Новенькая дикого. Закрытая школа 2

1

Моргаю. Дикий тоже моргает. Поморгали ещё немного и я, наконец, собрала мысли в кучку: — Окстись. Из Филатова мой бывший, как из меня балерина, - вспоминаю свои бревенчатые навыки танцовщицы.

— Не бывший? - недоверчиво переспрашивает Артём.

— Филатов - прилипучий банный лист. Прямо как ты, - не могу НЕ подколоть.

— Какой он мне парень?! Доставал до той поры пока я не нажаловалась директору. Родителей Антона вызвали в школу и после беседы с ними, он отстал.

— То есть...Я для тебя какой-то другой вид банных листиков? - усмехается дикий.

— В каком плане? - не понимаю я его этих усмешечек.

— На него нажаловалась, а на меня нет. Получается, я для тебя особенный? - наступает опасно.

Делаю шажочек назад, но там шагать некуда как бы. Дверь подъезда.

Только, если прыгать через перила и беря пример с сайгака, улепётывать. Но я помимо того, что не балерина плюс и НЕ акробатка.

— Не успела я. Не успела. Понятно? И ты…не надвигайся на меня.

— Почему? Чувствуешь себе некомфортно? Сердечко начинает стучать? Волнуешься? - с бесовщинками в наглючих глазах, цепляет мажор меня за куртку. Тянет на себя.

— Давай помогу определиться с ответом, - ласково заставляет поднять голову.

Между нашими губами сантиметры несчастные. Дыхание становится рванным.

— Ты имей ввиду... - храбрюсь.

— Что?

— Посмеешь и я тебе опять ударю, - пытаюсь вырваться.

Но у этого ирода, вероятно, силушки богатырские вернулись.

Ни что не напоминает о том, что недавно он валялся в больнице и был чуть ли не при смерти.

На лице Артёма возникает мыслительный процесс, у меня же он давно идёт. Но что-то никак не прогрузится до гениальной идеи по моему спасению.

— Хорошо, - достаётся мне мягкая улыбка.

— Что? - хмуро догадываюсь, что парень опять задумал нехорошее.

— Это стоит того, - склоняется.

Надо оттолкнуть его. Вот сейчас.

Ну, давай, Варя. Оттолкни. Жаркое дыхание на губах и…

— ВАРЯ!

Голос мамы действует, как ушат в котором подтаивает ледник из Антарктиды.

То есть по темечку и водичкой, и глыбой «прилетело, стукнуло».

Два в одном.

Взбодрилась до такой степени, что, если бы Артём не среагировал быстро, и не переложил руку мне на талию, чтобы удержать от падения. Точно расшибла бы свою глупую «головешку» об асфальт.

— Здравствуйте, Виктория Ивановна, - здоровается плохой, очень плохой парень.

Откуда он имя-отчество мамы знает? Бежит панической строкой мысль.

— Я - парень Вари. Артём, - забирает из рук мамы пакеты...мой парень.

Чтоб его черти до китайской стены гнали.

— Артём? Варя! - строго сводит брови матушка.

— А? - робею я.

— Почему я ничего не знаю об этом?

— Ну...просто замоталась, забыла рассказать, - хихикаю как дурочка, распиливая дикого, сжигая, пепел его по ветру развеивая, но лишь в своей фантазии.

В жизни то, что с ним сделается?!

Только, если ноги себе сумками с закрутками от бабушки отдавит.

Но для этого он должен быть слабым доходягой.

А то, что у Артёма ни слабости, ни доходягости - очевидно.

Не уронит.

Стоит себе непоколебимо.

***

Сидим на нашей потёртой кухонке.

Дикий в своих вещичках, общая стоимость которых, наверняка, как вся наша квартира будут, выглядит на ней инородно. Оно и логично.

Но, что странно, пьёт себе чай, заботливо заверенный мамой. И ни словом, ни делом не показывает пренебрежение или брезгливости.

— Очень вкусно, Виктория Ивановна, - уплетая вторую слойку с вишней, скалится, при этом прожигая взглядом меня.

Между прочим, ест мои любимые пирожочки, а мне - человеку, для которого они и пеклись, не даёт.

Не физически, конечно. Навряд ли он стал бы меня голодом морить. Зачем ему это?

Но просто кусок в горло не лезет, когда он так таращится.

У-у-у. Демонюка адова.

— Кушай, кушай, Артёмушка, - расплывается в улыбке «не» моя матушка.

Поворачиваюсь к ней.

— Кто вы и куда дели мою маму?

— О чём ты, Варюш? - щипает под столом за ногу, невербально говоря: «прекрати меня позорить.»

— Какой «Артёмушка»? Ты его знаешь…п-б-т, - замычала, так как «добрая» женщина вбила в мой рот пирожок.

— Варенька, сердце кровью обливается. Совсем исхудала. Ешь быстрее, - подставляет опасная женщина ко мне чашку с компотом поближе.

Откусываю сдобу.

— Спасибо, мамуль, - жую, делая вид, что бить в нашей семье выпечкой - норма.

— Артём, а вы с Варей вместе учитесь? - любовно подливает ему чайку бергамотового родительница.

Исчадие признательно лыбится.

— Спасибо большое Виктория Ивановна. Да. Мы одноклассники.

— Ой, как интересно. А расскажи-ка.. - звонок маму перебивает.

Оно и слава богу.

Так и уверуешь в него. Помолилась, чтобы хоть кто-нибудь её остановил и остановил же.

— Кушайте, дети, - встаёт из-за стола клон моей матери. — Я скоро вернусь, - убегает он-она к телефону.

Что творится? Что творится то?

— У тебя прекрасная мама.

Пораженно оборачиваюсь к дикому.

Он с лёгким налётом грусти смотрит в сторону гостиной.

Именно там мама шагая туда-сюда, с кем-то общалась.

Тянусь к компотику. Что-то пить захотелось, но руку перехватывают на полпути.

Артём подаётся вперёд.

Еле успеваю поставить чашку, чтобы не разбить её.

Лёгкий скрип оповещает, что парню не составило труда пододвинуть к себе стул на котором я сидела.

От рывка заваливаюсь вперёд, но Артём не даёт расплататься на нём.

Его запах заполняет лёгкие. Время замирает. Парень чуть-чуть наклоняется.

В этот миг я и дышать забываю как.

Там вроде надо носом работать. Диафрагмой?

Я забыла как дышать. Забыла. Помогите.

Поцелует? Он поцеловать меня хочет?

Но дикий лишь проводит у края моих губ.

— Ты испачкалась в варенье, - объясняет легко, отодвигаясь и облизывая с пальцев джем, любовно приготовленный опять же для меня бабулечкой.

— Сладко, - хрипло говорит и беспечно точит себе пирожок дальше.

У меня кровь в густую лаву преобразовалась, а этот…слов не находится, чтобы описать его.

— Держи, Варюш, - водружает аптечку между нами мама, приводя в себя.

Смотрю на жестяную коробку из под печенья. Она - на меня.

— Позаботься о своём парне. Ты же причина того, что он пострадал, - гладит по плечу мама.

Натянуто улыбаюсь.

— Хорошо. Обязательно.

— Спасибо, Виктория Ивановна, - вылезает со своей благодарностью Артём.

Родительница уходит - телефонный разговор заканчивать.

Подождав, чтобы она отошла на приличное расстояние, от души пинаю ирода ногой.

— Ты что моей маме наплёл?

Как знала не надо было их одних оставлять. Но, если мама сказала поставить чай, с ней лучше не спорить, а то может чайничком то и огреть заботливо.

— Давай, новенькая! - и бровью не ведёт Артём.

Слабо врезала. Надо было сильнее.

— Чего тебе давать?

— Лечи меня, - пододвигается ближе.

— Жить будешь, - откидываюсь я на стуле назад, пытаясь убраться подальше.

Надоело примагничиваться.

Но нюансик маленький в том, что дикому не надоело, поэтому он мою блузочку с клубничками «хвать». И отрегулировал, и её, и меня, как ему нужно.

— Бессердечная ты, новенькая. Я кровью истекаю, а тебе всё хиханьки да хаханьки, - надувает губы капризно.

— Пирожки же ты как-то лопал. Даже чайком с кофетками их зашлифовывал, - указываю я на несоответствие.

— Уж пластырем сможешь воспользоваться, - верю в него.

Артём качает головой.

Что?

Сам он в себя не верит?

— Можешь со рта начинать, чтобы он не болтал лишнего, - советую едко.