Она вдруг проснулась. Кошмар разбудил, что ли? Да нет, вроде бы ничего не снилось. Странно. Не часто с ней такое бывает. Включила лампу у изголовья, посмотрела на часы. Половина второго. Всего час и поспала.
Откинула одеяло, поднялась с постели, прошла в угол комнаты к умывальнику. Залпом выпила стакан воды. По телу побежали мурашки. Рывком подняла воротник пижамы. Конец октября, ничего не поделаешь. Иногда в эту пору уже выпадает снег… Фу, сколько пыли на газовой печке! Ладно, днем вытрет…
Холодина, как зимой. Ноги совсем закоченели. А ведь не босая. В фетровых шлепанцах. Пол ледяной. Чудеса, вчера еще было довольно тепло. Нырнула в постель, устроилась поудобнее. И тут — как назло — захотела в туалет. Наверное, из-за выпитой залпом холодной воды. Ну уж нет! Никуда она не пойдет. Туда, обратно — этак в сосульку превратишься. Спать, спать. Перетерпеть и уснуть. Бегать по ночам в туалет скорее не потребность, а дурная привычка.
Однако мочевой пузырь продолжал выражать нетерпение. Тело словно бы раздвоилось: верхняя половина мучительно хотела спать, нижняя настойчиво играла побудку. Внизу живота разрастался тяжелый ком. Нет, не уснешь. Упорствовать — только время тянуть. Встала, накинула поверх пижамы халат, выскочила в коридор. Туалет бы при комнате… Ишь чего захотела… Комната просторная, в шесть татами. Гардероб, диван-кровать, газ, умывальник. И всего семь тысяч иен в месяц. Никак не скажешь, что дорого. А главное, никому до тебя дела нет, никто не лезет в твою личную жизнь. Таких условий нигде не сыщешь, хоть по всему городу ищи.
Наконец-то стало легко. Она глянула в оконце и ахнула. Все бело. Словно простыню накинули на угольный сарай, на крышу соседнего дома. И снега-то как много! Слой сантиметра в два, наверное. А вечером ничто не предвещало снегопада. Да, зима, видно, будет ранняя… Открыла кран, начала мыть руки. И вдруг кто-то схватил ее за плечо. Дыхание остановилось. Сердце дало перебой и ухнуло куда-то вниз. С ума сойти! Ночь, туалет и — чья-то тяжелая рука на плече. Она медленно, как бы автоматически, обернулась.
Черная фигура. Черные спортивные брюки, черный свитер. Голова и лицо закрыты тонким платком. Черт, не разберешь и по одежде не угадаешь, кто это.
— Значит, видела! — произнес странно приглушенный незнакомый голос.
— Что видела? Что я видела-то? — Она не могла сдержать дрожи. И холод был тут ни при чем.
— Прокралась, значит, прошмыгнула, спряталась. Мне и невдомек, что кто-то идет. Только уж потом… А ты все видела!
Она постепенно начала понимать, что к чему. Неизвестный испугался. Решил, что его заметили, и запаниковал. Кто же это?.. Кто-нибудь из соседей, что ли?
Окаменев, она тупо смотрела на черную фигуру. Нет, ничего не понять.
— Тут не поговоришь, — пробормотал неизвестный. — Пошли во вторую комнату.
— Во вторую? Но там ведь…
— Иди давай! Не то…
В правой руке говорившего что-то серебристо блеснуло. Дамский пистолет, наверное… Впрочем, она понятия не имела, как выглядит дамский пистолет. Платок двинулся, она — за ним.
Вторая комната пустовала, но оказалась незапертой. Платок хорошо ориентировался в темноте. Не зажигая света, подтолкнул ее к дивану-кровати и почти насильно усадил. Значит, все же кто-то из соседок, раз так хорошо знает, где что стоит.
— Так, говоришь, ничего не видела?
— Да что случилось-то в конце концов? Ничего я не видела, даже не почувствовала, что ты стоишь за спиной.
— Н-да… — Платок на некоторое время замолчал, словно что-то обдумывая, потом глубоко вздохнул и произнес:
— Выходит, все это тебе как снег на голову…
Голос звучал уже не так напряженно, как прежде, но все равно был незнакомым и странным. Словно у говорящего каша во рту. Наверное, все же кто-то из соседок. Не хочет, чтобы ее узнали. Притворяется, туману напускает.
— Причем тут «снег на голову»?! Кто ты и что тебе надо? Набрасываешься, ведешь себя по-хамски…
— Подумаешь — по-хамски! Не до приличий сейчас… Знаешь что, давай договоримся, а?
Договоримся! Ничего себе договор под дулом пистолета! Она вдруг разозлилась. Если это соседка, то наверняка не станет стрелять. А пистолет — так, для выпендрежа.
После паузы вновь зазвучал приглушенный голос:
— Послушай, тебе деньги нужны?
— Деньги? А кому они не нужны?
— Вот и хорошо! Выполнишь мое условие — получишь десять тысяч иен. Идет?
— Десять тысяч, конечно, неплохо. Но заранее ничего не могу обещать. Я ведь не знаю, в чем дело.
Все в достаточной мере странно. Ночь. Пистолет. Пустующая комната, куда ее затащили чуть ли не силой. Возможно, за всем этим кроется нечто серьезное.
— Да ты не бойся, ничего особенного я не прошу. Просто забудь обо всем. Про меня — никому ни слова. Поняла?
— Ладно. Это не так уж трудно.
— Не проболтаешься?
— Во-первых, я вообще не из болтливых. А потом — о чем рассказывать? Дичь какая-то! Затащили, мол, ночью в пустую комнату, угрожали пистолетом… На смех поднимут, скажут — чокнулась спросонок. Я уже обо всем забыла. Отпусти меня, пожалуйста.
Она хотела встать, но полу ее халата крепко держали.
— Сиди! — в голосе послышалась угроза. — Мы еще не обо всем договорились.
Она подумала о пистолете и замерла.
— Ты, очевидно, не совсем меня поняла. Молчать надо в любом случае. Усекла? Кто бы ни спрашивал — молчи!
— Кто бы ни спрашивал?
— Вот именно! Даже если полиция…
— Что-о?! Полиция? С чего это она станет мной интересоваться?
— С того! Я знаю, что говорю. Утром сюда явятся сыщики. Начнутся расспросы. Всех жильцов обойдут, никого не пропустят. «Вы ночью ничего не слышали?.. Ничего странного не заметили?..» И так далее… А потом — не исключено — у всех будут проверять алиби.
Голос, поначалу звучавший настойчиво и резко, снизился до шепота, словно говоривший сам испугался своих слов. Ей тоже стало не по себе. Да и темнота действовала на нервы. Она чуть отодвинулась.
— Значит, что-то случилось?
— Хочешь знать — что?
— Само собой!
— Скажу, если обещаешь выполнить мою просьбу.
— Даже и не знаю…
Она заколебалась. Полиция… Алиби… Видно, тут пахнет преступлением. Дашь обещание молчать и угодишь в соучастники. Спасибо большое.
— Ну! Что ты раздумываешь? Десять тысяч иен!
— Это, конечно, очень соблазнительно. Но я ведь не знаю, в чем дело. Могу и поторговаться. Если пустяк какой-нибудь, то и тысячи хватит. А если… Ну, если что-то очень серьезное, то молчание может и более десяти тысяч стоить…
— Н-да… — Платок, кажется, задумался.
Диван едва ощутимо колыхнулся. Как видно, неизвестного била дрожь.
А время шло. Сколько они тут сидят? Несколько минут, полчаса?.. В темноте все едино. Да еще эта тишина. Ни шороха, ни тиканья часов. В комнате ведь никто не живет. Ей снова стало жутко. Холод — отступивший было из-за возбуждения — с удвоенной силой сжал ее тело липкими щупальцами.
— Я совсем закоченела, простужусь еще. Давай побыстрее, а? — Она демонстративно передернулась, показывая, как ей холодно.
— Ладно. Двадцать тысяч. А, может, и еще накину… Договорились?
Двадцать тысяч иен! Перед ее мысленным взором радужно вспыхнуло пятизначное число. И вслед за ним возникли вещи: пальто, туфли, элегантная сумка из натуральной кожи и прочее и прочее… Игра стоит свеч. Даже если придется иметь дело с полицией. Надо соглашаться. Впрочем… Неизвестный ведь сказал «… и еще накину…» Поторговаться, что ли?
— Прежде чем договариваться, объясни, в чем дело. А там посмотрим. У меня, знаешь ли, нет никакого желания влипнуть в дурную историю.
— А если я дам тебе пятьдесят тысяч?
— Нет и нет! Откуда я знаю, о чем надо молчать? Утром все станет известно. Так? Сойдемся мы сейчас на пятидесяти тысячах, а потом окажется, что я продешевила. Пойду да и заявлю в полицию. Тебе это ни к чему; верно? Так что уж лучше сейчас выяснить и остановиться на сумме, которая меня устроит.
Кажется, ее слова подействовали.
— Ладно! — Платок наклонился и что-то прошептал ей в самое ухо.
Она не расслышала:
— Что, что?
И тогда платок медленно и отчетливо произнес несколько слов.
Она невольно вскрикнула и, дернувшись, отодвинулась в угол дивана.
В первые мгновения она была не в силах не то что трезво оценить, но даже воспринять услышанное как реальность. В ушах продолжали звучать страшные слова, и лишь через какое-то время она поняла всю важность того, что узнала.
«Надо быть крайне осторожной», — мелькнула мысль.
И снова потекли секунды. Диван больше не колыхался, очевидно, платок, уняв дрожь, пытался в темноте уследить за ее реакцией. На ее руку легла рука. Она попыталась высвободиться, но не тут-то было. Пальцы сильнее сжали ее запястье. Послышалось учащенное дыхание, громом отдававшееся в ее висках.
— Не верю, не верю! — с трудом произнесла она. — Запугать меня хочешь…
— С какой стати мне врать! Могу и показать. Ну так как — согласна?
В голосе прозвучала угроза.
— Но я ведь… я… — залепетала она, пытаясь сосредоточиться… — Я уж и не знаю… Как же тогда…
— Значит, отказываешься?
Ее захлестнул страх:
— Да не то что отказываюсь… Но ведь утром нагрянет полиция. Боюсь я; понимаешь? А вдруг не выдержу да и ляпну. С полицией ведь шутки плохи. Слушай, давай прямо сейчас позвоним, наберем 110 — и все дела!
— Ты что, сдурела?!
— Так уж не ты ли…
— Заткнись! Подробности тебе ни к чему. Узнала, что произошло, и хватит с тебя. Короче говоря, от тебя требуется только одно: забыть, что этой ночью встретилась со мной в туалете.
«Если проговорюсь, — подумала она, — нас обоих замучают вопросами и допросами. А промолчать — это не преступление. Никто ведь не знает, видела я или не видела кого-то ночью».
— Хорошо, я согласна. Обещаю: никому ни гугу. Сегодня ночью я крепко спала, ничего не видела и не слышала. Ну, давай! — И она протянула руку, надеясь получить деньги.
— Наконец-то! Так лучше и для тебя, и для меня. Да… путь к деньгам порой проходит по узенькому мосточку… Через несколько дней получишь свои пятьдесят тысяч.
— Как?! Разве деньги не сейчас? — забыв недавний страх, громко спросила она, а про себя подумала, что это пахнет надувательством.
— Ты что же думаешь, я всегда таскаю в кармане пятьдесят тысяч?
— Обманешь ты меня, вот что я думаю.
— Будут деньги, не беспокойся! Будут у меня, а значит, и у тебя. Не веришь? Могу доказать.
В правой руке неизвестного заиграл тонкий лучик света. Карманный фонарик. В форме пистолета.
— Так это у тебя не пистолет?
— Как видишь. Хорошая игрушка; не правда ли? Кое-кому для острастки. — Платок, кажется, усмехнулся, окончательно расслабившись.
Однако голос, как и раньше, оставался каким-то неестественным. Незнакомец не собирался открывать все свои карты.
— Вот смотри!
Под лучом мелькнул конверт, а вслед за ним появилась извлеченная из него бумага.
— Но это же…
— Вот именно. И еще… Да ты посмотри как следует!
Появилась еще одна бумажка.
— Что это?
— Вырезка из сегодняшней вечерней газеты.
— Да, теперь вижу. Из «Хокуто-ниппо»?
— Правильно. Как ты узнала?
— Тут с края остался кусочек карикатуры. Видела я эту газету, вот и вспомнила, — сказала она и, прочитав вырезку, добавила:
— А ведь здорово.
— То-то и оно, что здорово. Так что не сомневайся. Считай, пятьдесят тысяч у тебя в кармане.
И тут она спохватилась. Пройдут десять дней, и она окажется в дураках. У кого потребовать деньги?..
— Нет, так не пойдет!
— Это почему же?
— Потому что я тебя не знаю. Если заключаешь сделку, надо знать — с кем. А ты не открываешь лица.
— Не веришь, значит, что я выполню обещание?
— А ты представь себя на моем месте. Я соглашаюсь помочь, но не знаю кому. Лицо закрыто, голос какой-то утробный…
Не сказав ни слова, платок поднялся с дивана. Помедлил, словно решаясь на что-то.
— Я, пожалуй, к себе пойду, — произнесла она.
Первоначального страха уже не было. Не фонарика же бояться. Хорошо бы уйти. Только вряд ли ее выпустят.
— Ну что ж, иди. Показываться тебе я не собираюсь. Иди, иди, раз такая недоверчивая. Упрашивать не стану.
Но она не двинулась с места. Нет ли здесь какого-нибудь подвоха?
И словно подтверждая ее подозрение, платок добавил:
— Что ж ты сидишь? Уходи. Правда, у меня появилась одна мыслишка. Так что…
— Какая еще мыслишка?
— А-а, заинтересовалась?
— Убьешь меня, что ли?
— Убить ведь можно по-разному… — послышалось хихиканье.
Кромешная тьма. Неизвестность. Да еще этот гнусный смешок. Ее вновь охватил панический страх. А ведь и впрямь убьет!.. Черт с ними, с этими пятьюдесятью тысячами! Не было их у нее и не будет. А вот если она не согласится молчать, с ней могут сделать все что угодно…
— Советую как следует подумать. К твоей же выгоде.
— А о себе ты думаешь? Вдруг я тебя обману? Не ты меня, а я тебя? Через десять дней получу пятьдесят тысяч, узнаю, кто ты, и начну тебя шантажировать…
— Шантажируй на здоровье! Только запомни: я про тебя кое-что знаю. И это «кое-что» может стать известно тому, кому надо. Или это тебя не волнует?
Знает про… Она вновь почувствовала тошнотворный страх. Надо соглашаться. Иного выхода нет.
— Хорошо, обещаю молчать. Но и ты, уж пожалуйста, не обмани.
В темноте что-то ее коснулось. Она, было, отпрянула, но сразу успокоилась, почувствовав рукопожатие. Рукопожатие в полном мраке. Человека вроде бы и нет. Есть только рука. Чуть влажная. Разве по одному-единственному признаку угадаешь, кому она принадлежит?
Платок отстранился и тут же придвинулся снова. Голос, все такой же странный, утробный, произнес:
— Между прочим, ты можешь заработать еще пятьдесят тысяч иен. Но для этого тебе придется выполнить еще одну мою просьбу, совсем маленькую. Недаром же говорят: отведав ядовитой пищи, съешь ее до последней крошки.
В темноте вновь прозвучал короткий смешок.