Габби направлялся к дому, когда увидел у лестницы черную карету. Он не ждал их прибытия так скоро, но был рад тому, что они добрались до Клифтон-холла раньше оговоренного часа. Ему не терпелось увидеть реакцию Эмили на приготовленный специально для нее подарок.
Эмили… Его любовь, его жизнь! И уже его обожаемая жена! Вот уже неделю он пребывал в блаженном супружестве, не веря в то, что ему так сказочно повезло. Вновь встретить Эмили, распознать свои чувства и суметь удержать ее рядом с собой. И мало того, она любила его не меньше. Любила так, как он и не смел мечтать. Ему пришлось нарушить традицию семьи, и вместо того, чтобы везти невесту в Гретна-Грин, он обвенчался с ней в деревенской церкви. И даже сумел за время приготовлений пригласить на венчание тетю Эмили, которая по-настоящему заботилась о ней в то время как другие отреклись от нее. Габби был очень рад увидеть, с какой теплотой обняла Эмили ее тетя, со слезами на глазах прижимая ее к своей груди.
Поднимаясь по лестнице, Габби удивленно покачал головой, взглянув на большой дом. Клифтон-холл. Где прошло все его детство. Где он познал горечь одиночества. Куда боялся вернуться, не представляя, как станет жить в опустевшем родительском доме. А теперь у него была Эмили. И ее пребывание заполняло Клифтон-холл таким теплом, которое могло бы согреть даже оледеневшую душу. Какой была его душа до встречи с ней.
И сегодня он хотел вручить ей свой рождественский подарок. Обрадовать жену так, как она этого заслуживала. Он хотел изгнать из ее памяти все плохие воспоминания и заполнить их хорошими. И решил начать именно с этого. Он был уверен, что Эмили оценит этот его жест.
Но едва Габби вошел в гостиную, он понял, что что-то произошло, скользнув быстрым взглядом по застывшим лицам своих дяди и тети, сестер, их мужей, тети Эмили и самой Эмили, которая была так бледна, что у него невольно замерло сердце. И они все напряженно смотрели на пожилого мужчину и рядом стоявшую с каштановыми уже седеющими волосами женщину в черном.
— Что здесь происходит? — спросил он, нарушив зловещее молчание, и направился прямиком к жене, которая побелела еще больше, едва увидела его. — Что с тобой, душа моя?
— Как мило! — Заговорила незнакомая женщина голосом, полным такого презрения, что Габби невольно обернулся. И тут же столкнулся с ее ненавистно-разъярённым взглядом. Она скривила губы, приподняла повыше острый как нож нос и ядовито добавила: — Вот как вы теперь называете нашу падшую дочь?
Все встало на свои места. Габби ощутил вдруг в груди такой оглушительный гнев, что едва сдержался от того, чтобы не наброситься на родителей Эмили. Перед ним стояли именно родители Эмили! Те, кто не подумали помочь ей, когда мерзавец друг их сына избил ее. Выбросили на уличу, даже не выслушав. Забыли о ней и не беспокоились о ней вплоть до сегодняшнего дня. А теперь…
С беспокойством Габби отметил, как стремительно холодеют пальцы Эмили. Габби задышал чаще, нежно сжав ее руки. Он не позволит, чтобы с ней что-то сделали. Он порвет их на части, если ее родители вздумают причинить ей еще боли.
— Все хорошо, — сказал он, взглянув на Эмили. — Все будет хорошо, ты слышишь меня? — он затаил дыхание и ждал малейшего ответа от Эмили, и только когда она медленно кивнула, он выдохнул и снова повернулся к ее родителям. — Какого дьявола вы делаете в нашем доме?
— А такого, — на этот раз вступил в разговор отец Эмили, сверкнув своими маленькими глазками и сжал руку в кулак, — что мы приехали забрать ее! Она достаточно опозорила нашу семью! С меня хватит!
Габби почувствовал, как Эмили вздрогнула от слов отца. Неужели она допустила мысль о том, что Габби позволит этому случиться?
— Посмотри, Ричард, — с отвращением сказала мать Эмили, кивнув на кого-то, кто стоял возле камина. — Они откапали и вывели на свет и твою сестру.
— И я рада тебя видеть, Дора, — спокойно ответила Альберта.
— Не притворяйся! — рявкнула Дора, зло сузив глаза. — Из-за этой неблагодарной твари погиб мой брат. А мой сын был вынужден бежать из страны.
Ярость доселе неизведанная, охватила Габби так сильно, что он сделал шаг вперед, не выпустив однако руку Эмили из своей. Эму было невероятно трудно сдержать себя, но он постарался это сделать ради жены.
— Прошу заметить, — процедил он, пристально глядя на мать Эмили, — что вашего сына отпустили и дали возможность покинуть страну только потому, что он брать Эмили. Иначе ему не миновать виселицы, а то и участи похуже.
— Он не сделал ничего плохого, а эта мерзавка…
Габби сжал свободную руку в кулак.
— Если вы еще раз скажете хоть бы одно оскорбительное слов в адрес моей жены, я забуду тот неприглядный факт, что вы ее родители!
— Вы нам угрожаете? — с немалым изумлением спросил Ричард, глядя на него. — Вы не имеете на это никакого права!
— Я еще даже не начал угрожать.
— Боже, Ричард, — ахнула Дора, схватив мужа за руку. — Бери эту… — увидев предостерегающий взгляд Габби, она побоялась сказать то, что собиралась: — Бери ее и уходим отсюда. Здесь все сумасшедшие!
— Если вы хоть пальцем тронете мою жену, я задушу вас!
Глаза Габби загорелись такой яростью, что отец Эмили остался стоять на месте. На этот раз Габби не шутил, и мог бы сделать вещи похуже, если бы эти люди приблизились к Эмили. И это поняли не только Ричард и Дора.
Эмили вся дрожала от унижения и обиды. Ей было больно и очень горько от того, что в столь светлый день к ним приехали ее родители и собирались вылить грязь, в которой достаточно искупали ее, и эту замечательную семью, которая теперь стала и ее семьей. Она решила, что прошло отпустило ее. Господи, она так на это надеялась! Но так сильно заблуждалась. Сейчас могла произойти еще одна трагедия, которую она была не в силах предотвратить.
Ричард, окинув презрительно свою дочь, взглянул на Габриеля.
— Что вы нашли в ней? — начал он с еще более ненавистным голосом. — Разрешила поднять свои юбки? Она давно испорченный товар!
Как мог Габби удержаться от желания врезать по лицу человека, который говорит такие вещи о собственной дочери и унижает ее как только может? Он хотел было отпустить руку Эмили и шагнуть к мерзавцу, но она удержала его, вцепившись двумя руками в его побелевшие пальцы. У него так сильно стучало сердце, что Габби едва мог дышать, но сумел как-то удержаться. Ради Эмили! Сдержаться физически. Но слов он не собирался пожалеть.
— Если бы вы были настоящими родителями для своих детей, вы бы давно поняли, как брат вашей жены порабощает вашего старшего сына, а тот вымещает свою злость на ни в чем не повинную сестру. Его друг чуть было не изнасиловал вашу дочь, а вы обвинили ее в том, что это она все устроили. Вы выбросили ее из дома, даже не поведя и бровью, даже не попытавшись выслушать ее. Вы, — он взглянул на мать Эмили, — какая вы мать после того, что не попытались утешить убитую горем дочь?! Вы забыли о ней и не навещали, а теперь пришли сюда и утверждаете, что собираетесь забрать ее? Как вы можете после всего этого смотреть ей в глаза? Вы самые несчастные люди на свете, потому что не оценили и не одарили любовью ни одного из своих детей! И я не позволю, чтобы вы сделали такой же несчастной еще и мою жену!
Отец Эмили побагровел от гнева.
— Я обращусь в высшие инстанции и потребую аннулировать ваш брак.
— О! — Габби даже рассмеялся от этих слов, еще крепче сжав руку Эмили. — Уверяю вас, брак заключен так крепко, что Эмили сейчас беременна двумя рыжеволосыми мальчишками. У нас начинается новая династия рыжеволосых Хадсонов. Так что ваши внуки тоже будут рыжеволосыми. От всего сердца поздравляю!
— Она ведьма! — вскричала Дора, прижав руку к груди. — Она не посмеет родить детей с таким же гадким цветом волос!
— Мадам! — Габби сделал глубокий вдох, чтобы подавить нарастающую ярость. — Позволю себе напомнить, что вы тоже родили рыжеволосого ребенка. Хоть бы за это я буду вам благодарен. А теперь… — Он перевел испепеляющий взгляд на отца Эмили. — Теперь уходите из нашего дома. Вон отсюда! Не смейте писать моей жене, не пытайтесь чернить ее за ее спиной и не ищите с ней встречи, иначе я сотру вас с лица земли. Я сверну вам шеи, а потом брошу собакам на съедение. Я позабочусь о том, чтобы вся страна презирала вас и никто, ни одна приличная семья не будет знаться с вами. Вам все ясно?
Повисла зловещая тишина. Габби видел, как усиленно родители Эмили усиленно думают над его словами, но их продолжало что-то удерживать от того, чтобы покинуть дом. Однако на этот раз раздался голос другого человека.
— Позвольте представиться. — Джек шагнул вперед и дружелюбно улыбнулся родителям Эмили. — Я — граф Бьюмонт и всячески стану помогать своему шурину в том, что он только что сказал. Как думаешь, Тони, если посчитать всех моих друзей, из них получился половина высшего света?
— Я думаю, — начал было Тони, но Джек быстро прервал его.
— Забыл представить вас. Это герцог Пембертон, хотя, полагаю, что с ним вы должны быть знакомы, ведь он ваш сосед.
Тони сделал шаг вперед и встал рядом с Джеком.
— Джек, думаю, тебе не стоит беспокоиться, потому что вторая часть высшего света знает меня.
Следом за ним шагнул вперед Себастьян.
— А я найду самых голодных и кровожадных собак, — пообещал он с таким мрачным выражением лица, что мать Эмили сделала шаг назад, продолжая прижимать к груди свою руку. — Наш егерь как раз занимается парочкой стаффордширских терьеров и одним одичалым ротвейлером.
Эмили понимала, почему Джек, Тони и Себастьян говорят так. Даже несмотря на всё то, что сделала ее семья семье Себастьяна, он продолжал защищать ее. Как делали это Джек и Тони. Люди, безоговорочно принявшие ее в свою семью. И теперь давали ей понять, что защитят ее, не смотря ни на что. От признательности к ним и боли в сердце слезы выступили у нее на глазах. Она не нашла любви и тепла в собственной семье, а семья Габриеля дарила ее с головокружительной щедростью.
И словно бы слов мужчин было мало, в разговор вступила Тори, встав рядом с мужем и заговорила самым своим радушным голосом:
— Алекс, какие-нибудь травы из твоего сада способны вызвать сильнейшее несварение желудка?
Алекс тоже шагнула вперед.
— Да, — спокойно ответила она, поправив свои круглые очки. — Фенхель, например.
Тори широко улыбнулась родителям Эмили.
— Как непростительно с моей стороны, что я не предложила вам освежающие напитки. Не желаете чаю с фенхелем? Наша Алекс очень хорошо в этом разбирается и только что уверила мне, что такой чай будет вам очень полезен.
Родители Эмили снова не смогли ответить, отступая назад. Но недостаточно быстро.
Настала очередь Кейт выступить вперед, что она и сделала с невероятно напряженным мрачным выражением лица.
— К моему величайшему сожалению я не умею завуалированно выражать свою неприязнь, так что скажу прямо. Эмили — часть нашей семьи и теперь у нее есть те, кто будет по-настоящему защищать ее. И да, я присоединяюсь к словам своего брата: вон отсюда!
Она так громко произнесла последние слова, что родители Эмили вздрогнули и, бормоча себе под нос что-то невнятное, поспешно покинули, вернее, чуть ли не выбежали из гостиной. Затем раздался стук входной двери, а потом все затихло. Кейт медленно повернулась к Габби.
— Почему все самые ужасные сцены должны происходить в этой самой гостиной? — сказала она, покачав головой, и тут же ее обеспокоенный взгляд остановился на почти белой как полотно жене брата. — Эмили…
Но она не договорила, потому что Габби тут же притянул к себе дрожащую жену, сотрясающуюся от рыданий, и крепко обнял ее.
— Оставьте нас! — велел он, уткнувшись в шею Эмили. Только сегодня он по-настоящему понял, через что приходилось проходить Эмили, которая жила с этими… — Успокойся, — прошептало он умоляюще, еще теснее прижимая ее к себе и пытаясь согреть теплом собственного тела. — Все хорошо…
— Габриел, — прошептала она, цепляясь за его плечи так, будто боялась упасть.
— Всё уже позади, — проговорил он, поглаживая ее одеревеневшую спину. — Они ушли, их больше нет…
— Мне так стыдно!.. — начала было она, но Габби вдруг резко поднял голову и яростно взглянул на нее.
— Не смей, слышишь?! Это им должно быть стыдно! — прогремел он в пустой гостиной, ощутив былой гнев. Но попытался ради нее взять себя в руки, чтобы еще больше не пугать ее. Отстранив ее чуть от себя, он взял ее бесконечно дорогое лицо в свои ладони и большими пальцами вытер влажные дорожки. — Они мучили тебя, бросили и отказались, а теперь пытались выставить тебя… — Он сжал челюсть, чтобы сдержаться. — И после всего этого они допускают мысль о том, что я позволю им приблизиться к тебе?
Гнев Габриеля удивительным образом прогнал боль Эмили. Она перестала дрожать, перестала плакать. Подняв уже зажившие руки, она накрыла ими его руки, которыми он обхватил ее лицо. И заглянула в самые серебристые, самые дорогие сердцу глаза человека, который так много значил для нее. Который так много сделал и продолжал делать для нее. Который проявил верность тогда, когда его могли настроить против нее. Но он не поддался. Он бы защитил ее до последнего вздоха. Как сделала бы и она.
— Успокойся, — прошептала она, видя как тяжело он дышит, и как сильно побледнел.
Габби вдруг глубоко вздохнули обессилено привалился к ней своим лбом.
— Мне так жаль, — проговорил он, глядя ей в глаза.
— Жаль? — изумилась Эмили. — Тебе?
— Да, я не хотел портить тебе этот день…
Эмили прижала свои пальцы к его губам.
— Ты прекрасно знаешь, что здесь нет твоей вины.
Габби сокрушительно покачал головой.
— Я даже не думал, что они заявятся сюда… Если я еще раз увижу их!..
— Они мои родители, — хриплым от боли голосом произнесла Эмили, на секунду закрыв глаза. — И останутся ими, как бы сильно ни ненавидели меня.
У Габби болезненно сжалось сердце. После всего произошедшего она еще могла найти в себе силы, чтобы защитить… своих родителей! Откуда в ней было столько добра и милосердия? Он нежно погладил ее по щеке, радуясь хоть бы тому, что здоровый цвет лица возвращается к ней. Он прекрасно понимал, что для нее означали отношения к ней ее родителей.
— Если они когда-нибудь раскаются и захотят попросить у тебя прощения, — сказал он, превозмогая свой гнев, — я не буду им препятствовать и даже приму их в свою семью.
Он вдруг снова увидел, как глаза ее наполняются слезами, и одна капелька стремительно скользит вниз.
— Я говорила, как сильно люблю тебя? — едва слышно прошептала она, проведя пальцем по его губам.
Габби осторожно вытер ее последнюю за сегодняшний день слезинку. С нее было достаточно слез. Она не должна была больше плакать. И чтобы хоть как-то приободрить ее и отвлечь, он лукаво-веселым голосом ответил:
— С тех пор, как мы проснулись сегодня…
— Я люблю тебя!
Эмили убрала руку и тут же прижалась к его губам, умирая от любви к нему. Габби застонал, крепко обнял ее и прижал к себе. Он бы вечно целовал ее, если бы позади не раздался звук открывающейся двери и легкие покашливания дворецкого.
— Граф и графиня Херефорд.
Эмили тут же отпустила мужа и сделала шаг назад, ощущая, как горят щеки. Но едва увидев, как в комнату входит элегантно одетая светловолосая женщина с до боли знакомыми глазами и чертами лица, она подумала, что у нее сейчас остановится сердце.
В глазах гостьи стояли слезы.
— Эмили, — прошептала она, дрожащим голосом.
Эмили не могла поверить своим глазам.
— Эмма? — едва смогла выговорить она, потрясенно глядя на единственную подругу, которую считала навеки потерянной.
Габби наклонился к ней и быстро прошептал:
— Счастливого Рождества, душа моя! Это мой подарок.
Эмили не могла оторвать взгляд от Эммы, которая внезапно подхватила юбки и бросилась вперед. На ватных ногах она тоже устремилась к ней и вскоре обнимала трясущиеся от рыданий плечи своей единственной подруги, которая не забыла ее. Которая обняла ее так крепко, что стало трудно дышать.
— Боже мой, Эмили, — рыдала Эмма, прижимаясь к ней. — Моя дорогая Эмили! Как я рада, наконец, увидеть тебя! И я готова убить тебя за то, что ты сбежала от меня. Почему ты никогда не писала мне? Как ты могла так поступить со мной?!
Эмили не могла произнести ни слова, задыхаясь от рыданий. От счастья.
— Эмма, — едва слышно вымолвила она, обнимая подругу.
Глаза ее нашли стоявшего недалеко Габриеля. Человека, который вернул ей подругу детства. Эмили знала, что даже одной жизни не хватит, чтобы любить его. Мужчину, который стоял в стороне и улыбался ей с безграничной нежностью. Ее Габриел!
Позже, когда все уже сидели за праздничным ужином, Габби вдруг повернулся к Кейт.
— А где бутылка виски, которую ты берегла для празднования моего возвращения из Европы?
Кейт чуть не поперхнулась кусочком говядины. Джек, сидящий рядом, тут же повернулся к ней и, похлопав ей по спине, протянул жене стакан с водой.
— Вот, возьми, — сказал он и взглянул на шурина. — Габби, нельзя же так пугать человека.
Габби удивленно уставился на него.
— Я напугал ее? Я просто поинтересовался…
— Знаю, чем ты интересовался, — оборвал его Джек, улыбаясь.
Кейт наконец успокоилась и выпрямилась. Габби же продолжал переводить ошарашенный взгляд с шурина на сестру.
— Что такого я сказал? — возмутился он.
— Габби, — начала Кейт, виновато глядя на него. — Видишь ли…
— Позволь мне всё объяснить, дорогая, — снова вмешался Джек.
Габби охватило настоящее беспокойство.
— Что здесь происходит?
— Видишь ли, — начал Джек, — той бутылке виски суждено было открыться не в этом году. Но я это предвидел и купил в Шотландии самый лучший сорт, какой только может быть. Позволь, я отправлю за ним.
Он дал указания дворецкому, который кивнул и поспешно вышел из столовой.
— Что всё это значит? — всё же спросил Габби.
— Это длинная история, — вдруг улыбнулся Джек, вспомнив одну из самых волнующих сцен своей жизни, которая сблизила его с Кейт. Он с любовью посмотрел на жену и добавил: — Может когда-нибудь я расскажу тебе об этом.
Когда дворецкий принес бутылку, Джек сам встал и разлил мужчинам виски, а дядя наполнил бокалы дам алым вином.
Габби взглянул на свою жену, сидящую на противоположной стороне стола. Она улыбнулась ему так нежно, что у него учащенно забилось сердце. Какое счастье, что она забыла ту отвратительную сцену в гостиной. Приезд Эммы несказанно подбодрил ее. И теперь подруги сидели рядом, сжимая руки друг друга. Они обе светились таким счастьем, что Габби подумал: было настоящим преступлением разлучить этих двоих. Он хотел, чтобы Эмили всегда была такой счастливой.
— Предлагаю тост! — начал Джек, встав со своего места.
— Джек, ты всегда торопишь события, — недовольно проговорила Кейт, потянув вниз рукав его черного сюртука.
— Джек, ты нарушаешь традиции, — напомнил Габби, взяв бокал. — Мои сестры должны вручить вам подарки прежде, чем ты огласишь тост.
Он заулыбался и сел на место.
— Поскольку моя жена старшая из сестер, она должна быть первой.
Кейт поморщилась, вперив в мужа опасный взгляд своих синих глаз.
— Почему мне показалось, не «старшей», а «старой»?
Джек всё же рискнул ответить.
— Может, это возраст, моя фея? — и тут же получил женским каблучком себе по ноге. — Ой, — простонал он, поморщившись.
— Я ведь говорила, не хмурься, у тебя появятся морщинки.
Джек покачал головой.
— А я говорил, что больше не буду покупать тебе обувь с такими острыми каблуками?
— Можно начну я? — вмешалась в разговор Алекс и повернулась к своему мужу, который сидел рядом. — Любовь моя, с Рождеством!
Она протянула ему небольшую коробку, в которой оказались два пончика, посыпанные сахарной пудрой.
Эмили с любопытством наблюдала, как Тони поцеловал жену за необычный подарок и очередь перешла к Тори.
— С Рождеством, любимый, — молвила она, вручив ему небольшой холщовый мешочек, в котором оказалась горстка миндаля, за которые Себастьян быстро прижался к ее губам.
Кейт же протянула мужу румяное яблоко. Джек взял свой подарок и с безграничной нежностью поцеловал жену за это.
Когда все сестры Хадсон завершили тайный ритуал, они повернулись к Эмили.
— А что ты приготовила для нашего брата? — спросила Алекс.
От всеобщего внимания Эмили стало так неловко, что она даже покраснела. А потом медленно встала и подошла к нему. Она заранее готовила его подарок. И просила дворецкому принести во время ужина. Остановившись возле мужа, она протянула ему маленькую бархатную коробку.
— С Рождеством!
Габби встал и, удивленно глядя на нее, взял коробку. Которую тут же открыл. На светлой материи лежал перочинный нож ручной работы, сделанный из слоновой кости.
Габби ошеломленно поднял к ней свое лицо.
— Это…
— Твой подарок, — закончила за него она, улыбаясь.
Он вдруг ощутил себя самым счастливым человеком на свете, и склонившись к ней, крепко поцеловал ее. Когда он чуть отстранился от нее, она тихо, чтобы слышал только он, добавила:
— У меня еще один подарок, но этот я вручу тебе позже.
Ему пришлось ждать недолго. Когда ужин закончился, беседы в гостиной иссякли, когда он оказался, наконец, наедине с женой в их спальне и, раздев, уложил ее на кровать, он снова вспомнил ее таинственные слов и поднял голову от ее губ, которые мечтал зацеловать до последнего вздоха.
— Ты говорила о подарке… — начал он, пытаясь не смотреть на обнаженную грудь жены. Она сама вся была для него достаточным подарком, но любопытство пересилило его неудержимое желание к ней. — Что ты собиралась подарить мне еще?
Боже, она была так красива с румянцем на щеках и улыбкой на губах! И разметавшимися на подушке огненно-рыжими волосами. Он не мог оторваться от нее свой взгляд, но уговаривал себя немного подождать.
Вот и настал этот момент. Эмили долго думала, как скажет ему об этом. Она лишь совсем недавно поняла это. Сама не до конца привыкла и осознала это, но факт оставался фактом. Это станет продолжением ее безграничной любви к нему. Взяв его руку в свою, она медленно положила его ладонь на свой всё еще плоский живот.
— Подарок, который я хотела сделать тебе, — начала она, чувствуя гулкие удары своего сердца и видя как при этом хмурятся золотистые брови мужа. — Мы вместе сотворили его. Это одно из твоих главных условий, и ты увидишь его или ее через девять месяцев.
Габриел замер на секунду, не до конца понимая то, что она говорит, но когда сказанное дошло до него, он вдруг побледнел и выпрямился. И взглянул на ее живот. Затем снова на нее.
— Ты… — У него так сильно дрожал голос, что он едва мог говорить. — Ты говоришь…
— О рыжеволосой династии Хадсонов, — счастливо закончила она, никогда не верившая, что такой день хоть когда-нибудь наступит для нее.
Габби снова взглянул на ее живот. И осторожно провел по ней своими дрожащими пальцами.
— Я скоро стану отцом?
Вопрос еще больше потряс его. Он выглядел таким растерянным, что Эмили выпрямилась и взяла его руки в свои.
— Да, — сказала она, глядя на мужа. — Подарок, который и ты вручил мне.
Да, он знал, как сильно она любила детей. Изгнанная и забытая всеми, она считала, что никогда не станет матерью. Проклятый и одинокий мужчина, который считал, что никогда не обретет тепла и семьи.
— О Боже, — простонал он и прильнул к ее губам таким нежным поцелуем, что защемило сердце. Габби осторожно уложил жену на подушки и склонился над ней. — Не могу в это поверить! — ошеломленно молвил он, заглянув в зеленые глаза.
Эмили прижала свою ладонь к его щеке.
— Как думаешь, твои сестры будут рады?
— Ты что же, продолжаешь сомневаться в них? — Габби снова крепко глубоко, ненасытно поцеловал ее, вырвав из горла мучительный стон. — Да будет тебе известно, душа моя, что Кейт, едва узнав об этом, запрыгает от радости и начнет по всем научным методам подбирать имя ребенка. Тори немедленно приступить к обустройству детской, а Алекс начнет поить тебя самыми невероятными, но полезными отварами, чтобы и ты, и ребенок были здоровы.
Какое-то время оба молча смотрели друг на друга, пытаясь поверить до конца в то, что произошло.
— Ты не будешь против, если я сделаю крестными нашего ребенка Себастьяна и Тори?
Габби понимал, что тем самым она пытается искупить свою вину перед ними. Но она не была ни в чем виновата. И за это он любил ее еще больше. Он поднял руку и погладил прядь рыжих волос намотав ее на свой палец.
— Какое счастье, что ты рыжая, — вдруг серьезно проговорил он.
— Почему? — удивилась Эмили.
— В противном случае ты никогда не пришла бы к тому клену и не читала бы книгу о суевериях. И я бы ни за что не встретил тебя.
Эмили затаила дыхание.
— Тогда… получается, что рыжий — цвет удачи?
— Определенно, душа моя, — сказал он, переворачивая ее на спину. — Рыжий не только цвет удачи, но и цвет моей любви. — Габби вдруг громко и счастливо рассмеялся. — Моя любовь рыжего цвета.
Из одной сцены рождается история, а из истории рождается целая серия.