Сидя за стойкой, Кёко нервничала. Никак не могла включиться в разговор собравшихся в «Дэра» женщин. Глянула на часы, подарок Эбизавы. Обычно, когда она смотрела на них, ее охватывало теплое чувство, но сейчас этого не было.
…Куда он запропастился! Больше чем на полчаса опаздывает…
Вчера вечером договорились собраться здесь в десять утра. Сейчас уже около одиннадцати, а Эбизавы все нет. Впрочем, и репортеров тоже. Хоть бы позвонили.
— Сколько можно ждать! — в третий или четвертый раз произнесла вслух Кёко.
— Да, опаздывают, — кивнула Сэйко Коно, актриса, работавшая на радио. — Даже странно — все четверо. Может, случилось что-нибудь…
Она сегодня специально взяла отгул и теперь попусту тратила время.
— Ну, если бы что-то случилось, я думаю, они все-таки позвонили бы. Ведь знают же, с каким нетерпением мы ждем результата…
Вчера они решили, что Кёко обратится в полицию с просьбой отозвать заявление о нанесенном ей со стороны Оотагаки материальном ущербе. Инициатором этого был Эбизава, считавший, что в таком случае у полиции не будет повода для немедленного ареста Оотагаки. Формальную сторону взяли на себя Сиоми и Ясиро. Кёко долго колебалась, прежде чем согласиться. Утром она с большой неохотой уступила просьбе полиции, а теперь, отзывая собственное заявление, вроде бы противодействовала ее работе. Особенно ее волновали могущие последовать за этим придирки Томихары из отдела полиции нравов.
— Судя по утренним газетам, полиция не сомневается в виновности Оотагаки, — сказала Сэйко Коно, ни к кому не обращаясь. — Специальную группу расследования они создавать не собираются. Считают, что признание подозреваемого — вопрос времени. В свете этих событий миссия Сиоми и Ясиро становится абсолютно бессмысленной.
— Что-то я не понимаю… — Сакаэ чуть ли не с обидой надула губы. — Репортеры, конечно, могут не так уж много, но надо же довести дело до конца…
— Откуда вы знаете — быть может, Оотагаки уже признался, — изрекла манекенщица Дзюнко Нисихара таким тоном, словно в голову ей пришла гениальная мысль.
— Не может быть! — живо отозвалась Кёко, хотя прежней уверенности у нее уже не было.
Вчера вечером, когда они здесь совещались, она была твердо уверена в невиновности Оотагаки. Позже, уже лежа в постели, вдруг подумала, что ее уверенность ни на чем не основана. И вообще, что это на нее нашло — заниматься частным сыском?! Не надо было ввязываться…
Сейчас ее тоже одолевали сомнения в правильности собственных действий, потому она так и нервничала в ожидании Эбизавы. И еще одна мысль не давала ей покоя: если Оотагаки действительно признается в убийстве, то отзыв ее заявления окажется верхом глупости, своего рода противодействием работе полиции. Хоть бы скорей узнать, что там происходит!
— Что же это такое в конце концов! — Кёко в который раз посмотрела на часы.
И тут дверь распахнулась.
— Опоздал, опоздал! Приношу мои глубочайшие извинения! — с этими словами Эбизава вошел в бар.
— Как хорошо, что вы наконец пришли, сенсей! Мадам сама не своя, — защебетала Сакаэ, помогая ему снять пальто. — Вчера поздно засиделись, устали. Наверное, решили поспать подольше, да?
— Да что вы, милочка, какой сон! Работал. Утром мне позвонили из полиции, сказали, что Оотагаки хочет меня видеть…
— О-о, так у вас состоялось с ним свидание? И что же?
Взоры всех женщин обратились к Эбизаве.
— В общем, ничего хорошего… — Эбизава глубоко вздохнул и сделал паузу, словно давая возможность присутствующим сосредоточиться.
Кёко глянула на него с легким неодобрением — актерствует… Сказывается профессиональная привычка…
— Ну, сенсей, говорите же! Почему — ничего хорошего? Мы сгораем от нетерпения.
— Оотагаки собирается признаться в совершенном убийстве. Я его отговаривал, советовал еще немного подождать, но он, как видно, убедил себя в собственной виновности.
— Сенсей, расскажите, пожалуйста, все по порядку, — сказала Дзюнко Нисихара, положив ладонь на руку Эбизавы.
«Что за фамильярность!» — подумала Кёко, окинув неприязненным взглядом красивое, умело подгримированное лицо Нисихары.
— Суть вот в чем, — начал Эбизава и, подробно изложив мысли Оотагаки обо всем случившемся, заключил: — В своеобразной логике ему не откажешь. Во всяком случае, это объясняет многое: почему Аканэ оставила его у себя, почему этот спокойный, застенчивый парень впал в ярость и совершил убийство. Короче говоря, вроде бы разрешены те вопросы, над которыми мы с вами ломали голову вчера вечером.
— Действительно, — вздохнула Саёри. — Все становится на свое место.
— А как вы думаете, сенсей, полиция поверит его рассказу? — Нисихара кокетливо улыбнулась Эбизаве.
— Думаю, не поверит.
— Почему?
— Видите ли, до сих пор вопрос стоял так: кто преступник, Оотагаки или некий X. Если Оотагаки признается, в центре внимания полиции будет уже иное: действительно ли Оотагаки напился до такой степени, что, совершив в состоянии аффекта убийство, впал в беспамятство, или же преступление это преднамеренное, обдуманное заранее. Вполне естественно предположить, что, пытаясь смягчить свою вину, он выдумал всю эту душеспасительную историю. Поэтому я и посоветовал ему не торопиться с признанием. Что касается нас… Мне думается, мы в любом случае должны попытаться выяснить как можно больше…
В это время за дверью послышался визг тормозов, и через минуту в бар вошли два молодых человека в накинутых на плечи пальто — Сиоми и Ясиро.
— Эбизава-сан, что же вы делаете?! — с ходу накинулся на адвоката Сиоми. — Ведь вчера вечером об этом и речи не было, а сегодня вы…
— Позвольте, в чем дело?
— Вы еще спрашиваете! Не вы ли вчера посоветовали нам пренебречь на время профессиональными интересами и действовать согласованно? Но стоило нам внять вашему совету и направить совместные усилия на спасение Оотагаки, как вы, никого не поставив в известность, начинаете сепаратные действия и устраиваете такой спектакль, что только диву даешься! Короче говоря, мы чувствуем себя полными дураками.
Сиоми просто захлебывался от возмущения. Ясиро, дымя сигаретой, сверлил Эбизаву насмешливым взглядом. Чувствовалось, что и он готов ринуться в атаку.
— Простите, господа, я ничего не понимаю. Что в моем поведении вызвало такую бурю?
— Могу рассказать с подробностями. — Ясиро затянулся и выдохнул большое облако дыма. — Согласно вчерашней договоренности сегодня утром мы отнесли в полицию заявление Кёко-сан об отзыве ее иска. Начальник розыскного отдела, как и следовало ожидать, затеял канитель — то да се, пусть, мол, заявительница сама придет и, вообще, как это можно чинить препятствия работе полиции. Мы, конечно, возражали и про себя радовались: понимали, что арестовать Оотагаки по подозрению в убийстве они не решаются. Потом начальник розыска ушел, сказал, что должен поговорить с их главным. Минут через тридцать вернулся. Улыбка до ушей, весь так и сияет. Пожалуйста, говорит, отзывайте заявление Санады-сан, мы не возражаем. Что за черт! Почему такой резкий поворот? Мы ушли, стали выяснять по другим каналам, в чем дело. И что же? Оказывается, Оотагаки признался. И признался сразу после беседы с вами, Эбизава-сан. Следовательно, вы его уговорили. Нам бы очень хотелось услышать из ваших уст, по какой причине вы так поступили.
— И не только это, — добавил Сиоми. — Мы, естественно, спросили о подробностях, чтобы дать материал в наши газеты. Нам сказали, что с публикацией надо повременить, но, уж если нас так интересуют детали, можно получить информацию у адвоката. Выходит, полиция считает, что Оотагаки действует по вашей подсказке. Им это на руку — теперь они получат ордер на арест по подозрению в убийстве. Правда, впечатление такое, что с этим признанием не все еще ясно, но главное — оно есть. Вот нам и хотелось бы знать, почему на данном этапе расследования вы сделали такой шаг? Или вы действительно убедились в виновности Оотагаки?
По мере того как они говорили, выражение лица Эбизавы менялось, он хмурился, покусывал губы. Кёко понимала, что он огорчается и в то же время напряженно о чем-то размышляет. Неужели репортеры правы и Оотагаки с помощью Эбизавы сочинил эту историю? Если действительно так, чем руководствовался Эбизава?.. Как бы то ни было, ей было тяжело слушать упреки в его адрес. Она поставила на стойку стаканы с водой и сказала, обращаясь к нему и репортерам:
— Выпейте, пожалуйста. Может быть, это вас немного охладит…
Эбизава некоторое время молча водил пальцем по стойке, словно стирая пыль, потом пробормотал:
— Глупый мальчишка! Не выдержал-таки!
Потом он пересказал репортерам то, что уже было известно присутствующим женщинам, и закончил:
— Даю честное слово, я ничего не подсказывал Оотагаки и не сочинял этой истории. Наоборот, посоветовал ему пока держать язык за зубами, потому что полиция воспримет его признание как уловку. А он, значит, выложил им все свои домыслы… Да, пребывание в камере действует на психику… Теперь все очень усложняется. Потребуются веские, неопровержимые доказательства его невиновности, иначе дело плохо. И эти доказательства необходимы в первую очередь для него самого: он ведь убедил себя, что все было именно так, как ему кажется…
— Н-да… А вы-то сами, Эбизава-сан, как считаете? Это его фантазия или он действительно виновен?
— Не могу разобраться… Если следовать его логике, вроде бы все могло быть и так, как он рассказывает…
Сиоми и Ясиро переглянулись, потом Сиоми сказал:
— Как бы то ни было, мы обязаны дать сообщение о признании подозреваемого в наших газетах. Ведь само признание — это факт, от него никуда не денешься.
Он потянулся к телефону, но тут неожиданно вмешалась молчавшая до сих пор Сэйко Коно:
— Одну минуточку! — Она даже привстала из-за стойки. — Все, что здесь говорилось, мне кажется неубедительным.
— Что, что? — Сиоми, не набрав номера, положил трубку.
— Основа всей этой истории — предположение о том, что Аканэ выходит замуж. Но, насколько я ее знаю, она бы не держала этого в секрете. Обязательно рассказала бы кому-нибудь из приятельниц. А тут она даже мне ничего не сказала, хотя мы всегда говорили с ней обо всех делах. Мне кажется, что ничего подобного не было, это просто домыслы Оотагаки.
— Да, пожалуй… — согласилась Кёко. Аканэ очень ценила ее мнение и обязательно бы с ней посоветовалась в таком важном деле, как замужество. А уж если бы речь шла о «блестящей» партии — тем более. Об этом каждая бы рассказала. — Мне она тоже ничего не говорила. А вам, Сакаэ-сан?
— Ни слова. О браке она вообще никогда не заговаривала.
— Знаете, — Эбизава несколько оживился, — от ваших слов на душе чуть-чуть полегчало. В версии Оотагаки появился сомнительный момент. От него и будем танцевать дальше. А вдруг мы найдем еще что-нибудь в этом роде. Важна любая мелочь. Не показалось ли кому-нибудь сомнительным еще что-либо?
— Мне кажется… — негромко произнесла Саёри. — Мне как-то не верится, что он опьянел до полной потери памяти. Насколько я могу судить — Оотагаки ведь наш постоянный клиент — он мог выпить очень много, и никогда ничего подобного с ним не случалось…
— Ну-у, всякое ведь бывает, — усмехнулся Ясиро. — Я тоже могу много выпить — и ничего… Но порой проснешься утром с перепоя и думаешь: где же это я заночевал?..
— Смотрите, Ясиро-сан, я скажу вашей жене! Дома небось говорите, что проработали всю ночь, — полушутя-полусерьезно сказала Кёко. Ее возмутило, что Ясиро говорит такие вещи при женщинах.
— Зря будете стараться, мадам. Это все было до женитьбы, а теперь я образец примерного поведения.
— Не знаю, не знаю, — продолжила свою мысль Саёри. — Сколько же нужно выпить, чтобы абсолютно ничего не помнить… Не верится мне, что он так напился перед ответственной ночью.
— «Перед ответственной ночью» — это вы хорошо сказали, — кивнул Эбизава. — Но человек пьющий порой теряет чувство меры. Кстати, у Аканэ было много спиртного?
— Что вы! — живо отозвалась Сэйко Коно. — Аканэ вообще не пила, так что никаких запасов у нее не было. Когда мы играли в карты, Оотагаки намекнул, что неплохо бы пропустить стаканчик. Ну, я сходила к себе и принесла виски. Но бутылка была неполная.
— И пил он один?
— Нет, я выпила и Чизуко Хамамура тоже.
— А льда не было?
— Не было. Мы с Чизуко выпили безо льда, по одному бокалу.
— А воду пили?
— Мы — нет. А Оотагаки пил, после нескольких бокалов виски его, видно, мучила жажда.
— А еще что-нибудь пили? Не обязательно спиртное, чай там или кофе? — вдруг заинтересовался Сиоми.
Кёко не поняла, почему он об этом спрашивает, но взглянула на него с надеждой — очевидно, Сиоми неспроста задал такой вопрос.
— Да, я вспомнила, — сказала Сэйко Коно. — Под самый конец мы пили чай. Чизуко сказала, что у нее есть очень хороший сорт — «липтон», сходила к себе и принесла.
— А потом, когда мы пришли, Оотагаки съел несколько пирожных, — добавила Саёри. — Мы принесли ояки.
— Это с начинкой из соевого крема, да?
— Да, Аканэ их очень любила, вот мы и купили, собираясь ее проведать.
— Любитель спиртного и любитель сладкого… Все, значит, вместе! — Эбизава даже языком причмокнул, словно восхищаясь таким редким сочетанием.
— Он ел и приговаривал, что заедать выпивку сладостями — плохо для желудка.
— Точно! — подхватила Сакаэ. — Аримура, как услышал, сбегал и принес какое-то желудочное лекарство.
— Вы уверены, что желудочное? — спросил Сиоми.
— А какое же еще подойдет в таком случае? Я тоже взяла немножко и приняла на следующий день после еды…
— Давайте подведем итоги, — произнес Эбизава, снова беря бразды правления в свои руки. — После сегодняшней нашей беседы четко обозначились вопросы, на которые мы должны постараться дать ответ. Во-первых: что имела в виду Аканэ, когда говорила о чем-то очень хорошем. Во-вторых: ни у кого из свидетелей не сложилось впечатления, что Оотагаки сильно опьянел. Во всяком случае, когда уходили последние визитеры, он вполне отдавал себе отчет в своих действиях. Спрашивается — что подействовало на него таким оглушающим образом, что он полностью отключился. Этот момент очень важный для его защиты, если допустить, что преступление совершил он. И последнее — то, о чем мы уже говорили ранее: если убийца не Оотагаки, а некий X, как проник он в комнату, как ухитрился, уходя, запереть дверь изнутри.
Кёко, внимательно слушая, втайне любовалась Эбизавой. Обычно ей нравилось наблюдать, как он, поставив локти на стойку, лениво потягивает виски. Но такой, как сейчас, — собранный, сосредоточенный, четко излагающий свои мысли — он ей тоже очень импонировал.
— Эбизава-сан, — сказал Ясиро, — хочу сообщить вам о результатах вскрытия. Причина смерти: удушье в результате удушения галстуком. На затылочной части головы след от легкого удара. Однако повреждение настолько незначительное, что не могло привести даже к потере сознания. Это, пожалуй, все. Да, еще одно удалось узнать: мочевой пузырь оказался совершенно пустым…
— Так, так, пустой мочевой пузырь… — Эбизава, прикрыв глаза, на короткое время задумался. — Получается, что ее убили сразу после того, как она сходила в туалет…
— О, в связи с этим я кое-что вспомнил! — оживился Сиоми. — Вчера я беседовал с младшей сестрой Аканэ. Из ее слов следует, что туалет находится очень близко от их комнаты и зимой, когда холодно, они ночью почти всегда туда ходят. Она еще упомянула об удобстве их замка: поставишь ручку в определенное положение — не надо беспокоиться, что дверь захлопнется.
— Значит, Аканэ легла в постель с Оотагаки, потом встала, пошла в туалет, и тут ее убили… — задумчиво произнес Ясиро. — Опорожненный мочевой пузырь в какой-то мере опровергает версию Оотагаки. Я думаю, стоит еще покопаться в этом деле; а?.. Пожалуй, не надо давать в газету подробностей признания подозреваемого. Сообщим лишь о самом факте.
Ясиро поднял телефонную трубку.
— Давайте распределим обязанности — кому чем заняться. Кстати, скажите, Мураока-сан придет?
— Да, конечно, — ответил Ясиро, набирая номер. — В полиции началась мышиная возня, вот его и попросили выяснить, что к чему. Думаю, он скоро появится.
— Это имеет отношение к нашему делу?
— Да. Помощник полицейского инспектора, проводящий расследование, собирался повторно допросить младшую сестру убитой. Мураока хотел с ним поговорить.
— И чем же вызван такой интерес?
— Ну как же! Вчера она не ночевала дома, и уже одно это кажется полиции подозрительным. Кроме того, нашлись люди, видевшие ночью, примерно в то время, когда произошло убийство, неподалеку от «Сираюки-со» женщину, похожую на Миэ.
— Так поздно, посреди ночи? — недоверчиво спросила Кёко.
— Помните — шел снег? Почти всю ночь на трамвайной линии работали снегоочистительные машины. Водители порой останавливались и проверяли пути. Один из них в начале второго около «Сираюки-со» заметил какую-то женщину. По описанию похожа на Миэ.
— Но это же всего лишь предположение!
— Разумеется! И все-таки, несмотря на валивший снег, водитель разглядел, какого цвета пальто и шарф. Так что вроде бы все сходится. — Ясиро говорил таким тоном, словно сам не сомневался, что это была Миэ.
— Ну, это еще далеко не доказательство! — возразил Эбизава. — Как выяснилось, почтовый служащий тоже описал женщину, похожую на сестру убитой, а оказалось, что это Коно-сан.
— Да, действительно! Как ни странно, но между обитательницами «Сираюки-со» есть некоторое сходство в росте, фигурах… — согласился Сиоми. — Но полицию настораживает упорное нежелание Миэ сказать, где она провела эту роковую ночь. Короче говоря, у нее нет алиби.
— Как вы думаете, — обратился Эбизава к Ясиро, — будет ли у Мураоки-сан время заняться нашими делами?
— Конечно! Он скоро придет. Кроме него еще трое занимаются интересующими нашу газету вопросами.
— Прекрасно! В таком случае включаем его в нашу, так сказать, разведгруппу. Мне кажется целесообразным работать по двое — в каждой паре соседка Аканэ и корреспондент…
Распределились следующим образом: Сиоми и Дзюнко Нисихара, Ясиро и Сэйко Коно, Мураока и Сакаэ.
— А я? — обиженно спросила Кёко, горевшая желанием действовать.
— Мы с вами уже не молоденькие, — усмехнулся Эбизава. — Так что пока останемся здесь и будем выполнять роль связных.
Кёко не понимала истинных намерений Эбизавы и внимательно наблюдала за выражением его лица.
— Ну что ж, мы попробуем выяснить, что Аканэ подразумевала под «очень хорошими новостями», — сказал, поднимаясь, Сиоми.
— Пожалуйста! А Ясиро-сан и Коно-сан я попросил бы повидаться с младшей сестрой убитой. И — если представится случай — попытаться узнать, отчего Оотагаки впал в беспамятство. Поговорите, с кем найдете нужным, авось что-нибудь и всплывет… А когда вернется Мураока-сан, я ему тоже дам задание, — с этими словами Эбизава проводил четверых до двери.