Но пасаран

Декрет революционного правительства

Вместе с нашими коллегами — кубинскими кинооператорами — мы приехали снимать заседание Совета министров революционной Кубы.

Откровенно говоря, я волновался перед этой съемкой боевого штаба революционной Кубы. Представлялась возможность встретиться с Фиделем, побеседовать с ним.

Мы прибыли с аппаратурой в президентский дворец. Тот самый дворец, на который 13 марта 1953 года группа революционеров совершила нападение. Пронесли свою аппаратуру по широкой лестнице. По мраморным ступенькам этой лестницы, ведя огонь из автоматов, повстанцы бежали к кабинету Батисты, надеясь захватить диктатора.

Первый человек, с которым мы столкнулись в коридоре второго этажа, был… Фидель. Он шел нам навстречу широким размашистым шагом. Увидев нас, остановился и склонил набок голову, словно спрашивая: «Это еще кто такие?» Кубинский оператор Рамос с ним поздоровался и сказал:

— Познакомься, Фидель, это наши гости, советские операторы.

— О-о-о, мучо густо! (Очень рад!) — произнес Фидель и крепко пожал нам руки. — У нас сейчас начнется прием, — сказал он, — в честь президента Гвинеи. Встретимся с вами после приема. — Кивнув нам головой, шагнул в кабину лифта.

Сложив съемочную и осветительную аппаратуру, мы расположились на роскошных диванах на галерее.

Министры начали собираться на заседание, когда было уже около полуночи.

Вскоре из комнаты, где заседал Совет министров, вышел адъютант Фиделя и позвал нас.

Мы включили осветительные приборы и приступили к съемке. Министры один за другим подписывали важный правительственный документ. Последними его подписывали премьер-министр и президент республики. Фидель внимательно перечитал заключительные строки декрета и, порывисто склонившись, поставил свою подпись. Когда декрет подписал президент Дортикос, Фидель поднялся во весь свой огромный рост и направился к нам. Я обратился к нему со словами:

— Анастас Иванович Микоян перед нашим отъездом на Кубу поручил передать вам сердечный привет.

— Большое спасибо, — сказал Фидель, — мы очень подружились с Микояном, когда он был на Кубе. Наш народ принимал его как большого друга.

— Товарищ Микоян, напутствуя нас, выразил надежду, что советские кинематографисты создадут хороший фильм о Кубе, — сказал я. — Каким вы бы хотели видеть фильм о вашей стране?

— К сожалению, в искусстве кино я ничего не понимаю, — сказал Фидель, — поэтому воздержусь от советов. Что касается революции, мы в этом деле кое-что смыслим. А вот кино… — Он смущенно потер свою бороду.

— Вот мы и хотим создать фильм о вашей революции. Мы не видовую картину собираемся снимать, — заметил я.

Фидель одобрительно кивнул головой.

— О фильме мы еще побеседуем. Встретимся не раз. Вот сегодня, например, вы сняли важное революционное событие: исторический декрет о Городской реформе. Наш народ неимоверно страдал от жадности домовладельцев. По новому декрету тысячи бедных городских жителей станут хозяевами квартир, в которых они живут… Ты сколько платишь за свою квартиру? — спросил он вдруг кубинского кинооператора. — Сколько времени вы предполагаете пробыть на Кубе?

— Месяца три, если понадобится, и больше.

— За этот срок, очевидно, можно снять фильм. Пока скажу одно: снимайте подлинную жизнь. Ничего не приукрашивайте. У нас много трудностей, революция никогда легко не дается. Пусть фильм будет правдивым.

Фидель закурил огромную сигару и, держа ее между указательным и средним пальцами, продолжал беседу. Он ни на секунду не может оставаться в состоянии покоя. Говорит низким голосом с теплой хрипотцой. Склоняя лицо к собеседнику, Фидель устремляет на него пытливый, с едва заметной косинкой взгляд, порывисто кладет на плечо руку…

Фидель взглянул на часы.

— Ого, четыре часа утра! А ведь мне еще надо работать! Завтра, кстати, произойдут события, которые советую снять. Наши враги опять поднимут вой о злодеяниях бородачей, — засмеялся он.

Фидель имел в виду новый, только что подписанный декрет революционного правительства Кубы. Декрет об окончательной национализации всех банков и крупнейших предприятий, принадлежащих монополиям США и связанным с ними кубинским капиталистам.

Уже на рассвете радио передало сообщение о новом декрете. «Выполняем обещания «Монкада»!» — прочел я на первой странице газеты. Газета напоминала своим читателям, что Фидель, штурмуя 26 июля крепость «Монкада», обещал в случае победы вернуть кубинскому народу все, что награбили империалисты-янки. В газетах указаны были названия и адреса заводов и банков, которые сегодня становятся собственностью народа.