Офсайд

Глава четвертая ОБЫГРАТЬ ВРАТАРЯ

Мне нужно потрахаться.

Не уверен, из-за того ли, что думал об одной и той же девушке большую часть последних пяти дней, не добившись своего обычного успеха, или из-за того, что мой член уже неделю не был хоть в чем-то, принадлежащем чике, или из-за того, что сегодня вечером была игра, а после нее я всегда чувствовал небольшое напряжение, которое нужно было скинуть.

Вообще-то, предложение папы о покупке киски звучало привлекательно.

Ну… не то чтобы я действительно об этом задумывался, но все же.

Может это было как-то связано с ожиданием моего предстоящего свидания с Румпель для совместного выполнения исследования и невозможностью ее где-либо отыскать. Ее определенно не было в библиотеке, и автомобиль отсутствовал на территории школы. А когда я смотался к ее дому, машины не было и там.

Черт.

Должно быть с ней случилось что-то ужасное, почему бы еще ей там не быть? Чем больше я об этом думал, тем сильнее беспокоился. Я начал наворачивать круги по городу, затем вернулся к ее дому и снова сделал круг вокруг школы. К тому времени ее машина уже стояла на парковке наряду с пятью сотнями других машин. Я взглянул на часы на приборной панели.

– Дерьмо!

Мне уже следовало бы быть в раздевалке.

Припарковавшись на траве рядом со столиками для пикника, так как других ближайших свободных мест не было, я побежал в раздевалку. При моем появлении все парни ухмыльнулись, я лишь слегка приподнял в ответ бровь и начал вытаскивать вещи из своего шкафчика.

– Предпринял небольшую предыгровую разминку, Мэлоун? – спросил Робин Стивенс, один из наших нападающих. – Удачно?

– У тебя когда-нибудь была плохая киска? – спросил я и продолжил, не дав ему времени ответить: – Нет, погоди… позволь перефразировать. У тебя когда-нибудь вообще была киска?

Все разразились смехом. Все, кроме Робина. Он вообще ничего не ответил, что убедило меня в моей правоте о его статусе девственника. Хотя он всего лишь второкурсник. Если он не предпримет ничего до конца года, мне придется помочь ему.

Да, мне определенно нужно потрахаться.

Я выбросил эти мысли из головы, надел форму и занялся растяжкой. Пока мы шли через туннель на поле, толпа оглушительно ревела. Мы сделали обычную линейку и пожали руки судьям, прежде чем направиться к своим воротам, я также пожал руку капитану команды из Юджина. Бросив бутылку с водой и полотенце в сторону, я развернулся лицом к полю.

Сделал несколько медленных глубоких вдохов. Прошелся взглядом по размеченным линиям штрафной площадки, удостоверившись, что на них правильно обновили краску и нигде ничего не напортачили. Проверил главного и боковых судей – все были мне знакомы. Я мог слышать крики толпы, но как только прозвучал свисток, они стали фоновым шумом в моей голове.

В нашем городе футболу уделялось большое внимания – гораздо больше, чем в других старших школах на территории США – а в последние годы он даже превзошел американский футбол. При этом многое было связано со мной, и я знал это. Черт возьми, да все это знали, что регулярно отмечалось. Это принесло школе деньги и сделало счастливым моего отца. Что ж, во всяком случае, рад за него. Когда мяч был на другом конце поля, я пробежал взглядом по той зоне трибун, где сидел папа, и заметил там же еще парочку человек. Хотя от ворот мне сложно было понять кто они. Почти наверняка одним из них был бы футбольный агент.

Я вновь устремил глаза на мяч, наблюдая за тем, как с левого фланга сделали длинный пас. Он прошел мимо Джереми и в результате был остановлен Робином Стивенсом. Проблема была в том, что Робин сыграл больше в лодыжки противника, чем в мяч, в то время как находился в штрафной площадке.

Пенальти.

Я наблюдал, как приближается один из игроков, и сразу же узнал его. Не знал его имени, но мне были знакомы это лицо и номер – десять. В прошлом году он забил мне один пенальти, ударив влево. Я следил за его ногами, когда он подходил, отмечая, что он определенно предпочитает бить правой, хотя, как мне помнится, в прошлом году он бил левой.

Судья отпихнул пару игроков назад за линию и подошел к боковой линии штрафной. Десятый номер поправил ногой мяч, а затем отошел на пару шагов для разбега. Без сомнения, он будет бить правой ногой. Кажется, на этот раз он не так хорошо просчитал свои шансы.

Я присел, напряг пальцы и не спускал глаз с его ног. Прозвучал свисток, и он подбежал для удара. Он собирался снова бить влево – но в верхний угол, не в нижний. Носок его бутсы смотрел вверх под слишком большим углом для нижнего удара.

Еще до того как он коснулся мяча, я уже прыгнул в левый угол, выставив вперед руки. Почувствовал удар, когда мяч отскочил от моих перчаток и упал на землю. Прыгнув на мяч, я прижал его к груди и накрыл своим телом, одновременно с этим вокруг все взорвались оглушительными криками.

Мы выиграли игру со счетом 2:0.

Как только команда начала выходить из раздевалки, вокруг нас, как обычно, столпились девицы. Джереми перескочил через перила в сторону трибун, улыбаясь Рейчел Бекер и поигрывая бровями. Мика, только завидев Хизер, направился к ней вверх по проходу – краем уха я услышал, что в итоге она пригласила его пойти на танцы в следующие выходные. Слава Богу. Может хоть теперь она оставит меня к чертям в покое. Там была и Лиза вместе с девчонкой, которую я раньше не видел. Видимо, это ее кузина из Портленда, которая приехала посмотреть игру и провести с ней выходные. От того с каким явным интересом они обе посмотрели на меня, я притормозил, а мой член принял это к сведению и встал.

Кузину Лизы звали Люси, я уже подумывал о тройничке и собирался заговорить с ними о том, чтобы ненадолго отправиться на пляж, когда взглянул за плечо Лизы.

Дерьмо.

Папины глаза были сужены, и он направлялся прямиком ко мне.

– Простите, дамы, – сказала я с улыбкой. – Долг зовет.

Я отошел от них, слегка разочарованный, но всегда можно было вернуться к этому позже. Папа шел вместе с одним из мужчин, которые сидели с ним на трибуне – большим дородным мужиком с бородой и в черном дождевике.

– Томас! Фантастическая игра! – воскликнул папа. Он подошел и поднял вверх руку в жесте «дай пять». Я улыбнулся и хлопнул его по ладони.

– Спасибо, пап, – ответил я. – Команда очень хорошо играла. Длинный пас Сета был идеальным, позволив нам вскоре после начала второго тайма вести в два очка, тем самым решив для нас исход игры.

– Несомненно! – согласился он с широкой улыбкой и кивком головы. – Но ты не пропустил ни одного мяча – даже пенальти! Хорошая работа!

– Я думал, что уж этот последний проскочит мимо тебя, – заметил сопровождавший его мужчина. – Это была прекрасная возможность обыграть вратаря, но ты вовремя среагировал.

– Спасибо, – сказал я. – Он был быстрым, но не сбалансированным на левую сторону.

– Определенно, – согласился компаньон папы. Он протянул руку и представился Науэлем Руизом, футбольным агентом «Сиэтл Саундерс». Следующее, что мне сообщили – я отправляюсь на ужин с папой и футбольным агентом. Направляясь в сторону папиной машины, я заметил, как Румпель садится в свой Хендай. У нас произошел кратковременный зрительный контакт, и я почти окрикнул ее, но не при отце. Мне не нужно, чтобы он заподозрил что-то, а использовать именно проект по биологии в качестве оправдания я бы не смог, иначе также бы вылетел из класса.

Это был единственный общий с ней предмет, и я не собирался рисковать, поэтому даже не помахал. Увидел, как ее глаза немного сузились, когда она влезла в эту уродливую машину и уехала.

– Было бы здорово оставить его на Западном побережье, – говорил отец, – а «Саундерс», конечно, зарекомендовали себя как довольно молодая команда.

– Шмидт стал главным активом, – ответил Науэль. – Томас не сможет найти лучшего тренера в Штатах.

– Это может быть правдой, – кивнул папа.

Вечный политик.

Я много улыбался, кивал и нажимал обратную перемотку у себя в голове, чтобы быть в состоянии ответить на вопросы. Хотя в основном говорили папа и Науэль. Науэль заказал себе импортного пива, которое папа вежливо отклонил. Мои мысли блуждали.

Румпельштильцскай.

Интересно, поехала ли она домой или отправилась на одну из вечеринок, организуемых после игры. Лично я бы предпочел посетить второе. Интересно, пошла ли она на одну из вечеринок на пляже. Теперь, подумав об этом, когда она завела свою машину, звук от нее исходил немного грубоватый. Она могла заглохнуть там.

Я барабанил пальцами по столу, пока брошенный папой острый взгляд не вынудил меня прекратить.

Папа организовал для меня однодневное посещение, разогрев и тренировку с «Саундерс» в следующем месяце, отчего оба они казались довольно счастливыми. Я был по большей части рад свалить оттуда, потому что хотел удостовериться, что Румпель благополучно добралась до дома.

Папа высадил меня у опустевшей школы, чтобы я мог забрать свою машину. Я сказал ему, что мне нужно ненадолго заскочить в раздевалку. Но как только он отъехал, я сел в свою машину и направился к дому Румпельштильцскай.

К счастью, ее машина была на подъездной дорожке, ведь не было ни единого шанса, чтобы папа не заметил моего отсутствия, если бы я потратил еще пару часов на ее поиски. Проезжая мимо, я чуть замедлил ход. На самом деле я замедлил его до полной остановки и посмотрел вверх на ее окно. Мне были видны ее волосы, поднятые на макушке, и ее лицо, освещенное монитором компьютера. Интересно, пользуется ли она какой-нибудь системой обмена мгновенными сообщениями и удастся ли мне найти ее таким образом.

Я начал мысленно считать и заставил себя уехать спустя три минуты. По крайней мере, я знал, что она была дома, и ее не третировал где-нибудь какой-то пьяный ублюдок. Я отправился домой. Стараясь избежать встречи с отцом, прихватил с собой бутылку воды и направился в свою комнату. Я запер дверь, поставил будильник на пять тридцать и переоделся в свободные штаны.

Устроившись на подушке и прокручивая в голове минувший день, я прислушался к звуку дыхания Румпель в момент, когда облизал свои губы и тихо с ней заговорил. Я рассматривал, как ее напряженные мышцы немного дернулись, когда произнес на уроке слово «оргазм».

Утро наступило слишком быстро.

Я натянул спортивные штаны, кроссовки для бега и вышел за дверь. Сделав растяжку и немного разогревшись, надел шагомер и начал пробежку. Было все еще темно, но, по крайней мере, не шел дождь, когда я пробегал мимо деревьев. Дойдя до дороги, я повернул налево и взял свой темп.

Румпель овладела моими мыслями.

На самом деле, это начинало меня раздражать по ряду причин. Даже если я и старался намного сильнее, чем когда-либо, она по-прежнему едва ли удостаивала меня ответом на заданные мной прямые вопросы.

И она что, продинамила меня? Со свиданием для исследования? Это в самом деле произошло?

Мой темп замедлился, поэтому я вновь набрал его, устроив спринтерский забег в течение минуты, прежде чем опять снизить скорость до своего нормального ритма. Я чувствовал, как струйка пота скользит вниз между лопаток. Дождя не было, но определенно была повышенная влажность. Я вытер лоб тыльной стороной ладони и продолжил пробежку.

Больше всего меня раздражало то, что я не знал, как поступить дальше. Обычно мне достаточно было появиться и улыбнуться, и чики выстраивались в очередь. Так было и сейчас – наглядный пример поведение Лизы и Люси прошлой ночью. Черт, да я наверно мог бы подойти к Хизер, когда Мика обнимал ее, и вновь утянуть за собой в раздевалку. Так что, черт возьми, что было не так с Румпель?

Я снова набрал скорость. Мои блуждающие мысли видимо влияли на мои ноги. Я подумал: «А что, если эта странная чика, Эми, знала, о чем говорила?» – но сразу же отмел эту мысль. Серьезно, это срабатывало со всеми другими, не так ли? Может, мне просто нужно лишь чуток поднажать.

Я вернулся домой с небольшим опозданием. Папа уже был на ногах и смотрел на меня, когда я вошел в дверь.

– Ты что, встал не вовремя? – выдал он.

– Я вышел за дверь в шесть, – ответил я.

– Дай сюда, – он протянул руку и схватил шагомер. – Ты на самом деле хочешь продемонстрировать футбольным агентам эти средние показатели? Хочешь, чтобы Уэйн Мессини увидел, что первую милю ты пробежал почти за шесть минут? Серьезно?

– Прости, – промямлил я. – Полагаю, я устал этим утром.

– О чем ты думаешь? – спросил он.

– Ни о чем вообще-то, – ответил я. Мне пришлось отвернуться, потому что врать ему в лицо было слишком сложно.

– О домашнем задании?

– Нет, правда, пап, – произнес я. – Я просто устал.

– Позанимайся дополнительно на велосипеде, – настаивал он. – Хочу, чтобы завтра твой средний показатель был ниже пяти тридцати.

– Хорошо.

– И завязывай с пиццей.

Я кивнул и пошел вниз по лестнице к велотренажеру, потом потягал гантели, после чего отправился на задний двор немного потренироваться в набивании мяча.

Я возился с галстуком-бабочкой, пока эта проклятая штуковина не встала ровно. На пиджаке было какое-то маленькое пятнышко, которое не отошло после сухой химчистки, но я надеялся, что никто этого не заметит. Я оглядел себя в зеркале, оценивающим взглядом пройдясь по моим непослушным, смазанным гелем волосам – обычного каштанового оттенка, короткими по бокам и чуть длиннее сверху. Я подстригся пару дней назад, поэтому выглядел более презентабельно, чем обычно. Мои орехового цвета глаза блестели в свете лампочек над раковиной.

Решив, что выгляжу так идеально, как планировал, я вышел в коридор и услышал, как папа ругается в главной ванной комнате.

– Помощь нужна? – спросил я, высунувшись из-за угла. Он стоял перед раковиной, чуть наклонившись вперед, и смотрел в зеркало, а его бабочка была намотана на запястье и пальцы. Его белокурые волосы идеально уложены, в отличие от моих. Он перевел на меня взгляд и сверкнул своими синими глазами.

– Да, черт побери! – рявкнул он. Затем вздохнул и стянул галстук-бабочку, прежде чем протянуть ее мне. Я разгладил ее и повязал вокруг его шеи. Его голос смягчился: – Я обычно носил те чертовщины, что на застежках.

– Да?

– Ага, пока… – он замолчал и сделал глубокий вдох. – Твоя мама сказала, что они «несолидные». Она все пыталась научить меня, но я никогда не мог повязать эти чертовы штуковины правильно.

Я постарался не встретиться с ним глазами или даже не дышать. Он не говорил о маме. Никогда.

– Она сказала, что будет помогать мне… – его голос задрожал.

– Я могу делать это, – сказал я, обернув один конец вокруг другого и продев в петлю. Он приподнял подбородок повыше.

– Да, и где ты блядь будешь в следующем году? – Его челюсти сжались, и я увидел, как его руки собрались в кулаки. Я постарался завязывать чуть быстрее. – Кто завяжет его для городского банкета, а?

– Если бы играл за «Саундерс», то я бы…

– Ты не будешь играть за гребаных «Саундерс»! – крикнул он. Я постарался отойти на шаг, но этого было недостаточно. Он толкнул меня в грудь, опрокинув на шкафчик ванной. Как только поясница соприкоснулась со шкафчиком, тело прострелила боль, и я поморщился. – Ты поедешь играть в футбол в Европу! «Реал Мессини»! Настоящий футбол!

Я начал продвигаться в сторону, чтобы выскочить за дверь, но он вновь толкнул меня. Я постарался сдержать мышцы, но меня начинало трясти.

– Может, если бы я не застрял с тобой, мне бы не пришлось делать его настолько значимым, – тихо прорычал он. – Но я бы ни за что не согласился на что-нибудь, что было бы удобным. Ты не согласишься ни на что, кроме самого лучшего, ты меня слышишь? Ты не согласишься ни на что, кроме как быть лучшим!

Я не ответил. Я понятия не имел, стоит это делать или нет, но был шанс, что если я отвечу, когда он этого не хочет, будет хуже, чем если я не отвечу, и ему придется переспросить.

– В любом случае, какая на хрен разница, – сказал он, выпрямившись и начав очищать со своего пиджака несуществующие ворсинки. – Будто ты бы вернулся сюда, даже если бы был неподалеку. Тебе небось не терпится свалить от меня.

– Я все равно буду приезжать домой, папа, – ответил тихо. Я ухватился за край шкафчика, хотя по-прежнему чувствовал дрожь в руках. – Если я буду в Европе, ты бы тоже мог туда переехать… или я бы мог…

– Убирайся на хрен отсюда, – перебил он. Не собираясь спорить, я быстро вышел за дверь в коридор. – Может, когда ты перестанешь путаться у меня под ногами, я наконец смогу кого-то найти, – услышал я его бормотание, выйдя из ванной. – Кому нужен парень с гребаным пацаном-подростком?

Я спустился на кухню и осторожно плеснул в лицо холодной воды, чтобы та не попала на смокинг, и постарался утихомирить дрожащие руки. Потер поясницу, которая немного ныла, и вновь пробежал ладонями по волосам.

Я расхаживал по кухне и поглядывал на часы. Мы должны были выйди из дома через четыре минуты, в противном случае опоздаем. Если бы мы опоздали… что ж, дерьмо. Я не хочу опаздывать. Только я собрался отправиться за ним, как услышал его шаги на лестнице.

– Пошли! – проорал он. – Надо выметаться, пока не опоздали!

Поездка в машине прошла в тишине, и когда мы подъехали к ратуше, там было огромное количество людей, поэтому я начал успокаиваться еще до того, как выбрался из машины. Я оглядел собравшихся: мелкие местные политиканы, люди из совета директоров больницы и попечительского совета школы – все были одеты в свои лучшие наряды, словно старались вновь пережить свой выпускной.

Пора играть роль, для которой мы были подобающе одеты.

Папа слегка приобнял меня за плечи и от души смеялся над пустяками, пока мы шли по тротуару и поднимались по лестнице к гигантским двойным парадным дверям. Он приветствовал всех улыбкой и короткой усмешкой, пожимал руки, целовал детей – и так все девять ярдов²⁶. Несколько человек отметили взятый мной пенальти, на что он просиял и приобнял меня, говоря им, как был горд за меня.

Я старался не вздрогнуть, когда его рука коснулась синяка на моей пояснице.

– Ах, вот ты где, Грег! – Папа снова просиял. Его глаза горели ярче, чем светодиодные прожектора. Я посмотрел туда, куда был направлен его взгляд, и затаил дыхание.

Там был шериф Грег Скай в смокинге, а под руку с ним – Румпель, в светло-зеленом, мерцающем платье. Оно чрезвычайно изящно прикрывало ее от шеи до колен, и определенно было чертовски великолепным. Ее волосы были завиты и спускались локонами по плечам, а ткань платья струилась по рукам и телу, и казалось, будто сильный порыв ветра мог сорвать его.

Слава Богу, смокинг длинный, потому что некоторые части моего тела определенно все подмечали и старались приподняться, чтобы получше рассмотреть.

– Томас, ты помнишь Грега? – Папа улыбнулся, демонстрируя все свои зубы, я протянул руку и поприветствовал шерифа рукопожатием.

– Конечно, шериф Скай.

– А это моя дочь, Ники, – сказал шериф. – Она недавно переехала сюда, собирается закончить тут последний класс старшей школы. Она здесь всего неделю, но я уже рад, что она со мной. Совсем забыл вкус настоящей еды!

– Папа! – проворчала она себе под нос, но я мог думать только о том, как они с отцом сидят на кухне и вместе ужинают.

Я встретился с ней глазами.

Ники.

Я почувствовал, как уголок моего рта слегка приподнялся.

– Приятно познакомиться, Ники. – Папа протянул руку и на мгновение поднес костяшки ее пальцев к губам.

Очень плавно.

– Николь, – сказала она ему с улыбкой. – Я постоянно говорю папе, но он похоже считает, что мне по-прежнему десять, а не почти восемнадцать.

Папа рассмеялся, и шериф Скай присоединился к нему.

– Подростки, верно? – продолжал посмеиваться папа. – Что ж, Николь, это Томми.

Папа и шериф снова рассмеялись.

– Очень смешно, – я кивнул и посмотрел на Румпель… э-э… Николь… закатив глаза. – Никто не называл меня Томми, с тех пор как мне было четыре.

Она сжала губы, словно сдерживая ухмылку. Я наблюдал, как она прикусила нижнюю губу, когда я взял ее за руку и повторил действие моего отца.

– Рад познакомиться с вами, мисс Скай, – сказал я с улыбкой. Мои губы на мгновение скользнули по тыльной стороне ее ладони, и она явно не могла больше сдерживать смех – она буквально взорвалась от этого. Ее глаза округлились. Она быстро прикрыла рот рукой, когда несколько человек посмотрели в ее сторону.

– Николь… господи… – ее отец похлопал ее по спине. – Ты в порядке?

– Со мной все хорошо, папа, – подтвердила она. – Просто… ну, Томас и я ходим в один класс по биологии. Мы напарники в лабораторном проекте, так что мы уже знакомы.

– О, здорово! – произнес мой отец с улыбкой и еще больше просиял. – Томас, почему бы тебе не отвести Николь к прохладительным напиткам и может немного прогуляться по залу?

– С удовольствием, – ответил я и был полностью искренен. Глаза Николь вновь округлились, когда мой отец положил руку на плечо шерифа и повел того в сторону другой группы людей. Я подставил Николь свою руку. – Позволишь?

Ее глаза слегка сузились, но она приняла мое предложение.

– Не желаешь чего-нибудь выпить? – спросил я, когда мы подошли к банкетным столам. Николь держала меня под руку, едва касаясь ее. Я чувствовал головокружение. – Чай со льдом довольно хорош.

– Конечно, – она подняла на меня взгляд слегка прищуренных глаз. Я налил два стакана и повел ее на один из балконов. Придержал для нее дверь, и она прошла вперед, все еще поглядывая на меня с долей настороженности.

– Ты выглядишь крайне привлекательно этим вечером, – сказал я ей.

Глаза Николь на секунду расширились.

– Эм… спасибо, – ответила она и вновь бросила на меня странный взгляд. – Ты очень хорошо выглядишь в смокинге.

Я одарил ее полуулыбкой.

– Благодарю. Я ношу его лишь на этот банкет и случайные свадьбы.

– И настоящая бабочка? – отметила она. – Ты хоть знаешь, как ее завязывать?

В голове пронеслась перепалка с папой до нашего приезда сюда. Я позволил ей прокрутиться у меня в голове, потому что порой мои попытки откинуть эти мысли были слишком утомительными.

– Знаю.

– Это, вроде как, круто.

– Мама настояла, чтобы я научился это делать, – непроизвольно ляпнул я и тут же пожелал взять слова обратно.

– Так твоя мама сегодня здесь? – спросила Николь, сделав глоток своего чая.

На секунду я напрягся. Горло сдавило. Я не привык, чтобы кто-то о ней спрашивал. Мы жили в таком маленьком городке, и все знали эту историю, так что меня никогда не спрашивали об этом.

– Эм… нет… эм… моя мама умерла.

– Ох, черт! – Николь фыркнула чаем и постаралась стереть стекающие по подбородку капли. Я не смог сдержать слабой улыбки, когда она вытирала свое лицо и платье, стараясь стряхнуть влагу, и одновременно с этим проливая напиток еще больше, так как пыталась не уронить стакан. – Мне так жаль, Томас! Я понятия не имела!

– Все в порядке, – ответил я. Ее сумбурный вид разрядил обстановку, но я не смог полностью остановить тягостные воспоминания. – Это было давно.

– Тем не менее… мне действительно жаль. – Она вытерла жидкость с передней части платья. Пару минут мы просто стояли в неловкой тишине и смотрели на реку, прильнув к балконным перилам. Мой разум работал на предельной скорости, стараясь определить, как мне следует поступить в данной ситуации. Какой была моя роль? Каковы были мои реплики? Должен ли я сказать ей больше?

Я не мог продолжать держать это в себе, и, в конце концов, та небольшая часть, что переполняла меня, выплеснулась наружу:

– Была авария, – сказал я. Я не мог назвать это несчастным случаем. Если бы не я, то ничего бы не произошло, так что это не было гребаным несчастным случаем. – Мне тогда было двенадцать.

– Что произошло? – тихо спросила она.

Это слишком.

Потянувшись вниз и ухватившись за перила, чтобы успокоить руки, я взглянул на реку. Я весь внутренне напрягся, стараясь избежать подступающие воспоминания – буквально выдавливая их из своей головы, пока виски не начали пульсировать.

– Прости, – сказала Николь. – Тебе не обязательно об этом говорить.

Я сглотнул сквозь сдавленное горло. Я не хотел думать об этом – не хотел ворошить воспоминания – но все еще хотел, чтобы она знала. Не знал, почему хотел, чтобы она знала, но именно так и было.

– Она врезалась в дерево, – сказал я сквозь стиснутые зубы. Я не смотрел на нее, продолжал пристально таращиться на воду и слушать, как она шумит среди камней. Моя голова пульсировала, но попытка вытеснить эти воспоминания из сознания была мучительной.

Я почувствовал холодное прикосновение к своей руке и опустил взгляд – пальцы Николь медленно пробегали вверх и вниз по моему предплечью. Мои мышцы напряглись и затвердели, пока сжимал перила. Но когда она прикоснулась ко мне, мой захват ослаб, и я начал расслабляться. Я наблюдал, как ее тонкие пальцы скользили по волоскам на моей руке.

– Я не хочу вмешиваться, – прозвучал ее мягкий голос, словно песня. Я слегка покачал головой не в силах найти подходящих слов. Она, должно быть, неправильно поняла, потому что отдернула руку, нервно прижав ее к боку.

Я не хотел, чтобы она убирала ее от меня.

Мне хотелось, чтобы она снова ко мне прикоснулась, потому что боль в моей голове прошла, а воспоминания перестали пытаться вырываться наружу. Мне хотелось прикоснуться к ней, чтобы узнать, была ли ее кожа действительно такой же мягкой, какой выглядела. Я хотел ощутить прохладу ее рук, все еще влажных от капель конденсата с стакана, что она держала, контрастирующими с теплотой ее тела.

В помещении зазвучала музыка, и пары начали выходить на танцпол.

– Не хочешь потанцевать? – вдруг спросил я.

– Потанцевать? – она отступила на шаг. – Оу… я не танцую.

– Почему нет?

– Эм… Я не умею? – Ее слова прозвучали как вопрос.

– Тебе не нужно уметь, – сказал ей. – Я покажу тебе.

– Не думаю, что…

– Пожалуйста, – попросил я, протянув руку. Я просто хотел еще раз к ней прикоснуться… лишь на пару минут.

– Ладно, – наконец ответила она, вложив свою руку в мою. Я повел ее на танцпол и положил руку ей на талию.

– Положи руку мне на плечо, – попросил я и она подчинилась. Я взял ее за руку, ощущая прохладу пальцев. – Вот так.

Поначалу она была напряжена, немного спотыкалась, но это длилось лишь пару тактов, пока она не расслабилась, позволив мне вести, и стала выглядеть потрясающе грациозно, когда я кружил ее в танце. Она улыбнулась мне, а затем ее глаза резко потемнели.

– В чем дело, Мэлоун? – вдруг спросила она.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду… ты тот же парень, которого я видела в школе?

– Ну… да, разумеется! – рассмеялся я.

– Ты взрываешь мой мозг, – пробормотала она.

– Прости, что? – переспросил я.

– В школе ты полный придурок, – выдала она.

Я рассмеялся.

– Не сдерживайся, – посоветовал я, – а то заработаешь язву.

– На поле ты задница.

– Это совершенно другой костюм, – не задумываясь, ответил я.

– Костюм? – Николь на довольно долгий период прекратила свою тираду, чтобы посмотреть на меня снизу-вверх из-под бровей.

Я опустил глаза и похлопал большим пальцем по отвороту пиджака моего смокинга.

– И это тоже совершенно другой костюм – он отличается от униформы моей команды, – объяснил я.

– Так что, – воскликнула она, – ты становишься совершенно другим человеком, потому что ты в другом… костюме?

Слова Жака самовольно сорвались с языка:

– Весь мир – театр, Румпель, – сказал я и подмигнул.

– В нем женщины, мужчины – все актеры, – продолжила она, улыбнулась и приподняла брови.

Я закружил ее на месте в медленном темпе, а затем вновь прижал к себе ближе.

– У них свои есть выходы, уходы, – процитировал я. – И каждый не одну играет роль²⁷.

Ее улыбка стала шире, и она была потрясающей. Мою грудь сдавило, дышать стало труднее. Я сбился с шага в танце.

Я хотел ее узнать.

Хотел, чтобы она узнала меня.

Не того придурка со школы.

Не парня в смокинге.

Не вратаря на поле.

Просто меня.

Но я не знал, кем я был.

Мои мысли разгоняются с бешеной скоростью, идея о том, чтобы проводить с ней больше времени и просто… разговаривать становилась все более и более привлекательной. Но в то же время она пугала меня. Я могу представить себя, рассказывающем о многом Николь – возможно, даже слишком многом. Что она подумает о моих рисунках? Нравится ли ей классическая музыка? Подумает ли она, что все это лишь дурацкая трата времени? А что если она узнает, какой бардак творится в моей голове? Она уже думала, что я задница, и я в принципе не могу отрицать, как это определение мне подходит – уж точно я не был благоухающей розой. Что бы она подумала, если бы знала, что даже собственный отец терпеть меня не мог? Что если бы она узнала, почему он так сильно меня ненавидел?

Что бы она подумала, если бы узнала, что я убил собственную мать?

В пьесе Шекспира «Венецианский купец» Ланчелот сказал: «но истины не утаить». Так или иначе, мне нужно будет держать ее в неведении о том, каким ужасным я был на самом деле.

Ну и как мне это сделать?