Дрим провёл меня по очень старой тропе, которая проходила чуть в стороне от нашей стоянки, тоже старой. Тропа заканчивалась ровно выложенным камнями кругом, в центре которого росло тонкое деревце. Лишь подражание кругу священного копья, но едва ли в нём пролилось крови меньше, чем в настоящем.
В прошлый раз я попал в кольцо спящим, в этот же раз должен был сделать это сознательно. То, что раньше стучалось мне во снах, приходило в тысяче фантазий, теперь давалось мне с невероятным трудом. Будто по чужой воле я перепрыгнул нагромождение тщательно вычищенных от грязи и мха камней, лишь в некоторых трещинах было видно, что обезьяны чистят их как могут.
Оказавшись внутри, я достал кинжал. В этом круге не нужно сражаться голым для большей награды от копья, человеческая шкура слишком тонка по сравнению со звериной. Кстати о награде… а что я получил? Видения каких-то мест? Там в круге мне всё казалось сном, но сейчас я в первый раз задумался о том, что же мне показало копьё. Так задумался, что чуть не пропустил момент, когда оказался в круге не один. С противоположной от меня стороны в круг запрыгнула большая рыжая обезьяна, она держала в руке длинную палку с каменным наконечником, имитируя этим копьё.
Я медленно достал из ножен свой кинжал, держа его обратным хватом. Сам не знаю почему, но мне так было удобнее, и даже с чужаком я держал его так же. Забавно, что я так легко сроднился с этим оружием. Будто меня совершенно не волновала схватка, всмотрелся в переливы чешуйки, будто медь с синими прожилками. Но медь не может резать камни, даже стихийная медь редко бывала хороша для оружия. А ещё к этому материалу не приставала плоть чужих и не разъедала его, хотя я точно знал, что даже лучшая стихийная сталь темнеет от неё. Лишь слёзы Старшей Сестры обладали таким свойством, насколько мне известно. Неужели вся шкура дракона — из них? Беда.
Обезьяне надоело потрясать своей палкой передо мной, она прыжками поскакала вперёд, с виду неловко, но я знал, что обезьяны очень сильные звери. Я буквально вбил себя в состояние пустой головы, чтобы справиться со страхом, который сковывал мои руки и голову.
И снова обезьяна сделала первый ход, метнув в меня чем-то вроде ежа, я привычно поймал снаряд на кинжал, отбив его назад в противника. Ёж взорвался где-то между нами, сбив рывок зверя и ударив меня в грудь одной из игл. Внешняя рубаха из обычной ткани не выдержала снаряд, но нательная легко его отразила. Обезьяна же будто впитала в себя три иглы, попавшие в него. Ясно, это стихия. Необычная, но пока довольно бесполезная против чужих, ясно, почему именно его выбрали для боя. Он был слаб.
Зверь зло заухал, тут же подскочив ко мне и неуклюже ткнув своей палкой. Понимаю, мне тоже мешалось копьё. Алый росчерк просвистел в сантиметре от отпрянувшей морды. Очередной замах палкой, но зверь был не глуп, копьё упало на землю, а из руки в упор в меня ударил очередной ёж. Он застрял в одежде, не в силах навредить маминому подарку, пришлось прикрыть лицо предплечьем, чтобы мне в лицо не вонзились чёрные иглы.
Красная обезьяна обиженно заухала, поняв, что её шипы мне не вредят, но я не зевал и, подскочив близко-близко, ударил кинжалом ей в грудь, шкура треснула, как переспевшая горшинка. Меня залило кровью, а потом обезьяна замолотила лапами во все стороны, истошно вереща. Второй мой удар прервал её страдания. Вот так вот легко. Но я не обманывался, даже с пустой головой до меня доносились отзвуки мыслей, что я победил нечестно, мамина рубаха и Трогов кинжал просто были слишком хороши.
Тем не менее, я распорол грудь зверя и уверенно вырвал из него сердце, тут же откусив кусок. Меня обдало покалыванием неподходящей стихии, но закон обязывал меня доесть сердце, и я его доел, давясь и захлёбываясь кровью.
Только после этого к кругу стали подступать обезьяны, подошёл Дрим. В бой нельзя было вмешиваться, и из-за отсутствия стен до сих пор все просто прятались за деревьями, чтобы сымитировать стены настоящего круга. Звери заухали, Дрим яростно заревел своим неповторимым голосом, я ответил своим странным визгом, срывающимся в тонкий писк. А потом старая обезьяна запрыгнула внутрь круга и медленно подошла ко мне, держа в ладонях что-то. Так они изображали дар копья.
Он ещё не добрался до меня, когда я почувствовал зов. Я сам подскочил к седой обезьяне, готовый отсечь руки зверя, лишь бы заполучить подарок — не пришлось, тот раскрыл ладони, и я сразу же выхватил мелкий белый плод, источающий беловатую дымку, у меня тут же проскочили ассоциации с прозрением, но, уже пережёвывая дар, я понял, что это не то. Очень похоже и близко моей стихии, но это не она.
Через миг все мои мышцы выгнуло дугой, глаза с болью закатились, а я увидел его.
В этот раз я увидел гораздо больше, видел, как сменялись дни ночами, в это время стремительно росла трава. От неё в небо поднималась серая дымка, будто туман, мелкие частички стремились ввысь, разделяясь на тысячи ниточек, впитывающих в себя свет и становящихся белыми от него. Уже в облаке они соединились снова, поглощая мелкие капельки влаги, разрастаясь ещё больше. Облако быстро иссякло, оставив после себя только своё подобие, состоящее из белой дымки. А потом в облако ударил ветер, и дымка вспыхнула белым огнём. Пламя пытало ярко, беззвучно загудело от переполнявшей его силы.
Я упал на землю, обессиленный, но одновременно чувствуя невероятный прилив сил, моё сердце было до краёв залито моей стихией. Дрим подошёл ко мне и осторожно взял на руки, унося прочь от громко ухающей толпы обезьян. А я всё ещё видел перед собой образы прозрения, пытаясь их запомнить, как можно более полно пропитаться ими.
И одновременно с тем меня душила обида. Восторг так плотно переплёлся с ней, что я не мог отличить одно от другого. Горшочек не появился.
Старший охотник отнёс меня к нашему лагерю, уложил на мягкие ветки у костра. А я всё пытался выплыть из странного состояния, которое пронизывало меня. Устав бороться, я сел в позу для медитации и стал омывать голову, горло, сердце, живот и пах этой энергией. В первый раз я смог сделать полную медитацию со своей стихией, а потом и ещё один цикл, которому не хватило лишь самую малость до завершения.
Вот только как я ни вглядывался в себя, горшочка нигде не было.
Бракованный. Гнилой. Испорченное семя.
Чтобы хоть как-то отвлечься — я стал вспоминать образы, которые мне подарило копьё. Какие-то места, причём они явно куда-то вели, пять примет, которые вели на одну конкретную поляну. Копьё предлагало мне что-то найти, и, зная истории об этом копье, это было странно. Обычно копьё одаривало родной стихией, реже посылало знания о своей стихии, изредка приносило прозрение, что считалось самой ценной наградой. Но я ни разу не слышал, чтобы наградой были образы какого-то места. Ещё одно проявление моей гнили? Копьё решило дать мне что-то совсем ненужное? Но я же честно победил!
Заметил, что уже несколько минут смотрю на кровь на руках, стал ожесточённо стирать её с себя травой. С ладоней она счистилась легко, они были укрыты тканью маминой рубашки, а вот на пальцах кровь засохла, пришлось много сил приложить, чтобы оттереть, да ещё и из-под ногтей.
— Прекрати, пока обезьяны не решили, что ты брезгуешь их кровью, — спокойно прошуршала волна.
И я замер, боязливо оглядываясь. Я даже будто почувствовал на себе тысячи взглядов из леса. Вмиг весь покрылся холодным липким потом, в котором возбуждённо замерли мурашки, дрожа. Хотелось поскорее уйти отсюда, но, как назло, Дрим собирался остаться здесь на ночёвку, а я боялся делать хоть что-то. Сел в позу для медитации, закрыл глаза, но не начал саму медитацию, стихия-то закончилась…
Не зная, что ещё делать, сидел, вспоминал всё, что произошло со мной за… три недели? Прошло даже меньше… Ссора с Алемом, прозрение, которое сорвалось, потом первое видение. Всё будто нарочно связывалось в одну ниточку. И если так подумать, у меня второе прозрение в двенадцать, я уже убил двоих зверей в ритуальных схватках. Так ли важен этот проклятый горшочек? Даже Дрим похвалил меня за силу воли, и он абсолютно точно не заметил, что стихия меня обделила. Так, может?
Даже в медитации я задержал дыхание. Может быть, я не гнилой? Перед глазами снова встало видение мамы, выбрасывающей испорченную пряжу. Но я уже победил в двух ритуальных схватках! Убил чужака своими собственными руками без чьей-либо помощи!
С другой стороны, все они были хиленькие. Первая красная обезьяна, будь она, как тот волк, убила бы меня и не заметила. Вторую я убил без особой чести, я был куда лучше неё защищён и вооружён, будь бой честным на стихии, и меня бы ничто не спасло. Один ёжик в грудь попал бы, и я бы умер. Чужак был пьян от крови и совсем мал, такого я мог и два года назад порубить.
Вспомнил белого волка и задумался. Почему я видел волка? А тогда в пещеру приходил волк или красная обезьяна? В голове будто крутилось что-то важное, что было связанно с волком. Точно! Он же тогда превратился в отца? Неужели? Неужели белый волк — зверь отца? Мама не говорила об этом, да и в книге нет ни слова про самого отца. Какая у него стихия? Какой у него зверь?
Мысль меня так воодушевила, что захотелось срочно бежать домой, но, когда открыл глаза — был уже вечер, Дрим разжигал костёр на ужин.
— Молодец, хорошо держался, — тихонько прошуршал он. — Обезьяны уже ушли, они довольны тобой.
Меня аж бросило в жар от его слов. Я же просто сбежал в себя, чтобы не выдать страха.
— Дрим, а ты знал моего отца? — робко спросил я его. Он тогда был совсем мал ещё, но вдруг что-то помнит?
Но он лишь покачал головой, нанизывая на прутики два рулета. Мы, молча, поели. Молча, легли спать. Я начал понимать, почему Дрим ходит один, это его молчание просто невыносимо. Ещё долго я не мог уснуть, лёжа под его тёплым боком и глядя в небо. Пересчитывал звёзды, ждал Младшую Сестру, но так её и не дождался, усталость взяла своё.
Но проснулся ещё до Дрима. С крошечного кусочка неба, видимого между деревьев, на меня блестела краешком Старшая Сестра, восход уже скоро. В горле встал тот самый ком, которому я даже обрадовался — отец рядом. И я чувствовал его чуть в стороне, он показывал пальцем куда-то, улыбаясь. Он хотел показать мне что-то хорошее. Я даже растолкал своего старшего.
Тот поднялся моментально, выхватив свой меч, потом чуть зло зыркнул на меня. Я не нашёл ничего лучше, чем улыбаясь указать направление. Дрим тяжело глянул туда, потом внимательно посмотрел на меня. Неожиданно, его необычный голос разорвал тишину.
— Провидение?
И я, улыбаясь, кивнул ему в ответ. Дрим быстро собрал стоянку, затушил угли, сложил нашу постель шалашом, чтобы та просохла и стала дровами для следующего пришедшего. Поклонился в сторону рыжих обезьян, и я повторил за ним. А потом мы мелкой рысью побежали в нужном направлении.
Отец обратился волком, чем меня очень обрадовал. Я верно угадал, это тоже был отец. Он помог мне справиться с ритуалом копья! То есть я и там нечестно победил? Потому-то копьё и решило дать мне самую мелкую награду, а может, и вовсе видениями посылало на смерть? Чужой! Как же я устал уже от всей канители в голове. Окунулся в пустую голову.
В этом состоянии бежать стало легче, ничто не отвлекало, и я смог заметить след какого-то крупного животного, после чего остановился. Дрим показал мне на форму лап и нарисовал что-то похожее на медведя. Обозначил его размеры. А потом заставил меня достать кинжал и обозначить направление движения зверя, с чем я успешно справился.
Пробежав ещё минут тридцать в том же темпе, я увидел справа розовый блеск и резко встал, как вкопанный. В густой траве блестело что-то очень похожее на стихийную траву. Уже сам пошёл к ней, но был грубо остановлен тяжеленной ладонью, упавшей на плечо. Потом старший охотник шагнул вперёд и осторожно раздвинул траву своим мечом, боясь подходить ближе. Там блестел бутон розового цветка, будто сделанный из маминых бусин. Стихийный!
— Это обманка, если тронешь — взорвётся, а осколки через неделю прорастут прямо в твоём теле, если их не вырезать.
Каждое слово от Дрима всегда было неожиданно, потому я даже дёрнулся, но запомнил его слова накрепко, такое нельзя забывать. Надо же, трава, притворяющаяся стихийной, в первый раз слышу. С другой стороны, откуда бы? В байках не упоминали, вот и не знал я про такие штуки. Может быть, Алем и знал про неё от отца.