Одна литера

Глава 3. Свидетели

Из кабинета следователя Миэ вышла не просто усталой, а совершенно измочаленной. Ноги подкашивались, виски ломило. Ее вызвали для дачи свидетельских показаний, но опрос велся в такой форме, будто она была подозреваемой. Несколько раз она с трудом сдерживалась, чтобы не крикнуть: «Хватит издеваться! Вы что не понимаете, какое у меня горе?! Я ведь сестру потеряла, сестру! Единственного близкого человека! Уж не думаете ли вы, что это я ее убила?! Вы мне, а не я вам должны сказать, кто совершил такое злодеяние…» И все же Миэ сдержалась, не дала выхода своим чувствам. Сжавшись в комок, ждала, когда кончится пытка и ее выпустят из душной пятиметровой комнаты.

Помощник полицейского инспектора Катаяма поначалу держался очень любезно. Миэ даже усмехнулась про себя: стоит полицейскому подняться на одну ступеньку по служебной лестнице и получить золотую нашивку, как он сразу становится джентльменом.

Но джентльменство кончилось, когда она отказалась ответить на один из вопросов.

— Итак, где вы находились прошлой ночью? — спросил Катаяма, не поднимая глаз от своих записей. Очевидно, он ждал откровенного ответа.

— Это уж мое дело, где я была ночью! — несколько резко сказала Миэ.

Катаяма приподнял голову и глянул на нее исподлобья.

— Гм, что?.. Не хотите отвечать — не отвечайте…

Он отложил ручку, закурил сигарету и, скривив губы, выдохнул дым прямо в лицо Миэ. Потом чуть прищурился и принялся пристально ее разглядывать, да еще с такой брезгливой миной, что ее передернуло. «Нельзя пасовать перед наглостью», — подумала Миэ и все же невольно опустила глаза.

Катаяма словно только и ждал этого момента. Он нарочито громко откашлялся, и Миэ вновь вздрогнула.

— Так, так… Не хотите, значит, рассказать. Интересно; почему?

— Да что тут рассказывать! Это ведь не имеет никакого отношения к смерти моей сестры.

— Не имеет? Это еще надо проверить! Все может иметь отношение, потому и спрашиваю.

— Ну… я ночевала у знакомых.

— У женщины, у мужчины?

— Ну, знаете ли!.. — Миэ от злости закусила губы. Ишь, куда клонит! Мол с кельнершей бара можно не церемониться.

— Запираешься, значит… — Катаяма внезапно перешел на ты. — Боишься небось подпасть под действие Закона о запрещении? Н-да, ничего не поделаешь, согласно конституции, имеешь право не отвечать.

— А что за Закон о запрещении?

— Ладно, оставим это… Давай-давай запирайся… Вот проверим все, тогда будет видно, стоило ли тебе молчать… Куришь? — С этими словами он перебросил ей через стол пачку «Синсэй». Миэ отрицательно покачала головой.

— Понятно. Дешевые сигареты мы не курим. Да-а… Знаешь, бывают разборчивые… Ну, гурманы от курения, что ли… Я, мол, только «Бийс» употребляю! А проведет такой гурман ночку у нас в предварилке, и его как подменили — даже на окурки с жадностью смотрит. Ой, заболтался я! Еще подумаешь, что мы собираемся тебя упрятать. Как можно! Ты — всего лишь свидетель. Младшая сестра убитой! — И Катаяма совершенно не к месту хохотнул.

Ну уж нет! На эту удочку она не попадется! Полиции тоже не все дозволено. Нет у нее права задерживать человека только за то, что он отказывается объяснить, где провел ночь. А говорить нельзя. Ни в коем случае! Сначала — где, потом — с кем. Придется назвать имя. А он этого не простит, на том их отношения и кончатся. Начнут и его допрашивать, да еще бередить старые раны. Разбередят, а потом и за нее возьмутся. Уже по другому поводу, и начнется черт-те что. Нет, надо вытерпеть все оскорбления этого полицейского!

— Кстати, милочка, вчера часов в одиннадцать вечера ты со станции дала телеграмму. И сразу после этого отправилась к знакомым?

— Какую телеграмму? — изумилась Миэ.

— Ай-яй-яй, какая короткая память! Вот эту самую телеграмму.

Катаяма выудил из-под кипы бумаг яркий красочный бланк поздравительной телеграммы. Миэ взяла его и прочитала: «Поздравляем днем рождения». Телеграмма была адресована ее сестре. Но день рождения Суми был не сегодня. Странно.

— Я не понимаю… Что это значит?

— Хватит притворяться. Хватит! Это телеграмма, которую ты отправила вчера вечером.

— Да не отправляла я никакой телеграммы! Дичь какая-то! День рождения сестры был месяц назад.

— Вот, вот! И нам это показалось странным. Проверили, поразмыслили и пришли к выводу, что скорее всего телеграмму отправила ты.

Ошеломленная, Миэ уставилась на Катаяму. Она вообще перестала что-либо понимать. Может быть, он действительно считает, что эту телеграмму отправила она?.. Или за этим кроется какая-то хитрость… Если бы знать… Было нечто, о чем она не могла сказать полиции, и от этого на душе стало тревожно.

А Катаяма продолжал гнуть свою линию:

— Ну, опять замолчала? О чем тебя ни спросишь, ничего толком не добьешься — не хочу отвечать, не знаю… Ладно. Задам тебе еще один вопрос. В каких ты отношениях с Оотагаки?

Миэ не возмутилась только потому, что работа в баре приучила ее не реагировать на дерзости. Ответила коротко:

— Оотагаки-сан я знаю через сестру. Никаких личных отношений у меня с ним нет. Кстати, у сестры с ним были отношения только дружеские, не более того.

Слушая Миэ, Катаяма постукивал по столу тупым концом карандаша. Она замолчала; а он все продолжал постукивать, время от времени странно кривя губы. Миэ закрыла глаза. Прошло минуты две, он наконец поднял голову и, вновь обретя прежнюю корректность, произнес:

— Благодарю вас. Очевидно, нам придется побеседовать еще раз. Некоторые вопросы остались невыясненными. А сейчас вы свободны.

По щекам Миэ покатились слезы. Первый раз за сегодняшний день.

Выйдя из кабинета, измученная Миэ попала из огня да в полымя. Репортеры, в основном молодые и напористые, набросились на нее, как голодная свора собак на добычу. Вопросы посыпались градом. Но более всего газетчиков интересовало, где и как она провела прошлую ночь.

… Что вы делали вчера вечером?

… Где были?..

… Когда?.. Почему?..

«Все равно не отвяжешься», — подумала Миэ и четко, чтобы разом все услышали, произнесла: — Вчера вечером по просьбе сестры я ушла из дому и ночевала у знакомых.

Тут же на нее обрушился новый град вопросов:

— Это часто бывает?

— Что часто?

— Часто ли вы по просьбе сестры не ночуете дома?

— До вчерашнего дня — ни разу.

— Так-таки ни разу?

— Я же вам ясно сказала…

Миэ уже едва ворочала языком. Никаких подробностей о себе она им рассказывать не собиралась. Скажи она, что последнее время регулярно, раз в неделю, не ночует дома, они бы потом со смаком обыграли этот факт. Но ее личная жизнь никого не касается. А Суми действительно никогда раньше не обращалась к ней с просьбой уйти на всю ночь из дому.

— Фукуй-сан, — раздался громкий голос за ее спиной, — вы бы хоть мне рассказали поподробнее! Мы же с вами знакомы.

Миэ обернулась. Какой-то парень, пытаясь привлечь ее внимание, высоко поднял карандаш. Нет, она его не помнила. Тоже нашелся «знакомый»! Небось побывал разок в их баре с кем-нибудь из старших коллег, выпил, положил на нее глаз, а теперь набивается в знакомые.

— Мне нечего рассказывать. Моя сестра, в отличие от меня, не любила мужских компаний. Так что нечего строить нелепые догадки.

— «В отличие от меня…» — хорошо сказано! — произнес один из репортеров, копируя интонацию Миэ. Вокруг загоготали.

Закусив губы, чтобы не разреветься, Миэ начала проталкиваться к выходу.

— Можете удирать, — донеслось ей вдогонку. — Беседу мы уж как-нибудь состряпаем…

Спустившись бегом по лестнице, Миэ выскочила на улицу. Прямо у подъезда стояла машина с белым номерным знаком. Молодой мужчина, сидевший рядом с водителем, вышел из машины и распахнул заднюю дверцу:

— Прошу вас!

«Ишь ты, полиция домой доставляет», — подумала Миэ и села на заднее сиденье.

— Прикажете в «Сираюки-со»? — спросил незнакомец.

— Да, спасибо. — Миэ подумала, что у этого полицейского по сравнению с другими прямо-таки изысканные манеры.

— Если позволите, я хотел бы вас спросить, какие вопросы вам задавали в полиции? — сказал мужчина, вновь севший рядом с водителем.

Машина внезапно прибавила скорость. «Это не полицейский, — подумала Миэ. — Заманили!» В переднем зеркальце она видела улыбающееся лицо незнакомца, но ей стало не по себе. Миэ осторожно потянулась к дверной ручке: надо попытаться выскочить.

Заметив ее движение, мужчина обернулся и придержал дверь.

— Я не бандит. Простите, забыл представиться. Я из газеты «Хокуто-ниппо», — с этими словами он протянул ей визитную карточку.

«Таизо Сиоми», — прочитала Миэ.

Миэ пригласила Сиоми к себе. Не в пример репортерам, засыпавшим ее в полиции бесцеремонными вопросами, он держался подчеркнуто вежливо и приветливо. Пожалуй, стоит с ним поговорить: он может дать дельный совет.

— Какая у вас хорошая комната, — сказал Сиоми, осматриваясь.

— Да, хорошая. Диван раскладывается, на нем можно спать вдвоем. Нам с сестрой было очень удобно…

— Понятно… И что, во всех комнатах такие же?

— Нет, как раз наоборот. Везде одинарные диваны. А мы, поскольку жили вдвоем, попросили двуспальный… Впрочем, еще в двух комнатах — четвертой и пустующей второй — тоже двуспальные… Не знаю, как теперь я буду… Вряд ли здесь останусь. Слишком роскошно для одной… — Миэ была очень возбуждена. Смерть сестры, трагические обстоятельства этой смерти, изматывающий допрос в полиции — все это обрушилось как снег на голову. Нервное перенапряжение требовало разрядки. Ей необходимо было выговориться, и она начала рассказывать.

…Вчера около пяти часов вечера, едва она пришла на работу в «Пиджён», ее позвали к телефону. Звонила Суми.

— Это ты, Миэ-тян?.. Понимаешь какое дело… Ты уж меня извини… Ну, в общем, не могла бы ты сегодня где-нибудь переночевать? Не дома…

— Пожалуйста, конечно! А что, случилось что-нибудь? — Миэ слегка забеспокоилась. Как правило, раз в неделю она не ночевала дома, но по собственной инициативе. Сестра никогда ее об этом не просила.

— Нет, нет, ничего не случилось! Просто я кое-что надумала… Не по телефону же говорить. Увидимся, я все тебе объясню.

— Ну хоть намекни! Я же беспокоюсь.

— Не беспокойся, все в порядке. Ничего плохого не происходит. Наоборот, все хорошо… и даже очень!.. Поняла?

— Кажется, догадываюсь. Ты стеснительная, в гостинице никогда не была… Разумеется, дома лучше. Все правильно!

— Ты о чем?.. Ой, какая дурочка!.. Ну ладно, договорились.

Миэ положила трубку. Настроение у нее поднялось. Интересно, кто избранник сестры. На легкую связь с кем попало она не пойдет. Значит, встретила настоящего человека. Видно, он скромный, малоопытный, раз не приглашает девушку в гостиницу для свиданий. Все понятно, переполненная чувствами Суми приведет его домой. А она, Миэ, с радостью выполнит ее просьбу и переночует в другом месте…

Сиоми слушал очень внимательно.

— Знаете, — сказал он, — как-то странно… Почему такая спешка? Разве ваша сестра не могла подождать? Ну, я имею в виду — до того дня, когда бы это совпало с вашими планами.

Миэ даже усмехнулась:

— Вы так думаете, Сиоми-сан? Ждать… Неужели вам непонятно такое состояние, когда ждать просто невозможно?

— Не знаю, не знаю… — Сиоми слегка смутился. Потом кивнул: — Наверное, вы правы…

Однако Миэ почувствовала, что не полностью его убедила.

— А потом все было так ужасно! — продолжала она. — Я ведь ничего не знала, даже и подумать не могла… И вот вернулась домой около полудня, а она… а ее…

— А радио вы не слушали? В «Новостях» передавали…

— Нет, я никогда не слушаю «Новости».

— Да-а… Страшное потрясение.

— Еще бы! Я и опомниться не успела… Такое ведь сразу и не доходит… Да, не успела опомниться, как вызвали в полицию. А там… — ее передернуло, — со мной разговаривали так, словно я и есть убийца.

— То есть, как это? — Глаза Сиоми резко сверкнули.

— А вот так! Профессия такая, легкомысленная, что ли, с их точки зрения. Чего там с кельнершей церемониться!

И Миэ подробно рассказала, как с ней обошлись в полиции. Сиоми, время от времени задавая короткие вопросы, все заносил в записную книжку.

— Полицейские такие противные! Придираются, подлавливают на пустяках. А уж вопросы задают. Представляете, даже спросили, в каких я отношениях с Оотагаки-сан!

— Что, что?! Вы — с Оотагаки? — Сиоми, лизнув карандаш, уставился на Миэ.

— Да! Я же говорю — с кельнершей из бара они не церемонятся. Но ведь, даже если предвзято относиться к нашей профессии, вопрос все равно чудовищный!

— Гм… — Сиоми больше не смотрел на Миэ. Он машинально продолжал лизать карандаш, словно это помогало ему сосредоточиться. — А вам не приходило в голову, почему вам задали этот вопрос?

— Да я и думать не хочу почему. Свинство, и все!

— Не только свинство… Тут, может быть, другое.

— Что же?

— Полиция может предполагать, что вы являетесь соучастницей преступления. Я, конечно, не уверен… это всего лишь мое мнение.

Миэ оторопела. Вот, значит, куда гнул этот отвратительный инспектор!

— Да вы представляете, что говорите? Я — соучастница?! Ведь сестра же она мне, сестра!

— Я-то вас понимаю! Но у них работа такая — всех подозревать.

— Встает вопрос о мотивах преступления. Вы сами-то можете хотя бы предположить, почему Оотагаки убил вашу сестру?

— Представления не имею.

Почему… Этот вопрос мучил Миэ. Оотагаки она видела всего два раза. Познакомилась с ним однажды вечером. Возвращаясь с работы, проходила мимо «Дэра» и увидела сестру с каким-то парнем. Это и был Оотагаки. Они шли в ресторанчик поесть суси. Пригласили ее с собой.

И еще раз. Днем. Миэ с сестрой делали покупки в универмаге и случайно встретили Оотагаки. Все вместе ненадолго зашли в кафе, попили чаю. Родом Оотагаки, кажется из Асахигавы. Сын врача. Совсем еще сосунок, робкий такой, застенчивый, но, как видно, самолюбивый. И хорошо воспитан, никакой развязности, может быть, потому и казался робким. Двух коротких встреч оказалось достаточно, чтобы понять, как он относится к Суми — тут явно нечто большее, чем просто симпатия.

— Вы сами подумайте, как он мог сделать такое?! Нет, нет, не верю! И ведь он любил ее… Там мне во всяком случае казалось…

— А ваша сестра?

— Мы с ней об этом не говорили. Но, по-моему, Оотагаки-сан ей нравился.

— И все же как складывались их отношения?

— Ну, ничего такого там не было… Суми вряд ли бы пошла на связь с ним. Он ведь еще студент, да к тому же из хорошей семьи. И младше нее. Знаете, какие бы начались сплетни и обвинения!

— Но тогда почему же вчера…

— Не знаю. Не могу понять.

Миэ действительно не понимала, почему Суми оставила его ночевать. Может быть, он перепил и к ночи совсем раскис? Да нет, она ведь звонила в пять часов, значит, все решила заранее. Странно… А что, если это как-то связано с тем обстоятельством, которое сестра тщательно скрывала…

— Миэ-сан, — прервал ее размышления Сиоми, — у меня возникла одна мысль… Вы уверены, что ваша сестра оставила у себя именно Оотагаки?

— То есть как?..

— Ну, предположим, у нее уже кто-то был, не важно мужчина или женщина, и тут появился Оотагаки… — Сиоми почесал голову. — Нет… все равно странно. Ведь есть свидетели, что они пришли вместе часов в восемь.

— Да. И кроме того, говорили, что дверь была заперта изнутри.

— Совершенно верно! Кстати, я хотел посмотреть, как устроен замок… — Сиоми подошел к двери. Замок запирался изнутри не ключом, а поворотом ручки. Сиоми повернул ее. — Скажите, если оставить в таком положении, снаружи нельзя открыть?

— Нельзя.

— А когда вы уходите, то снаружи запираете ключом и ключом же открываете?

— Да, снаружи как обычно. Видите, замочная скважина не сквозная, только с внешней стороны замка. Очень удобно, никто не может подсмотреть, что делается в комнате.

Сиоми несколько раз повернул ручку.

— Нда-а, хорошее устройство. Если дверь заперта, даже щелочки не остается… Знаете, в детективах порой пишут, как открывают замки: пропускают в скважину или в щелочку проволоку и прочее. А тут другая система. Получается, что, кроме Оотагаки, никого тут не было, никто не мог войти и выйти, если ручка изнутри все время оставалась в положении «заперто». Скажите, вы запираетесь, когда ложитесь спать?

— Да. С этим замком вообще никаких проблем. Если ночью понадобится в туалет — а мы с сестрой почти всегда выходили ночью — открыть очень легко, повернешь ручку и все. И света зажигать не надо. А когда возвращаешься, не боишься, что дверь захлопнулась.

— Значит, погасив перед сном свет, вы потом, когда вставали, его уже не зажигали?

— Конечно. Привыкли открывать на ощупь.

Сиоми спрятал записную книжку и закурил.

— Признаться, я надеялся, что после разговора с вами в голове у меня прояснится, и я, может быть, пойму, почему этот серьезный, скромный, прилежный студент совершил тяжкое преступление… Но… — он, усмехнувшись, развел руками, — так и не понял.

— К сожалению, ничем не смогла вам помочь… А что говорит сам Оотагаки-сан?

— Как сейчас, не знаю, но до двух часов дня — это время, когда мы даем последнюю информацию для вечернего выпуска, — он категорически отрицал свою причастность к преступлению.

— Так я и думала! — воскликнула Миэ. Она ведь с самого начала не верила в виновность Оотагаки.

— Думали?

— Да. Не может он быть убийцей! Такой тихий, застенчивый. Даже и представить себе невозможно…

— Знаете, я вас понимаю. Мне приходилось с ним встречаться в «Дэра». И мое впечатление о нем совпадает с вашим. Я бы тоже никогда не подумал, что он способен на преступление. Но, с другой стороны, нельзя судить о человеке только по внешности… Простите, отнял у вас так много времени. Вам предстоит много печальных хлопот. Всенощное бдение…

— Это будет завтра ночью. Она ведь еще там, в университетской клинике…

— Если разрешите, я завтра ночью тоже приду поставить курительную палочку покойной… Надеюсь, упорство Оотагаки будет сломлено. Проведет ночь в камере, глядишь, и признается. Тогда у нас, газетчиков, дел поубавится. Еще раз простите за долгий визит. И держитесь, что ж теперь поделаешь…

С этими словами Сиоми направился к двери. Миэ тоже встала.

— Значит, надо повернуть ручку. — Сиоми хотел открыть дверь, но она не открывалась. — Странно! В чем же дело?

— Вы ее заперли. Видите, ручка в вертикальном положении? Я сначала тоже часто ошибалась.

Когда Сиоми уже шагнул за порог, Миэ подумала, не посоветоваться ли с ним, не рассказать ли о тайне сестры и своем ночном приключении. Но тут же решила — не стоит.

Измученная, опустошенная, она повалилась на диван.