Два дня, оставшиеся до празднества в метисском лагере, прошли очень быстро для всех, кто был заинтересован в нем. Для других же они тянулись очень медленно. Но во всяком случае, когда этот день наступил, в душе многих жителей Фосс Ривера и окрестностей проснулись надежды и страх.
Самым равнодушным к этому из всех жителей Фосс Ривера был, без сомнения, Беннингфорд, который продолжал расхаживать по деревне с прежним веселым и беспечным видом, как будто с ним не случилось никакой неприятности. Лишившись своего дома и имущества, он поселился в одной из пустых хижин в окрестности рыночной площади. По-видимому, он не хотел еще покидать Фосс Ривер, стараясь растянуть еще на некоторое время те доллары, которые у него оставались. Лаблаш, несмотря на все старания отнять у него все, вынужден был все-таки отдать ему остаток от продажи, после покрытия его долга. Этого было едва достаточно, чтобы просуществовать кое-как месяцев шесть, но Беннингфорд, по-видимому, не тужил об этом, и никто при взгляде на него не мог бы подозревать, что это человек, совершенно разорившийся, будущее которого было очень сомнительно.
Однако Лаблаш, составивший уже себе определенное мнение насчет празднества и глупости Хоррокса, мало интересовался им. Но те, кто знал, что замышляет Хоррокс, были очень взволнованы предстоящими событиями. Все надеялись на успех, но все, в то же время боялись и сомневались, основываясь на прежнем опыте в отношении Ретифа. Ведь все прекрасно помнили, какие ловушки и западни устраивались в прежние дни, чтобы изловить этого отчаянного разбойника. Однако все хитрости и уловки оказались напрасными. Хоррокса все считали очень ловким человеком, но даже самые лучшие и искусные канадские полицейские, посланные с целью изловить Ретифа, все-таки терпели неудачу. Ретиф был неуловим.
В числе людей, разделявших такие пессимистические взгляды, была и миссис Аббот, она даже больше всех сомневалась в успехе этого предприятия. Она знала все подробности предполагаемого ареста Ретифа, как знала вообще все, что делается в Фосс Ривере. Она обладала большой наблюдательностью, и ей довольно было задать несколько вопросов, чтобы знать все, что ей хотелось знать. Вообще, от нее ничто не ускользало, и она так же интересовалась подробностями политического кризиса в какой-нибудь отдаленной части американского континента, как и тем, сколько было выпито в кабаке Смита, когда там собирались игроки в покер. Однако ее мозг, как и руки, всегда оставался деятельным, и однообразная жизнь в Фосс Ривере не действовала на нее усыпляющим образом. Пожалуй, можно было сказать, что, когда весь поселок погружался в дремотное состояние, она одна оставалась бодрствующей, и каждый нуждающийся в добром совете и участии мог найти у нее и то и другое.
Тщательно взвесив все обстоятельства дела, она отнеслась недоверчиво к планам Хоррокса, но тем не менее испытывала сильное волнение, когда наступил решительный день. Кто же мог знать, как он кончится?
Однако в доме Аллондэлей не было заметно никакого возбуждения. Джеки так же спокойно и деловито, как всегда, занималась своими домашними обязанностями. Она не высказывала никаких признаков волнения и никакого особенного интереса к предстоящим событиям. Свои мысли она глубоко скрывала, и в этом сказывалась ее метисская натура, не позволявшая ей обнаруживать свои ощущения и душевные переживания. Впрочем, ее дядя Джон поглощал теперь все ее внимание. Она видела, что он опускается все больше и больше, и не в силах была остановить его падение. Виски и карты делали свое разрушительное дело. Старый Джон уже ни о чем другом не мог думать, хотя в светлые промежутки он испытывал душевные страдания, но остановиться не мог и опять-таки прибегал к усиленным возлияниям, чтобы заглушить свою душевную муку.
Хоррокс, после своей ссоры с Лаблишем, поселился в ранчо Аллондэля и там устроил свою главную квартиру, избегая, насколько возможно, совещаний с Лаблашем. Старый Джон и его племянница Джеки оказали радушное гостеприимство сержанту. Особенно Джеки была приветлива с ним. Она заботилась об его удобствах, и Хоррокс оценил это. Он говорил при ней о своих планах, не подозревая того, какие мысли шевелились у нее в голове при этом.
Когда летний день стал уже склоняться к вечеру, в доме Аллондэля появилась миссис Аббот. Она пришла очень разгоряченная и возбужденная, явно решившись не уходить, пока не услышит того, что ей нужно было знать. Затем туда же пришел и Билль Беннингфорд, но он был мало разговорчив, как всегда, несмотря на то, что был даже весел. Впрочем, он вообще считал, что болтливость не ведет ни к чему хорошему, и не любил длинных разговоров.
Тотчас же вслед за Беннингфордом пришли доктор и Пат Набоб с одним владельцем отдаленного ранчо. Может быть, всех этих лиц привлекло ожидание чего-то особенного в этот день. Общество в уютной гостиной Аллондэлей увеличивалось по мере приближения вечера, и так как наступало время ужина, то Джеки, со свойственным ей радушием, пригласила всех занять места за ее обильным столом. Вообще, никто из приходивших в ранчо Аллондэлей не отпускался домой без угощения. Обычай гостеприимства был так распространен в прерии, что это считалось величайшим оскорблением для хозяина, если кто-нибудь уходил из его ранчо, не разделив с ним трапезы.
В восемь часов вечера Джеки вошла и объявила всем собравшимся, что ужин подан:
— Пожалуйте к столу, — сказала она любезно. — Подкрепитесь пищей. Кто знает, что принесет эта ночь! Во всяком случае, я думаю, что мы должны выпить за здоровье нашего друга сержанта Хоррокса и за его успех. Каков бы ни был результат его работы сегодня ночью, мы должны все же позаботиться о том, чтобы поддержать его бодрость. Вон там, на столе, стоят напитки, друзья. Наполните свои стаканы до краев и провозгласите тост за сержанта Хоррокса!
В словах девушки сквозила неуверенность в успехе рискованного предприятия сержанта, и многие из присутствовавших разделяли ее взгляд, и все с большим воодушевлением провозгласили тост за здоровье и успех Хоррокса. Первыми подняли свои стаканы Джеки и Билль Беннингфорд.
После тоста и выпитого вина у всех развязались языки, и ужин прошел очень весело. Хоррокс должен был выступить в десять часов, и времени для веселой беседы оставалось достаточно. Напитки, конечно, способствовали всеобщему оживлению, но самой оживленной из всех была Джеки. Она радовалась, что ее дядя находился в одном из редких моментов своего просветления и весело разговаривал с присутствовавшими. Против обыкновения, он на этот раз ел очень умеренно. Билль Беннингфорд сидел за столом между Джеки и миссис Аббот, и тетя Маргарет находила, что еще никогда у нее не бывало такого милого и остроумного собеседника. А Джеки была душой общества. Она руководила разговором, и в то же время, как заботливая и любезная хозяйка, следила за тем, чтобы каждый получил то, что нужно, и к каждому обращалась с приветливым словом. Ее веселая оживленная болтовня поддерживала общее повышенное настроение, и даже у самых закоренелых скептиков, не верящих в удачу полицейского офицера, все-таки начинала шевелиться в душе какая-то надежда. Даже Хоррокс поддавался влиянию заразительного воодушевления молодой девушки.
— Ну, сержант Хоррокс, желаю вам успеха! — воскликнула она, весело улыбаясь и накладывая ему на тарелку большую порцию вкусно приготовленного жареного рябчика. — Возьмите в плен этого темнокожего разбойника, и мы вам поднесем права почетного гражданина нашего поселка в раскрашенном адресе, заключенном в золотом футляре. Кажется, таков обычай в цивилизованных странах, а мне кажется, что мы все же цивилизованы до некоторой степени и можем позволить себе это. Слушайте, Билль, вы единственный из присутствующих здесь, не так давно приехавший из Англии, скажите нам, в чем заключаются там привилегии почетного гражданина?
Билль Беннингфорд был несколько смущен ее обращением к нему. Все смотрели на него в ожидании ответа.
— Привилегии? — повторил он. — Гм?.. Ну, что же, это значит: банкеты… вы знаете… суп из черепахи, устрицы… всякие изысканные кушанья… расстройство пищеварения… лучшее шампанское из погреба мэра города. Полиция не смеет вас арестовать, если вы напьетесь… словом, всякая свобода и преимущества в этом роде…
— Ха! ха! Вот так почет, — засмеялся доктор.
— Хотел бы я, чтоб мне кто-нибудь подарил такую привилегию, — жалобно произнес Пат Набоб.
— Это хорошая вещь, но нам она не очень подходит, по крайней мере в Канаде, — заметил Хоррокс в качестве представителя закона. — Во всяком случае, единственным развлечением полиции является возня с пьяными.
— Да, а для некоторых таким развлечением служит процесс уменьшения количества пива путем его поглощения, — заметил спокойно доктор.
Все рассмеялись.
Когда хохот улегся, тетя Маргарет, сидевшая возле Джеки, неодобрительно покачала головой. Ей не нравилось это всеобщее легкомысленное веселье. Она находила дело Ретифа очень серьезным, особенно для сержанта Хоррокса. Ей хотелось узнать все подробности его плана. Она уже знала о его приготовлениях, но ей хотелось получить сведения из первого источника. Поэтому она и обратилась к Хорроксу. Однако она не спросила его прямо о том, что ей хотелось знать, а как бы вскользь заметила:
— Я не совсем понимаю. Выходит, как будто вы отправляетесь один в лагерь метисов, где надеетесь найти этого Ретифа, сержант Хоррокс?..
Лицо Хоррокса стало серьезным и, когда он взглянул на миссис Аббот, в его черных, блестящих глазах не было заметно ни малейшей улыбки. Вообще, он не отличался веселым нравом, и его деятельность не располагала его к сентиментальности.
— Я вовсе не склонен к безумным поступкам, сударыня, — ответил он. — Я все же до некоторой степени ценю свою жизнь.
Но тетю Маргарет не смутил резкий тон его ответа, и она продолжала. настойчиво добиваться определенного ответа.
— Значит, вы берете своих людей с собой? У вас их четверо, и они все имеют вид расторопных парней. Я люблю видеть таких, как они, и верю в ваш успех. Ведь они, то есть метисы, народ опасный!
— Не столь опасный, как это принято думать, — презрительно возразил Хоррокс. — Я не предвижу никаких особенно больших затруднений.
— Надеюсь, что все так будет, как вы предполагаете, — сказала миссис Аббот, но в голосе ее слышалось сомнение.
Хоррокс только пожал плечами.
Несколько мгновений господствовало молчание. Его прервал голос Джона Аллондэля.
— Итак, Хоррокс, мы точно будем следовать вашим инструкциям, — сказал он. — В три часа утра, если вы не вернетесь или мы не получим от вас никаких известий, я забираю своих людей из ранчо и отправляюсь вас разыскивать. И горе этим черным дьяволам, если с вами случится что-нибудь дурное!.. Кстати, где же ваши люди?
— Они соберутся здесь к десяти часам. Мы оставили своих лошадей в конюшнях Лаблаша. Мы пойдем пешком к поселку, — отвечал полицейский офицер.
— Это благоразумно, — сказал доктор.
— Полагаю, что лошади были бы только затруднением в подобном случае, — заметила Джеки.
— Да, они могли бы служить прекрасной мишенью для метисских ружей, — прибавил Беннингфорд самым спокойным и любезным тоном. Его смелые проницательные глаза были прямо устремлены на полицейского офицера. Джеки украдкой наблюдала за ним, и в глазах ее чуть-чуть мелькала усмешка.
— Как мне хотелось бы быть там! — сказала она просто, когда Беннингфорд замолчал. — Ужасное несчастье, что я родилась девочкой! Скажите, сержант, могу я явиться помехой, если пойду туда?
Хоррокс серьезно посмотрел на нее, но в его взгляде все же промелькнуло некоторое восхищение ее смелостью. То, что было ему известно про нее, могло служить препятствием ее появлению на празднестве метисов. Но, разумеется, он не мог ей сказать этого. Все-таки ее отвага нравилась ему.
— Там может быть для вас большая опасность, мисс Джеки, — сказал он. — Я же буду так занят, что не буду в состоянии охранять вас, и притом…
Он вдруг запнулся, вспомнив старые рассказы, которые ходили про эту девушку. Может быть, он проговорился? Что, если эти рассказы справедливы?.. Холод пробежал по его спине при этой мысли. В таком случае, этим людям известны его планы!.. Он с большим вниманием взглянул прямо в лицо прекрасной девушки и внезапно успокоился. Нет, это не может быть правдой! Она не может иметь ничего общего с этими негодяями-метисами!..
Но Джеки подхватила его слова.
— Вы сказали: притом… В чем же дело? — спросила она, улыбаясь ему.
Хоррокс пожал плечами.
— Притом, когда метисы напьются, они не отвечают за себя, — сказал он.
— Это решает дело, — заявил Джон Аллондэль с насильственной улыбкой. — Ему не нравился тон Джеки. Зная ее хорошо, он боялся, что она все-таки захочет непременно быть там и видеть арест Ретифа.
Однако улыбка дяди только подстрекнула девушку. Слегка закинув голову, она сказала:
— Я не знаю…
Но дальнейший разговор на эту тему был невозможен, потому что как раз в этот момент явились полицейские солдаты. Хоррокс посмотрел на часы и увидал, что было уже почти десять часов. Время было отправляться в путь, и все, точно по взаимному уговору, сразу поднялись со своих мест. Во время суеты, происходившей при всеобщем прощании и отъезде, Джеки незаметно исчезла. Когда она вернулась, в комнате оставались только доктор и его жена, вместе с Беннингфордом, который уже приготовился уходить. Джон Аллондэль на веранде провожал Хоррокса.
Когда Джеки спустилась сверху из своей комнаты, миссис Аббот бросились в глаза патронташ и большая кобура револьвера у нее на поясе. Кроме того, она была одета как для верховой езды. По ее лицу можно было прочесть ее решение.
— Джеки, дорогая! — воскликнула в испуге миссис Аббот. — Что ты хочешь делать? Куда ты отправляешься?..
— Я хочу посмотреть на эту забаву… Думаю, что там можно будет повеселиться, — ответила она спокойно.
— Но!..
— Никаких «но» тут быть не может, тетя Маргарет! — решительно ответила Джеки. — Я думаю, вы меня знаете…
Миссис Аббот замолчала, но в глазах ее светилась тревога, когда она смотрела вслед удаляющейся девушке.