Ночные всадники

Глава XIV
СРЕДИ МЕТИСОВ

Лаблаш не был человеком изменчивых настроений. Он. обладал слишком твердым характером и в жизни имел только одну цель — богатство. Он стремился наживать и копить деньги и иметь в руках такое богатство, которое доставило бы ему власть. Он твердо верил, что только деньги дают эту власть. Во всех своих делах он всегда сохранял, — по крайней мере наружно, — полное спокойствие и хладнокровие и никогда не дозволял чувству гнева настолько овладеть собой, чтобы это могло помешать ему в достижении своих целей. Все его поступки были всегда строго обдуманы, и хотя в его чувствах происходили подчас резкие перемены, но он никогда им не поддавался и не делал ни одного ложного шага. Но последний случай перевернул его всего, и слепое, безграничное бешенство овладело им настолько, что он позабыл всякую осторожность и сдержанность. Тридцать пять тысяч долларов были самым бесцеремонным образом похищены у него, и это, конечно, было жестоким ударом, способным вывести его из равновесия.

Мысли усиленно работали в его массивной голове, когда он возвращался от Джона Аллондэля. Некоторое удовлетворение доставило ему то, что полицейская власть так быстро и охотно пошла ему навстречу. Это было приятное чувство человека, сознающего, что закон поддерживает его, и в своем чрезмерном самомнении считающего, что закон именно и существует для таких людей, как он, и для подавления тех, кто мешает жить богатому человеку. Он знал, что Хоррокс считался способным полицейским и что при существующих обстоятельствах он не мог бы найти со стороны власти лучшей поддержки. Разумеется, он хотел вернуть свою собственность во что бы то ни стало, но он не склонен был полагаться на других ни в чем и всегда сам работал для достижения цели. Так было и теперь. Он не стал сидеть сложа руки и ждать результата, а решил не успокаиваться до тех пор, пока его похищенная собственность не будет ему возвращена.

Он задумчиво шел по гладкой пыльной дороге и наконец пришел на рыночную площадь. В поселке царствовало спокойствие, и на рыночной площади только разгуливали или лежали, греясь на солнце, собаки да несколько верховых лошадей стояли понурив голову на привязи у столбов. У дома Лаблаша стояла запряженная телега. Изредка в сонном воздухе со стороны дремлющего поселка слышался стук кузнечного молота. Вообще, несмотря на дерзкий набег, который произошел в ту ночь, в Фосс Ривере не замечалось никакого волнения.

Войдя в свою контору, Лаблаш сразу повалился в свое огромное плетеное кресло, которое даже затрещало от его тяжести. Он не был в расположении заниматься делами и долго смотрел задумчиво в окно. Но какие бы мрачные мысли ни шевелились в мозгу Лаблаша, его лицо оставалось по-прежнему непроницаемым, точно каменная маска.

Так прошло полчаса, и вдруг какая-то высокая фигура, медленно идущая по дороге к поселку, привлекла его внимание. Он тотчас же встрепенулся, схватил бинокль и стал смотреть на одинокого путника. «Черт побери этого проклятого англичанина!» — воскликнул с раздражением старый ростовщик, узнав Беннингфорда, который спокойно шел по направлению к поселку. Лаблаш надеялся, что после распродажи своего имущества Беннингфорд из Фосс Ривера исчезнет. Он ненавидел англичанина всеми силами своей души, хотя Беннингфорд ничем не обнаруживал своего враждебного к нему отношения, кроме того единственного случая, когда он выстрелом прогнал его из своего дома. Но Лаблаш смутно чувствовал, что Беннингфорд угадывает его замыслы, видит его проделки и стоит у него поперек дороги. Он как-то инстинктивно боялся Беннингфорда. С тех пор как Беннингфорда постигло несчастье, он как-то больше сблизился с Аллондэлями и часто удерживал старого Джона от посещения кабака Смита и игры в покер. Это нарушало все расчеты ростовщика, раздражало его и разжигало его ненависть к Беннингфорду.

Между тем Хоррокс, известный среди своих товарищей под именем «хорька», энергично принялся за отыскание следов пропавшего стада. Люди, находившиеся под его начальством, знали, что отдыхать им не придется! Как он и предполагал, найти следы похищенного скота было очень легко. Даже новичок мог бы заметить их без всякого труда, а Хоррокс и его подчиненные далеко не были новичками. Еще до наступления вечера они проследили отпечатки копыт до самого края великого болота, и Хоррокс уже предвидел быстрый успех дела. Конечно, он скоро отыщет пропавший скот. Но задача эта казалась гораздо легче, чем была на самом деле. На краю болота следы стали запутанными, и опытные искатели следов лишь с большим трудом, благодаря своему изощренному инстинкту, напали снова на настоящий след и проследили его на краю болота на расстоянии полутора мили. Затем стадо как будто погнали назад, по его собственным следам, и притом с большей быстротой. Следы снова спутались, но Хоррокс скоро выяснил, что стадо несколько раз прогоняли взад и вперед, по краю великого болота с целью избежать дальнейшего преследования. Это было проделано так много раз, что оказалось совершенно невозможно выследить стадо дальше, и солнце уже садилось, когда Хоррокс наконец сошел с лошади и остановился на краю болота.

Следы ясно виднелись перед ним на расстоянии полутора мили, но куда потом погнали животных, на это не было никаких указаний. Великое болото не выдавало тайны. Оно было по-прежнему зеленое и гладкое, на нем не было видно никаких следов, кроме тех, очень запутанных, которые тянулись по краю опасной трясины.

Хоррокс должен был признаться, что во всем этом деле была мастерская рука и, как опытный житель прерии, он отдал должное своему врагу. Но именно то, что тут перед ним был чрезвычайно искусный грабитель, еще более разожгло пыл Хоррокса и его желание во что бы то ни стало разрешить эту трудную проблему. Конечно, слава и почести и другие блага будут ему обеспечены.

Полицейские солдаты, сопровождавшие его, дожидались его инструкций, и так как он молча стоял на краю болота, погруженный в размышления, то они стали громко высказывать свои соображения.

— Хорошо сделано, сержант! — спокойно заметил один из них. — Я не удивляюсь, что этот парень мог так долго и безнаказанно действовать в этом округе и ускользал от всех, кто был послан изловить его. Да, да, он очень умен, этот Питер Ретиф!

Хоррокс смотрел на великое болото, расстилавшееся перед ним. Благодаря случайности они как раз остановились у зарослей ивняка, где начиналась тайная тропинка через болото. Сержант как будто не слыхал замечания своего спутника и не ответил на него, а высказал только свою собственную мысль.

— Это совершенно ясно, — сказал он, кивнув головой по направлению отдаленных гор за болотом. — Скот отправился туда. Но кто же решится последовать за ним. Слушайте, — обратился он к своим спутникам, где-нибудь тут, вдоль берега, на расстоянии полутора мили, где видны следы, должна находиться тропинка или по крайней мере более твердый грунт, по которому можно пройти это чертово болото. Наверное, это так и есть. Скот не может исчезнуть, как призрак. Разве только!.. Но не может же человек похитить скот, чтобы потопить его в болоте?

— Животные перешли это опасное болото, ребята. Мы можем сцапать нашего приятеля Ретифа, но никогда не увидим этого стада!

— Это все так же, как было раньше, сержант, — сказал один из солдат. — Мне пришлось тогда участвовать в розысках, и я должен сказать, что всякий раз, идя по следам Ретифа, мы останавливались на этом месте. Дальше мы никогда не могли идти. Это болото — такой орешек, который раскусить трудно. Я думаю, что метис просто смеется над нами. Если тут действительно есть тропинка, которая известна только ему, а не нам, как вы сказали, то кто же последует за ним?..

Солдат подошел к краю трясины и ступил ногой на ее поверхность. Кора, покрывающая ее, быстро подалась под сапогом. Черная вязкая масса поднялась кверху и тотчас же всосала сапог, который быстро исчез в ней. Он с силой вытащил сапог, и трепет ужаса охватил его. Болото внушало всем какой-то суеверный страх.

— Я думаю, что никто не пойдет вслед за животными, сержант. По крайней мере, я не пойду ни за что!..

Хоррокс наблюдал, как его подчиненный вытащил свою ногу из болота. Он понимал, что ни один человек, ни одно животное, не смогут перейти его, если не знают тайной тропинки. Что такая тропинка или даже несколько тропинок должны существовать, он был в этом уверен, так как слышал много раз рассказы о том, как преступники, в прежние времена, ускользали от преследования закона таким путем. Но сам он не знал таких путей и, конечно, не имел намерения бесполезно жертвовать своей жизнью, чтобы вырвать у болота его тайну.

Повернув свою лошадь, сержант вскочил в седло, сказав своим спутникам: «Бесполезно тут оставаться, ребята. На сегодня довольно, и вы можете вернуться в поселок. У меня же тут есть еще одно маленькое дельце. Если кто-нибудь из вас увидит Лаблаша, то скажите ему, что я у него буду часа через два».

Четверо солдат поехали по дороге в поселок, а Хоррокс повернул в другую сторону. Хотя его лошадь пробыла под седлом почти восемь часов, но усталости у нее не было заметно, и она бежала очень быстро. Сержант был превосходным наездником, как настоящий житель прерии. В прерии каждый смотрит на свою лошадь, как на товарища и даже больше заботится о ней, чем о себе. Зато, в случае необходимости, он требует напряжения всех сил от лошади, в награду за свой уход и заботливость, и обычно не бывает обманут. Лошадь — такое животное, которое чувствует и понимает человека. На Западе существует старинная поговорка, что «хороший наездник достоин уважения». Среди жителей прерии распространено мнение, что человек, который любит свою лошадь, не может быть вполне дурным человеком.

Хоррокс не поехал в поселок, оставив его далеко к западу, а повернул свою лошадь в сторону лагеря метисов. Там жил один бывший правительственный разведчик, которого он знал раньше. Это был человек, готовый продать кому угодно сведения, которые ему удалось добыть, и сержант хотел теперь повидать его, чтобы купить у него то, что тот мог продать, конечно, если эти сведения стоили покупки. Этим желанием и объяснялась поездка сержанта в лагерь.

Вечерние тени уже протянулись в прерии, когда он увидал вдали убогие лачуги и полуразрушенные шалаши метисов. У Фосс Ривера собралась довольно большая колония этих кочевников Запада. Это место считалось гнездом преступлений и проклятием для страны, но столь суровый приговор не дает понятия о той нищете, которая господствует среди этих несчастных. Выехав на небольшой холм, Хоррокс увидал внизу то, что можно было принять с первого взгляда за небольшую деревню. Группа маленьких полуразвалившихся лачуг числом около пятидесяти была рассеяна по зеленой равнине, поражая взоры путешественника своей грязью и разбросанностью. Тут же находилось и соответствующее число изорванных палаток и неряшливо построенных шалашей. Неумытые и большею частью голые ребятишки возились около жилищ вместе с голодными собаками из породы овчарок, с взъерошенной шерстью. Над этой деревней стоял едкий запах дыма очагов, которые топили навозом, а в воздухе носились мириады москитов, осаждавших жирный скот, пасшийся около деревни.

Такая картина, представляющая контраст между красотой волнистой зеленой прерии и грязью и убогостью человеческих жилищ, должна поражать каждого, кто впервые видит это. Но Хоррокс привык к подобным зрелищам, так как ему часто, по обязанности, приходилось бывать в еще худших лагерях метисов, чем этот. Он с полнейшим равнодушием взирал на все, считая, что подобные вещи являются необходимым злом.

Он остановился и сошел с лошади у первой лачуги и тотчас же сделался предметом внимания стаи лающих собак и гурьбы полуголых и испуганных ребятишек, в возрасте от двух до двенадцати лет. Шум, произведенный собаками, нарушил покой обитателей, и вскоре Хоррокс заметил, что за ним внимательно наблюдают из темных отверстий дверей и окон.

Но такой прием нисколько не удивил Хоррокса. Он знал, что метисы боятся полиции и что визит полицейского в деревню обыкновенно ведет за собою арест кого-нибудь из жителей, причем они никогда не знали, кто будет жертвой карающего закона и какие будут последствия этого. Вообще, в каждой метисской семье можно было найти одного или нескольких нарушителей закона, и весьма часто они подлежали высшей каре — смертной казни.

Однако Хоррокс не обратил внимания на холодный прием, сделанный ему, привязал лошадь к дереву и пошел к хижине, невзирая на злобный лай собак. Дети быстро разбежались при его приближении. Он остановился у двери и крикнул:

— Алло! Там есть кто-нибудь?

Минута молчания, и до него донесся шепот из глубины хижины.

— Эй! — крикнул он еще раз. — Выходите же, кто-нибудь!..

Большая взъерошенная собака подошла к нему и стала обнюхивать его ноги, но он отшвырнул ее от себя пинком. Сердитый тон его вторичного вызова оказал свое действие, и какая-то фигура осторожно подошла к двери.

— Что надо? — спросил густой, гортанный голос, и в отверстии дверей показался какой-то огромный человек.

Полицейский офицер бросил на него острый взгляд. Сумерки уже настолько сгустились, что трудно было разглядеть черты лица этого человека, однако Хоррокс все же установил его личность. Это был метис отталкивающей наружности. Вообще, он не внушал к себе доверия, и его бегающие глаза избегали смотреть в лицо полицейского.

— Это ты, Густав? — сказал Хоррокс довольно любезным тоном. Он явно хотел привлечь на свою сторону этого субъекта. — Я искал Готье. У меня есть для него хорошее дельце. Ты не знаешь, где он?

— Ух! — проворчал Густав, однако с видимым облегчением. Он питал величайший страх перед сержантом, но, узнав, что он явился не для того, чтобы арестовать кого-нибудь, Густав тотчас же сделался более сообщительным.

— Вижу, — сказал он, — вы пришли не для допроса, а? — и, указав большим пальцем в пространство, прибавил: — Он там, Готье… в своей лачуге. Он только что взял себе другую скво.

— Другую скво? — Сержант слегка свистнул. — Ведь это, кажется, у него шестая скво, насколько мне известно? Он слишком часто женится, этот человек!.. Сколько он заплатил за новую, на этот раз?

— Двух бычков и овцу, — отвечал Густав, улыбаясь.

— А! Но я удивляюсь, откуда он достал их?.. Хорошо, я пойду и посмотрю, как он живет. Готье ловкий парень, но он наверное угодит в тюрьму, если будет продолжать покупать себе жен за такую цену. Скажите мне, где его хижина?

— Вон там, позади. Вы ее увидите. Он как раз вымазал ее известкой снаружи. Его новая скво любит белый цвет.

Метис, очевидно, желал поскорее отделаться от своего посетителя. Несмотря на уверение сержанта, что он не имел в виду никаких арестов, Густав все-таки никогда не чувствовал себя спокойно в его присутствии и обрадовался, когда Хоррокс отправился искать хижину Готье.

Найти ее было нетрудно. Даже среди окружающей темноты хижина бывшего шпиона выделялась своей белизной. Теперь собаки и дети как будто признали право полицейского офицера ходить по лагерю и не мешали ему. Он пробирался между хижинами и палатками, не теряя из виду белую хижину Готье, но сознавал в то же время, что в этот ночной час его собственная жизнь подвергается опасности. Однако надо отдать справедливость канадской полиции, что она не отличается трусостью, так же, как и полицейские патрули в трущобах Лондона. Впрочем, убийства полицейских в лагере метисов встречаются очень редко.

Хоррокс увидел Готье сидящим на пороге своей хижины и дожидающимся его. Сержант нисколько не удивился, что Готье уже знал о его прибытии в лагерь. Пока он разговаривал с Густавом, Готье уже уведомили о том, что его разыскивает полицейский.

— Здравствуйте, сержант. Какие новости вы принесли? — вежливо спросил его Готье, смуглый, довольно интеллигентного вида метис, лет сорока. Выражение лица у него было не такое грубое, как у других, но глаза были хитрые. Он был невысокого роста, но крепкого сложения.

— Я именно пришел, чтобы вас расспросить, Готье, — отвечал сержант. — Я думаю, что вы можете сообщить мне сведения, которые мне нужны. Скажите, мы можем тут спокойно говорить? — прибавил он, оглянувшись кругом.

Не видно было ни одной души поблизости, кроме одного играющего ребенка. Удивительно, как было тихо в лагере, но сержант не был обманут этим спокойствием. Он прекрасно знал, что сотни глаз следят за ним из разных темных закоулков.

— Нельзя говорить здесь, — сказал серьезно Готье, и в его словах подразумевалось многое. — Ваш приход сегодня ночью не доставляет никому удовольствия.

Это горькое лекарство, которое надо проглотить. Впрочем, — прибавил он, и в глазах его появилось хитрое выражение, — я совсем не знаю, что мог бы я сообщить вам?

Хоррокс тихо засмеялся.

— Ну, да, да, я знаю. Только бояться вам нечего! — И, понизив голос, проговорил шепотом: — У меня есть в кармане сверток банковых билетов…

— А! Но только тут разговаривать нельзя, — ответил также шепотом Готье. — Они убьют меня, если у них явится подозрение. Есть многое, что можно рассказать. Но где могли бы мы поговорить без помехи? Они не будут выпускать меня из виду здесь, только я-то хитрее их!

Он явно старался быть искренним, но в его хитрых глазах сквозила жадность. Хоррокс тихо прошептал ему:

— Правильно. Я через час буду в лавке Лаблаша, и мы должны с вами увидеться сегодня же вечером. — Затем, возвысив голос, он сказал громко, чтобы все слышали: — Будьте осторожны и думайте о том, что вы делаете. Эта постоянная покупка жен и уплата за них скотом, относительно которого вам трудно будет доказать, что он составляет вашу собственность, доведет вас до больших неприятностей. Помните, что я предостерегал вас, — прибавил он строго.

Он сказал это, уходя, но Готье отлично понял его.

Хоррокс вернулся не той дорогой, по которой приехал, а отправился кругом через лагерь. Он никогда не упускал ни одного удобного случая, когда хотел узнать что-нибудь полезное. Он не надеялся ни на что определенное, объезжая лагерь, но хотел непременно получить какие-нибудь сведения о Ретифе, уверенный, что в лагере знают о нем все. Хоррокс полагался на случай, который поможет ему открыть что-нибудь.

Но самый искусный из сыщиков все-таки часто попадает впросак, стараясь открыть преступника. Так было и с Хорроксом. Те сведения, которые он искал, были навязаны ему, так как составляли часть искусно придуманного плана. Патриархи лагеря отрядили Готье доставить известные сведения Лаблашу, но когда Готье увидел Хоррокса, то решил со свойственной ему хитростью заставить его уплатить за то, что он обязан был сообщить. Но обстоятельства так сложились, что сержант получил эти сведения даром.

Он почти кругом объехал лагерь. Хотя он и привык к этому, но все же зловоние во многих местах вызывало у него тошноту. Поэтому он остановился возле одной из лачуг в конце деревни и, вынув свою трубку, начал набивать ее, чтобы посредством табачного дыма побороть преследующий его противный запах. Вдруг он услышал голоса разговаривающих и по привычке стал прислушиваться. Говорили в лачуге, притом довольно громко, с резким индейским акцентом и характерной краткостью в выражениях. Хоррокс тотчас же узнал жаргон французских метисов и на мгновение усомнился, стоит ли слушать их. Но его внимание было привлечено следующими словами:

— Да, — послышался чей-то грубый голос. — Он славный парень, этот Ретиф. Когда у него много, то он тратит щедро. Он не грабит бедных метисов, а только белых богачей. Питер умен — очень.

Другой голос, более глухой и глубокий, подхватил эту похвалу:

— Питер знает, как тратить свои деньги. Он тратит их среди своих приятелей. Это хорошо. Подумай, сколько виски он купит!..

Чей-то голос вмещался в разговор, и Хоррокс напряг слух, чтобы уловить слова, так как это был голос женщины, и она говорила неясно:

— Он сказал, что заплатит за все… за все, что мы сможем съесть и выпить. А «пуски» состоится вечером послезавтра. Он сам будет на этом празднике и будет танцевать «Джигу Красной реки». Питер великий танцор и превзойдет всех остальных.

Первый говоривший рассмеялся:

— Ну, у него должен быть большой мешок, если он захочет платить за все. Впрочем, за бочонком виски не надо идти далеко, а что касается пищи, то он пригонит для нас несколько быков из стада, которое отнял у старого Лаблаша. О, Питер всегда держал свое слово! Он сказал, что будет платить за все, и он будет платить!.. Когда он придет, чтобы заняться приготовлением к празднику?..

— Он не придет. Он оставил деньги Баптисту. Тот позаботится обо всем. Питер не хочет доставлять благоприятный случай «хорьку» изловить его.

— Да. Но ведь танец тоже будет представлять опасность для него! Что, если «хорек» услышит?

— Он не услышит, и к тому же Питер будет предупрежден, если проклятая полиция явится. Не бойтесь за Питера. Он смелый!..

Голоса умолкли. Хоррокс подождал несколько времени, но когда они снова заговорили, то предмет разговора переменился, и сержант решил, что ему ждать больше нечего. Вряд ли он мог бы услышать еще что-нибудь интересное для него. Он поспешно вскочил опять в седло и уехал, очень довольный успехом своего посещения лагеря.

Он узнал многое, и ему еще предстояло выслушать донесение Готье. Ему казалось, что он уже держит в руках знаменитого разбойника, и, пришпорив лошадь, он быстро поскакал к поселку. Может быть, ему следовало бы не слишком доверять подслушанному разговору. Его знание метисов должно было предостеречь его. Но он весь был охвачен страстным желанием скорейшей победы, так как в этом деле была поставлена на карту его блестящая репутация ловкого сыщика. Этим и объясняется, что на этот раз он забыл осторожность.