Нейтрально-враждебный

Глава 4

— Вы, братцы, как хотите, а я сваливаю! — заявил тот же самый голос, который призывал всех рвать когти.

Парень бесцеремонно протолкался к левой двери, повернулся лицом к толпе и окинул всех сердитым взглядом.

— Иду домой! — сообщил он громко. — Чего и вам советую. Все это какая-то разводка.

Он шагнул в дверь и исчез.

Через минуту после его отбытия к левой двери приблизилась худенькая девушка в очках, и виноватым тоном, будто оправдываясь, сообщила:

— Я никак не могу остаться. У меня свадьба через три месяца. И работа. И кредит. И….

Она не договорила, быстро юркнув в дверь.

— Да, чувствую, останется наш паладин без добровольцев, — услышал Стасик чей-то негромкий голос.

— Ну, так верно же было сказано — дураков нет, — прозвучало в ответ на эту реплику.

Вот еще кто-то направился к левой двери. За ним потянулись остальные. Люди исчезали один за другим, и толпа на площади постепенно редела. Впрочем, массового бегства не наблюдалось. Большинство по-прежнему оставалось на своих местах.

Стасик стоял на месте, как громом пораженный. Со стороны могло показаться, что ему сделалось плохо. Парень сильно побледнел, его лицо блестело от обильно выступившего пота. Немигающий взгляд смотрел в пустоту. Одна девушка даже обратила на него внимание, подошла ближе и осторожно потрясла Стасика за плечо.

— Эй, ты чего? — спросила она участливо. — В обморок не упадешь?

Стасик, наконец, вспомнил, что нужно моргать, да и дышать заодно, посмотрел на девушку дикими глазами и с трудом вымолвил:

— Нет, нет. Со мной все хорошо.

— А, ну ладно, — сказала та и оставила его в покое.

Потрясение, которое испытал Стасик, было столь велико, что он едва не лишился рассудка. Для всех остальных людей на площади произошедшее с ними перемещение в другой мир тоже явилось немалым сюрпризом, но они и близко не испытывали той бури чувств, которая бушевала в душе Стасика. Чувств этих было так много, и бушевали они так яростно, что Стасик не мог определиться, как ему реагировать на все происходящее. Ведь только что, ни много ни мало, сбылась его заветная мечта. То есть, даже не мечта. Неправильно было бы назвать это мечтой. Мечтал Стасик о вещах попроще: чтобы над ним перестали издеваться в школе, и чтобы какая-нибудь красивая девушка вдруг волшебным образом в него влюбилась. Ну, или вот мечтал о новой видеокарте, но о ней мечтал вполсилы, поскольку и старая была еще ничего. То есть мечтал о том, что хотя бы теоретически с ним могло произойти, пусть вероятность этого и была крайне низка.

А вот его желание перенестись в правильный мир, было чем-то сродни религии. Стасик не мечтал об этом, поскольку в глубине души осознавал всю невозможность подобного чуда. Для него правильный мир был не тем местом, куда он стремился попасть, а неким раем, неким недостижимым идеалом. Он мечтал о нем, думал о нем, его воображение рисовало дивные картины жизни в правильном мире. И именно поэтому Стасик просто не знал, как ему теперь реагировать. Откровенно говоря, он сильно боялся, что от радости его хватит удар или он повредится умом.

Осторожно протиснувшись сквозь толпу, он добрался до гранитной стены и привалился к ней спиной. Ему просто необходима была дополнительная точка опоры, поскольку ноги в любой момент могли отказать. Он тяжело дышал, хватаясь руками то за дико колотящееся в груди сердце, то за живот, который скручивало резкими болезненными спазмами.

В голове его царила полнейшая каша. Стасик понял — это шок. Только что сбылась его священная мечта, и от невероятного наката радости и счастья его неподготовленный организм едва не вышел из строя. Ну не был он, его организм, рассчитан на подобные перегрузки. Радость и счастье редко озаряли собой жизнь Стасика. Ему гораздо чаще приходилось плакать, чем смеяться. А тут вдруг такое! Стасика удивило, что он не умер на месте.

Следовало отдышаться и переварить все случившееся. Прижавшись спиной к холодной каменной стене, Стасик стал делать медленные глубокие вдохи, пытаясь нормализовать пульс, подскочивший до космической скорости. Постепенно его стало отпускать. Сердце все тише билось в груди, и уже не было такого чувства, что инфаркт не за горами. Звон в ушах стих, головокружение прекратилось. Стасик поднял дрожащую руку и провел ладонью по потному лицу.

— Я в правильном мире! — прошептал он тихо, и его губы начали расползаться в безумной улыбке.

Мозг все еще отказывался принимать эту невероятную истину. Как? Как такое возможно? Но затем Стасик припомнил свою прошлую жизнь, все пережитые им страдания, все горести, припомнил, как страстно мечтал попасть сюда, и пришел к выводу, что подобный исход был предрешен. Прежний мир являлся для него чуждой средой обитания. Он был рожден великим чародеем, искусным магом, борцом с силами зла и победителем чудовищ. И тот факт, что в итоге он оказался в правильном мире, где мог, наконец, раскрыть весь свой потенциал, теперь представился совершенно очевидным и неизбежным. Так и должно было случиться.

— Я в правильном мире! — повторил Стасик, больше всего боясь, что это происшествие окажется обычным сном. Он поспешил ущипнуть себя несколько раз кряду, притом без всякой жалости, из-за чего даже вскрикнул от резкой боли. Но не проснулся. Да и все вокруг было слишком реальным, чтобы оказаться сном или галлюцинацией.

Тут он словно очнулся. Каша в голове рассосалась, и он возвратил себе ясность мысли. И сразу же страшно испугался. Как долго он простоял у стены? Пребывая в пограничном состоянии, Стасик полностью утратил ощущение времени. Могло пройти несколько минут. А могли утечь и часы.

Он со страхом посмотрел на небо, боясь увидеть на нем признаки скорого заката. Но сумерками пока не пахло. И все же Стасик решил, что ему надо спешить. Липкий ужас охватил его при одной только мысли о том, что он может задержаться на этой площади слишком надолго, и в этом случае магия автоматически вернет его в родной мир. В его ужасный, отвратительный неправильный мир, способный даровать ему лишь непрерывные страдания.

Через секунду Стасик уже ломился сквозь толпу, бесцеремонно расталкивая оказавшихся на пути людей. На него кричали, ругались, требовали проявить вежливость, но он ничего этого не слышал. Впереди замаячили очертания двери, ведущей к его мечте. И все остальное в одночасье потеряло какое-либо значение.

Опасался он напрасно, до вечерних сумерек было еще далеко. Но времени, пока он приходил в себя, все же успело утечь немало. Людей на площади осталось меньше половины от того количества, что было изначально. Большая их часть вернулась домой. Но не все. Нашлись и те, кто пожелал остаться в этом мире и принять участие в борьбе с темными силами.

Запыхавшийся Стасик добрался до нужной двери, и обнаружил возле нее пустое пространство. Люди держались подальше от выхода, словно опасаясь нечаянно провалиться внутрь. Когда же Стасик шагнул к двери, кто-то позади него предостерегающе произнес:

— Эй, мальчик, а ты хорошо подумал?

Стасик резко обернулся. Автором слов оказался парень лет двадцати двух, явно не пренебрегавший в своей жизни интенсивными спортивными упражнениями. Темно-синяя футболка туго обтягивала его мускулистый торс, накаченные руки были сложены на груди. Он был высок и по-мужски красив. Облачи его в доспехи, вручи меч, и готов паладин.

— Что? — произнес Стасик.

— Я спросил — ты хорошо подумал? — повторил парень.

— О чем?

— Да обо всем. Или ты не слышал того рыцаря с балкона?

— Слышал.

— Если слышал, должен понимать, что тебя ждет за этой дверью. У них там война. Настоящая. Где людей убивают. Это не игра.

Тут Стасик понял, к чему клонит этот тип. Дескать, посмотри на себя, мальчик. Посмотри хорошенько. На свое рыхлое сутулое тельце, которое в жизни своей не контактировало ни с турником, ни с брусьями, ни со штангой. На свои тонкие ручки без намека на мышечную массу. На свое лицо, будто бы самой природой созданное для рыданий. А после этого прикинь, на какую такую войну ты собрался со всем этим сомнительным арсеналом. Сумеешь ли ты поднять меч? Нет, не нанести им удар достаточной силы, чтобы хоть как-то навредить врагу, а просто поднять. Не подломятся ли твои слабосильные ножки, когда на твои плечи ляжет тяжесть латной брони? Или, может быть, ты сумеешь натянуть тетиву лука? Нет, не детского лука, стреляющего пластиковыми стрелами с присоской вместо наконечника, а настоящего боевого лука. Или, может быть, ты достаточно ловкий и проворный для того, чтобы драться в легких доспехах, избегая вражеских клинков стремительными отскоками и перекатами? На что ты рассчитываешь, мальчик, идя в эту дверь? Чем ты, тюфяк, можешь помочь воинам добра в борьбе с темным властелином?

Ничто из этого не было сказано вслух, но Стасик все понял и без слов. Да, именно это и думали люди, которые смотрели на него, застывшего у двери. Они считали его глупым ребенком, в чьем известном месте взыграл глупый детский героизм. Ребенком, который, в действительности, ни на что не годен, кроме как быть безропотной мишенью для бумажных шаров.

— Знаете что! — вдруг выпалил Стасик с несвойственной ему дерзостью, и почти все лица повернулись в его сторону. Он смутился, но постарался взять себя в руки. Это там, в неправильном мире, он позволял вытирать об себя ноги всем желающим. Но здесь этого не будет. Пусть эти болваны знают, что им выпала честь беседовать с величайшим магом этого мира, героем, которому суждено сокрушить самого темного владыку.

— А что? — спросила какая-то девушка, глядящая на Стасика с нескрываемым презрением, как на какое-то мелкое и противное насекомое, дерзнувшее подать голос.

То факт, что его не воспринимают всерьез, взбесил Стасика еще больше.

— А то! — выкрикнул он громко. — А вот то! Еще узнаете! Я….

Он запнулся, вдруг осознав, что весьма успешно выставляет себя на посмешище. Но остановиться уже не мог.

— Я вам всем покажу! Я вам докажу! Вы еще услышите обо мне!

Реакция на этот поток бахвальства, прозвучавший из уст жалкого подростка, была ожидаемой. По толпе прокатился смех. Стасик едва не расплакался от злости и обиды. А еще он понял, что лучше остановиться и не позориться дальше.

— Мальчик, иди домой, — посоветовала ему какая-то девушка, не переставая при этом хихикать.

Стасик едва сдержался, чтобы вновь не начать выставлять себя шутом. Он стиснул зубы, гордо повернулся к толпе узкой сутулой спиной, и весь переполненный решимостью доказать каждому насмешнику, как сильно он заблуждался на его счет, шагнул вперед, навстречу новой жизни.