Обряд копья

Глава 32

Всю ночь мы бежали, игнорируя и следы, и даже самих зверей, которые иногда пробегали рядом. Когда перед нами из кустов выпрыгнул красивый зелёный тигр — Вира просто обратилась выдрой. И тигр, недовольно рыкнув, скрылся назад в кусты, побоявшись связываться с познавшей стихию и пробудившей зверя. Зверь, человек и стихия в одном теле взаимно усиливают друг друга, так что эта выдра легко бы ободрала тигра, рискни он нарваться на драку.

Безумный бег закончился только на рассвете. Вира будто бы перестала спешить и одновременно стала куда осторожнее. Я спросил её — почему так.

— Мы только что покинули родной лес. Этот лес чужой, и здесь другой хранитель. У нас есть договор прохода с ними, но спешить на чужой территории не принято, могут счесть за оскорбление. Иначе говоря, идём не спеша, отвечаем на каждый вызов.

— Понял.

— А вызовы будут точно.

— Ты справишься? — с надеждой поглядел я на пробудившую своего зверя.

— Мы, Арен. Мы справимся. Вызывать будут в основном тебя. Я здесь только как гарант честной схватки. Никаких матёрых зверей, только подростки со сравнимой ступенью познания, как на обряде копья.

— Хочешь сказать, что они будут нарушать священный договор?

— Зачем же? Никто не тронет нас во сне, не будет и пустой жестокости. Тебя убьют и съедят твой труп, если смогут. А если я влезу в честную схватку, выйдет хранитель леса. Другое дело, что он не сможет выйти до прямого нарушения негласных правил, но и не пошевелит и лапой, если правила нарушат его подданные.

— Но как же так? Договор же! Мы вместе против общего врага!

— Именно, Арен. Всё, что угодно, ради силы, которая сможет уничтожить чужих! Всё! Ты же сам знаешь, познать стихию можно ни разу не убив, не съев ни одной травинки. Так почему же древние оставили нам Круги Священных копий? Зачем тысячи смертей? Зачем нужны места силы, если можно просто взять и познать стихию? Со зверем сложнее, для его познания нужно вести себя, как зверь. Но тем же выдрам ни к чему охота на волков. И всё же я регулярно охочусь, а ты прошёл обряд копья. Никто не отдаст тебе свою силу даром, а без заёмной мы бы уже вымерли под давлением чужих.

— Я знаю всё это, но договор…

— Арен, ты прекрасно знаешь договор. Там нет ни слова о том, что нельзя сожрать слабого. И даже сворой можно напасть на одного, если таков твой путь. Ладно, пустое. Вон, смотри, первый претендент нарисовался. Слабак, не убивай, если сможешь. К чужим его сердце, едва стихии коснулся.

Из леса к нам шагнул крупный медведь. У меня аж поджилки затряслись. Медведь! Дитя великого зверя! Они даже без стихии были довольно сильны. Все дети великих были опасны. И Вира так легко сказала, что этот медведь — слабак? А ещё отошла в сторону, скрестив руки на груди, опёрлась о ствол дерева.

— Мы с тобой одной крови, — произнёс я для храбрости и указал в него кинжалом, чем принял его вызов.

Медведь заревел, напряг тугие мышцы. Чёрные когти поднялись над реющей на ветру шерсти. И он рванул на меня.

Что? Почему он такой медленный?

Я легко отошёл в сторону, а он даже не успел отреагировать, пробежал ещё несколько метров мимо цели. Вспахал землю своей тушей, разворачиваясь, и прыгнул на меня. Раззявленная в ярости пасть, слюни вспенившиеся на губах, дикий взгляд. Я слегка пнул его по морде, отчего огромный зверь уткнулся в землю, перевернувшись через голову. Его вообще стихия коснулась? Не факт, что он бы смог справиться со мной даже в кольце копья, где я ещё был без стихии.

Когда медведь поднялся и яростно заорал, я демонстративно спрятал кинжал в ножны. Этот медведь не то что не противник мне, он даже не сможет пробить мамину броню. И чего вышел-то? Зверь пристыженно заткнулся на середине рёва. Понурился и поплёлся прочь.

— Прощупывают. Убил бы если, точно вылез бы хранитель, тревожит его моя сила, хочет схватки, да нельзя хранителю с договором нападать без причины. Не поймут, свои же задерут. Так что поход будет сложный, будь осторожнее, нас будут постоянно провоцировать.

— Кто здесь хранитель, раз он посылает своих на убой?

— Ха, да обычная рысь, ничего особенного, этого медведя держит только для вот таких провокаций, иначе давно бы его жизнь была отдана какому-нибудь котёнку. Пф, — Вира презрительно скривилась. — Уже вон, взрослый зверь, а всё слабак.

Выйти с поляны нам не дали, из кустов перед нами вылез крупный ящер. Спину его покрывал дикий узор, сплетение синих и зелёных линий, вместе напоминающих собой оскал медведя.

— Вот этот уже без скидок, Арен.

Но я уже и без неё видел, что зверь опасен, буквально на моих глазах его чешуя обросла белой с алыми кончиками шерстью. Ящер напал сразу, как только Вира замерла на краю поляны, не стал дожидаться, когда я достану кинжал. Но из-за своего дара, я не проморгал атаку. Мне на ящера даже глядеть не нужно. Я отпрыгнул в сторону от расплывшегося пятном зверя. Это уже было не так просто.

Кожу стянуло холодными мурашками, очень быстрый и сильный зверь. Опасный. Но… я тоже опасный. В очередную атаку ящера я подстроился так, будто для меня это было легко. Подпрыгнул, ударил пяткой по носу, прошёл по стремительно бегущему ящеру, чиркнул кинжалом по кончику попытавшегося ударить меня хвоста. Кончик отлетел в сторону, а шерсть растаяла дымкой. Папа перестал считать зверя мне ровней. Оставил только глаза волка, как бы намекая мне на то, чтобы я не терял бдительности.

И ящер ударил стихией. Всё вокруг заволокло синей пылью, я моментально потерял зверя из виду, но не его глаза. Их я видел, даже прикрыв веки от пыли. Мне не хотелось его силу. Я чувствовал, что она мне не подходит. Слишком мы разные, ничего не получу. Потому я не стал его убивать, только обозначил точку на шее, изогнувшись в широком пируэте. Потом демонстративно встал, пряча в ножны своё оружие.

Ящер не принял поражения, в синем тумане заплясали зелёные нити, которые стали налипать на мою кожу. Но раздался глухой рёв, и туман развеялся, а ящер в то же мгновение сбежал, смешно перебирая лапами.

— Ха, молодец, малыш. Обыграл ты драную кошку, пришлось ей даже вмешаться в поединок, — Вира улыбалась так же, как когда отрезала себе кусок сырого быкана.

— Я не малыш!

— Ха, маме это своей расскажи, — довольная выдра лыбилась и щёлкала пальцами. — Ладно, не дуйся, идём дальше. Раньше, чем через пару часов вызовов не будет. Нельзя переутомлять тебя. Да и вообще, не думаю, что старая кошка найдёт тебе ещё больше пары достойных противников. Этого я считала равным, а ты его наказал, будто на яйцо наступил! Ох, и порадую я народ рассказами о сегодняшнем походе! Да и тебе пора бы мальков у костра развлекать.

Ничего не стал отвечать. По очереди мне было ещё далеко до моего первого рассказа у костра. Но Вира права, пора бы уже начинать мне думать о том, что буду рассказывать младшим.

Мы пошли вглубь леса под бессмысленную болтовню девушки. Ей было скучно, она рассказывала, но я даже не прислушивался, хоть это и было кощунством для старого меня. Представить только, пробудившая зверя ведёт меня к месту силы. Я ж ей в рот должен глядеть. Но нет. Мне скучно. Чувствую себя каким-то невероятно сильным. Ещё недавно я был всего лишь гнилым, а сейчас я легко побил ящера, который уже мог выпускать стихию из тела.

На нашем острове было несколько сильных семей: рыжие обезьяны, белые волки, зелёные тигры, дикие гиены, зелёные ящеры и белые кабаны. И уже с тремя из них я сталкивался в честной схватке, победив всех. Неужели я так силён? Я даже улыбнулся своим глупым мыслям о том, что гнилой внутри. Какой же я гнилой, если легко побеждаю в каждой схватке?

— Прекрати, пожалуйста, так глупо улыбаться. Мне больше нравится, когда ты суровый и сосредоточенный.

— А? — я растерялся, а Вира лишь расхохоталась.

— Растерянным ты тоже выглядишь лучше, — девушка засмеялась, схватившись за живот. И успокоилась не сразу, поглядывая иногда на моё растерянное лицо. — Оххх… Но если серьёзно, то не расслабляйся раньше времени. Ты, конечно, сильный для своего возраста, но не сильнее познавшей стихию и пробудившей зверя. А я не расслабляюсь в лесу. Потому и жива до сих пор. Довелось мне видать много куда более талантливых, чем я, но мало познать стихию, надо ещё выжить.

— Я понимаю.

— Да что ты там понимаешь в свои двенадцать? Ты ж малыш ещё совсем. Вон, пытался девочку плачущую утешить.

— Понимаю я, что нельзя терять осторожность! Гордыня убивает чаще когтей! — процитировал я отца.

— Вот это уже звучит взросло.

— Но при этом нельзя терять веру в свои силы, только она ведёт познающего! — добил я эту выдру очередной цитатой.

— Хм, — дальше она, против своего обыкновения, шла молча.

Я устал. Сон на дереве совершенно не чувствовался, будто я и не спал вовсе. Даже в глазах стало мутиться. Но шёл дальше, игнорируя слабость тела. Всё же я — познающий стихию, я должен преодолевать себя! Искать свою стихию в себе, научиться чувствовать её. Этап познания стихии описывался так: сначала нужно узнать все проявления своей стихии, потом подчинить их своей воле и, наконец, соединить их в одном проявлении. Главная сложность в том, что есть такие стихии, проявлений которых в природе нет. И большая часть людей обладают именно такими стихиями.

Взять мамину алую молнию. Таких не бывает. И мама рассказывала мне о том, что пыталась познавать свою стихию в грозу, но это оказалось ошибкой, её стихия была совершенно иной, не имеющей ничего общего с природной молнией. Потом она увидела в небе алую зарницу и считала, что это похоже на её стихию, оказалось, ничего общего. Впустую потраченный на охоту за второй зарницей год. Мне было лет шесть, когда мама рассказала, что её стихия оказалась близка свету, а не молнии. Тогда я не понял, что она буквально призналась мне в познании своей стихии, а вот сейчас дошло.

— Вира, а расскажи про свою стихию? Как тебе помог кровавый плод?

— А я уж думала, что не спросишь уже, так и будешь молчаливой букой ходить, не реагируя на меня. Ха.

— Ну вот, спрашиваю. Расскажешь?

— Почему нет? — противореча себе, она замолкла и шла довольно долго, молча, что вообще на неё не похоже. — Я почти идеально похожа на наше озеро. Будто родилась для него. Главная моя проблема была в том, что я искала сложностей там, где их нет совсем. Всё из-за того, что с самого прозрения я считала себя чистой водой. А потом жёстко обломалась, когда поняла, что это не так. Вот и искала сложности себе. Даже в океане поплавала, не чувствуя родства, а в родном озере не обращала на него внимания — привыкла.

— А разве есть разница между озером и океаном?

— Пф, конечно, есть! И дело даже не в самой воде, которая там совершенно другая, но в стихиях, которые в ней растворены. В океане вода так плотно насыщена стихией, что в неё тяжело заходить, как в болоте, но иначе, океан не отравляет, но жжётся. Интересно было бы искупаться, будучи познавшей. Мы с тобой обязательно дойдём до большой воды. Больше того скажу, даже озёра все разные. И реки, но реки совсем другие, чем озёра. А какая рыба водится в океане… ммм…

Что-то её опять понесло в болтовню. Но в целом понятно, примерно такую же историю рассказывали почти все познавшие, каких я слышал. Вире ещё повезло, что у неё её стихия была под боком. И то не смогла без зелья познать. Что же ждёт меня? Я вообще не представляю, что у меня за стихия.

Хотя о чём я вообще думаю? Мне рано лезть в смысл своей стихии, мне бы найти все её свойства. А для начала научиться бы выпускать из тела. Колечко прям жжёт кожу, так хочется его подчинить себе.

Прервав приятные размышления, передо мной встала рыжая обезьяна. И вот я прямо сразу почувствовал, что эта — сильная. Было что-то такое в её движениях, в цвете глаз. В холке мне до подбородка дотягивается, а если бы смогла выпрямиться — была бы выше на голову. Покатая мускулатура вьётся узлами под натянутой шкурой.

— Совсем охренели? Тебе сколько лет, рыжая? Двадцать? Ты ж уже скоро стареть начнёшь! И ты хочешь поединка с мальком, которому двенадцать? И это не считая того, что люди развиваются медленнее зверей! А ну брысь!

Но что-то во мне воспротивилось тому, что говорила Вира. Если в ящерице я чувствовал стихию, как ненужную, то вот эта обезьяна могла сделать меня сильнее. Больше насытить тело моим туманом, а может, и воспламенить его! Да и отец покрыл рыжую своей шкурой, намекая мне на то, что я могу её победить. Ещё он явно экспериментировал с этой способностью, чтобы мне было максимально удобно, и при этом я тратил минимум сил. Так что теперь обезьяна виделась почти лысой, если я закрывал глаза, и к короткой шерсти добавились и когти и зубы.

Я достал кинжал и показал им на обезьяну, игнорируя то, что говорила девушка. Та зло на меня покосилась, но не стала устраивать скандал, медленно потащила меня в сторону.

— Ну, не дёргайся. Там была хорошая поляна, а здесь эта вшивая старуха залезет на дерево и будет оттуда в тебя какахами кидать.

Обезьяна возмущённо ухнула, ударив длинными лапами по земле, как-то уловив общий оскорбительный смысл слов. Или ей просто не нравилось, что мы куда-то идём после принятия мной вызова. Похоже, ей вообще не нравилось, что пришлось бросать вызов, а не просто ударить в спину зазевавшегося мальчишку. И до меня дошли эти её чувства весьма чётко, пусть и пришлось сосредоточиться, чтобы понять общий посыл. Новая грань моей стихии?

— Слушай, мне, конечно, не тяжело тебя тащить, но ты уверен, что сам не можешь идти?

— А? Да, — что-то я задумался и потерял связь с реальностью. Вывернулся и пошёл сам.

Обезьяна лишь презрительно фыркнула, глянув на это. И это хорошо, я даже специально споткнулся на ровном месте, чтобы окончательно убедить обезьяну в том, что я — слабак. И по дошедшим до меня чувствам я понял, что получилось, обезьяна уже мысленно лакомилась моей плотью.

Через пяток минут мы замерли один напротив другого на небольшой поляне. Стоило мне достать кинжал, как обезьяна сорвалась с места. Но, совершенно неожиданно для меня, она не собиралась на меня нападать, наоборот. Рыжая побежала прочь, смешно загребая лапами, но при этом куда быстрее, чем до этого бегал ящер. Я растерялся на несколько секунд, потом побежал за обезьяной, которая уже вскарабкалась на ближайшее дерево и скрылась в листве. Прямо на бегу, подчиняясь навеянному отцом чувству, пригнулся.

Замер, оглядываясь и пытаясь понять, что произошло. Увидел злую и сосредоточенную Виру. Увидал и шевеление рыжей обезьяны в листве. Но не понял, отчего уклонялся. В моменте чувство было очень острым, а вот сейчас я просто не понимал, что произошло.

Чувство снова появилось, я снова пригнулся, повинуясь ему. Но опять не понял, отчего уклонился. Только почувствовал злость и разочарование своего противника. Она как-то меня атакует? Но как? Чувство приходит не от неё, а откуда-то сзади каждый раз.

Снова я почувствовал, что нужно уклониться от чего-то справа, отшагнул назад, пытаясь рассмотреть угрозу. Но ничего особенного не произошло, слегка колыхнулся воздух и всё. Я уже задумался, надо ли мне уклоняться, или это такая стихия у обезьяны — сбивать с толку.

Но тут чувство пришло сразу с трёх сторон, мне пришлось отпрыгнуть в сторону, ещё и пригнувшись, потому от брошенного обезьяной камня я не успел увернуться, благо, тот попал в прикрытую толстой шерстью спину, а потому не нанёс никакого ущерба.

Что, действительно просто дурит меня? Но злость и страх от этой обезьяны противоречили моим рассуждениям. А потом я заметил на одном из деревьев свежую зарубку. Да она использует стихийную технику! Не просто выпускает стихию, а заставляет её оформиться в полноценную атаку! Да ещё и делает это на большом расстоянии от себя! Ничего себе!

Этот зверь уже застыл на последней преграде к познанию! Неужели, я могу с ним справиться? Отец?

В горле встал тугой болезненный ком, отец появился всего на мгновение, чтобы только кивнуть мне в ответ. И я явственно почувствовал, что одно это появление отняло у меня тумана больше, чем вся прошедшая до этого схватка. В то же мгновение, как отец пропал — предчувствие пронзило меня со всех сторон. Я упал на землю плашмя, а затем перекатился в сторону, потому что обезьяна пошла в наступление, прыгнув мне на спину прямо с дерева.

Сложно победить того, кто всё время видит тебя. Понимаю её страх.

Я рванул на неё прямо из лежачего положения, но вместо удара кинжалом застыл. Обезьяна уткнулась мордой в землю и положила ладони на затылок — общий для всех животных символ признания проигрыша.

— Лучше добей, — проворчала Вира с края поляны.

Но я не мог. Меня манила стихия этой обезьяны, рот сам собой наполнился слюной, представляя вкус сердца. Но ударить вот так вот, по принявшему поражение? Убить живую обезьяну ради её стихии?

Замер, занеся кинжал, не зная, что делать. Желания толкали меня на убийство, а разум был против. И тогда обезьяна послала мне эмоции-картинки, будто знала, что я умею её понимать. Она пыталась до меня донести, что покажет ценное дерево со спелыми стихийными плодами, его охраняют её родичи, но она нас проведёт, и никто не посмеет нас тронуть.

— Хорошо, я принимаю твой откуп, — пробормотал заплетающимся от волнения языком.

— Болван. Ну да ладно. Зато после этой схватки нас перестанут трогать.

— Она предложила провести нас к дереву…

— Я слышала, — бесцеремонно перебила меня Вира.

— Слышала? Ты тоже понимаешь зверей?

— Конечно, — её лицо исказила гримаса недоумения. — Договор же скрепляет всё живое на планете. Через него мы можем общаться. Ты, что, не знал об этом? Ха! Хоть что-то твоя заумная книжка не рассказала тебе! Ха!

Я покраснел до корней волос, разозлившись и смутившись одновременно. Если папа не стал об этом писать — значит, это не важно для познания. Вот и всё!