Глава 29

Кольцо в моих руках тут же погасло. Пламя никуда не делось, но сжалось, целиком вобравшись в артефакт. А я резко успокоился и покраснел до кончиков ушей. Мне стало стыдно за моё поведение. Зов унялся.

— Извините, — пробормотал я, возвращаясь к маме.

Толпа рассмеялась легко и беззаботно, многие сейчас завидовали мне, я видел это во взглядах, но не самой вещи, а моему зову к ней. И всё равно я сжал колечко в кулаке так, будто его у меня сейчас отнимут. Заберут мою прелесть.

Лишь у мамы под боком я решился разглядеть сокровище. Колечко было такое маленькое, что даже на мизинец бы не получилось его натянуть. Я попытался, и действительно ничего не вышло, едва смог натянуть на кончик пальца. Плоская полоса странного чёрного материала, который в моих глазах сиял изнутри белым светом. Отчего-то я точно знал, что для всех это просто чёрный камень, никакого огня и света никто не видел.

— Колечко само попросится на нужное место, когда ты сможешь его коснуться стихией, — неожиданно Леер подошёл ко мне, я даже дёрнулся, когда услышал его голос прямо перед собой, левая рука сама собой сжалась на колечке. Правая была готова достать кинжал и тут же ударить, стоит только торговцу протянуть руку к сокровищу. — Хорошо зовёт, редко бывает, что вещь зовёт кого-то конкретно. Будто Доро его лично для тебя и создал, я порадую его рассказом об этом.

— Спасибо, — выдавил я из себя, стыдясь своего поведения, мама держала меня за правую руку, как я её до этого.

— Продолжаем! — воскликнул Леер, вернувшись к сундукам. — Пятый лот семь золотых, одно сильное свойство, использовалась стихийная медь и множество других материалов, работа вышла хорошая. Нагрудник легко держит удар стихией от познавшего, может и удар познавшего зверя выдержать!

Никто не отреагировал, вещь никого не позвала и заняла своё место на отдельном столе.

— Пять золотых! Штаны из закалённой в стихии шерсти, я понимаю, что с Реной сложно соревноваться в мастерстве, но сюда была вложена капля слезы, штаны обладают уже известным сильным свойством — могут дать дар скорости ветра тому, кто их наденет!

Неожиданно, мама подошла и взяла штаны из его рук. Повертела так и эдак, пустила чуть стихии, посмотрев, как искры расползаются по ткани. Кивнула и вернула вещь.

— Хорошая работа, может ещё раскрыться новым сильным свойством, — сказала она всем и вернулась ко мне, снова крепко прижав к себе.

— Спасибо, достопочтенная, я передам Волку твою похвалу.

— Две золотые монеты и отличный меч из закалённой в стихии стали. Мастер Вого смог сделать материал не хуже стихийной стали из обычного металла. Трог, для тебя у меня есть рецепт за три золотых.

— Беру.

— Хорошо, хорошо! Три золотых, — против обыкновения товар за две золотых шёл перед более дорогим. — Мастерица с другого острова смогла выковать его из солнечного света, создав этот нож полностью из стихии! Одно…

— Беру, — перебил торговца Мамс. — Меня зовёт.

— Прекрасно.

Торг шёл до самой ночи, закончившись, уже когда Младшая Сестра осветила его своим взором. Столы уже ломились от ценных артефактов, зелий и материалов. Люди стали расходиться, чтобы утром выкупить всё, что приглянулось.

На следующий день мама собрала всё золото, какое скопила, взяла всё заготовленное на продажу и с тяжёлым вздохом достала из-под кровати шкатулку с самыми ценными вещами, которые хранила для своих.

Я со стыдом поглядел на неё, всё ещё сжимая колечко в руке. Мама поглядела на меня.

— Приложи колечко к груди, твоя рубаха его примет в себя, пока ты не можешь выпускать стихию. А там, как и говорил этот ворюга, кольцо само найдёт своё место, — и ушла.

Я же сделал так, как она говорила, рубаха всколыхнулась на мне, как живая, схватила колечко и повесила его на груди, будто кулон. Я пару раз дёрнул с силой, проверяя прочность рубахи, но не смог даже оттянуть от кожи, держало мёртвой хваткой.

И, наконец, успокоился. Не смог толком даже выспаться, просыпаясь от каждого шороха, иррационально боясь, что у меня его ночью украдут, пока я сплю. То и дело мне чудился голос Прома, подбирающегося к нашему дому.

Раньше я смеялся над его вороватостью, но сейчас мог и прирезать гада, если бы он подошёл слишком близко. И не остановило бы меня ничто.

Уже идя на поле для тренировки, я увидел его слишком близко и, не раздумывая ни мгновения, выхватил кинжал, зло зашипев.

— Воу-воу, спокойнее, Арен! Чужой тебя укусил, что ли? — поднял он ладони перед собой в притворном страхе. — Мимо я иду! Мимо! Никому твоё сокровище не нужно!

Но в его словах я слышал алчность, а потому чуть не бросился в атаку! Воришка быстро сбежал, бросая злые взгляды на меня.

Во время тренировки я не мог отделаться от образа Прома, бросающего алчные взгляды на меня, бил дуб и хватал дуб за кору. В очередной раз я схватил так резко и сильно, что оторвал кусок прочнейшей коры.

— Молодец, Арен, уже гораздо лучше! — воскликнула Зола. — Уже и в стихию приём встроил, вижу её влияние в каждом ударе, хорошо, очень хорошо! Пока хватит, после покажу новое движение. Иди пока к Нине и готовься к походу, Вира тебя поведёт к следующему месту силы, ей тоже пора развеяться.

Я сделал ещё несколько попыток оторвать кусок коры, не сразу поняв слова Золы, всё ещё видя вора в дереве. Лишь после того, как сорвал ноготь, встрепенулся и осознал, что она говорила это мне. Зашипел и пошёл прочь, под её злые наставления моим товарищам.

Проклятье! Нужно собраться, чего я в самом деле веду себя, как чужак!

Глядя на содранный ноготь, я осознал, что сейчас меня ждёт урок по содранным ногтям… Шипя, попытался его приладить назад, надеясь на то, что Нина не заметит. Ковыряться в собственных ранах было очень-очень неприятно. Под обезболивающим это совершенно не чувствуется, но голова-то всё понимает. И, если бы я не содрал ноготь, то сегодня могла бы быть только теория. Ну, если бы лекарка не захотела бы сама меня порезать, чтобы показать что-то, что словами не объяснить. Бррр. И, глядя сейчас на свой палец, могу быть уверен в том, что сегодня мы будем часа три ковыряться в нём.

С другой стороны, несмотря на скуку и отвращение ко всему, что мы там делаем… мне нравились эти уроки. Я чувствовал, как узнаю новое. Может быть, меня действительно так стихия ведёт? И, кстати говоря, а не является ли моя неадекватность по поводу Прома — тоже стихийным проявлением? Даже не так, это точно проявление стихии, но я как-то иначе на это всё смотрел до сих пор.

Хм. Быть выше стихии? Как? Мне для этого надо просто не чувствовать страха за колечко? Но он кажется таким естественным, будто так и надо. Да и как вообще можно быть выше чувств? Это мне всю жизнь быть в состоянии пустой головы? Да ну, бред.

— Кхм-кхм, — прокашляла рядом травница, и я недоумённо поглядел на неё, только сейчас поняв, что уже давно пришёл и стою.

— Простите, баба Нина, задумался.

— Да уж вижу. Сегодня буду тебя резать по-разному, а ты будешь сам выбирать лекарства и лечить себя сам.

— Нееееееет, — протянул я недовольным голосом.

— Вира собирается тебя вести к Застывшему Дыму, так что не ной, научишься использовать зелья, выдам тебе твой собственный походный набор. Начни с обработки тех ран, которые у тебя сейчас. Вспоминай, как какое зелье выглядит, ты уже должен был запомнить всё.

Я нашёл зелье внутренней очистки и капнул его себе на язык. Потом взялся за внешнюю очистку, которая сжигала в стихийном огне все мёртвые ткани. Выглядел процесс жутко, но был абсолютно безболезненным. Вот только он сжёг не всё — кусочек ногтя не успел умереть и торчал сейчас над идеально чистой ранкой. Так не пойдёт, я взял чёрный пузырёк и специальной металлической палочкой стал наносить зелье. Кожа и кусочек ногтя стали на глазах чернеть, я случайно задел ещё кусок здоровой ткани, отчего получил небольшую ранку, но это не страшно. Процесс это медленный и болезненный, но тратить на него обезболивающее слишком расточительно.

— Пока всё правильно делаешь, но надо бы научиться быть аккуратнее.

— Да, баб Нин, простите.

— Хмпф, у себя проси прощения, сам себя же ранил.

Скоро ткани, обмазанные чёрной жидкостью, умерли, оставив после себя чёрные же следы. Их нужно промыть другим составом, чтобы не осталось ни следа мёртвых тканей. Теперь две капли регенерирующего состава, больше не надо — иначе ноготь вырастет слишком быстро и будет кривым.

Осталось только проследить до полного восстановления. Когда ноготь восстановился, он не прекратил расти, и я растерялся, не зная, что делать. За что и получил чувствительный подзатыльник.

— Что забыл? — проворчала баба Нина.

— Эмм, — я судорожно соображал, глядя на ноготь, выросший уже на десяток сантиметров и продолжающий расти. — Нейтрализатор!

Тут же я взял нужный флакончик и капнул на ноготь, он тут же прекратил расти. Уф. Я аккуратно, насколько мог, срезал лишнее кинжалом. Лишь бы не пораниться, а то с травницы станется заставить меня повторять всё заново. Но вместо этого она хекнула и отрубила мне палец, который я только что лечил.

Я открыл рот, чтобы закричать, но бабушка хлопнула мне по кадыку.

— Не кричи. Успокойся и сосредоточься. Что нужно делать?

Дрожа всем телом, я стал судорожно перебирать флаконы. Выхватил один, выронил его, но баб Нина поймала в воздухе и вернула на место, припечатав мне подзатыльник.

— Врачеватель должен быть всегда спокоен! Твоё волнение может стоить другим жизни. Успокойся!

Разволновавшись, я её почти не слышал, пытаясь понять, что же мне сейчас делать! И ухнул в пустую голову, как в омут. Всё остальное сделал на автомате, не задумываясь, не глядя на флакончики, левая здоровая рука находила их наощупь безошибочно. Я разве что для себя отметил, что бутыльки все разные и их действительно проще брать вслепую.

Ни суеты, ни страха, ни боли. Через минуту палец был ровно на своём месте, все жилы срослись, как и чувствительные нити. Я проверил палец на подвижность и на гибкость, после чего спокойно вернул себе мысли и чувства.

— Жаль, что только с пустой головой, но лучше, чем никак.

— А почему без пустой головы лучше? — уже не раз я сталкивался с тем, что мне говорили не опустошать голову.

— Потому, что чувства человеку не просто так даны. С ними ты лучше учишься, быстрее познаёшь стихию, зверя, опять же, с пустой головой не пробудить. Детям вовсе нельзя злоупотреблять медитацией, можно разрушить свой собственный разум и стать навечно бесчувственным. Это не значит, что нельзя пользоваться пустой головой, но и не значит, что нужно, чуть что, опустошать её. Ладно, на сегодня урок закончен, — баб Нина протянула мне набор пузырьков, которым я сейчас пользовался. Кожаную сумку, в которой было множество мелких кармашков, в каждом из которых лежало по пузырьку. — Этот набор я для тебя специально собрала. Иди, отдыхай, готовься завтра выходить… Застывший Дым — это уже не лёгкая прогулка перед ужином, в отличие от Дыхания.

Дома мама уже развела бурную деятельность, приходила Вира, сказав ей, что мы идём к очередному месту силы. Я похвастался маме новенькой сумкой врачевателя, на что она лишь фыркнула и повесила на меня то, что назвала нормальной сумкой.

Но на сумке ничего не закончилось, мама оказывается, несмотря на то, что потратилась у торговца, подготовила для меня обновки.

— А то не дело это, что у лучшей на всём острове ткачихи сын в обычных тряпках ходит. Сейчас, когда ты уже подрос и определилась стихия, можно тебя уже одеть в хорошую броню. К познанию я тебе подготовила целую гору пряжи, так что тоже быстро тебя одену уже во взрослую одежду.

Всего через двадцать минут я уже был одет лучше, чем Дрим. Плотная кофта с костяными вставками, её материал прочнее хорошей стихийной стали, при этом куда удобнее и легче. Такие же штаны из той же выкрашенной в зелёный цвет шерсти, на лодыжках они не заканчивались, полностью обтягивая стопу чуть более тонким носком с раздельными пальцами.

Я даже сбегал к дому Трога, чтобы поглядеться в зеркало. Из-за плотной шерсти я будто раздался в плечах, став крупнее и солиднее. Накинув капюшон, я присел так, чтобы скрыть очертания. И будто превратился в камень, укрытый мхом. Мама умеет делать отличную броню, что и доказала сейчас.

Пусть в этих вещах нет ни одного свойства, но они прочные и надёжные. Зная мамину страсть к хорошей пряже, могу быть уверен, что эти вещи выдержат и удар меча, и укус сильного зверя, и даже когти чужого. Потому что мама плохо не делает.

Загрузка...