И думаешь, твой план сработает?» Полагаю, мой ответ был не так хорош, как любой из тех, что они получали.

Пять лет я работал брокером в фирме моего отца. Он был добр ко мне, предложив это место, однако в то же время относился ко мне без всякого снисхождения. Часы тянулись бесконечно долго, работа отупляла. Я трудился в офисе, в котором терялось видение окружающего мира, несмотря на его расположение в возвышающимся над городом здании с огромными прозрачными окнами. Именно здесь я и утратил самого себя. Настало время это изменить.

«Я уезжаю через одну-две недели. Так что можно считать это официальным уведомлением».

«Что ж, хорошо, твое заявление принято. Разумеется, не могу обещать, что твое место будет свободным, когда ты вернешься».

Я улыбнулся снова.

«И, разумеется, я не могу обещать, что вернусь».

* * *

Через две недели после того, как я оставил работу, я кое-что понял. Не так-то просто лишить себя атрибутов современной городской жизни. Другими словами, если у вас есть куча барахла, вам довольно трудно сделать свою жизнь проще. Если мое желание произвести революцию в собственном внутреннем мире было чем-то большим, чем бесплотная мечта, мне требовалось решительно отказаться от многого. Однако подобный отказ в наши дни выглядит несколько нелогичным. «Меньше» — не самое любимое нами слово. Чтобы сделать что-либо нелогичное, иногда вы вынуждены установить для себя жесткие правила, разработать странное и зачастую нерациональное руководство, чтобы с его помощью заставить себя отказаться от образа жизни, столь привычного, что воспринимается вами на уровне инстинктов.

Еще до того, как я пересек континент, до того, как подписал перспективное соглашение с телевидением, даже до того, как я, спотыкаясь, отправился в новую жизнь, я заставил себя избавиться от лишней материальной шелухи метафорически, поскольку на реальные действия у меня не было или физических сил, или выдержки. Я пообещал себе вытащить себя из привычной обстановки и изведать большой мир, отойдя от душной рутины деловых встреч и подсчетов затрат как можно дальше. Чтобы у меня не было возможности вернуться к старому образу жизни в добровольной изоляции, условия моего путешествия должны были вынуждать меня контактировать с другими людьми. Я начал с большого, а затем перешел к прорабатыванию плана в малых деталях, отбрасывая все то, что могло помешать мне познать настоящее взаимодействие между людьми и увидеть большой мир.

* * *

Моя страна. Британец в Великобритании все равно что ковбой в Техасе. Если он хочет стать кем-то другим, чем тот, кем был его отец, ему придется выйти за установленные рамки, и возможно, не один раз. Поэтому я оставил самый большой в мире маленький остров позади себя. Я отправился туда, где обновление представляется не только возможным, но и вполне ожидаемым, — в Соединенные Штаты.

Моя машина. Вообще-то я фанат всего, что позволяет сохранять жизнь на нашей планете, однако продал я свою машину не по этой причине. Я жил и работал, окруженный стенами, которые отделяли меня от внешнего мира и от людей, его населяющих. Если я собираюсь отправиться в путешествие, я сделаю это и без большого куска метала между собой и свежим воздухом и настоящей жизнью.

Моя одежда. Одежда делает человека, но она же делает и так, что человек забывает о том, что может быть кем-то большим. Я оставил себе только то, что было надето на мне, и положил единственную смену одежды в свой верный рюкзак.

Мои деньги. С формальной точки зрения я не избавился от всех своих денег. Я лишь перекрыл себе к ним доступ. Никаких карточек, никаких наличных. Каждое утро я просил своего продюсера выдать мне пять долларов. Он протягивал их мне, и не было никаких шансов получить у него больше и никакой возможности отложить что-нибудь на следующий день — я не мог получить денег ни из какого другого источника; только великодушие других людей могло помочь мне в моем путешествии. На страницах этой книги я вовсе не заострял внимания на материальной стороне, поскольку не это являлось моей целью: пять долларов в день в наше время — ничто, они утекают, как вода. С тем же успехом у меня вообще могло бы не быть денег, и очень часто мне казалось, что именно так оно и было.

Мои средства связи. Никаких мобильных, никакой электронной почты. Только легкие, чтобы набрать воздуха и прокричать о помощи, и ноги, чтобы убежать от опасности. Были, конечно, еще эти ребята с камерой, шатающиеся где-то рядом, но Господь мне свидетель, толку от них было не больше чем от тех чопорных парней с перетянутыми ремнями касок подбородками у Букингемского дворца. И еще, команде не позволялось мне помогать. Когда я мог только надеяться на крышу над головой, часто находясь на грани того, чтобы улечься спать на скамейке в парке или у тротуара, они ночевали в сказочных отелях. Пока я пытался сообразить для себя ужин из того, что люди готовые поделиться остатками своей трапезы, могли предложить мне, команда располагалась в лучших ресторанах.

Я взял с собой этих ребят, чтобы они документировали мое путешествие, но в конце концов я понял, что они играют для меня более значимую роль: они являли собой образ меня самого в прошлом, привыкшего к комфорту и потакающего всем своим слабостям. Они были полной противоположностью меня нынешнего.

Я чувствовал всем своим нутром, что должно случиться что-то экстраординарное, и я хотел запечатлеть этот момент, чтобы иметь возможность поделиться им со всем миром — чтобы невероятные истории, которые, я знал, ожидают встречи со мной, не исчезли без следа. Путешествовать со съемочной группой могло быть не слишком удобным. Полагаю, это могло бы даже разрушить все мои планы. Но только не с этими ребятами. Они держались на расстоянии, их не было рядом со мной при большинстве событий, описанных в этой книге. Читая ее, вы поймете, что моя команда была практически невидимой, лишь изредка появляясь в поле зрения. Действительно, надо отдать им должное и честно сказать, насколько большую роль сыграли они и в моих скитаниях, и на страницах книги: пока я погружался в новую реальность, они наблюдали за мной, ненавязчиво и тихо.

Без машины, без запаса одежды, без денег, без телефона я был предоставлен на милость того, без чего ни один человек не может просуществовать долго: человеческих взаимоотношений. Общение — вот что кормило меня, заботилось обо мне, давало мне одежду и возможность передвигаться. Лишенный всего, без чего сложно себе представить повседневную жизнь, я был вынужден искать друзей, сотни друзей. И я делал это в Америке — стране, которая, как иногда кажется, еще не полностью исследована. Чтобы метафорически отразить собственное преображение, я должен был начать путешествие на Таймс-сквер, этом символе капиталистического упадочничества, а закончить — под знаком Голливуда, куда стекаются толпы людей, чтобы рассказать всему миру о своих мечтах.

Радикальный эксперимент? О, да. Однако, на мой взгляд, для выхода из экзистенциального кризиса не существует способа лучше, чем сделать что-нибудь радикальное. Нет лучшей реакции на осознание того факта, что вы — никто, чем удивительное и необычное действие. Нет лучшего ответа на серость и скуку повседневности, чем приключение.

* * *

Когда эта глава начала писаться (а я клянусь, что произошло это само собой), предполагалось, что она станет вводной частью книги. «Для введения», — сказал редактор. («А?» — ответил я). Однако я нарушу правила. Я расскажу вам, как закончится эта книга.

Когда вы доберетесь до финальных страниц, вы обнаружите, что я полностью избавился от «токсичности», которой был полон мой прежний образ жизни. Вы увидите меня в Калифорнии, на расстоянии в континент и еще немного (да, Англия — всего лишь «еще немного», маленький кусочек суши на карте) от того места, где я начинал свой путь. Вы узнаете, что я бросил проводить без толку по 16 часов в день за куском дерева, именуемым рабочим столом, чтобы выбрать для себя другую жизнь и отправиться за ней в паломничество самореализации. Вы узнаете, что я поменял свою дорогую машину и претенциозный солидный деловой портфель на пару походных кроссовок и рюкзак. Вы убедитесь, что я отказался от финансовой самодостаточности, чтобы встретить милосердие и товарищеское участие со стороны абсолютно незнакомых мне людей.

Вы увидите меня делящим комнату с женщиной, уверенной в том, что она является целью наемного убийцы, и в том, что прямо под ее домом ФБР организовало производство наркотиков. Вы увидите меня застывшим в недоверии после того, как мне передали ключи от совершенно незнакомого дома на время отсутствия его хозяйки со словами: «Чувствуйте себя как дома». Вы увидите меня проводящего бессонную ночь в таинственной комнате отеля, пропитанной кровью, и упускающего свой шанс переночевать посреди пустыни, в хижине странного старика, говорившего жутким шепотом. Вы увидите меня, читающего рэп с местными парнями в зеленом городке Иллинойса. Вы увидите меня путешествующим с ветераном войны в Ираке через скалистые горы Колорадо. Вы увидите меня.

Вот чем заканчивается эта книга. Вы увидите меня. Я увижу вас. Это выгодный обмен, который становится невозможным, если наши глаза не направлены друг на друга. Я уехал из Лондона, оставив жизнь, со всеми ее привилегиями и скукой. Я вернулся, вдохновленный не иссякшим желанием слушать свое внутреннее, человеческое я, с твердым намерением жить подлинной жизнью, с готовностью в любой момент пуститься в непредсказуемое и радостное приключение открытых дорог и открытых сердец.

Это — мои дневники мотоциклиста, записи о моем путешествии через сердце Соединенных Штатов в поисках души этой страны и моей собственной души. Я нашел то, что искал.

Загрузка...