Глава XX. Неприятный разговор

И вот Мишель опять попала.

По правде говоря, не было ничего удивительного, что Иван схватил ее. Но ладно бы это произошло в тот момент, когда девушка вела себя, как идиотка, рыскала вокруг таверны. Сейчас-то она все делала разумно, поехала в больницу…

Прошло уже несколько минут. Иван периодически бросал взгляд на девушку в зеркало заднего обзора, но пока не произнес ни слова, Мишель тоже не делала попыток заговорить. Девушка заставила себя сдержать слезы. Не дождется. Пусть хоть Библию под кожу ей зашьет, не будет она услаждать ликантропа рыданиями.

И просить пощады не будет.

А вот дрожь унять не получалось.

Какой ужас. Так не хочется умирать. Мишель подумала, что нужно попробовать соврать, что она беременна, быть может, это пробудит хоть толику жалости в Иване. Но девушка сомневалась, что у ликантропа есть и частичка этого чувства. Вероятно, это даже доставит ему еще большее удовольствие, знать, что она беременна. Девушка так и слышала, как Иван скажет: «Ух ты! Значит, животик твой оставим на десерт!».

Девушка постаралась принять более удобное положение. Единственное, что внушало оптимизм — для того, чтобы убить ее, оборотню придется открыть клетку. По крайней мере, если он собирается это сделать своими когтями и клыками. И вот тогда появится возможность ускользнуть.

— Как ты там? — наконец произнес Иван.

— Буду с тобой откровенна, не очень.

— Я бы так не сказал. Ты ведь можешь говорить, так ведь? А большинство моих жертв так пугаются, что теряют дар речи.

— Я просто польщена.

— И это правильно. С молчунами не так интересно.

— Ты собираешься убить меня.

— Думаешь, следует?

— Нет.

— А что так? Аргументируй.

— Я не сделала тебе ничего плохого. Я пыталась тебе помочь.

— Что-то не припоминаю такого.

— Видимо, я была не слишком убедительна. Мы оба жертвы, пленники.

— Позволю себе не согласиться. Я не жертва. Джордж и Лу были полностью под контролем и вели себя ровно так, как мне было нужно. «Таверна» тому в подтверждение. Как ты думаешь, скольких я убил? Попробуй угадай.

— Шестерых.

— Больше.

— Двенадцать?

— Меньше.

— Десять?

— Меньше.

— Девять?

— Мы так всю ночь гадать будем, — сказал Иван. — В таверне я убил семерых. Еще два были сегодня чуть раньше. В сумме за двадцать четыре часа получается девять. Прилично поднагадил Джорджу. Покалечил двух легавых. Одна баба пристрелена. Парочку отпустил, но по своей воле, заслужили, иначе не уйти бы им.

— А что с Джорджем?

— Пока не убил.

— А что так?

— Еще не время. Вкусное оставляю напоследок. Ну как, ты впечатлена тем, что я замочил семь человек в таверне?

— Еще бы.

— Что-то мне подсказывает, что это сарказм. Готов поспорить ты никогда за день девять человек не убивала. Да какой там девять — даже пары! Я прав?

— Да, ты прав.

— Но вот знаешь, девять — это как-то несерьезно. Не круглое число. Никто ведь девять лет, как юбилей, к примеру, не празднует. Значимы круглые даты, числа. Это люди любят. Вот если я буду налево и направо всем рассказывать, что сегодня завалил девять человек, конечно, это народ воодушевит, но будет чувствоваться какая-то незавершенность, недосказанность. Как будто не прошел уровень. Понимаешь, о чем я? Девять не то число, которое нужно отмечать. У тебя есть какие-нибудь соображения, как мне разобраться с этой деликатной ситуацией? Как добраться до круглого числа?

— Притворись, что убил десятерых.

— Хммм. Никогда такое в голову не приходило. Но я ненавижу ложь. Предложи что-нибудь получше. Думай-думай-думай.

— Ты в самом деле хочешь, чтобы люди прознали про твой подвиг?

— Подвиг? Хорошее слово, мне нравится, что ты употребила его. Я-то думал, что мои действия вызывают у тебя отвращение.

Мишель решила, что нужно прекращать эту дискуссию и перевести тему разговора на то, что ее не нужно убивать.

— Я ведь могла сбежать. Отпусти меня.

— А ты и сбежала. Я тебя у больницы поймал.

— Нет, до того. Я не сделала этого, потому что хотела рассказать эту историю.

— Серьезно?

— Да.

— То есть ты хотела написать книгу? «Мерзкие Злодеяния Оборотня Ивана»?

— Что-то вроде этого.

— Или, быть может, «Интервью С Оборотнем». Тебя бы Энн Райс засудила.

— Отпустишь меня — сделаю тебя знаменитым.

— Если бы мне была нужна известность — пошел бы к Опре и прямо перед камерами превратился в оборотня. А потом бы ей глотку разодрал. Ценю твое усердие, Мишель, но ты не так много можешь мне предложить.

— Не согласна.

— Вот это я понимаю, — улыбнулся Иван. — Любишь это в позе волка?

Мишель почувствовала, как побледнела, как кровь отлила от лица, но постаралась говорить твердым голосом.

— Почему у тебя такие низкие амбиции?

— О чем ты?

— У тебя есть невероятные способности, сила. Такие ошеломительные, что в это невозможно поверить, пока не увидишь своими глазами. А ты растрачиваешь их на то, чтобы убивать людей.

— Но это ж весело! Это, скажу тебе, намного лучше, чем не убивать людей.

— Но ты мог бы добиться намного большего!

— Например? Раздавать консервы бомжам? Рассказывать детям о чудесных вулканах?

— Ты можешь быть суперзвездой. Только подумай, сколько славы бы снискал оборотень в обществе?

— Немало. До тех пор, пока кто-нибудь не всадит в него серебряную пулю.

— Многих знаменитостей хотят убить, но это не мешает им оставаться в живых. У тебя будет столько денег, что ты сможешь обеспечить свою безопасность.

— А, понял! Я могу стать супергероем!

— Вполне можешь.

— Да, точно, я могу быть Человеком-Оборотнем, бегать по округе и кусать злодеев. У меня будет шерстяная накидка с буквой «О»! Блин, я даже не представлял, что у меня есть такой скрытый потенциал! Ты открыла мои глаза, теперь передо мной открылся новый мир. Как я только смогу отплатить тебе за это?!

— Иван, я серьезно.

— Ты стараешься предложить свои услуги в качестве моего импресарио?

— Возможно.

— А вот мне кажется, что ты болтаешь просто чтобы остаться в живых. Ты выглядишь чересчур мило и невинно для того, чтобы вести дела большого плохиша-оборотня, который с легкостью пустит на нет все вложенные на его раскрутку усилия, устроив кровавую резню.

— Не согласна с тобой.

— Ах ты лицемерка! Преклоняюсь! Но, хорошо, просто для поддержания диалога, скажем, я заинтересован. Быть может, в один прекрасный день я посмотрю на свое отражение в зеркало и скажу себе: «О как я мог?! Посвятить всю свою жизнь служению злу. Какой позор! Горе мне за мои преступления! Я должен искупить грязные поступки, то, что я столько жизней погубил, судеб разрушил. Теперь, дабы замолить свои грехи, я буду творить добро!»

— Я не говорю, что нужно делать добро.

— Ты хочешь сказать, что мне следует стать суперзлодеем? О, вот это, кстати, клево!

— Ты не воспринимаешь мои слова всерьез.

— А какое имя подходит для оборотня-суперзлодея?

— Иван…

— Возможно, Волчий Убийца. Нет, погоди, это звучит, будто я волков убиваю. Смертельный Волк. Кровавый Волк. Призрачный Волк. Я, конечно, не то чтобы призрак, но звучит устрашающе, согласись? Убойся злого Призрачного Волка. Да!

— Я пытаюсь помочь тебе.

— Не особо. За старания, конечно, хвалю. Но все же плохо у тебя получается выторговывать свою жизнь. Единственное, что мне от тебя нужно — кусочек твоей сладкой попки.

— Только попробуй, я тебе хер оторву.

— Зачем так грубо? Могла бы сказать «пенис».

— Я на полном серьезе.

— Да неужели? Ты реально думаешь, что меня устрашают твои угрозы? После того, как я сегодня замочил столько народа, ты считаешь, что я испугаюсь, что ты мне пипиську повредишь?

— Если я только ее увижу, ты ее лишишься. Клянусь.

— Знаешь, стоило мне почти проникнуться твоей идеей — нажить состояние на том, что я оборотень, как ты принялась угрожать моим гениталиям. Очень грубо. Хотя, как ни странно, возбуждающе.

— Только попробуй и увидишь, что произойдет.

— Да расслабься, милая, — рассмеялся Иван. — Сегодня сексуального насилия не будет. Я не тот, кому нужно для этого применять силу, думаю, ты понимаешь, о чем я. Но вот убить — другое дело. Такие планы на тебя у меня есть.

Мишель сжала кулаки. Только не плакать, не плакать, не плакать.

— Что, нечего сказать? Удивлен. Хочешь, расскажу, как это случится?

— Давай.

— Мне нравится храбрость в твоем голосе. Хорошая попытка. Так вот, я хочу заехать на этом фургоне в милое тихое местечко. Найти на приемнике подходящую радиостанцию с подходящей под настроение музыкой. Надеюсь, удастся поймать что-нибудь джазовое. Если нет, подойдет и классик-рок. Потом выйду из машины, открою задние двери, буду стоять и смотреть на тебя снаружи. Знаешь, как это может быть жутко, когда на тебя кто-то так смотрит, не отводя глаз — мурашки по коже, не можешь думать ни о чем другом? Вот это ты испытаешь. Только с оговоркой, что ты еще будешь понимать, что, когда я закончу с этой частью, придет твоя смерть. Быть может, буду смотреть на тебя минуту, а возможно, и час. Но после этого я медленно открою клетку.

— Ты совершаешь серьезную ошибку.

— Нет, я принимаю мудрое решение. Пожалуйста, не перебивай. После того, как я открою клетку…

— Я не хочу это слышать.

— А мне наплевать, что ты хочешь слышать, малышка. Ты будешь слышать то, что я тебе хочу сказать, а я хочу, чтобы ты узнала, какая тебя ждет ужасная смерть. Если ты заткнешь уши и начнешь орать «ля-ля-ля», с этим я, конечно, ничего поделать не могу, но ты ведь не будешь вести себя, как дитя малое.

— Какой смысл убивать меня?

— Я так хочу. Этого вполне достаточно. Ну, подумай сама. Вот какой, например, смысл в том, чтобы аппетитное шоколадное печенье макать в холодное молоко, прежде чем съесть. Но вот ты хочешь это сделать и делаешь. А ты и есть моя печенюшка. Вот! Теперь так и буду тебя называть. С этого момента ты Печенюшка.

— Пошел нахер.

— О, мы скатились до оскорблений? Как некрасиво, Печенюшка. Ты уже не можешь поддерживать нормальный диалог воспитанных, интеллигентных людей, что в свою очередь означает, что приходит время тебе умирать. Ладно.

На некоторое время в машине воцарилась тишина. Мишель сглотнула подступивший к горлу рвотный комок, но сдержала слезы. Она не доставит этому мерзавцу такую радость.

Иван остановил фургон и выключил двигатель.

— Ну вот мы и приехали. Судя по всему, умереть тебе суждено в… Хотя я даже и не знаю, как это место называется. Но твои родные узнают.

— Тебе не нужно это делать.

— Мы уже это обсуждали. У тебя не появляется никаких новых доводов. Предложи мне что-нибудь стоящее, а не те тухлые варианты, о которых ты говорила. Ну же. Думай. У тебя десять секунд. Девять… Восемь… Семь…

— Я приведу к тебе Джорджа и Лу.

— Не приведешь.

— Нет, приведу.

— Привязалась к ним? Что-то в духе Стокгольмского синдрома, да? Мишель, то есть Печенюшка, похоже, у меня просто нет иного выбора, кроме как грязно тебя распотрошить.

Мозг Мишель взрывался, девушка отчаянно пыталась что-нибудь придумать, но не могла сконцентрироваться. Она умрет. За что же все это? Она умрет.

Иван вылез из фургона и открыл задние дверцы.

— Скучала по мне?

Мишель прижалась к дальним прутьям клетки.

— Не делай этого. В противном случае я могу заподозрить, что ты мне не доверяешь, — ухмыльнулся Иван, проведя рукой по своим зализанным светлым волосам. — Каково это: знать, что тебе осталось всего несколько минут? Нет, подожди… Не отвечай… Дай попытаюсь догадаться… Скверное наверняка ощущение. Я прав? Я победил?

Мишель молчала. Если Иван откроет клетку, она набросится на него, как дикий зверь. Да, ей скорее всего не победить, но нужно постараться дать бой, выцарапать ногтями глаза ликантропа.

— Знаешь, я вообще веселый парень, люблю юмор, но, когда доходит до этой стадии, я становлюсь очень серьезным. Так что позволь мне изложить, какие у тебя есть варианты, а ты сосредоточься и выбери, какой посчитаешь нужным. Сценарий номер один: я открываю клетку, вхожу, ты сидишь тихо и не делаешь глупостей, я превращаюсь в оборотня, бросаю тебя на пол и расправляюсь с тобой.

Иван сделал паузу, чтобы девушка в полной мере осознала смысл услышанного.

— Второй сценарий: я не буду тебя убивать.

— И что мне для этого нужно сделать?

— Просто дать мне свою руку.

— Нет.

— Что? Я только что предложил тебе жизнь. Не стоит принимать скоропалительные решения.

— Что ты задумал?

— Сюрприз. Просто дай руку.

Мишель отрицательно замотала головой.

— Когда я говорил, что расправлюсь с тобой, я не имел в виду «избавлю тебя от страданий». Перед смертью ты испытаешь такие мучения, о каких даже представить себе не могла. Ты будешь мечтать, чтобы все закончилось на том месте, когда я буду выдирать клыками твои ногти. Тебя ждет агония, достойная религиозных мучеников. И это твой выбор? На мой взгляд, паршивый.

Не плачь, не плачь, не плачь…

— Лучше тебе дать мне руку.

— Подойди и сам возьми, что тебе нужно.

— Давай все проясним. Ты предпочитаешь ужасную смерть, когда куски твоего тела будут находить на расстоянии нескольких километров друг от друга, вместо того, чтобы выбрать жизнь?

— Я не дам тебе руку.

— Да что с тобой?! Я же не заберу ее себе! Хорошо, ладно, я сделаю кое-что необычное. То, чего прежде не делал. Но торжественно обещаю, что если ты дашь мне руку, я не убью тебя. Ни сегодня, ни в любой другой день. Клянусь!

Мишель явственно представила себя закованной, в подвале Ивановского дома, на весь остаток дней обреченной быть рабыней для пыток этого извращенца.

— Я не верю тебе.

— А в ту часть, ну про жуткую смерть, веришь?

— Да, — промолвила девушка.

— Ну так и про «я не буду тебя убивать» тоже правда. Мне кажется, у тебя нет оснований для недоверия. Да я слов подобрать не могу, чтобы в полной мере выразить, насколько предпочтительнее для тебя сценарий номер два! Давай руку!

Как ни сопротивлялась Мишель, но по какой-то совершенно необъяснимой для самой себя причине девушка поверила словам Ивана, тому, что оборотень не убьет ее. Нет сомнений, ее ждут ужасные вещи, но какой был выбор? Либо поверить, либо надеяться, что сможет одолеть оборотня в схватке, когда он войдет в клетку. Конечно, поверить.

Девушка осторожно отодвинулась от дальней стенки клетки.

— Правильное решение.

Мишель собралась с силами, и, отважно прогоняя охватывающий ее ужас, протянула ладонь между прутьями клетки.

Иван взял ее в свою руку.

Загрузка...