Одна литера

Глава 13. Два ответа

Вслед за Эбизавой все бросились в двадцать вторую комнату. На шум сбежались соседи.

Комната Дзюнко Нисихары являла собой странное зрелище. Платяной шкаф распахнут. Вещи беспорядочно разбросаны. В мойке немытая посуда. Некоторое время все только молча озирались.

— Что же тут произошло? — пробормотал наконец изумленный Ясиро.

— Смотрите, смотрите! — воскликнула вдруг Кёко, указывая на туалетный столик возле дивана. — Что это? Письмо, по-моему…

Кёко передала Эбизаве белый квадратный аккуратно заклеенный конверт. Никакой надписи на нем не было.

Эбизава, пытаясь рассмотреть, что лежит внутри, поднес его к лампе дневного света. В конверте действительно была какая-то бумага.

— Что будем делать? Вскроем? — обратился Эбизава к присутствующим.

— А это не противоречит закону?

— Если говорить о законе, то вторжение в чужое жилое помещение уже является правонарушением. Но я думаю, тут обстоятельства особые. Нисихара-сан, очевидно, бежала из дома. Возможно самоубийство. Не исключено, что в письме есть какие-то сведения относительно ее местонахождения. Короче говоря, речь идет о жизни человека. Поэтому дело не терпит отлагательства. Если нет возражений, я вскрою письмо.

— Конечно, вскрывайте! И поскорее! — взволнованно сказала Кёко. Ее поддержал Сиоми и вслед за ним все остальные.

Эбизава вскрыл конверт. На листе почтовой бумаги скорописью было написано довольно длинное послание. Эбизава прочитал его вслух:

«Эбизава-сан сказал, что разгадал загадку замка и что ему известно имя убийцы. Я думаю, сенсей ошибается. Трюк с замком не имеет прямой связи с преступлением. Очень прошу мне верить: не я совершила это страшное дело. Однако преступник, назовем его X, мне известен. Сейчас не могу сказать, кто он, не могу даже уточнить — мужчина это или женщина. За мной охотятся.

Обстоятельства сложились так, что мне пришлось выполнить некоторые указания X-а. В ночь убийства он вынудил меня пообещать помочь ему в одном деле, не объяснив, что за этим кроется. И в любом случае велел молчать, угрожая расправой. Я очень испугалась и подчинилась. Умирать никому не хочется. Тогда я не знала, с чем это связано.

Связь с убийством выявилась позже. Но и тогда я продолжала молчать. Все по той же причине: боялась за свою жизнь.

Сиоми-сан, простите меня, пожалуйста. Почувствовав, что вы мне симпатизируете, я попыталась заморочить вам голову, чтобы вы не докопались до истины. Короче говоря, играла нечестно. Но, как ни странно, эта нечестная игра привела к разгадке трюка с замком, то есть того, что я сделала по приказу X-а.

Я чувствую себя страшно виноватой: ведь из-за меня подозрение пало на Оотагаки. Я задумала одну вещь, если она мне удастся, тогда можно будет назвать имя убийцы. Быть может, это в какой-то мере послужит мне оправданием. Для выполнения моего плана потребуются два-три дня. Пожалуйста, не ищите меня.

На всякий случай, если мне не удастся выполнить задуманное, сообщаю вам одну деталь. Она поможет вам раскрыть X-а.

Масао Минамида-сан, жених покойной, был моей первой любовью. Суми-сан, уже помолвленная с ним, об этом ничего не знала, и моя влюбленность была односторонней. Хоть я понимала, что Суми-сан превосходит меня во всех отношениях — и по внешности, и по душевным качествам, в юности такое пережить трудно. Оставалось только одно — уехать. Так я очутилась в Саппоро. Но прошло время, и сестры Фукуй весной нынешнего года тоже приехали сюда и по странному стечению обстоятельств поселились со мной в одном доме. Чтобы не бередить себя, я старалась не вспоминать былого.

Простите, отвлеклась. Очень прошу, поэтому добавлю только самое главное: X хорошо знал Минамиду-сан.

Потерпите два-три дня».

— Хорошо знал жениха вашей сестры, — Кёко обернулась к стоявшей у двери Миэ. — Может быть, вы догадываетесь, о ком идет речь?

— Так сразу… — растерялась Миэ. — Нет, не могу припомнить…

— Да ладно, успеется. Потом подумаете, — сказал Сиоми. — А сейчас надо как можно скорее сообщить полиции. Что собирается предпринять Нисихара-сан, нам неизвестно, но ей, несомненно, грозит опасность. Надо действовать быстро и осмотрительно.

— Разумеется, необходимо принять меры, — кивнул Эбизава. — Придется подумать, как ее защитить.

Они впятером вышли на улицу и сели в машину. Кёко за руль, Эбизава рядом с ней, трое репортеров сзади.

— Эбизава-сан, пока мы не приехали в полицию, объясните, пожалуйста, что же произошло с замком, — попросил Сиоми.

— А вы до сих пор не догадались? Где же ваша репортерская хватка? Помните, сегодня, когда вы были у Нисихары, я постучал?

— Да, конечно. И я открыл дверь.

— Вот, вот. А теперь припомните хорошенько, замок был заперт? — Эбизава, усмехнувшись, повернулся к Сиоми.

— Постойте, постойте… Я повернул ручку, подергал дверь, она не открывалась… Что же получается?.. Как говорится, я ломился в открытую дверь?

— Вот именно! — Эбизава засмеялся. — Честно говоря, когда мы пришли, Кёко-сан чуть-чуть приоткрыла дверь и заглянула в комнату. Ну, как вы помните, обстановка оказалась деликатной, и она дверь тихонечко закрыла. Тогда я и постучал. Вы были возбуждены и, не проверив, пытались отпереть незапертый замок. Короче говоря, попались на мою удочку.

— Интересно! Значит, и в случае с Оотагаки замок был не заперт?

— Скорее всего, именно так. Дзюнко Нисихара тоже намекает на это… Представляете себе ситуацию? Ваше состояние не идет ни в какое сравнение с тем, что тогда испытал этот несчастный парень. Просыпается и видит свою возлюбленную убитой. Тут потеряешь голову. И в этот момент стучат, требуют открыть. Он берется за ручку двери, а Нисихара, уловив этот момент, распахивает дверь. Или, как в вашем случае, он повернул ручку и на самом деле замкнул замок.

— А преступник ловок, ничего не скажешь! — чуть ли не с восхищением произнес Сиоми. — Учел психологию человека, находящегося в шоковом состоянии.

— Да, учел… А Дзюнко, глядя на ваши манипуляции с замком, очевидно, заволновалась. Но на всенощное бдение все же пришла. У нее еще оставалась надежда, что мы не разобрались, что к чему. Ну, потом я сказал, что разгадал тайну замка, да еще всплыло имя Минамиды, и тут она приняла определенное решение. Теперь весь вопрос в том, насколько велика ее вина. Только ли с замком она помогла преступнику? И существует ли на самом деле этот X?

— Вы думаете, что Нисихара и есть убийца?.. А X-а придумала для отвода глаз?

— Такая возможность не исключена.

В их разговор вмешался Ясиро.

— Эбизава-сан, — сказал он недовольным тоном, — что же вы нам-то не растолкуете, в чем дело? Мы ведь не в курсе, что там Сиоми-сан делал с замком.

— Потерпите, пока приедем в полицию. Там мне придется рассказать еще раз со всеми подробностями. А сейчас мне бы хотелось подумать, как ускорить освобождение Оотагаки…

Начальник розыскного отдела Самура был на месте. Выслушав Эбизаву и прочитав письмо Дзюнко Нисихары, он без промедления отдал приказ о розыске. Однако освободить Оотагаки отказался:

— Давайте с этим немного подождем. Поймите меня правильно, Эбизава-сан! Я уже почти не сомневаюсь в невиновности вашего подзащитного, но все же хотелось бы полной ясности во всех деталях. Вот допросим Нисихару, выясним, действительно ли существует этот X, и если все подтвердится — отпустим парня на все четыре стороны.

Эбизаве ничего не оставалось, как согласиться. Арест Оотагаки был произведен на законном основании, с момента применения санкции не прошло еще двадцати четырех часов, а в деле до сих пор оставалось много неясного.

Когда все пятеро уже направлялись к выходу, в коридоре им повстречались два репортера, Онода из «Хокуто» и второй — из «Хокумон».

— Приятная встреча, — приветствовал их Онода. — Я и не знал, что вы здесь… Только что звонил в «Сираюки-со». Творится что-то странное…

— Что случилось? — нетерпеливо перебил его Сиоми. — Оотагаки изменил свои показания?

— Нет, совсем другое. Завтра утром Миэ-сан должна явиться в полицию для дачи показаний.

— Что вы говорите? Миэ-сан? — с удивлением спросила Кёко.

На лице Оноды отразилось сомнение — говорить или нет.

— Ладно, расскажу, — решился он наконец. — Но не беседовать же стоя. Пойдемте, комната для совещаний сейчас свободна. И печка еще топится.

Они вошли в довольно просторную комнату. Онода включил свет. В печке, отапливаемой каменным углем, еще теплился огонь. Все ее окружили.

— Я вижу, этой комнатой совсем недавно пользовались. Что тут происходило? — спросил Ясиро.

— Понимаете, мы вдруг обнаружили, что все интересующие нас сотрудники куда-то исчезли. Никого нет на месте — ни Фунаки, ни Самуры. Даже Катаяма куда-то испарился. Ткнулись туда-сюда и наконец обнаружили их в этой комнате. Они здесь опрашивали свидетеля, уточняли обстоятельства происшествия.

— Свидетеля? Кого же?

— Вот и мы недоумевали. Кое-что удалось выяснить у приятелей, работающих в полиции. Имя свидетеля Тацуо Китазава, возраст — тридцать лет. Служащий губернаторства острова Хоккайдо. А больше ничего, хоть тресни. Ну, мы тоже не дураки. Дождались, когда парня отпустили, и — что называется — вцепились в него. И знаете, что оказалось? Это любовник Миэ!

— Да ну?! Молодцы полицейские, докопались!

— Она, оказывается, вчера вечером ходила к Китазаве. А за ней была слежка.

— И что же, выяснилось что-нибудь новое?

— Кое-что. Самура поднажал, и Китазава раскололся. Короче говоря, у Миэ нет алиби. Положение ее в настоящий момент очень неважное, — сказал Онода, помешивая кочергой угли.

— Но почему же этот Китазава дал показания против своей возлюбленной?

— Почему?.. Вы знаете, что у Аканэ есть ребенок?

— Да. Совсем недавно узнали. Решили пока не давать этого в газету, поскольку прямой связи с убийством тут вроде бы не усматривается.

— Это еще надо проверить. Ведь отец ребенка — Тацуо Китазава и…

— То есть как это?! — изумился Ясиро. — Он же умер! И вообще называли совсем другую фамилию…

— Кто называл фамилию? — спросил Онода.

— Миэ-сан.

— Я так и думал. Девчонка врет. Стыдно небось признаться, что увела любимого у собственной сестры… — сказал Онода и продолжил свой рассказ.

Ранее Тацуо Китазава жил в Кусиро, служил в местном отделении Хоккайдоского губернаторства. Сестры Фукуй тоже жили в этом городе. Со старшей — Суми — у него были близкие отношения. Они хотели пожениться, но ничего не получилось, потому что родители Тацуо категорически воспротивились. Любовники расстались. Суми была беременной. После родов, оставив ребенка на попечение родственников, она переехала в Саппоро. Миэ уехала вместе с ней. Обе устроились на работу в бары. После своего горького опыта с Китазавой Суми сторонилась мужчин, и эта неприязнь стала у нее своего рода «фирменным знаком». Более всего она боялась сближения с молодыми людьми из хороших семей. Тем временем Китазаву перевели в губернаторство Хоккайдо, и он тоже поселился в Саппоро, в доме для служащих губернаторства. Однажды вечером, зайдя в бар «Пиджён», он увидел Миэ. Стал просить, чтобы она помогла ему встретиться с сестрой. Миэ отказалась, считая, что не стоит бередить только что затянувшиеся раны. А Китазава все настаивал на своем и стал регулярно бывать в баре. Кельнерши «Пиджёна» думали, что он приходит из-за Миэ. Ни она, ни Китазава не пытались опровергнуть это мнение. Прошло какое-то время, и им стало даже нравиться, что их принимают за влюбленных. А однажды ночью Миэ и Тацуо Китазава стали любовниками. Когда это случилось, у обоих появился страх перед Суми. Они решили тщательно скрывать от нее свои отношения…

— Так что пока была жива сестра, они очень осторожничали, — закончил свой рассказ Онода.

— Что же получается? — сказал Сиоми. — У Миэ был повод избавиться от сестры, так что ли?..

— Не исключено. К тому же у нее нет алиби. В ту ночь она была у Китазавы. Вернее, не всю ночь. Как раз в то время, когда произошло убийство — с половины второго до двух, Миэ отсутствовала.

— То есть как?..

— Да они вроде бы поссорились, и она ушла. Китазава думал, что она больше не придет, однако часам к двум Миэ вернулась.

— Что за гнусный тип этот Китазава! — возмутилась Кёко. — Вместо того чтобы защитить свою любимую, выбалтывает такое, что ставит ее под удар.

— Испугался, как бы и его не сочли соучастником. Своя рубашка ближе к телу, — сказал Сиоми.

— Ну и ситуация! — чуть ли не простонал Эбизава. — То-то я смотрю, наш уважаемый инспектор мямлит, тянет… И физиономия такая, словно лимон проглотил… Да-а, если Китазава отец ребенка, получается — Нисихара лжет насчет Минамиды. Такого вообще не существовало…

— Мне это место в письме Нисихары тоже показалось странным, — кивнул Сиоми. — Нелепость какая-то.

— Но в ее письме далеко не все нелепо, — возразила Кёко. — Во всяком случае, только приняв за истину версию Нисихары, можно понять, что произошло с замком.

— Кстати, о замке, — Эбизава взглянул на Оноду. — Интересно, как полиция объяснит запертый изнутри замок, если предположить, что убийца — Миэ?

— Они, очевидно, считают, что Миэ и Оотагаки сообщники… И вообще, глубокий анализ и умозаключения не их профиль, в полиции предпочитают устанавливать истину на допросах.

— Короче говоря, — подытожил Эбизава, — что-то в письме Нисихары правда, что-то — ложь. И мы всего не узнаем, пока ее не отыщут.

— Вы совершенно правы, сенсей, — подхватила Кёко. — Ваша задача — доказать невиновность Оотагаки, а остальное постепенно выяснится… Уже поздно, не пора ли нам по домам?

— Действительно, уже ночь на дворе! Как ни крути, сейчас мы ничего больше не выясним. Завтра днем у меня в суде другое дело, так что я буду занят. Но если появится что-нибудь новое, сообщите мне, пожалуйста! Я постараюсь все продумать…

Эбизава и Кёко собрались уходить.

— Мы тут еще покрутимся немного, — сказал Сиоми. — Надеюсь, сегодня ночью Дзюнко Нисихару задержат, и тогда все выяснится.

Вид у него был далеко не веселый, и Кёко ему подмигнула — не вешайте, мол, носа.

Прошла ночь, но, вопреки ожиданиям, Сиоми Дзюнко Нисихару не нашли. Описав ее приметы, полиция по телефону опросила владельцев наемных машин и такси — безрезультатно. Проверили гостиницы. Послали запросы в Читосское отделение полиции, контролирующее аэропорт, и в Западное отделение полиции города Хакодате, осуществлявшее надзор за пароходством Хакодате―Аомори. Нигде никаких следов разыскиваемой не обнаружилось.

В утренних выпусках газет «Хокуто» и «Хокумон» сообщения об исчезновении Дзюнко Нисихары были даны мелким шрифтом и без броских заголовков. Очевидно, этот факт пресса не считала решающим для расследования убийства Суми Фукуй. Да и полиция отнеслась к письму Нисихары в достаточной мере скептически.

Эбизава проснулся утром в японском номере отеля «Саппоро». Хорошо выспался, очевидно, помогло выпитое перед сном виски. Кёко уже встала. Ее постель была аккуратно убрана.

Из сигаретницы, стоявшей у изголовья, Эбизава достал сигарету, прикурил и сделал глубокую затяжку. Он очень любил момент пробуждения. В голове еще роятся обрывки сновидений, и вдруг туман рассеивается, последние остатки сонной лени исчезают, — и мысль обретает необыкновенную четкость и ясность.

Продолжая лежать, Эбизава разглядывал потолок. На потолке сидела муха. Дожила до конца октября. Наверное, потому, что в отеле хорошо топят. Интересно, есть мухи в камере предварительного заключения, где сейчас томится Оотагаки?.. Сегодня его скорее всего выпустят. Эбизава почувствовал удовлетворение. Он не верил в виновность своего клиента и в соучастие в преступлении Миэ. Факты, сообщенные Нисихарой в письме, вероятно, ближе к истине. Он прикрыл глаза и стал размышлять над письмом Дзюнко Нисихары. Как странно, до сих пор он его как следует не проанализировал. Очевидно, вчера разволновался из-за внезапного изменения в ходе расследования. Для спокойного обдумывания уже не хватило нервной энергии.

Чувство удовлетворения почему-то пошло на убыль и постепенно совсем исчезло, уступив место неприятному осадку. Осадок совсем крохотный, но противный. Не уходит, не тает. Откуда он — понятно. Его мучит это запутанное дело… Какой же момент не дает ему покоя?.. Надо все с самого начала еще раз хорошенько продумать.

В коридоре послышались шаги, и в комнату вошла Кёко. Она принесла утреннюю газету и — словно желанный гостинец — дала ее Эбизаве. Кёко улыбалась, ее глаза сияли. Эбизава потянулся к ней и начисто забыл о деле. Однако вскоре газета вернула его к действительности. Дзюнко Нисихара до сих пор не задержана. Вот она, причина неприятного осадка! Нисихара… и ее письмо, содержащее кое-какие факты, противоречащие действительности.

— Не нравится мне все это… — пробормотал Эбизава.

Кёко сдвинула брови:

— Что, что? Как ты сказал?

— Да все это дело. Что-то тут не так. Концы с концами не сходятся.

— Что именно тебя беспокоит? Ты думаешь, виновник не X, о котором пишет Нисихара, а кто-то другой, например Миэ?

— Трудно сказать… Вообще-то мне кажется, Нисихара ближе к истине. Но все равно целый ряд моментов вызывает сомнение. Хотя бы поведение Миэ… Неужели все-таки она убила сестру?

— Послушай… — Кёко, усевшись у изголовья, принялась расчесывать ему волосы. На ее губах играла лукавая улыбка. — Ну что ты волнуешься? Давай будем считать, что Нисихара в главном права, то есть Оотагаки не причастен к преступлению. Чего ж тебе еще надо? Ты ведь адвокат, а не детектив. Пусть детективы докапываются до истины.

— Что это с тобой? Откуда такое благодушие?

— Не понимаешь? Из-за этого дела, которое — не буду врать — меня очень заинтересовало, я два дня провела с тобой. И мне было так хорошо… Давай сейчас плюнем на все, а? Поведи меня куда-нибудь! — захныкала Кёко, как капризная девчонка.

— Ничего не получится, милая. У меня сегодня судебное заседание, — сказал Эбизава, поглаживая ее руку.

Сиоми, Ясиро и Мураока, завтракая в комнате для совещаний главного управления полиции Саппоро, тихо разговаривали. Они почти не спали, боясь пропустить момент, когда привезут задержанную Дзюнко Нисихару. Возбуждение было так сильно, что усталости почти не чувствовалось.

— Ерунда получается… — сказал Мураока, потягивая из щербатой деревянной пиалы мисосиру.[2]

— Что ты имеешь в виду?

— Да это письмо. На первый взгляд оно разрешает все вопросы. Казалось, еще день-два и выяснится, кто такой этот X. А на деле что? Стал понятен только трюк с замком. Все прочее в тумане. Почему Аканэ вдруг оставила у себя Оотагаки, почему так радовалась, почему этот крепкий на выпивку парень настолько опьянел от двух-трех бокальчиков виски и правда ли, что он полностью отключился?.. Ответа нет. А нам-то что делать? Ждать, пока выловят Нисихару и она даст показания? — Молчун Мураока неожиданно разразился длинной речью.

— Еще неизвестно, внесет ли Нисихара полную ясность в это дело, — возразил ему Сиоми. — Тем-то и отличается действительность от детективных романов или шахмат. В детективе мельчайшая деталь играет свою, отведенную ей автором, роль. И загадки загадываются для того, чтобы в конце разрешиться. И в шахматах так же, даже еще похитрее. Надо задействовать все фигуры. В противном случае либо задача неправильна, либо кто-то из партнеров промахнулся. А когда жизнь сталкивает нас с настоящим, не вымышленным преступлением, тут идет такой заворот, что сам черт не разберется. Вопросы повисают в воздухе. Почему Аканэ решила переспать с Оотагаки, чему она радовалась — пойди разберись. Психология… — Сиоми набрал полный рот каши и, пережевывая, добавил: — Впрочем, со временем мы узнаем все, до мельчайших подробностей.

— Это когда же?

— Когда умрем и встретимся с убиенной на том свете.

— Трепло паршивое! — Ясиро засмеялся и ткнул его кулаком в бок.

Начальник розыскного отделения старший инспектор Самура все время уговаривал себя не нервничать и сам отлично понимал: если уговаривает, значит, нервничает вовсю. Но он никак не мог с собой совладать. Сидевшая перед ним Миэ упрямо сомкнула губы, словно раковина створки. На вопросы она не то что не отвечала, но даже головой ни разу не кивнула.

Самура посмотрел на ручные часы — начало первого. Получается, что Миэ уже два часа играет с ним в молчанку. Опрос проходил в доме для служащих полиции губернаторства, в двух кварталах от городского управления полиции. Дом предназначался для полицейских, приезжающих из отдаленных районов острова, но порой — когда хотели скрыть сведения от прессы — там допрашивали свидетелей. Комната, используемая для этих целей, была оборудована в японском стиле. У Самуры, сидевшего по-японски на полу за низким столиком, немели ноги. Он несколько раз менял позу, но это мало помогало. Миэ за все время не шелохнулась.

Как только она вошла в комнату, Самура, не дав ей опомниться, сказал:

— В ночь убийства, с часу до двух, у вас нет алиби.

Миэ посмотрела на него с недоумением.

— Не смотрите на меня так. Чтобы внести ясность, я сейчас назову одно имя: Тацуо Китазава. Ваш любовник. Очень интересный мужчина. Понятно, почему вам захотелось отбить его у старшей сестры.

Самура любил огорошить, поднажать, расколоть. Так он называл свой метод допроса, утверждая, что он чрезвычайно эффективен, если позиция допрашиваемого шаткая.

Миэ молчала.

— Вчера вечером Китазава все нам рассказал. В ночь убийства вы были у него. Потом около часу куда-то отправились. Часа в два вернулись. А несколько позже рассказали ему нечто весьма странное… Да, да об этом он тоже сказал! Так что, я думаю, пора вам выложить правду.

Миэ подняла на него глаза:

— Даже любимый человек мне не поверил. А вы тем более не поверите. Я не хочу говорить.

— Не хотите — дело ваше… Только предупреждаю: вам же хуже. Вас будут подозревать.

— Ну и пусть… Мне все равно, что со мной будет.

«Плохо, очень плохо, — подумал Самура. — Может начаться истерика. Видно, он переборщил. Придется смягчить гон».

Но Миэ окончательно замолчала. Два часа прошли безрезультатно.

Самура соображал, что делать. Отпускать ее домой сегодня нельзя. Чего доброго, еще руки на себя наложит. Арестовать тоже нельзя. В ходе расследования — в результате горького опыта с Оотагаки — решили не производить арестов без достаточного основания. Надо постараться как-то вывести ее из этого состояния. До вечера еще есть время. А если не удастся, придется оставить ее тут ночевать. Как-нибудь извернуться, чтобы она сама этого захотела. И поместить в соседней комнате дежурного, чтобы предотвратить возможные самоубийство или побег.

— На минуточку, — сказал Мураока, тронув Ясиро за плечо, и вышел в коридор. Ясиро последовал за ним.

— Знаешь, — продолжил в коридоре Мураока, — в нескольких местах письма Нисихары не все ладно с почерком. Я от экспертов узнал.

— Как это не все ладно?

— Два или три иероглифа написаны другой рукой.

— Да-а? Выходит, она не одна писала, что ли?

— Вот, вот. Эксперты предполагают, что кто-то заставил ее написать это письмо. Возможно, под угрозой.

— Значит, плохо дело. Где она и что с ней? — Ясиро даже изменился в лице.

— Вот полицейские и засуетились… — Мураока посмотрел на часы: — К сожалению, дать материалы в вечерний выпуск мы уже опоздали.

— А в «Хокуто-ниппо» знают?

— Не должны бы. Давай повременим еще немного. Никому не будем говорить, даже Эбизаве, — сказал Мураока и побежал в отдел экспертизы.

В этот день, то есть двадцать второго октября, в газетах никаких сообщений о ходе следствия не было. Дзюнко Нисихара, казалось, исчезла бесследно. Несколько сыщиков, имея при себе ее фотографии, обошли вокзалы, гостиницы, табачные лавки, но не получили никакой информации. Трудно было представить, что молодая женщина столь броской внешности не привлекла к себе ничьего внимания. Полиция только руками разводила — пропала и все! Никто ее не видел. Среди репортеров уже пошел слушок, что она где-то в укромном месте покончила с собой. Если она действительно написала письмо не по собственной инициативе, а по принуждению, то есть, очевидно, была в полной зависимости от этого самого X-а, то предположение о самоубийстве вполне могло оправдаться.

Поздним вечером Оотагаки был отправлен в прокуратуру — решили не ждать, когда отыщется Нисихара. Что касается постановления о ее розыске, то формулировку изменили с «…разыскивается в связи с исчезновением из собственной квартиры и возможным самоубийством» на «…разыскивается по подозрению в мошенничестве, а именно — в задолженности по квартирной плате».

В вечерних газетах появились соответствующие сообщения, сопровождаемые фотографиями Дзюнко Нисихары.