Новый год — пора сражений

21

31 декабря, 23:59 (часовой пояс +3).

Красная площадь гуляла.

Веселье было разлито повсюду, словно шампанское из случайно опрокинутого бокала; его пары растекались по воздуху и будоражили толпу, приплясывавшую под раздающуюся из колонок музыку; к ларькам с шаурмой, хот-догами и прочей вкусной отравой выстроились гигантские очереди.

Радостное напряжение двигалось к своему пику; некоторые смотрели на свои кибербраслеты, поставленные в режим часов, отсчитывая про себя последние секунды до полуночи.

Когда раздался первый звук колокола часов на Спасской башне, по площади прокатился общий крик восторга: наступило то, чего все эти люди ждали целых триста шестьдесят пять дней.

Но вместе с тем пришло и то, чего они ну никак не ждали.

Примерно с первым ударом колокола, последовавшим за вступительной мелодией, когда люди начали дружно скандировать: «Раз!.. Два!..» — около Главной Ёлки Страны в воздухе протаяла серая овальная дыра трёхметрового диаметра.

Со вторым ударом часов из портала стали выходить люди в костюмах основных новогодних персонажей. У мужчин в руках были посохи, у женщин под белоснежными шубами что-то еле заметно топорщилось.

Это вызвало тихий шок. Те, кто стоял ближе других к Главной Ёлке и мог это видеть, в изумлении умолкли (некоторые бормотали: «Это ещё что за?..»); остальные же, кто находился подальше, продолжали громко отсчитывать: «…Три! Четыре!..»

На счёт «пять» «пришельцы» начали стрелять.

Возникла и стала быстро распространяться паника; вокруг ёлки началась давка: люди старались убраться прочь от этого страшного абсурда.

А «деды-морозы» и «снегурочки» продолжали выходить из портала.

Полицейские, охранявшие площадь по периметру, ринулись было в атаку на нарушителей правопорядка, но после трёх трупов в синей форме опомнились и, укрывшись от давки и выстрелов за своими машинами, принялись вызывать подкрепление.

Приблизительно через полминуты после того, как куранты отбили двенадцатый удар, нескончаемая колонна закончилась, и из «дыры между мирами» стали появляться флаеры, подниматься вверх и обстреливать всё подряд: исторический музей, ГУМ, храм Василия Блаженного, памятник Минину и Пожарскому, Лобное место, кремлёвскую стену… Один снаряд попал даже в мавзолей Ленина и всё там разворотил.

Первые пять вылетевших машин остались, так сказать, на огневой поддержке, а следующие десять перелетели через красную кирпичную стену, в которой кое-где зияли проломы, и приступили к захвату Кремля.

Вторжение в Москву началось.

— …С Новым, две тысячи ****десят *****ым годом! — сказал президент с дисплея технологии «квантум дот», и появилось изображение кремлёвских курантов, отбивающих главную полночь года, — запись, которую уже лет двадцать не переснимали.

— Ура!!! — в семь глоток проревели сотрудники следственной бригады (парой лет ранее название «следственный отдел» было заменено — якобы для того, чтобы избежать тавтологии с расшифровкой аббревиатуры «ОВД») отдела внутренних дел района Мневники, в пароксизме восторга звучно все вместе чокнулись стаканами, в которых у кого было налито шампанское, у кого — водка, у кого — ещё что-нибудь, и залпом выпили.

— Эх, вот и пришёл Новый год… — произнёс начальник следствия майор юстиции Андрей Авдеенко, после того как закусил выпитое и налил себе снова. Остальные сотрудники, стоявшие вокруг двух поставленных вместе и накрытых к празднику рабочих столов, сделали то же самое. — Говорят, что, как встретишь этот праздник, так год и проведёшь. Встречаем мы его дружно, в родном отделе, когда в Москве всё спокойно, — значит, весь наступающий год мы также проведём в отделе… Нет-нет-нет, мы не будем здесь постоянно жить, — пояснил Авдеенко, заметив ехидные ухмылки на лицах подчинённых — я имел в виду, что мы так же хорошо будем выполнять свою работу и в нашем городе, в нашем районе всё будет, как сейчас, спокойно. Выпьем за это! Ура!

— Ура!!!

Вновь чокнулись, выпили, закусили.

— Я быстро, — сказал вдруг капитан Антошин и, аккуратно обойдя «праздничную площадку», направился к выходу из кабинета, где в обычное время работал вместе с тремя другим следователями.

— Что, закуска не пошла? — с притворным сочувствием спросил начальник.

Все захохотали.

— Очень смешно, — отозвался Антошин и вышел.

Прошагал немного по коридору — но не к туалету.

К подсобке.

Так и было запланировано: он уходит под мнимым предлогом, а затем возвращается — в новом качестве. Даже полушутливый диалог с Авдеенко был отрепетирован.

Но об этом знали только сам капитан и майор.

Для остальных то, что произойдёт чуть позже, должно стать сюрпризом. Причём — полным. Хотя… и для майора, возможно, тоже.

— Что-то Антошин задерживается, — заметил, опустошив четвёртый стакан, старший лейтенант Алексей Агапкин; язык его уже немного заплетался — Может, пойдём поможем ему?..

— Не, скоро вернётся, — ответил Авдеенко, налегая на салат; в это время фоном звучал по «ящику» на маленькой громкости Гимн России.

— А я всё-таки ему помогу… — пробормотал Агапкин, поднимаясь со своего места.

Но тут дверь кабинета распахнулась, и в помещение вошёл Антошин.

В костюме Деда Мороза. Только без накладной бороды.

С большим мешком за спиной и посохом, обвитым фиолетовой змеёй мишуры, в одной руке.

И ещё он улыбался, и зубы его блестели в лучах люминесцентных ламп, светивших с потолка.

— А, так вот в какой туалет ты ходил!.. — сказал Агапкин, подходя к своему коллеге. — Ну, что в мешке? Чем ты нас, Дед Мороз, порадуешь?..

— А вот чем, — ответил Антошин и поставил мешок на пол.

А потом он сделал совсем не то, о чём договаривался с начальником и чего от него все ожидали.

Вместо того, чтобы спокойно открыть мешок и начать раздавать подарки, купленные на пару с Авдеенко, Антошин внезапно поднял посох на манер оружия и «прицелился» в живот Агапкину.

— Э, это чё значит?.. — спросил тот, не понимая, что происходит.

— А вот что, — ответил Антошин и сделал неуловимое движение пальцем одной из рук.

Нажал на неприметную кнопку на посохе.

Никто из следователей не понял, что случилось в следующее мгновение.

Из «посоха» вырвался какой-то яркий светло-зелёный луч и вонзился в живот оторопевшему Агапкину. А через полсекунды вышел у него из спины и, пробив стекло шкафа с делами, попал в стену.

Все застыли, ошарашенные, на своих местах с отвисшей челюстью — в том числе и Агапкин, вытаращившийся на того, кого последние лет пять считал одним из своих лучших друзей.

Антошин захохотал и, не убирая луч, провёл им снизу вверх, разрезав рубашку следователя — китель тот носил расстёгнутым — и прочертив по его телу кровавый след от проделанной в животе сквозной дыры до середины лба, после чего дуло «посоха» оказалось устремлённым в потолок, и лишь затем выключил луч.

И в этот момент Агапкин заорал: шок прошёл, осталась лишь невыносимая боль.

Антошин, не переставая смеяться, вновь выстрелил, на этот раз одним движением отхватив старлею голову. Ор тут же оборвался.

— Вот вам ваши подарки, товарищ майор! — крикнул капитан в безудержном припадке веселья и открыл практически беззвучный огонь по остальным сотрудникам следственной бригады.

Майору Авдеенко, полезшему в карман за пистолетом, Антошин сначала, заливаясь неудержимым смехом, отрезал руку по плечо, а потом прострелил грудь.

Далее пришёл черёд оставшихся следаков, успевших разве что понять, что мирная новогодняя пьянка для них отменяется. На этот раз и навсегда.

А покончив со следствием — в буквальном смысле слова, он подхватил с пола мешок, в котором звякнуло что-то металлическое, и вышел в коридор.

Его, вазда 4-го эскама 396-го урта Северной группы армий Винтхерлунда Дэнза Антшенна, ждали великие дела.

А для начала — зачистка РОВД.

После этого можно будет использовать то, что находится в мешке.

Там были явно не новогодние подарки. Вернее, подарки — но для винтхерлундских сил.

Однако до последних ещё надо было добраться. А в данный момент — сделать то, что от него требовалось, и выйти наружу из здания, так доставшего Антшенна за годы работы под прикрытием.

…Начальник полиции общественной безопасности ОВД «Мневники» Пётр Морозевич выпивал вместе с парой оперов (остальные праздновали по домам, в том числе и начальник службы криминальной полиции, которому они подчинялись; от следователей они отличались ещё и тем, что на погонах у них были красные полоски, а не синие), когда где-то в отделе раздались ужасные крики.

Сначала один… резко оборвавшийся… затем ещё. И ещё. А следом — тишина.

— Это что, в допросной? — полюбопытствовал Морозевич, остановив подносимую ко рту руку со стопкой водки. — Я и не знал, что кого-то к нам в такое время привезли…

— Да нет, — ответил один из оперуполномоченных, обеспокоенно вскакивая со стула. — Кажется, это в следствии.

— Пойдём проверим, — сказал другой, и оба, на всякий случай достав пистолеты и передёрнув затворы, вышли в коридор.

А Морозевич выпил-таки свою водку и вслед за операми пошёл к двери. Пистолет он оставил в ящике стола.

И вскоре горько пожалел об этом.

Выйдя из кабинета, оперуполномоченные увидели идущего им навстречу Антошина в шубе и шапке Деда Мороза, с мешком за спиной и посохом в руке.

— Эй, ты не знаешь, почему там кричали? — спросил один из оперов, в то время как другой, обойдя капитана юстиции в новогоднем костюме, по стеночке подбирался к кабинету следствия, откуда сейчас не доносилось ни звука, со «стволом» в руках, направленным в потолок.

— Нет, не знаю, — ответил Антошин первому оперу, обернулся, поднял «посох» и выстрелил лазером во второго.

Пронзённый светом насквозь, тот издал горлом странный звук и стал сползать вниз по стене, пачкая её кровью.

Ещё не отпустив кнопку стрельбы на «посохе», тот, кого все считали капитаном Антошиным, повернулся головой и торсом к первому оперу, только начавшему поднимать пистолет, ногой выбил у него оружие, а когда повернулся полностью, выстрелил ему в грудь.

Опер крякнул и повалился на спину, при этом ударившись головой о пол.

Вазд Дэнз Антшенн переступил через него и тут заметил выглянувшего из своего кабинета начальника ПОБ, у которого от вида того, что произошло, лицо побелело чуть не до оттенка шпаклёвки. Злобно оскалился, подумал: «Как же вас здесь много!..» — далее, почти не целясь, пальнул в Морозевича и устремился по коридору к дежурной части, волоча за собой мешок, в котором что-то металлически звякало.

На упавшего майора полиции он даже не взглянул.

И тем самым допустил большую ошибку.

Когда лазерный луч коснулся тела начальника ПОБ, тот подумал: «Вот и всё. Конец…»

Когда Морозевич, потеряв равновесие, упал на пол, к нему пришло чёткое осознание того, что это последнее, что происходит в его жизни. «Обидно погибать вот так — при таких странных обстоятельствах, да ещё и в новогоднюю ночь…» — подумал в этот миг майор полиции, морально приготовившись к отделению души от тела или чему-нибудь в таком роде.

Прошло две, три, пять секунд. Ничего сверхъестественного. Только острая боль на левом краю груди.

«Если я не умер, значит, он попал не в сердце», — подумал Морозевич и стиснул зубы, превозмогая боль, на которую лишь сейчас обратил внимание. Из его горла вырвался сдавленный хрип — хорошо, что тихий, иначе Антошин вернулся бы и прикончил его.

«Куда это меня?..» — Морозевич приподнял левую руку, едва не взвыл от боли и посмотрел туда, куда его ранили.

Луч, похоже, прошёл почти что по касательной, — правда, порвав китель, рубашку, кожу, два-три миллиметра мышц и, возможно, слегка задев кость. Но рана смертельной не была, да и кровь текла вяло: артерии повреждены не были.

«Значит, я выживу, — подумал Морозевич, приподнявшись на локте правой, неповреждённой руки. — Но смогу ли я остановить этого психа?.. Эх, зачем я только „ствол“ оставил в столе?..»

Тут он вспомнил звонок Дьяченко. Тот говорил вроде, что могут поступать странные звонки и поэтому надо сохранять бдительность…

«А не связано ли это с?..» — пришла мысль. А следом — какое-то неосознанное озарение, как будто в голове сложился трудный пазл; Морозевич вдруг осознал, что протрезвел.

О том, что сказал ему полковник два с половиной часа назад, майор забыл за употреблением спиртосодержащих веществ. Забыл сам и не сказал остальным. Ох, зря…

«От водки один вред», — подумал Морозевич и, зажимая правой рукой рану, пополз к столу.

Несколько секунд — и он уже там. Протянул правую руку, открыл ящик и нащупал пистолет. «ПМ», недавно принятая на вооружение модель. Обойма полная: в этом отношении Морозевич был перфекционист.

Взял пистолет и, опираясь на стол, принял вертикальное положение. Где-то невдалеке раздались новые вопли: похоже, этот урод уже убил дежурного и сейчас сражался с пэпээсниками, которые охраняли отдел, прибежавшими на крики. Послышались выстрелы из автоматов: патрульные, судя по всему, открыли огонь, — тут же, впрочем, оборвавшийся.

«Ну ничего: я остановлю его…» — подумал Морозевич и, зажимая рану левой рукой, а в правой держа «ствол», пошёл следом за Антошиным.

Зрелище, представшее перед глазами начальника ПОБ, заставило его замедлить шаг.

Дежурка была разгромлена: дверь и окошко, перед которым на стуле раскинулся старлей с простреленной головой, просто-напросто искромсаны лазером; по столу и по полу разбросана еда, разлито шампанское, раскиданы бумаги; в углу надрывался телефон. А у выхода на улицу, рядом с пустующим «обезьянником» (всё-таки в плане обычной преступности этот Новый год какой-то непривычно тихий…), лежали тела «пэпэсов» с АКСУ предпоследней модели, зажатыми в руках.

А самого «диверсанта» не видно.

«Вышел уже!.. — с отчаянием подумал Морозевич. — Только бы догнать его!..»

Начальник ПОБ перешёл на бег. Не обращая внимания на боль, одним прыжком перескочил через три тела, затем ещё через одно; не останавливаясь, толкнул рукой входную дверь и выбежал на улицу.

Открытую кожу холод обжёг сразу, а сквозь китель и под брюки лишь принялся просачиваться. Морозевич покрутил головой в стороны, не привыкшими к темноте глазами выискивая в поле зрения фигуру в белой шубе.

Уши уловили тихий рокот двигателя и шорох шин по покрытому снегом асфальту. Морозевич повернулся на звук и заметил, как «уазик» ППС, стоявший метрах в десяти от крыльца, на котором стоял начальник ПОБ, покатил к выезду с территории отдела.

«Он там!..» — подумал Морозевич, сбегая вниз по каменным ступеням. «Мне надо его догнать!..» — устремляясь по дорожке вслед за удаляющейся машиной. «Или…» — нацеливая пистолет в корму «уазика».

Про то, что в десятке метров сзади от крыльца припаркован его собственный автомобиль, Морозевич в тот момент не вспомнил. Все его мысли занимала другая машина.

Впереди полыхнула зелёная вспышка, раздался звук, как будто упало что-то металлическое, машина вдруг пропала. А подбежав ближе к воротам, Морозевич увидел прорезанную в воротах квадратную дыру, которую, очевидно, проделал Антошин, чтобы спокойно выехать на улицу.

«Удрал, гад!!!» — подумал начальник ПОБ с досадой, убирая пистолет в карман кителя, и пнул тяжёлую створку ворот, от которой лазером был отрезан внушительный кусок. Как можно было догадаться, он был расстроен не от того, что у него угнали автомобиль, которым пользовались его сотрудники, — уже, к сожалению, погибшие. Или всё-таки нет?..

Он был расстроен — даже не так: раздосадован, разъярён, взбешён! — от того, что упустил урода, по чьей вине погибли или серьёзно пострадали все находившиеся в тот момент в отделе сотрудники… кроме него, Морозевича.

И, значит, его задача — восстановить справедливость. А при этом — ещё и поддерживать порядок в районе Мневники города Москвы.

Вопрос в том, с чего начинать.

Морозевич не решил для себя эту проблему, когда у него звякнул кибербраслет.

«Вот очень вовремя…» — подумал он, взглянул на дисплей, тяжело вздохнул (дыхание облачком пара вылетело изо рта и растворилось в морозном воздухе) и нажал кнопку ответа.

— Да, товарищ полковник?

— Всё в порядке? Ничего не случилось? — зазвучал в канале сотовой связи взволнованный голос начальника РОВД Олега Игоревича Дьяченко.

— Не хочу вас огорчать, но… случилось. Так что не в порядке у нас ничего…

Дьяченко переварил услышанное без лишних эмоций, угрызений совести и самокопаний: он был готов к чему-то вроде этого. Конечно, он понимал, что убито и ранено больше десяти человек и это большая потеря для отдела… но в данный момент это отошло на второй план.

Надо было срочно спасать ситуацию.

— …Так, говоришь, на патрульном «уазике» укатил? — сказал полковник, выслушав одного из пяти своих замов. Уже выпив с женой и семнадцатилетним сыном положенный бокал «шампусика», он стоял в ванной, и бегущая из крана вода частично заглушала его голос. — Но в каждой машине же последние сколько-то там лет есть радиомаяк, а сигнал передаётся на…

— Да, точно! — Морозевич хлопнул себя по лбу рукой с браслетом — и охнул от боли; тут же зажал рану ладонью другой.

— Что случилось? — тут же спросил насторожившийся Дьяченко.

— Да так, царапина… Совсем забыл про маячки за этим нападением… Значит, сигнал передаётся на компьютер дежурного… Хм, а я как-то не обратил внимания: цел он там или нет…

— Проверь; это очень важно. Если комп исправен, садись за него и начинай руководить патрулями. Направь за той машиной все экипажи — так, чтобы они догнали Антошина все сразу! С комроты ППС, если он жив, я всё улажу. Вызови «скорую» — а лучше не одну. И жди меня: я попытаюсь подъехать… Если появятся ещё люди в костюмах Деда Мороза или Снегурочки, защищайся изо всех сил.

— Так что, мы не одни такие везучие? — догадался Морозевич. — Серия терактов?.. Или что?..

— Это вторжение, — ответил Дьяченко. — Все объяснения — после того, как разберёмся с Антошиным. Всё, пока. Надеюсь, — до встречи.

И выключил связь.

После чего вздохнул и закрыл кран: как-никак, вода в Москве бесплатной не бывает.

Его жене (не сыну: тот этого и не заметит…), наверное, непросто будет пережить то, что её мужа, единственного и любимого, работа ждёт даже в новогоднюю ночь.

Что поделаешь: этот Новый год — самая настоящая пора сражений.

1 января, 04:05 (часовой пояс +7).

— Ну дела! — только и произнёс Захар после того, как Егор умолк и, расслабившись в пилотском кресле, закрыл глаза. — Ну вы даёте!

В это время их флаер стоял на берегу острова Отдыха — противоположном от крошечного островка, на котором состоялся последний поединок красноярцев с Харлом Дирнером, — у самой воды. Никаких признаков противника не было: кому нужен пустой участок берега? Земляне, захватившие флаер, — это уже было более серьёзно, но, наверное, для первой волны «дедов-морозов» и «снегурочек» главным было захватить и удерживать город и добрую треть мира в придачу, пока сопротивление не будет подавлено достаточно для того, чтобы можно было прийти тем, кто и возьмёт власть. Если, конечно, им не помешать. По крайней мере, так казалось Егору, который в данный момент был на грани сна от усталости.

Тем не менее, копирайтер удерживал себя от того, чтобы скатиться в долгий здоровый сон. И, пропустив через мозг последнюю реплику опоновца, он приоткрыл один глаз и ответил:

— Это всё правда. И пока мы тут с тобой разговариваем, уходит драгоценное время, которое вполне можно употребить на борьбу с этими захватчиками.

— Тогда чего мы ждём? Давайте вломим этим гадам! — сказал Захар и кое-как отсалютовал своим автоматом.

— Сначала надо разработать план. Причём нормальный, чтобы… — Егор зевнул, — ну ты понял. Марина, зови Хшера. Нам понадобится помощь чебов.

Командир 3-го ватана 517-го урта Северо-Восточной группы армий йерл второго класса Аксль Бромм был в тихой ярости.

За последние три часа его подразделение потеряло девять флаеров, считая один угнанный, робота-«снеговика», под полсотни человек личного состава и эргшворд чебов, начавший сражаться против сил Винтхерлунда и улетевший на том самом угнанном флаере из района, который как раз был занят ватаном йерла Бромма.

Проблема также была с заводом «Красмаш». Бромм аж скривился, мысленно произнеся это название, сидя в салоне штабного флаера, парящего около пустого здания районной администрации. Там несколько — всего несколько!!! — местных успешно вставляли льдины винтхерлундцам в двигатель; в русском языке имелось аналогичное выражение, и йерл его знал, но думал сейчас на родном наречии. И поймать этих вредителей пока не удавалось — полутора эскамам общей численностью под сто пятьдесят бойцов, усиленным двумя роботами и десятком машин! И это бесило Бромма, который, как и остальные винтхерлунды, был убеждён во всемогуществе их армии.

Ну и, наконец, самой тяжёлой потерей стало уничтожение землянами единственного на весь район портала, прежде чем они смылись куда-то в направлении центра города. Теперь переброска новых сил на помощь ватану будет затруднена, и эти самые силы придут позже, чем следует. Если вообще придут…

Последнюю пессимистическую мысль оборвал виброзвонок браслета.

Бромм вздохнул, одновременно и радуясь тому, что кто-то отвлёк его от тягостных раздумий, и тихо негодуя от того, что кто-то посмел его побеспокоить. Буркнул браслету, на котором было включено голосовое управление:

— Ответить.

— И снова здравствуй, Аксль. — Голопроектор высветил объёмное изображение йерла Прингла Тросса, командира первого ватана того же урта, контролировавшего Центральный район Красноярска… куда, как вдруг вспомнил Бромм, он сам как раз и отослал с глаз долой Дирнера.

«Интересно, это опять он что-то учудил?» — подумал йерл Бромм и ответил:

— Привет. Что-то случилось?

— Угу. Догадайся, с кем именно.

— Дирнер?..

— Да. Этот твой протеже…

— Никакой он мне не протеже! Я сам мечтал от него избавиться!..

— Правильно мечтал. Ты прикинь, что полчаса назад случилось! Когда вокруг какого-то флаера неожиданно началась пальба и машина стала почему-то удирать от наших сил (наверное, это были те самые местные, о которых ты меня предупреждал), Дирнер — ты только послушай! — угнал один из наших флаеров и бросился вдогонку!..

— Угнал? Но он же… — не понял Бромм, но Тросс продолжил:

— Заскочил в кабину и стал угрожать пилоту лазерным ружьём, а тот слабонервным оказался, ну и… В конце концов они оказались на каком-то микроскопическом островке на реке, протекающей через город; пилот напуган, флаер разбит, местные скрылись, а Дирнер валяется с тремя пулевыми ранениями!

— Дела… — протянул Бромм, ещё больше мрачнея.

— Так дело даже не в этом! Если бы пилот просто доложил об этом мне, я бы нашёл выход, — а он вызвал оперативников Особого отдела! Теперь трибунал светит всем: и Дирнеру, и пилоту, и даже, если не повезёт, мне! А если пронюхают, что он вообще-то из твоего ватана, — то и тебе! Тебе, Бромм!

— Я тебя понял, — сказал йерл второго класса, нервно кусая губу. — Спасибо за предупреждение. До связи.

— Аналогично, — отозвался Тросс и отключил квантовый канал.

А Бромм посидел несколько секунд, затем сорвал с руки голобраслет и швырнул в стенку салона, после чего схватился за голову и не то зарычал, не то взвыл от досады и негодования на слишком большое количество проблем.

День — а точнее, ночь у него определённо не задалась.