Ночные всадники

Глава XXI
НА ДРУГОЙ ДЕНЬ

Настало утро, и солнце осветило Фосс Ривер. Против обыкновения там была большая сумятица. Обитатели поселка, не заинтересованные непосредственно в аресте Ретифа и скептически относившиеся к успеху такого смелого предприятия, все же с нетерпением ждали, какие новости принесет утро. Даже не дождавшись утреннего кофе, они уже на рассвете отправились за новостями.

К числу таких нетерпеливых жителей принадлежал доктор Аббот. Хотя его жена и не была столь любопытна и охотно пролежала бы дольше в постели, но она не считала нужным удерживать его. «Пусть он отправляется, — подумала она, приготовляя ему кофе. — Он все узнает и сообщит мне…»

Доктор встал рано и вышел за дверь, дрожа в своем легком летнем одеянии под холодным утренним ветерком. Рыночная площадь против его дома, была еще почти пуста. Он посмотрел вокруг, не увидит ли кого-нибудь из знакомых, и заметил, что дверь хижины, которую занимал Билль Беннингфорд, была открыта. Но хижина находилась все же настолько далеко от дома Аббота, что доктор не мог разглядеть, встал ли уже ее ленивый хозяин.

Местный торговец мясом уже принялся за уборку небольшого навеса, который служил ему лавкой, но никаких других признаков жизни на рыночной площади еще не было видно. Пораздумав, доктор решил пойти через площадь к мяснику, чтобы поболтать с ним и подождать, не подойдет ли кто-нибудь другой. Подходя к мяснику, он увидал какого-то человека, который приближался через площадь С южной стороны. Остановившись, чтобы посмотреть, кто это был, он узнал Томпсона, одного из клерков, служивших в магазине Лаблаша, и решил идти к нему навстречу, полагая, что он сможет сообщить ему что-нибудь интересное.

— Доброе утро, Томпсон, — сказал доктор, с удивлением взглянув на бледное, растерянное лицо клерка. — Что с вами случилось? Вы выглядите совсем больным. Слыхали вы, как прошел арест сегодня ночью?

Доктор всегда шел прямо к цели, и теперь он задал свой вопрос клерку без всяких оговорок. Но клерк устало провел рукой по лбу и проговорил каким-то сонным голосом:

— Арест, доктор? Да, это был хорошенький арест!.. Я всю ночь пробыл в прерии… Разве вы ничего не слыхали о хозяине?.. Господи! Я не знаю, что будет со всеми нами! Разве вы думаете, что мы здесь находимся в безопасности?..

— В безопасности? Что вы хотите этим сказать? — воскликнул доктор, заметив, что клерк боязливо оглядывается. — Что с вами случилось? Что случилось с Лаблашем?..

В это время на площади появились и другие люди, и доктор увидал Беннингфорда, который прямо направлялся к нему. Беннингфорд имел бодрый вид человека, хорошо отдохнувшего за ночь, и по обыкновению был безупречно одет в серый щегольской костюм.

— Что случилось с Лаблашем? — повторил клерк жалобным голосом. — Хорошенькую вещь устроили Хоррокс со своей компанией себе и нам…

Беннингфорд присоединился к группе, окружавшей клерка, и все с величайшим интересом слушали его рассказ. И какой это был рассказ! Яркий, залитый кровью, и, конечно, он наполнил ужасом сердца слушателей.

Клерк описал с большим увлечением похищение Лаблаша из его дома и увод полицейских лошадей. Он подробно остановился на ужасах, которые были совершены в метисском лагере, рассказал, как на его глазах убивали полицию и как Ретиф захватил Хоррокса. Клерк слышал собственными ушами, что Ретиф заявил о своем намерении повесить полицейского офицера. Все слушатели, собравшиеся около клерка, были потрясены его ужасным рассказом, и только один Беннингфорд оставался невозмутимым. Если бы кто-нибудь внимательно наблюдал за ним в эту минуту, то мог бы, пожалуй, заметить тень улыбки на его лице. Эта улыбка даже прямо расплылась по его лицу, когда хитрый доктор, выслушав рассказ клерка, прямо спросил его:

— Ну, а вы-то, как могли вы все это видеть и слышать?

Однако Томпсон не растерялся и рассказал, как Джон Аллондэль послал его отыскать Хоррокса и сообщить ему о том, что произошло с Лаблашем, и он вовремя пришел в лагерь, чтобы видеть все эти ужасы, как он сам спас свою жизнь бегством, под прикрытием темноты, и как, преследуемый кровожадным метисом, он скрывался в прерии и только, когда рассвело, кружным путем вернулся в поселок.

— Я скажу вам, доктор, что это такое, — объявил он с важным видом. — Метисы открыто взбунтовались и под начальством этого дьявола Ретифа хотят всех нас, белых, изгнать из этой страны. Это повторение восстания Риля. Если мы не получим в самом скором времени помощи от правительства, то с нами будет покончено. Я в этом уверен, — прибавил он внушительно, окидывая торжествующим взглядом толпу, которая к этому времени собралась около него.

— Ерунда, друг мой! — сказал решительно доктор. — Вы не можете судить здраво в эту минуту, потому что вы напуганы, а у страха глаза велики.

Пойдем-ка лучше в кабачок Смита, и там вы подкрепитесь. Вам это нужно. Пойдем с нами, Билль, — обратился он к Беннингфорду, — мне тоже нужно немного подкрепиться.

Все трое прошли через толпу, продолжавшую стоять на площади и объятую ужасом от рассказа Томпсона. Толки о происшедшем ночью не прекращались, и скоро все жители поселка знали об этом. Рассказ Томпсона передавался из уст в уста, причем, конечно, краски сгущались, и страх, в ожидании дальнейших событий, все разрастался.

Джон Аллондэль уже сидел в кабаке, когда туда пришел доктор со своими спутниками. Старый Смит чистил буфет, тщетно стараясь проветрить комнату и освежить воздух, пропитанный тошнотворным запахом застоявшегося табачного дыма и виски. Джон Аллондэль, облокотившись на стойку, выпивал уже четвертый стаканчик. По утрам обыкновенно он испытывал усиленную жажду и неудержимую потребность опохмелиться после своего ночного пьянства. Это была настоящая болезнь, и старик быстро катился вниз. Беннингфорд и доктор сразу заметили его состояние. Дружески поздоровавшись с ним, доктор спросил его:

— Ну, слыхали вы, Джон, что делается в Фосс Ривере? Ретиф, по-видимому, наделал дел!

— Я знаю достаточно, — проворчал старик. — Не спал всю ночь… Я вижу там Томпсона. Ну, что же сделал Хоррокс, когда вы рассказали ему про Лаблаша? — обратился он к клерку.

Беннингфорд и доктор обменялись взглядом. Томпсон, обрадовавшись новому слушателю, повторил свою историю. Джон Аллондэль внимательно выслушал его, а когда он кончил, то старик презрительно фыркнул и, взглянув на своих приятелей, громко засмеялся.

Клерк обиделся.

— Извините меня, мистер Аллондэль, — проговорил он, — но если вы не верите моим словам…

— Не верю вашим словам? — прервал его Джон Аллондэль. — Я нисколько в них не сомневаюсь, но… я ведь сам провел большую часть ночи в лагере метисов.

— И вы были там, когда Хоррокс был захвачен?

— Нет, — отвечал Джон. — После того как вы были у меня и отправились в лагерь, я был очень встревожен, и потому, собрав своих рабочих, приготовился идти за вами вслед. Но как раз тогда я встретил Джеки. Я был уверен, что она хотела видеть «Пуски»! Ведь вы знаете, — обратился он к доктору и Беннингфорду, — что она питает большое расположение к метисам. Ну вот, она сказала мне, что пока она была там, все было спокойно. Она не видала там ни Ретифа, ни Хоррокса и вообще никого из их людей. Когда я сообщил ей, что случилось в магазине Лаблаша, то она сказала мне, что я был прав, отправившись сюда. Мы обыскали с нею весь лагерь и, думаю, пробыли там около трех часов. Но там все было спокойно. Метисы продолжали танцевать и пить, однако ни малейших признаков Хоррокса не было заметно нигде.

— Я думаю, что он исчез раньше, чем вы явились туда, сэр, — заметил клерк.

— А нашли вы трупы убитых полицейских? — спросил его доктор с невинным видом.

— Ни малейших признаков чего-нибудь подобного! — засмеялся Джон Аллондэль. — Там не было ни одного мертвого полицейского и, главное, не было никаких следов стрельбы.

Все трое обратились к клерку, который счел нужным подтвердить:

— Была стрельба, сэр, говорю вам! Вы услышите об этом сегодня, наверное.

Беннингфорд с неудовольствием отвернулся к окну. Этот клерк положительно надоел ему.

— Нет, дружок, нет! — возражал Джон Аллондэль. — Я думаю, вы ошибаетесь. Я бы, конечно, нашел там какие-нибудь следы, если бы там стреляли. Но ничего подобного не было. Я вовсе не говорю, что вы лжете, но думаю, что вам это показалось под влиянием сильного волнения, в котором вы находились в то время.

Старый Джон рассмеялся. В этот момент Беннигфорд позвал всех посмотреть в окно, выходившее на площадь, как раз напротив магазина Лаблаша. Хозяин кабака тоже присоединился к ним.

— Смотрите! — сказал Билль, улыбаясь.

Как раз в этот момент к складу Лаблаша подъехала телега, и два человека слезли с нее. Тотчас же толпа окружила приехавших. Ошибиться, кто эти люди, было невозможно, и доктор тотчас же с изумлением воскликнул:

— Лаблаш!..

— И Хоррокс, — спокойно прибавил Беннингфорд.

— Видите, его не повесили, — сказал Джон Аллондэль, обращаясь к Томпсону, но клерка уже и след простыл. Для него это был слишком большой удар, и он чувствовал, что будет самое лучшее, если он поскорее скроется у себя в складе, среди тюков с товарами и огромных конторских книг.

— У этого юноши весьма пылкое воображение, — заметил Беннингфорд и направился к двери.

— Куда же вы идете? — спросил Джон Аллондэль.

— Хочу сварить себе что-нибудь к завтраку, — ответил Беннингфорд.

— Нет, нет! — воскликнул Джон. — Вы должны идти в ранчо со мной. Но раньше зайдем в магазин к Лаблашу и послушаем, что он говорит. А потом пойдем поедим…

— Потом?.. — ответил Беннингфорд, пожимая плечами. — С Лаблашем у меня не очень хорошие отношения…

Однако, несмотря на это, ему все же хотелось пойти в ранчо и увидеть Джеки. Джон Аллондэль, словно угадывая его желание, взял его под руку и потащил с собой. Доктор тоже пошел за ними, заинтересованный этим происшествием.

Беннингфорд знал, что Лаблаш должен будет принять его в компании с доктором и Джоном Ал-лондэлем, поэтому он и пошел с ними. Конечно, он хотел услышать рассказ Лаблаша. Но тут его постигло большое разочарование. Лаблаш, очевидно, уже выработал план действий.

У двери склада тоже была толпа любопытных, собравшихся туда, когда вернулись главные действующие лица ночной драмы. Доктор со своими спутниками обошли кругом, позади дома, где находился отдельный вход в контору. Лаблаш был там, вместе с Хорроксом, и они услышали хриплый голос ростовщика, ответивший: «войдите» на их стук в дверь.

Лаблаш был удивлен, когда увидал, кто были его посетители. Он мог ожидать прихода доктора и Джона Аллондэля, но, разумеется, не ждал к себе Беннингфорда. В первый момент он даже хотел резко ответить ему, но затем, очевидно, раздумал. В сущности присутствие Беннингфорда не могло помешать ему, а если он резко поступит с ним, то это поведет к ссоре с Джоном Аллондэлем, отнюдь для него нежелательной. Поэтому он решил отнестись снисходительно к вторжению Беннингфорда.

Лаблаш сидел в своем большом кресле, а Хоррокс стоял у стола. Никто из них не пошевелился, когда вошли посетители. Тяжелые переживания прошлой ночи были ясно видны у них на лице. Взгляд обоих был какой-то растерянный, волосы растрепаны и платье сильно помято. Лаблаш в особенности выглядел неумытым и грязным. Хоррокс был несколько бодрее. Он как будто принял какое-то решение.

Джон Аллондэль под влиянием виски не счел нужным церемониться. Он прямо приступил к расспросам.

— Ну, что же случилось с вами ночью, Лаблаш? Вид у вас очень неважный, — сказал он. — Я тотчас же подумал, что это Ретиф подшутил над вами, когда услышал об этом.

— А? Кто же вам рассказал про… про меня?

— Ваш клерк.

— Роджерс?

— Нет, Томпсон.

— А вы видели Роджерса?

— Нет. А кто-нибудь из вас видел его? — спросил он других.

Никто не видал его. Джон Аллондэль снова обратился к Лаблашу:

— Ну, что же случилось с Роджерсом?

— О, ничего! Я только не видел его с тех пор, как вернулся, вот и все!

— Хорошо. Расскажите же нам теперь, что было прошлой ночью? — настаивал Джон Аллондэль. — Это надо выяснить. Я уже подумывал о комитете надзора. Ничего другого мы сделать не можем.

Лаблаш покачал головой, и в этом движении выразилась какая-то безнадежность, как это показалось доктору и Беннингфорду.

— Мне нечего рассказывать, и Хорроксу — также. То, что случилось ночью, касается только нас одних, — возразил Лаблаш. — Вы, может быть, услышите об этом позднее, но теперь говорить об этом не следует. Ни к чему хорошему это не приведет, а скорее даже причинит вред. Что же касается вашего комитета, то вы можете назначить его, если хотите, только я не думаю, чтобы он принес какую-нибудь пользу.

Эти слова рассердили Джона Аллондэля, и так как он был в возбужденном состоянии вследствие выпитого изрядного количества виски, то уже готов был затеять ссору с ростовщиком, но в это время в дверь постучали. Это был Томпсон. Он пришел сказать, что солдаты вернулись и хотят видеть сержанта и с ними также пришел Роджерс. Хоррокс тотчас же вышел к ним, и, прежде чем Джон Аллондэль успел выговорить слово, Лаблаш повернулся к нему и сказал:

— Слушайте, Джон, в настоящее время мои уста запечатаны. Это желание Хоррокса. У него есть один план, который он хочет спокойно выполнить. Результат и успех плана зависят от молчания. У Ретифа, по-видимому, всюду находятся источники, откуда он может черпать свои сведения. Ведь у степи есть уши, человече! А теперь я попросил бы вас оставить меня. Мне… мне надо вымыться и почиститься.

Досада Джона Аллондэля испарилась. Действительно, Лаблаш имел вид больной и растерянный, и доброе сердце старого фермера уже наполнилось жалостью к своему партнеру и собутыльнику. Надо было оставить его в покое, и Джон встал уже, чтобы уйти, но Лаблаш снова заговорил с ним:

— Я увижусь с вами позднее, Джон, и, быть может, тогда смогу вам рассказать больше. Но, вероятно, вам интересно будет узнать, что Хоррокс открыл тропинку через болото и… он намерен перейти ее. А теперь прощайте. Прощайте и вы, доктор.

— Хорошо, я никуда не уйду из ранчо. Пойдем, Билль. Джеки, я думаю, ожидает нас к завтраку.

Когда они вышли за дверь, доктор Аббот проговорил:

— Он хочет перейти болото, ого! Конечно, если он действительно открыл тропинку, то это самое лучшее, что он может сделать. Он хитрый человек, этот Хоррокс!..

— Он безумец!

Беннингфорд произнес эти слова так энергично, что оба его спутника с удивлением взглянули на него и еще более удивились серьезному выражению его лица. Доктор Аббот подумал, что он еще никогда не видел на лице «беспечного» Беннингфорда подобного выражения.

— Почему вы это говорите? — спросил он.

— А потому что ни один человек, говорю вам, за исключением… за исключением Ретифа, не знает этой тропинки, — решительно сказал Беннингфорд. — Предположим даже, что Хоррокс открыл, где находится эта тропинка, но если он вздумает пройти по ней, то исход его безумной попытки может быть только один. Его надо остановить во что бы то ни стало. Это простое самоубийство, ничего больше!..

Что-то в словах Беннингфорда заставило вздрогнуть его слушателей. Доктор молча повернул к себе домой, а Беннингфорд с Джоном направились в ранчо через прерию. Но разговор больше не возобновлялся.

Джеки ждала дядю на веранде и обрадовалась, увидав, кого он привел с собой.

— Как хорошо, что вы пришли, Билль! — сказала она, протягивая ему руку.

— И какой у вас хороший, бодрый вид!..

Они улыбнулись друг другу, но никто, даже такой внимательный наблюдатель, как тетя Маргарет, ничего не прочли бы во взгляде, которым они обменялись при этом. Джеки сияла. Ее прелестное смуглое личико слегка раскраснелось, глаза блестели, и никаких следов усталости на ее лице не было заметно, как будто она хорошо отдохнула за ночь. Ее посещение лагеря метисов и другие ночные приключения не оставили в ее внешнем облике никакого следа.

— Я привел этого молодца сюда, чтобы покормить его, — сказал старый Джон племяннице. Я думаю, мы сейчас же примемся за еду. Я тоже чувствую изрядный голод.

Завтрак прошел очень оживленно. Разговор, конечно, главным образом, касался событий ночи, однако Джеки и Беннингфорд, по-видимому, не разделяли того интереса, который проявлял к этому делу старый Джон. Он распространялся преимущественно о том, какие меры надо предпринять, чтобы изловить этого негодяя Ретифа, и излагал свой взгляд на это.

Молодые люди молча слушали его разглагольствования, и это отсутствие интереса с их стороны, конечно, могло бы обратить на себя внимание Джона, будь он совершенно трезв. Но он был так поглощен своими довольно нелепыми планами, что ничего не замечал. После завтрака он опять пошел в поселок, сказав, что непременно должен повидать Лаблаша, так как вряд ли он сам придет к нему.

Джеки и Билль Беннингфорд вышли на веранду и смотрели вслед старику, который шел колеблющимися шагами к поселку.

— Билль, — сказала молодая девушка, когда ее дядя отошел довольно далеко. — Что нового?

— Две интересные новости: одна очень хорошая, а другая очень плохая, — отвечал Беннингфорд.

— Какие же?

— Первая, что на нас не падает ни малейшего подозрения. Вторая касается Хоррокса. Этот сумасшедший человек собирается идти через болото.

Джеки с минуту не отвечала, но ее большие серые глаза расширились от ужаса, и она посмотрела в сторону болота.

— Билль, неужели нельзя ничего сделать, чтобы остановить его? — воскликнула она, бросая на Беннингфорда умоляющий взгляд. — Ведь он честный человек, только сумасшедший.

— В том-то и дело, дорогая. Он очень упрям и высокого мнения о своем знании и опытности. Если бы только я мог подозревать, что ему придет в голову подобная безумная мысль, я бы не показал ему тропинку нынче ночью… У меня сердце сжимается, как только я подумаю об этом!..

— Билль, не говорите так громко!.. Не может Ли кто-нибудь разубедить его?.. Лаблаш или… или дядя?..

Беннингфорд покачал головой.

— Хоррокс не такой человек, которого можно было бы уговорить отказаться от его намерения, — сказал он. — А Лаблаш даже и не стал бы его отговаривать, слишком уж ему хочется изловить Ретифа. Будет ли погублена чья-нибудь жизнь ради этого — ему это безразлично! Ну, а ваш дядя, Джеки… не думаю, чтобы он годился для этого. Ему не справиться с подобной задачей… Мы ничего не можем сделать, Джеки, — прибавил он с грустью. — Раз уж мы зашли так далеко, то должны идти до конца. Ослабевать нельзя… Подумайте об этом, Джеки. В его гибели мы неповинны. Удержать его мы не можем…

Они оба молчали несколько мгновений. Беннингфорд закурил папироску и стоял, облокотившись на перила веранды.

— Джеки, — сказал он наконец, — мне кажется, что дело близится к концу, но каков будет конец, — кто может предсказать? Одно несомненно: рано или поздно нам придется бежать от людей, а когда это случится… Ну что ж, это означает стрельбу, и тогда…

Он с раздражением бросил недокуренную папиросу.

— Да, Билль, я знаю, что вы хотите сказать, — заметила Джеки, когда он оборвал свою фразу. — Стрелять значит убивать, а убийство значит виселица. Вы правы. Но прежде, чем мы украсим собой какое-нибудь дерево, я убью эту гадину Лаблаша из собственного револьвера. Мы начали игру и должны ее кончить…

— И мы кончим ее, дорогая. Вы знаете, сколько уведено скота? Двадцать тысяч голов. Это все скот Лаблаша. Стадо находится в ущелье разбойника. На нашу долю по разделе приходится десять тысяч. Это как раз покрывает то, что Лаблаш незаконным образом отнял у меня. Я только возвращаю свое имущество и больше ничего не хочу…

Он замолчал, но через минуту заговорил опять о Хорроксе.

— Ах, если б можно было его остановить! Жаль человека, но, помимо того, его неудача ускорит события. Если он утонет, — а это случится наверное, — то вся эта область придет в сильнейшее волнение. Поднимется общий крик. Все здешние жители примут участие в поимке разбойника. Но я не хочу быть повешенным!.. Я никогда не дамся им живьем.

Он быстрыми шагами заходил по веранде. Всегда спокойный и сохранявший беспечно равнодушный вид, он на мгновение потерял свое самообладание. Джеки почувствовала, как у нее болезненно сжалось сердце. Ведь это она увлекла его на этот опасный путь, она, в своей слепой ненависти к Лаблашу…

— Если дело дойдет до этого, Билль, — сказала она, стараясь говорить спокойно, — то вы не будете один. Я не оставлю вас…

— Нет, нет, милая девочка! — воскликнул он с жаром. — Никто не заподозрит вашего участия. Это только мое дело. У вас есть дядя…

— Да, я люблю своего дядю, — возразила она, — я очень люблю его и жалею, и я всегда работала для него. Но теперь я научилась еще другому, я научилась любить вас… Дядя Джон отошел на второй план, я чувствую это. Да, Билль! И это все, что я хотела сказать. Если вы погибнете, то и я погибну вместе с вами…

Беннингфорд с удивлением и восторгом смотрел на нее. Глаза ее сверкали, но лицо было серьезно и выражало смелость. Да, эта девушка не отступит ни перед чем! Душа ее не знает слабости. Но он не успел сказать ей ни слова, потому что Джеки быстро повернулась и исчезла в дверях. Она не хотела, чтобы он видел ее волнение.

— Милая, милая девушка! — прошептал он. — Мы не погибнем… не должны погибнуть. Во всяком случае я не допущу этого…

Он постоял с минуту. Джеки не возвращалась. Тогда он спустился с веранды и пошел назад в поселок.