Обвал

Кавказский трибунал

- Слушайте, братья-конахи, а вы, ангелы, Божьи свидетели, донесите до Всевышнего трона все, точно как мы говорим и думаем, слово в слово, мысль в мысль, ибо мы собрались учредить здесь суд земной, но в назначенный Час сами предстанем перед Судом Праведным. На нашу землю пришла Черная Среда, которую предсказывали великие устазы. Народы, носившие круглые шапки, изгнаны со своей родины, керастаны бросили их в далекое Холодное Пане *. Здесь среди нас есть один человек из галгаев, житель Нясаре, который вернулся из тех мест. Он бежал. Нам следует выслушать его, чтобы понять, как нам поступать дальше. Бекаж, говори.

Бекаж встал, на него устремились десятки глаз. Все уже знали, что он бежал из Северного Казахстана, после того как от непонятной болезни за два месяца умерла вся его семья: мать, отец, жена и новорожденная дочь.

- Да, я свидетель того, что сделали с галгаями и нохчи. Нас везли в товарных вагонах, в которых возят скот. Для экономии, вагоны забивали битком. Духота. Глоток воздуха, оказывается, очень дорого стоит! По нужде выпускали только на больших станциях… тут же у вагонов на виду. И еще ведро стояло в углу, занавешенном одеялом… Но туда не каждый мог… Стыдно. Если кто умирал, а умирали часто, труп отбирали и клали в стороне от железной дороги на снег, когда поезд останавливался. Старались прятать мертвых, но солдаты через день делали обыск и забирали умерших. На станциях люди старались запастись водой, купить что-нибудь поесть. Если кто запаздывал, а поезд уже трогался, стреляли - убивали. Я это видел много раз. Нас везли, везли и, наконец, выгрузили в степи на снег. Холодно. Таких морозов здесь не бывает. Там земля промерзает на полтора метра и становится тверже камня. Повернешься на все четыре стороны - ни одного дерева, ни одного бугорка. Такая страна. Потом приехали люди на санях. Много саней, упряженных волами, наехало. Председатели колхозов выбирали себе работников, как рабов. Многодетных не брали. Если в семье старые и больные, не брали. Это в начале. Слабые семьи остались в степи на этом жутком морозе. А ветер такой, что проходит через андийскую бурку, как шило через марлю. Огня разжечь не из чего. Там в степи от холода за четверо суток умерло очень много, особенно дети и больные. На пятые сутки стали и этих разбирать. Начался голод и болезни. Странная болезнь: человек в беспамятстве соскакивает с постели и бежит в степь. Никак его не догонишь. Если его родные не поймают, бегает пока не выдохнется, падает и умирает. В тех местах, где я находился, от наших людей умерло больше чем половина. Никто наших людей не лечит. Сильному, здоровому человек, если выходит на работу, дают скудный паек… Вот, что я видел и пережил сам. Свидетель, что я говорю правду Хозяин Великого Трона и два ангела у меня на правом и левом плечах. Мне нечего к этому прибавить.

- Как тебе удалось пробраться оттуда до наших мест? - спросил Чада Галгайский.

- Вы правильно спрашиваете. - Бекаж полез в нагрудный карман, достал какой-то документ и положил перед старшими. - Это носил комендант, которого я убил. Меня им упрекали наши люди: дескать, лицом похож на меня и рыжий, как я. Плохой был человек. Бил слабых и даже однажды попытался опозорить женщину из наших, но она подняла крик, и ее у него вырвали, спасли. Его я закопал, а с этой бумагой и в его форме сел на поезд и приехал. У меня только один раз потребовали бумагу, уже здесь в Буро. Я по-русски говорю плохо. Сразу разоблачили бы - так я повязал щеку, вроде сильно зуб болит, чтобы мне не разговаривать, отвечал жестами. Мне даже показали, где больница. Вот как я добрался.

- А зачем ты добирался до Кавказа? - спросил Магомед Хильдихройский. - С какой целью?

- Мстить. За мать, отца, жену, дочь и других своих родных. Что мне еще остается на этом свете: жизни нет - остается месть.

- Ты мог это сделать там, - Муса Мелхстинский проговорил это тихо, как будто про себя, но в этих словах скрывался вопрос.

- Там некоторые так и делают: убивают комендантов, милиционеров и других притеснителей, но положение изгнанников становится еще ужаснее. Один нохчо в соседнем селе убил бригадира за то, что тот ударил его кнутом. Приехали из НВКД, собрали всех наших мужчин, закрыли в старой церкви, тащили по одному в контору и там били. Двоих забили насмерть, а того нохчо загнали в озеро и застрелили. Вот как поступают с нашими там. А мальчика-галгайца застрелили за то, что он сорвал три огурца и пучок зеленого лука на колхозном огороде.

- Садись, Бекаж. Нам все понятно. - Махнул рукой Додакх. - Теперь можете говорить. Говорите коротко: что думаете и что делать.

Встал один молодой мститель, по акценту мелхстинец.

- Додакх, мы пришли по вашему зову с разных мест родной земли, хотим услышать старших. Наши мысли, Додакх, как капли жидкого серебра * на фарфоровом блюдце: смотришь - есть, а взять не возьмешь, то разбегается по блюдцу, то стекаются в одно место. Вы старые и мудрые. Раскройте ваши души, а потом мы скажем, что думаем.

- Да, да, - заговорили со всех сторон. - Нас делегировали наши, чтобы выслушать вас и обсудить, мы полномочны решать. Говорите, тамады, говорите.

Додакх встал, когда многие последовали его примеру, старец поднял руки, указал, чтобы сидели, слово его большое, значительное.

- Керастаны свирепствуют и тут, преследуя нас, мстителей, и там, где оказались изгнанники. Но керастаны - есть керастаны: они отвергли Бога; не признают право человека на жизнь, свободу и Родину; у них нет ни чести, ни совести, ни милосердия. Нам же на них равняться никак нельзя. Если мы будем поступать так же жестоко и несправедливо как они, то какая разница между нами и ними? У нас есть право мстить за погубление народа, за попрание нашего достоинства, но в рамках дозволенного Богом. Вода, политая на землю, впитывается, а солнце иссушает мокрое пятно; кровь же, пролитая на землю застывает, покрывается коркой, оставляет черное пятно. Безвинно пролитая кровь оставляет черное пятно на совести человека, а в Судный День с него спросится за каждую каплю. Мы постоянно ходим по лезвию меча. В любой миг можем раскрыть сами для себя двери в рай или в ад. В бою наше право действовать по своему усмотрению, но после боя побереги вас Бог от лишней капли крови!

Руку поднял Магомед из Хильдихроя, а когда ему дали слово, то сказал:

- Мы с Ахмадом задумали эту встречу, чтобы раз и навсегда определиться в самых главных моментах. Вы, опытные мужи: Чада Галгайский, Додакх Аккинский, Хасан Нашхойский, Муса Мелхстинский. Чада Галгайскому, девяносто лет, а Додакху Аккинскому за сто. Несмотря на столь преклонный возраст, вы вступили в войну с пришельцами-захватчиками и, если Аллах благословит, намерены улечься на вечный покой в земле отцов. Вы обдумайте все обстоятельства того, что случилось с нашими людьми в изгнании и то, в каких тисках мы, мстители, здесь находимся, и вынесите решение. Нам нужен Закон, Кавказский Трибунал. Но прежде, чем вы начнете решать, выслушайте и Ахмада, моего побратима. Все сидящие попросили нас двоих высказаться за всех. Мы знаем, что они думают.

- Говори, Ахмад.

- Я думаю, мы должны решить, прежде всего, как отвечать на слова и оружие тех, кто воюет с нами: НКВД, НКГБ, Армия, истребительные батальоны и дружины. На мой взгляд, с названными мной вооруженными врагами следует вести беспощадную войну на истребление. Они все - враги, они все пришли, чтобы убить нас, они заслуживают смерти. Считаю, что смерти заслуживают и те, кто воюет с нами подлым словом, если оно унижает и оскорбляет честь и достоинство наших народов и нас, мстителей. А с тем, кто не выступает против нас с оружием в руках (а язык тоже считаю оружием), отношения должны быть осторожными, но не слащавыми, ибо друзьями тех, кто занял твою родину, не назовешь. Милосердие и благоразумие. Милосердие к тем, которые понимают, что творят, а благоразумие, чтобы меньше было тех, кто доносит и преследует нас - врагов у нас предостаточно. И последнее, что я хочу сказать всем, кто взял оружие в руки с именем Аллаха и во имя народа: не покушайтесь на честь женщины и жизнь ребенка. За остальное нас Бог простит.

Ахмад сел. Все присутствующие одобрительно кивали его мыслям.

Заговорил Чада Галгайский своим ровным спокойным голосом, взвешивая каждое слово:

- Прошло более ста лет с тех пор, как керастаны оккупировали нашу землю и неустанно пытаются переделать и нашу жизнь и нас самих на свой лад. Как сказали наши замахи, они действуют языком, лестью, подкупом и оружием. За сто лет они настолько затуманили, засорили мозг наш, что люди не могут отделить истину от лжи, добро от зла. Чего они только с нами не делали. Цари их пытались переделать нас в христиан. Осуществляли это при помощи денег, чинов, кнутов, потом заварилась эта каша, которую назвали революцией. Пришли большевики. «Эй, горцы, - говорили, - вот смотрите на нас - мы ваши друзья и братья. Давайте вместе бить наших общих врагов. Мы били, да так били, что пятую часть населения уложили на полях сражений, села наши пожгли, а оставшиеся настолько обнищали, что дальше некуда. Утвердились большевики. Нас стали бить за все то, чем отличается человек от животного. Эти чужеземцы само отреклись от Бога, стали служить Сатане и нас принуждали к этому. Они нас обвиняли в том, что наши женщины не валяются в кустах с первым попавшим; в том, что мы не пьем водку, как русские; в том, что мы не готовы доносить на всех; в том, что отвечаем кинжалом за оскорбление матерей *; за то, что мы хотим иметь кусок хлеба для детей; за то, что принимаем гостя, не спрашивая у него паспорта; за то, что ни под каким страхом не хотим отрекаться от Бога.

Вот в чем разница между нами и этими чужаками. Мы должны уяснить себе и записать по сердцу концом кинжала: нет никакой разницы между их ушедшими царями, сегодняшними большевиками и тем, кто придет потом в будущем, как бы красиво они себя не называли.

Им нужна наша земля. У этого народа какой-то непреодолимый голод на чужое. Может это Божье проклятье на них - не знаю.

Им бываем нужны и мы, народы Кавказа, когда в их очаге мало сухих дров. И им нравится, когда мы очертя голову бросаемся в их очаг, чтобы своими телами и душами поддерживать их огонь. И в этом может быть Божье проклятье на них, как на слуг Дьявола - не знаю.

Но истина в том, что каждый раз нас подманивают доверительными ласковыми словами, манят в дружеские или братские объятья, а при сближении нас встречает змеиное жало или клыки ненасытного зверя. Неужели мы дошли до той степени падения в рабство, что врага боимся назвать врагом? И это тогда, когда у нас отобрали все: родину, жизни, прошлое, честь, достоинство! Вот в чем истина. Уясним это для себя. И тот, кто живым выйдет из этой бойни, пусть донесет эту истину до наших народов, которые в этот час мучаются и гибнут на чужбине. А если эта истина ими не будет все же понята, то, клянусь Всевышним, мы заслуживаем еще большей кары за наше легковерие. Я помню, когда в Нясаре на съезде галгаев, Дяда

Чада сел. Додакх встал и долго о чем-то стоя размышлял. Потом он закачался из стороны в сторону:

- О-о, Чада! Из твоих слов надо составить джей и дать каждому кавказцу в карман и заставить читать после каждого намаза. Вот вчера я беседовал с одним человеком из наших краев. Он мне говорит: «Додакх, наша беда, что нет в живых Ленина. Он бы никогда не позволил обойтись с нашими народами так жестоко. Сталин во всем виноват». Я разгневался на него и наговорил много неприятных слов: «Конах, у тебя, что дубовая чурка вместо головы? У тебя отняли Родину, лишили имущества, нажитого многими поколениями, твоих людей бросили на погибель, у тебя отняли честь. Что с тобой должны еще сделать, чтобы ты понял правду? Запомни, глупая голова: ни самый лучший из их царей, ни Ленин, ни любой другой из сегодняшнего правительства, ни самый добрый из тех, что придут потом, нам кроме Зла ничего не сделают!» Это ясно. Но мы все почему-то эту истину не выносили на свет. Боимся самих себя. Старались умолчать. А истина в потемках не приживается, она гибнет - на ее месте вырастает сорняк-ложь! Эту ложь начинаем признавать за истину. Как нам, братья, сохранить эту землю так, чтобы на ней остались хоть какие-то знаки о том, что здесь жили наши люди. Когда-нибудь вернутся же домой те из наших, которые выживут в том аду, куда их бросили. Чтобы они не сказали: «Здесь ничего родного не осталось». Мы обязаны взять под охрану могилы отцов, зияраты, древние сооружения, храмы и другие святые места. Карать беспощадно того чужеземца, кто на это покушается. Остальные пришельцы пусть живут до времени, пока наши не вернутся. И если они потом тихо соберут свои вещи, посадят семьи на арбу и уедут, то вслед им стрелять не следует.

- После того, что здесь сказано старшими и младшими, мне добавить нечего. Теперь остается сложить все эти мысли в одну скирду. Я сидел и думал: вот бы кому доверить руководство народом! Ни один из здесь присутствующих не думает о своей жизни, наши души болят за будущее изгнанного народа. Я слышал от улемов, что намаз, совершенный в стране, где нет закона, не будет приниматься. И у нас должны быть законы. Законы для мстителей. Законы должны быть просты, ясны и четки, как день и ночь, как небо и земля. Что можно - что нельзя. Трибунал будет решать. Мы будем к нему обращаться, когда не будем знать, как нам поступить в том или другом случае, - сказал Хасан Нашхойский.

Эта мысль всем понравилась. После короткой дискуссии между собой, собравшиеся учредили Кавказский Трибунал.

Совершив обеденный намаз и пообедав, стали думать о законах мстителей, и на вечерней молитве основные из них были оглашены:

- Человек имеет право на жизнь, Родину, семью и честь, ему дано право защищать это, ибо право защищать свою жизнь, свое гнездо, своих близких - право от Бога.

- Разрушителям наших могил, храмов, древних сооружений - кара.

- Осквернителям святых и памятных мест нашего народа - кара.

- Клеветникам - кара.

- Люди добровольно поднявшие оружие против нас и наших людей (НКВД, НКГБ, истребительные отряды, добровольные дружины) - захватчики и достойны кары.

- Офицеры и солдаты регулярной армии могут быть покараны только в том случае, если доказано их участие в преступлении против наших людей.

- Мирный поселенец неприкосновенен, хоть и живет на нашей земле и в нашем доме.

- Неприкосновенны часть женщины и жизнь ребенка.

- В бою мститель поступает по своему усмотрению.