Но пасаран

В новогоднюю ночь

Ночью меня разбудили. Я поднялся на третий этаж.

Сергей тяжело дышал. Он изредка шептал что-то белеющими губами. Потом взглянул на нас и затих. Кольцов заплакал.

Я долго смотрел на его высокий красивый лоб, на спокойные восковые черты усталого лица. Люс проплакала у его изголовья до утра.

В ясный солнечный день мы с Кольцовым хоронили Сергея. Его товарищи не могли прийти на похороны. Они сражались. Долго не могли найти Люс, она исчезла. Прибежала она, когда уже закрывали крышку красного гроба. В осажденном врагами Мадриде она разыскала две белые хризантемы и положила их у изголовья Сергея.

Черный автомобиль-катафалк лавировал между трамваями. Его обгоняли с бешеной скоростью военные машины. Встречные поднимали кулаки, снимали береты. Солдаты молча, торжественно поднимали над головой винтовки. Черному катафалку салютовали строители баррикад на перекрестках. Женщины в черном, стоявшие в длинных очередях, поднимали кулак, провожая в последний путь капитана Сергея Тархова, посмертно удостоенного звания Героя Советского Союза.

А в небе кружили истребители, патрулирующие над городом.

На окраине маленькая девочка, подняв руку, остановила катафалк, что-то сказала шоферу и вбежала в дом. Через несколько минут она выбежала с букетом цветов и, поднявшись на цыпочки, положила цветы на гроб. Я обернулся. Девочка, подняв кулачок, смотрела нам вслед.

На кладбище тихо. Около часовни много трупов убитых во время последней воздушной бомбардировки. Женщина в окаменелых объятиях сжимает убитого вместе с ней грудного ребенка. Маленькие дети беспомощно раскинули ручонки на влажной траве среди желтых листьев. Из города доносятся разрывы тяжелых снарядов.

В Испании хоронят, замуровывая гробы в ниши колумбария. Мы сняли гроб с катафалка, поднесли его к нише и, поставив на землю, открыли крышку.

На горизонте появились силуэты «юнкерсов». Эскадрилья республиканских истребителей сделала крутой разворот и пошла навстречу врагу. Гроб установили в нише, закрыли нишу мраморной плитой и замуровали алебастром.

Воздушный бой кончился. Истребители сомкнутым строем, крыло к крылу, возвращались на небольшой высоте на свой аэродром в Алкала де Энарес. Они с могучим ревом пронеслись над нашими головами. Летчики и не подозревали, что в боевом строю салютуют своему товарищу, провожают его в последний путь.

* * *

Неповторимый в своей мужественной красе Мадрид встречал новый, 1937 год.

Наступала новогодняя ночь. На серой пелене облаков над Мадридом были розовые отблески пожаров. Вот уже два месяца, как фашистские полчища подошли к стенам Мадрида. Франко оповестил мир, что войдет в Мадрид 7 ноября. Фашисты не взяли Мадрида ни седьмого ноября, ни восьмого, ни девятого. Они не вошли в Мадрид ни в тридцать шестом году, ни в тридцать седьмом, ни в тридцать восьмом. Это стало известно позже, а в декабре мы считали дни и ночи. Бои шли в Карабанчель-Бахо, в парке Каса дель Кампо, в Университетском городке. В обороне города стояли рабочие Мадрида, бойцы коммунистического 5-го полка, плечом к плечу с ними стояли у стен Мадрида славные интернациональные бригады, сражались советские парни — добровольцы летчики, танкисты.

Мадрид вечером 31 января 1936 года был погружен в тревожную темноту. Машина медленно ехала по улицам, ощупью находя в темноте дорогу. Около баррикад на перекрестках я останавливал автомобиль, чтобы предъявить документы закутанным в одеяла бойцам. Мадрид был особенно насторожен в последние дни декабря. «Пятая колонна» в любой момент могла поднять восстание. За последние ночи патрули уже не раз мчались куда-то, где вспыхивали пулеметные очереди и беглый ружейный огонь.

Продрогшие люди до утра будут нести эту тревожную новогоднюю вахту. Они на каждом углу. Тени отделяются от стен домов, останавливают машину и, направив в окно дуло пистолета, шепотом спрашивают пароль.

В подъезде военного министерства — фронтовые машины, броневичок с орудием. Я прошел по длинным пустым коридорам, через большие залы, озаренные тусклым светом. На длинных бархатных диванах спали вооруженные люди. Здесь тишина, но если подойти к окну, прислушаться — стрельба совсем близко. Линия фронта — в городе. Сапоги у спящих покрыты рыжей окопной грязью, у многих перевязаны голова, руки. Сквозь бинт просочилась и запеклась кровь. Невыспавшиеся девушки отстукивали лаконичные мандаты угрюмым людям, обросшим черными бородами. В коридоре я столкнулся с танкистами. Политрук танкового батальона Иван Зуев и капитан Арманд. Они ненадолго приехали с передовой из Каса дель Кампо, где мы днем уже успели сегодня поздравить друг друга с наступающим Новым годом.

Я прошел в помещение Хунты обороны Мадрида. Первый, кого я там увидел, был Антонио Михе — популярнейший из руководителей Испанской компартии, член хунты. Коренастый, чуть полноватый, он был полон жизни, юмора. Только что вернулся из частей 5-го полка.

На вопрос — как обстановка? Ответил: превосходно! У Франко сегодня новогодняя ночь будет безрадостной. Ребята встречают Новый год с чудесным боевым настроением. Но пасаран!..

Я знал, что обязательно увижу тут Михаила Ефимовича Кольцова. Мы еще вчера уговорились вместе встречать Новый год. Ну, конечно, он здесь! И как всегда жизнерадостный, подтянутый, веселый.

— Поехали в Алкала де Энарес! К летчикам, — воскликнул Кольцов. — Вот и Антони хочет к нам присоединиться.

Тридцать километров от Мадрида по Валенсийской дороге. Маленький тихий городок Алкала де Энарес — родина Сервантеса — стал центром республиканской авиации центрального фронта. Рядом с городком на аэродроме расположены были советские истребители. Валенсийская дорога — единственная, соединяющая охваченный полукольцом врагов Мадрид со страной. Эта дорога, казалось бы, могла быть загруженной беженцами, оставляющими осажденный город. Ничего подобного. Этой ночью мы встретили только обозы с продовольствием, стада скота, которые крестьяне гнали в Мадрид.

Из темноты, насыщенной тревогой, напряжением и холодом, мы шагнули в светлый зал, уставленный праздничными столами, цветами. Гул веселых голосов, шутки, песни. Стрелка часов приближалась к двенадцати. Русые волосы, голубые, серые глаза, кожаные курточки… Сегодня я живо и отчетливо вижу этот стол, этих чудесных людей, полных жизни, радости, — советских летчиков в далекой Испании, в маленьком испанском городке — родине автора бессмертного рыцаря Печального образа. Им понятна была задача, поставленная страной, партиен: сражаться с фашизмом! Сражаться на испанской земле, накапливая боевой опыт для грядущих боев с фашистами за свою Родину. Всем было ясно: это только начало. Впереди предстоят смертельные бои, уверены были — фашизм обречен. И только советским воинам суждено вогнать его в могилу.

Помню мужественные лица Захарова, Смушкевича, Пумпура, Арженухина, Рычагова, Агафонова…

С первым полуночным ударом часов поднялись все сидевшие за новогодним столом. Аж затрещали на швах кожаные курточки, засверкали глаза советских богатырей, которым с рассветом суждено было, затянув лямки парашютов, снова сесть в краснокрылую машину. Снова идти в бой.

— За нашу Советскую Родину! — прозвучал тост, и у многих подернулись влагой глаза, привыкшие глядеть смерти в переносицу…

Много-много раз приходилось мне встречать Новый год далеко от родной земли. Было это и в ледяной арктической пустыне в полярную ночь; и на берегах лазурного Карибского моря; и в блиндаже под тремя накатами при коптящем огоньке «катюши»; и в штормовую ночь в открытом море в свайном городке нефтяников Каспия. И посчастливилось мне всегда в эти новогодние ночи быть рядом с прекрасными смелыми людьми. С уважением вглядывался я в их суровые лица, в каждую глубокую складку на лбу, в каждую седую прядь.