Опасная встреча

Глава 6

Это было большой ошибкой. Эмили ругала себя, как только могла. Не следовало ей ужинать с ним. Не следовало ей соглашаться на это. Это было настоящим безумием. Подумать только, она ужинала с мужчиной! С отцом… вернее, с дядей Ника! С неженатым дядей малыша, за которым она должна была ухаживать в первую очередь. О чём она только думала, соглашаясь на это? Вернее, она и не соглашалась на ужин, он сам не оставил ей выбора. Но ей следовало проявить большую твердость и отправить его обратно в ту самую комнату, которая соединялась с ее комнатой.

Боже правый, Эмили до сих пор дрожала, вспоминая его мягкий голос, необычный блеск мерцающих серебристых глаз! Блуждающую улыбку на красиво очерченных губах. Почему ей становилось так жарко, когда она думала о его губах? Ей вовсе не следует думать об этом. Прежде всего, она должна думать о Нике! А вовсе не…

Но она позволила втянуть себя в предприятие, из которого ничего хорошего не могло получиться. Он увлек ее, казалось, безобидной беседой, но потом… Он был так галантен, ухаживал за ней, сам накрыл на стол! Боже, она впервые видела мужчину, который мог накрывать на стол! Разве такие мужчины существовали? Он напоил ее вином, и тепло напитка так сильно согрело ее, что она разговорилась. Было так необычно сидеть перед мужчиной, беседовать с ним о самом любимом и пить терпкое вино. Эмили ощутила себя даже немного счастливой. От того, что кому-то есть дело до ее пристрастий, что кому-то может понравиться ход ее мыслей. Кого-то не пугали эти самые мысли…

Как не напугали и семь лет назад, когда она рассказывала ему о суевериях и кострах инквизиции. И об архангеле Гаврииле.

Эмили сжала руки в кулаки, пытаясь проглотить ком в горле. Ей было ужасно больно. И обидно. За то, что дядя Ника на какое-то время заставил ее почувствовать так, как она не имела права чувствовать себя. Ведь ее жизнь была лишена всякого смысла, всяких надежд. Всего. Ей не должно было быть хорошо в его обществе. В обществе мужчины. Любого мужчины. Она не должна была желать этого общества. Она не должна была наслаждаться его голосом, светом в серых глазах, странной близостью, которая успокаивала и в то же время безумно волновала. Когда-то она сравнила его с архангелом Гавриилом, а ведь он и вчера, расслабленный с растрепанными золотистыми волосами походил на вестника богов. Который нёс людям нечто чудесное, нечто дорогое и бесценное. Который мог дать ей нечто большее, чем беспросветное существование.

А потом она ляпнула про языки, и очарование вмиг развеялось. Потому что это вернуло их в прошлое. Прошлое, которое она любила и ненавидела одновременно. Которого боялась и тайно желала. Это было так опасно, что она ужасное перепугалась. Эмили до смерти боялась, что он узнал ее. И что может заговорить об этом. Она не хотела, чтобы он узнал ее. Не хотела, чтобы он даже думал об этом! Она умерла бы со стыда, если бы он узнал, что с ней сталось.

Поэтому она не имела права соглашаться на ужин! Впредь ей стоит держаться от него как можно дальше. Но на долю секунды, до того, как ошеломить ее своей благодарностью, — а ведь прежде ни один мужчина в жизни ни разу не благодарил ее за что бы то ни было, — она почувствовала к нему ответную благодарность. За то, что он заставил ее ощутить то самое хрупкое, желанное, казалось, потерянное навсегда, но безумно дорогое тепло, какое она ощутила семь лет назад, сидя под клёном. Которое разливалось в груди и согревало все тайны уголки ее души.

Эмили готова была расплакаться, но усилием воли взяла себя в руки. Ей было больно. Ужасно больно и обидно. Неужели с нее не было достаточно того, через что она прошла? Неужели кому-то понадобилось отобрать у нее эти дорогие крупицы воспоминаний, которые подарил ей Габриел семь лет назад? Кому теперь нужны ее страдания? Кто от этого выиграет на этот раз? Ее семья отреклась от нее, она не была больше для них обузой. Общество отказалось от нее. Она была никому не нужна…

И всё же…

И всё же он угостил ее вкуснейшим ужином, накапал на ее креветку соевым соусом, улыбался ей и поддерживал разговор, который многие посчитали бы ересью. Сам же потом убрал со стола и пожелал ей спокойной ночи. И это после того, как она разозлила его на лестничной площадке.

Кем на самом деле был дядя Ника? И почему ей была так важна каждая его улыбка, предназначенная ей?

Она должна думать о нем прежде всего, как о человеке, который намеревается сдать ее судье, который в свою очередь несомненно решит повесить ее. В данный момент, такая участь казалась ей более желанной, чем дружелюбное и радушное настроение дяди Ника.

Настроившись на нужный лад, хмурая и подавленная, Эмили вышла из номера, держа одной рукой свой саквояж, а второй прижимала к груди Ника. И едва она подняла голову, как увидела стоявшего в коридоре и поджидающего их дядю Ника. Он внимательно смотрел на нее, и когда их глаза встретились, он улыбнулся ей так мягкой и нежно, что все воздвигнутые до этого барьеры с головокружительной легкостью рухнули. Эмили внезапно стало ужасно больно от того, что она была не в силах бороться с этим непостижимым человеком.

Он медленно подошел к ней и осторожно взял из ее руки саквояж.

— Доброе утро, — послышался его тихий, уже такой знакомый и такой приятный низкий голос, что Эмили ощутила легкую дрожь в коленях. От обиды и досады она была готова заплакать, поэтому, склонив голову, она промолчала и ничего не ответила.

И он тоже промолчал, не сделав ни единого замечания, что еще больше усугубило ситуацию. Развернувшись, он пошел к лестнице. Она молча последовала за ним, пытаясь побороть тяжелые удары своего сердца. Эмили понимала, что поступает несправедливо, ведь он не сделал ничего плохого. Но не могла поступить иначе.

Ведя с собой эту жестокую борьбу, девушка вышла во двор и огляделась. Недалеко стояло несколько экипажей, и она не узнала среди них тот, в котором они ехали вчера.

— Наш экипаж стоит в правом углу, вон там, — сказал Габриел, будто прочитав ее мысли, и показал в нужную сторону.

Эмили хмуро посмотрела на очередной ни чем непримечательный черный экипаж, заправленный тремя крупными лошадьми.

— А со вчерашним экипажем что-то стряслось?

— Нет, мы просто сменили его на другой, на случай, если за нами последуют… ваши друзья.

Его слова так сильно задели ее, что Эмили резко повернулась к нему и почти гневно выпалила:

— Они мне не друзья!

Она внимательно смотрела на него, выискивая в серебристых глазах или чертах лица непременно появляющуюся жестокость, ведь она снова посмела перечить ему, да еще в такой дерзкой манере. Но черты его лица не изменились, глаза не потемнели от гнева, а задумчиво сузились. В ответ он так же внимательно смотрел ей в лицо, словно что-то пытался там найти, а потом тихо спросил:

— Что тебя связывает с ними? Кем они приходятся тебе?

Почему он не сердится на нее? Эмили уже никак не могла найти объяснений его поведению. Уставшая от постоянного анализа того, что, кажется, невозможно понять, доведя себя всю ночь размышлениями о том, что она должна, а что ей не следует делать, Эмили развернулась и бросила через плечо:

— Не имеет значения.

Как же она заблуждается, думал Габби, глядя на притихшую Эмили, сидящую напротив. Они снова ехали в полном молчании, и на этот раз Габби понимал, почему она вела себя с ним так. Удивительно, но он точно знал, что она отгородилась от него, — а в этом уже не было сомнений, — только потому, что вчера позволила себя на некоторое время расслабиться и сбросить с себя маску замкнутой и чопорной незнакомки. Видимо, он слишком близко подобрался к ней, к ее мыслям, к ее желаниям и чувствам, и она, чтобы обезопасить себя, снова спряталась в своей раковине, полностью игнорируя его. И чем дружелюбнее он был с ней, тем сильнее закрывалась она. Габби вздохнул, прикрыв на секунду глаза.

Он не изменит поведения, как бы сильно она не отгораживалась от него. Рано или поздно, но ей придется поверить в то, что он не обидит ее. И еще, она должна будет признаться, что ее связывает с похитителями Ника. Он едва сдержался утром, чтобы не остановить ее и снова не задать волнующий вопрос. То, что ее что-то связывало со злодеями, не вызывало никакого сомнения. Это безумно огорчало его, ведь она даже не давала никакого намека на то, чтобы догадаться о роде этой связи. Но почему она не хочет ничего говорить? Ведь Габби уже давно отбросил в сторону тот факт, что она могла бы планировать похищение Ника, могла быть добровольной участницей этого кошмара. Тогда что?

Он должен был узнать об этом, чтобы суметь защитить ее, когда придет время. Теперь о намерении сдать ее судье не могло быть и речи. Он не мог отпустить ее даже, если бы она сама попросила его об этом. Он должен был узнать, что она скрывает. И еще, он не мог отпустить ту самую Эмили. Не сейчас, не тогда, когда он только стал обретать ее. Он хотел узнать ее, узнать о каждой ее мысли, обо всём том, что она знала о древних сокровищах, об Эхнатоне, о языках, о ней самой. Узнать о том, как она всё это время жила одна. Он не мог отпустить ее, не поцеловав эти манящие и лишающие покоя губы. Боже, он не смог бы отпустить ее, и сомневался, что будет способен сделать это, когда, наконец, поцелует ее. Особенно после того, как отведает вкус ее губ.

И снова он вынужден был томиться в неведении, пристально следя за Эмили и гадая, что же она скрывает от него. Она снова сидела предельно прямо и старалась не смотреть в его сторону. Ему казалось, что дотронься до нее, и она рассыпается от напряжения. Сердце внезапно сжалось от мучительной нежности к ней. Как же ей дать понять, что он не враг ей, что он не обидит ее? И как заставить ее поверить в это?

О том, чтобы заговорить снова об истории, не могло быть и речи, потому что она была невероятно сообразительной и легко могла бы догадаться, почему он это делает. Нужно было избрать другую тактику, чтобы добраться до нее. Добраться до ее сердечка и смягчить ее.

— Эмили, — тихо позвал он, заметив, что Ник все это время сладко спал, лежа у нее на коленях.

Она вздрогнула и резко повернула голову к нему. И снова Габби испытал мучительное желание обнять ее. Кажется, это желание совсем скоро сведет его с ума.

— Да? — ответила она так тихо, что он лишь по шевелению ее губ понял, что она заговорила.

Взгляд снова задержался на ее нежных розовых губах, и Габби почувствовал, как становится жарко внутри экипажа. Боже…

— Ты не проголодалась?

Она смотрела на него так, будто он спросил у нее, какое расстояние отделяет Землю от Солнца. И ведь возможно, она бы ответила на этот вопрос, а не на первый.

— Что?

Габби медленно выпрямился на месте.

— Почему тебя всякий раз удивляет мой вопрос о том, хочется тебя кушать или нет?

Она опустила голову и сжала руки. Габби не надеялся даже получить от нее ответ. Особенно искренний. Но она удивила его. В самое сердце.

— Меня удивляет то, что вы желаете заботиться о преступнице.

Да, он был прав, причина ее настороженности все же была. Да еще какая! Она продолжала считать себя преступницей, хотя всячески заботилась о Нике. Она считала себя преступницей, но не желала выдавать тех, кто втянул ее в это опасное дело. Габби мог бы признаться, что уже не думает о ней ни как о преступнице, ни как о похитительнице Ника. И уже тем более сожалеет, что первый день вёл себя с ней так грубо. Но она не поймет его мотивы, а он не хотел, чтобы она еще больше отгородилась от него.

— Эмили. — Габби снова увидел, как она вздрогнула, потому что его голос прозвучал очень мягко, даже нежно. Откашлявшись, он спокойно проговорил: — Все те, кто находятся рядом со мной, зависят от меня, и я несу за них ответственность.

— Я разрешаю вам не делать этого по отношению ко мне.

Габби едва сдержал улыбку.

— И всё же я не могу выполнить твою просьбу, потому что у меня другие представления об ответственности и обязательствах.

Она подняла к нему свое сосредоточенное лицо. Такое красиво и такое притягательное, что у Габби в очередной раз перехватило дыхание.

— Вы… вы не понимаете, — вымученно пробормотала она с таким грустным выражением лица, что у Габби снова сжалось сердце. — Вы не должны.

На этот раз Габби не сдержал улыбку. Но чтобы не смутить ее еще больше, перевел взгляд на Ника, будто улыбка предназначалась ему.

— Поверь мне, я знаю, что делать. — В этот момент малыш проснулся и посмотрел на него своими очаровательными глазками. — Добрый день, мой золотой. Надеюсь, хоть ты проголодался? — Племянник на этот раз был полностью на его стороне, потому что широко улыбнулся ему своей беззубой улыбкой и радостно замахал крошечными ручками. — Вот и славно, дружище. — Габби снова взглянул на Эмили. — Мы сделаем остановку, чтобы пообедать, и у тебя будет возможность накормить этого крохотного ангелочка, не трясясь в движущемся транспорте.

Подумать только, она просила его не заботиться о себе! Но что она могла сказать ему тога? Она действительно не хотела, чтобы он был добр и внимателен к ней. Эмили уже не могла отрицать, что это действительно самая искренняя и ничем не завуалированная доброта. Поразительно, но мужчины были способны на доброту! Затаив дыхание, Эмили была вынуждена признать, что ужасно обрадовалась, когда обнаружила это качество у Габриеля. У того самого Габриеля! Который убедил ее в том, что у нее «бесподобные» волосы! Волосы, которые она сегодня не повязала платком.

Они остановились во дворе небольшого домика, где жила очередная пожилая чета, которая любезно согласилась накормить их. И теперь сидя в небольшой комнате и кормя Ника теплым молоком, Эмили поняла, как тщетны ее попытки вновь быть нелюдимой с его дядей. Стоило только заглянуть в его мягко светящиеся глаза, стоило увидеть его легкую улыбку, как ее сердце сжималось от непонятного, до боли приятного, но очень опасного, посему и пугающего чувства. Она делала все возможное, чтобы отгородиться от него, но он с невероятной легкостью разрушал все ее барьеры.

Наевшись досыта, Ник заулыбался шире и стал махать руками, желая поиграть. Эмили поставила на стол тарелку с опустевшим молоком, ложку и салфетку, и снова повернулась к малышу. У нее было тяжело на сердце, но она должна была выйти в общую столовую, где предстояло пообедать ей самой. И снова мысль о том, что она увидит дядю Ника, услышит его бархатистый низкий голос, получит возможность заглянуть в опасные глаза, невероятно взволновало её. Так, что сердце стало биться неровно, а руки слегка дрожали, когда, сменив пеленки и взяв Ника на руки, она всё же вышла в гостиную.

И снова к ее большому удивлению Габриел не сидел за столом, а ждал ее у дверей. Заметив ее, он выпрямился и подошел к ней. И снова у Эмили гулко забилось сердце, когда он оказался так близко от нее. Боже, почему она позволяла своему сердцу совершать такие стремительные пробеги?

— Ты закончила? — спросил он, глядя на нее своими задумчивыми теплыми глазами.

Когда он так смотрел на нее, она не могла ответить ему грубо, резко. Она вообще не могла сделать хоть что-то, что помогло бы ей защититься от него. Или обозлить его. Эмили ужасно боялась доброты мужчины. Его доброты!

— Да.

— Тогда пойдем кушать, я ждал как раз тебя. — Когда Эмили вновь удивленно посмотрела на него, он сделал то, что она ожидала меньше всего. Он незаметно взял с ее руки Ника и веселым голосом добавил: — Я подержу этого шустрика, пока ты покушаешь, иначе он будет все время отвлекать и мешать тебя. А тебе нужно как следует покушать. Ты и так слишком худая.

Разинув рот, она смотрела на широкую спину человека, который с веселой улыбкой удалился от нее. Как он посмел сделать ей такое личное замечание! С какой стати ему замечать ее худобу! Она вовсе не худая, хотелось бросить ей, но Эмили не смогла произнести ни слова. Растерявшись окончательно, она медленно подошла к круглому накрытому столу, за которым сидел седовласый хозяин дома. Его милая супруга стояла рядом и с улыбкой посмотрела на Эмили.

— Присаживайтесь, дорогая. Я приготовила баранину с особым соусом. Надеюсь, вам понравится.

— Благодарю вас, вы так любезны, — проговорила Эмили ровным голосом, хотя внутри у нее все дрожало, когда Габриел отодвинул для нее стул и, удерживая одной рукой племянника, другой помог ей сесть. Он действительно был обходительным мужчиной. И снова Эмили ощутила искреннюю благодарность к нему, но постаралась ничем это не выдать. — Как замечательно пахнет!

Габриел присел рядом с ней.

Хозяйка дома, миссис Броуди, улыбнулась еще шире.

— Вы должны попробовать всё, — с энтузиазмом сказала она. — Скоро будут готовы мои кукурузные лепешки. Мой муж говорит, что они самые вкусные во всем графстве.

Ее супруг с любовью посмотрел на нее.

— Так и есть, моя дорогая. Так и есть.

Миссис Броуди повернулась к своим гостьям и взглянула на этот раз на Ника.

— Какой у вас красивый сынок! И глаза как у папы…

Веселое выражение лица Габриеля вдруг исчезло. Он помрачнел, будто всякий раз утверждать обратное, становилось для него всё более трудным испытанием.

— Это не мой сын, — наконец произнес он, подтверждая мысли Эмили, которая внимательно следила за ним. — Ник мой племянник.

— Да? — Миссис Броуди была искренне удивлена. — Он очень похож на вас.

— Он похож на мою сестру, а не на меня.

— Как интересно. — Миссис Броуди перевела взгляд на Эмили. — А у вас с женой есть дети?

Эмили как раз в это время пила воду, но внезапно поперхнулась от вопроса миссис Броуди. Габриел с беспокойством повернулся к ней.

— С тобой всё в порядке?

Именно таким обеспокоенным голосом следовало супругу обращаться к своей жене, а не к преступнице. Эмили сделал глубокий вдох и выпила всё содержимое стакана, проглотив ком в горле.

— Да, всё хорошо.

Убедившись, что это на самом деле так, Габриел вновь взглянул на миссис Броуди.

— Она няня моего племянника…

На этот раз глаза миссис Броуди неприлично округлились. Она и дальше стала бы задавать вопросы, если бы ее муж не отвлек ее.

— Дорогая, кажется, горят твои лепешки. Ты не посмотришь?

— Д-да…

С неохотой она все же удалилась, и у Эмили появилась возможность покушать в спокойной обстановке, по достоинству оценивая невероятно нежную баранину, которая, испеченная в винном соусе, буквально таяла во рту. И только тут девушка поняла, насколько сильно проголодалась. Пока она обедала, мистер Броуди и Габриел вели тихую беседу. И это странным образом нравилось ей. Нравилось слушать глубокий голос Габриеля, который успокаивал и вызывал чувства, которые согревали ей душу.

— Держитесь ближе главной дороги, — посоветовал мистер Броуди, быстро взглянув на необычный снегопад за окном. — Так по крайней мере вы сможете остановиться в ближайшем постоялом дворе, если начнется метель. Зима в этом году выдалась на удивлении снежной.

— Да, — согласился Габби, глядя на Ника, который улыбался ему. Погладив его по щеке, он поднял голову к мистеру Броуди. — Так много снега в Англии я еще никогда не видел. Я даже не представлял, что здесь может воцариться такая суровая зима.

— Молодой человек, вы говорите так, словно вы не англичанин.

Габби улыбнулся.

— Я самый настоящий англичанин, до мозга костей. Просто… я уже два года не бывал здесь.

Эмили отложила вилку и потянулась за стаканом с водой, но поймала себя на том, что внимательно слушает Габриеля.

— И где же вы были все эти два года?

Рука Эмили замерла на полпути, но кажется никто этого не заметил. И в этот момент, ожидая его ответа, Эмили с невероятной ясностью поняла, что ничего не знает о человеке, который много лет назад подарил ей надежду. И продолжал делать это. Эмили поймала себя на мысли о том, что хочет хоть что-то узнать о нем.

— Я… — Габриел казалось, ушел в воспоминания. — Я путешествовал по Европе. Хотел кое-что найти.

— И нашли?

Он вздрогнул, взгляд стал более сосредоточенным. Он посмотрел на своего собеседника и медленно покачал головой.

— Вряд ли я это когда-нибудь найду.

В его голосе было столько грусти, даже еле уловимая боль, что это внезапно насторожило Эмили. То, что он искал и так и не нашел, причиняло ему боль. Что он искал? Почему это было так важно для него. Эмили внимательно смотрела на него, отметив, как потемнели его глаза. Почти как тогда, когда он говорил о своем покойном отце. Как странно, но ее начинала беспокоить его боль. Боль мужчины. До него Эмили даже не подозревала, что мужчины способны на такие глубокие и сильные чувства. До него она даже не думала, что мужчины на что-то способны.

Когда он повернулся к ней и их взгляды встретились, Эмили в первый раз не отвела от него свои глаза, ощущая, как в груди зарождается какое-то странное, непонятное, но очень теплое чувство. Ей вдруг на самом деле стало тепло от его взгляда. Интересно, сколько ему лет? — подумала Эмили не в силах перестать смотреть на него. Не в силах побороть те чувства, которые медленно, но верно нахлынули на нее. Которые пугали, но в то же время завораживали. Он хоть и выглядел молодым, но грустный взгляд серых глаз говорил о том, что он очень многое повидал в своей жизни. И многое пережил. Интересно, что заставило его так сильно помрачнеть?

Как странно, он умел заставлять её испытывать столько различных чувств, но она почти ничего не знала о нем. Как его полное имя? Кто он? Его никто не называл по фамилии или титулу, если бы он у него был. К нему вообще никак не обращались, кроме одного раза, когда их кучер назвал его по имени.

Кем был дядя Ника?

И снова они ехали молча. И большую часть потому, что сытый и уставший, Ник заснул, и никто не хотел тревожить его чуткий сон. Эмили на этот раз было не так трудно находиться рядом с дядей Ника. Казалось, с каждый часом, проведенным с ним, уменьшал напряжение, царившее между ними с тех самых пор, как они встретились ночью в ее коттедже. Он сидел напротив, сосредоточенный и задумчивый, и смотрел в окно. Руки опустил к коленям, одной ладонью он прикрывал пальцы другой руки и указательным игрался со странным кольцом с янтарным камнем, надетым на безымянный палец правой руки. Кольцо было небольшое, неброское, но какое-то странное, потому что камень блестел не так, как ему это полагалось делать.

Воровато взглянув на него, Эмили поймала себя на мысли о том, что снова размышляет о нем самом, о его поездке в Европу. Что он там искал? Что так отчаянно хотел найти, пропажа чего причиняла ему боль? Может он потерял не что, а кого? Возлюбленную? Он был так красив, обходителен, умен и чуток. У него обязательно должна была быть возлюбленная. Может он искал ее? Конечно, Эмили не было дела до его возлюбленной, но снова эта мысль была неприятной для нее и снова огорчила намного сильнее, чем ей того хотелось.

Вместо того, чтобы решить, как ей вернуться домой после того, как ее миссия будет окончена, она сидит тут и бессовестно думает о сердечной подруге дяди малыша, с которым ее снова свела судьба. Но ведь это был не простой человек, не чужак. Каким-то образом он стал для нее чем-то большим в прошлом и теперь…

Ей совершенно не важно, кем был дядя Ника, потому что совсем скоро она снова расстанется с ним. И на этот раз навсегда. Надо же, если до этого она не хотела расстраивать себя мыслями о Габриеле и его возлюбленной, то последние размышления окончательно убили ее хорошее настроение. Девушка с болью посмотрела на ребенка, который проник в ее жизнь настолько, что стал для нее значить больше, чем… Боже, она не хотела, чтобы малыш запал ей в душу! Иначе расставание будет просто невыносимым. И не хотела, чтобы и его дядя…

Ее сумбурные мысли прервал внезапный плач Ника. Он заплакал так неожиданно и надрывно, что Эмили чуть не подскочила с места. Взглянув на малыша, она стала медленно убаюкивать его, пытаясь понять, что с ним произошло. Может, он испугался чего-то? А может ему холодно? Эмили укутала его одеялом и, хоть внутри экипажа было тепло, но она заволновалась из-за начавшегося снегопада, потому что завыл неприятный ветер.

— Ну что ты? — ласково прошептала она, продолжая укачивать его, но малыш всё никак не затихал. — Что тебя тревожит?

Сидящий напротив Габриел выпрямился и беспокойно посмотрел сначала на Эмили, затем на племянника.

— Что такое? — спросил он с беспокойством.

— Хотела бы и я знать, — пробормотала Эмили, уже начиная тревожиться не на шутку. Потому что чем больше она укачивала Ника, тем сильнее и горше он плакал. — Всё это время он вел себя очень спокойно…

— Вот именно! — произнес Габби, поддавшись вперед. Плачь малыша напугал его до смерти, и он отметил, что Эмили напугана не меньше. — Что с ним не так?

— Я не понимаю… Всё это время, как и вы, я была с ним и ничего странного не заметила.

— Но раз он плачет, значит с ним что-то не так.

— Я это прекрасно понимаю.

— Так сделай же что-нибудь!

Эмили резко вскинула голову. Недоумение перемешалось с гневом на человека, который говорил с ней с осуждением.

— Вы что же, думаете, я сама довела его до такого состояния?

Габби вскинул брови. Эмили ждала очередных осуждений, упреков. Но он громко вздохнул.

— Я не говорил ничего подобного. Не выдумывай! Я просто хочу, чтобы Ник успокоился!

— По-вашему я этого не хочу?

Габби вдруг взял Ника у нее с рук и, прижав к себе, стал медленно успокаивать малыша.

— Ты так напугана, что возможно, заплачешь сейчас вместе с Ником.

Эмили задохнулась от гнева.

— Как вы смеете!

Но он, казалось, даже не расслышал ее. Взглянув на малыша, он тихо проговорил:

— Ну же, мой хороший, что тебя тревожит? Боже, что с тобой стряслось?

Несмотря на негодование, Эмили не могла не отметить, что и Габриел на самом деле беспокоится за малыша. И чем больше Ник плакал, тем сильнее бледнел его дядя. Понимая, что ситуация может окончательно выйти из-поз контроля, и что Ника действительно что-то беспокоит, Эмили решительно отняла малыша у его дяди и грозно посмотрела на сидящего напротив мужчину.

— Я, конечно, понимаю, что вы хотите помочь ему, но сейчас нужно что-то сделать. Велите кучеру остановиться. Ника нужно уложить и осмотреть.

Габриел как-то странно посмотрел на нее, и до того, как кивнуть, Эмили заметила в его серых глазах искорку благодарности.

— Да, конечно.

И снова он не отчитал ее за дерзость. Снова мужчина послушался ее, Габриел послушался ее. Вот только сейчас у Эмили не было времени поразмыслить над очередным странным поведением Габриеля. Ей было достаточно того, что он принял разумность ее слов и значит, тем самым, безоговорочно согласился с ней.

Сейчас важнее был Ник, о котором следовало позаботиться.

Габриел стукнул по крыше экипажа, чтобы остановить его, а потом стремительно выпрыгнул на уличу и исчез, плотно закрыв дверь. Через пару мгновений он снова появился в дверях.

— Здесь есть постоялый двор. Там мы останемся на ночь, и у тебя будет возможность осмотреть Ника. Давай руку.

На этот раз Эмили подчинилась ему. Укутав малыша теплым одеялом, она прижала его к груди и подала руку Габриелю. У нее от волнения за Ника так сильно колотилось сердце, что она не придала значения легкой дрожи, которая охватило ее в тот момент, когда Габриел мягко сжал ее руку. У нее так часто екало сердце рядом с ним, что новый спазм уже не удивлял ее. Поразительно, но на этот раз она была рада, что Габриел был рядом с ней. Словно его присутствие было способно успокоить ее и дать силы справиться с трудностями.

Не замечая дороги, она вошла внутрь гостиницы и последовала за Габриелем, который вел ее к поджидающей их комнате. Когда они оказались в небольшом, но уютном номере, Эмили поспешила к кровати и осторожно опустила на мягкий матрас плачущее дитя. А потом лихорадочно откинула в стороны концы одеяла и скинула с себя мешающую накидку.

— Ну что же с тобой не так? — прошептала она, пристально разглядывая руки малыша, в надежде найти то, что его беспокоило. Маленькую ранку, царапинку… Хоть что-нибудь…

К ее удивлению Габриел оказался рядом с ней и, встав возле нее, тоже склонился к кровати.

— С ним что-то серьезное?

У него дрожал голос от волнения. Эмили быстро посмотрела на него. Он был таким бледным и напуганным, что она вдруг почувствовала, как от сострадания к нему сжалось сердце. Она хотела бы успокоить его, но не могла и солгать. Поэтому, отвернувшись, она тихо произнесла:

— Мне кажется, ему больно.

Она продолжала освобождать Ника от одежды, чтобы найти источник его боли, поэтому не заметила, как еще больше побледнел его дядя.

— Больно? — выдохнул Габби с таким видом, будто она сказала, что малыш умирает.

Эмили вновь взглянула на него. И снова сострадание и желание успокоить его охватило ее целиком.

— Я успокою его, обещаю, — с чувством промолвила она, глядя в его серебристые глаза.

В этот момент он накрыл ее руку своей и осторожно сжал ее холодные пальцы своими холодными пальцами. В первый раз в жизни кто-то попытался успокоить и поддержать ее саму. Она не понимала, что сама в этом нуждается до тех пор, пока он не прикоснулся к ней. Это так сильно тронуло ее, что в горле застрял неожиданный комок. Эмили была вынуждена признать себе, что безумно благодарна ему за это пожатие. За это нужное прикосновение. И, кажется, он сам был рад тому, что она находится рядом с ним.

— Эмили… — прошептал он так тихо, что она едва различила свое имя. Имя, произнесенное таким странным хриплым низким голосом.

В этот момент за ними раздался третий голос:

— Позвольте, я посмотрю на него.

Они оба резко обернулись к стоявшей позади женщине с белым передником.

— Кто вы такая? — недоверчиво спросил Габриел, пристально разглядывая женщину средних лет.

Она дружелюбно улыбнулась им.

— Я хозяйка этой гостиницы, миссис Джонсон. Мой муж сказал, что у нас остановились посетители с плачущим ребенком, и я решила посмотреть, чем смогу помочь вам.

— О, — одновременно выдохнули Габриел и Эмили с облегчением.

— И я, кажется, знаю, что с ним.

Габриел резко выпрямился.

— Знаете? — с такой надеждой спросил он, чем вызвал широкую улыбку миссис Джонсон.

— Да, — спокойно кивнула она, подходя к кровати, и когда Габриел отошел в сторону, она склонилась над малышом.

— И что с ним такое? — снова послышался голос Габриеля, который не спускал с миссис Джонсон своего обеспокоенно-недоверчивого взгляда.

Быстро осмотрев малыша, хозяйка выпрямилась и повернулась к нему.

— С ним ничего страшного не произошло. У него просто колики в животе.

— Колики? — Габриел непонятно моргнул. — Это… это опасно?

Улыбка миссис Джонсон стала еще шире.

— Это нормально, — сказала она, и, видя, что очередной вопрос готов сорваться с его губ, она быстро добавила: — О, нет! Папочкам не место рядом с детьми, когда о них есть, кому позаботиться.

Габриел застыл. Его потемневший взгляд остановился на Эмили, которая сидела рядом с Ником и держала его маленькую ручку, а потом снова взглянул на хозяйку гостиницы.

— Он не мой сын, а племянник, — тихо произнес он, ощутив боль в сердце. Настоящую боль.

Брови миссис Джонсон сошлись на переносице.

— А молодая мисс, я полагаю, не его мать и не ваша жена?

Габби сделал шаг назад, чувствуя, как ему становится трудно дышать.

— Нет, она его няня.

Карие глаза миссис Джонсон как-то странно заблестели.

— Удивительно красивая няня для малыша. — Когда никто не сделал замечания по поводу ее слов, миссис Джонсон снова повернулась к малышу и бросила через плечо Габриелю. — Выйдите, пожалуйста, из комнаты, и пошлите сюда кого-нибудь из слуг. Они внизу. — Когда же Габриел поспешно вышел и прикрыл дверь, женщина тихо добавила: — Какой беспокойный мужчина!

Эмили вдруг почувствовала необходимость защитить Габриеля.

— Он волнуется за ребенка.

— Который не его сын.

— Он его племянник.

Миссис Джонсон задумчиво посмотрела на малыша, затем на Эмили.

— Очень красивый малыш, — заметила она, затем принялась распеленать Ника.

Нерасположенная к беседе, взволнованная до предела, Эмили посмотрела на Ника.

— Вы сказали, что у него колики. Это действительно не опасно?

— Конечно, дорогая, это обычное дело. — Уверенной рукой она освободила Ника и стала осторожно массировать его вздувшийся животик. — Видите, как он напряжен? Он должен расслабиться, чтобы освободиться от газиков.

— И всё?

Эмили даже не предполагала, что всё так просто.

— Да, но так как он маленький, ему это дается крайне сложно. Поэтому мы должны помочь ему.

— И как это можно сделать?

— Помассируйте ему животик, а потом переверните на животик. Это его немного успокоит. А я пока схожу и принесу для него укропной воды.

— Это поможет?

В этот момент в комнату вошла молодая служанка.

— Посылали за мной, миссис Джонсон?

Хозяйка гостиницы выпрямилась.

— Да, сходи вниз и приготовь немного укропной воды, а потом принеси сюда.

— Слушаюсь, — кивнула девушка и быстро вышла.

Когда миссис Джонсон собралась последовать ее примеру, Эмили взволнованно встала, испытывая и благодарность, и облегчение и растерянность одновременно.

— Я… — Эмили почувствовала, как перехватывает горло от переполнявших ее чувств. — Я даже не знала, почему он заплакал. Я была так внимательна и осторожна с ним…

Взгляд миссис Джонсон смягчился. Она подошла и взяла ее руку в свою.

— Не переживайте, дорогая. Это обычное явление и происходит со всеми детьми без исключения. — Она вдруг сузила глаза и тихо спросила: — У вас ведь нет детей?

В этот момент Эмили готова была отдать все, что имела, чтобы не испытать такую душившую и острую боль. Опустив голову, она глухо молвила:

— Нет.

Миссис Джонсон подбадривающе похлопала ее по руке.

— Вот вам небольшой урок перед тем, как обзавестись собственными детьми, моя дорогая. — Эмили сжалась еще больше, понимая всю нелепость высказывания этой доброй женщины. — Вы справитесь, милая. Не волнуйтесь, я скоро вернусь.

Она ушла, оставив Эмили в полном одиночестве. И наедине с удручающими мыслями, которые еще сильнее нахлынули на нее. Поглаживая животик Ника, и пытаясь расслабить его и успокоить, Эмили с болью смотрела на него, понимая, что всем сердцем полюбила его за эти несколько дней. Полюбила так, как не любила никого прежде. И еще яснее понимала, что у нее никогда не будет такого же кроху, которого она полюбит не меньше и которого сможет прижать к своей груди.

По мере того, как успокаивался Ник, Эмили становилось все грустнее и больнее. Но к счастью малыш вскоре перестала плакать, и тогда она перевернула его на животик, с радостью отмечая, как нормальный цвет лица возвращается к нему. Поглаживая его по спине, Эмили услышала, как дверь тихо открылась и в комнату снова вошла миссис Джонсон.

— О, я вижу, вам удалось успокоить его. Как чудесно! — Она подошла к кровати и взглянула на Эмили. — Вы отлично справляетесь с детьми.

Смутившись, Эмили выпрямилась на месте, укрыв Ника одеялом.

— Спасибо, — пробормотала она. — А это…

Она взглянула на стакан с прозрачной водой в руках миссис Джонсон.

— Да, это укропная вода. Выводит газики у таких крошек, как этот. — Она протянула ей стакан и завернутую в салфетку ложку. — Дайте ему две ложки укропной воды, а потом, когда он окончательно успокоится, потяните вон за ту сонетку. — Она указала на красиво отделанный лентой шнурок, висящий рядом с кроватью. — Я пришлю к вам свою невестку, которая недавно родила. У нее много хорошего молока. Пусть этот малыш сегодня покушает добротной пищи. Ему будет полезно жирное молочко.

Ощущая безумную благодарность, тронутая до глубины души, Эмили вдруг подалась вперед и сжала руку миссис Джонсон.

— Спасибо, — хрипло молвила она, пытаясь превозмочь мешающий ком в горле. В глазах защипало, поэтому она быстро заморгала. — Спасибо вам за все.

— О, дорогая, — миссис Джонсон в ответ сжала ее руку. — Всё хорошо. Я рада, что смогла помочь вам.

Не в силах больше произнести ни слова, Эмили быстро отвернулась, взяв стакан и ложку. Миссис Джонсон отошла от кровати.

— Я, пожалуй, пойду. Буду заниматься делами и прослежу за своим муженьком, который то и дело норовит сбежать в пивную, а ему нужно починить полки на кухне.

Ее замечание заставило Эмили невольно улыбнуться. И внезапно на сердце полегчало, и она поверила в то, что страшное позади.

— Я бы хотела у вас попросить еще кое-что, — проговорила она, взглянув на хозяйку гостиницы.

— Конечно, все что вам нужно.

— Можно попросить у вас горячей воды? Мне… мне нужно…

— Конечно, — тут же перервала ее миссис Джонсон. — Вы ведь посетительница моей гостиницы. Ваша просьба для нас закон. Я велю прислать вам два ведра горячей воды.

— Благодарю, но одной будет достаточно.

— Вы уверены?

— Да.

Миссис Джонсон хотела уже выйти, как остановилась у самих дверей и с улыбкой посмотрела на Эмили.

— Я, пожалуй, заберу его с собой, вы не против, мисс?

Эмили в недоумении посмотрела на миссис Джонсон.

— Заберете? — Она нахмурилась, услышав эти странные слова. — Но кого?

— Вашего… Дядю этого малыша.

— Габриеля? — У Эмили вдруг ёкнуло сердце, когда она произнесла вслух его имя. Ощущая уже привычное волнение, она тихо добавила: — Но его ведь здесь нет.

Улыбка миссис Джонсон стала теплее.

— Он не здесь, а в коридоре. Ходит взад-вперед так, что протоптал там уже дорожку.

— О, — прошептала Эмили, не понимая, почему вдруг ей стало хорошо от того, что все это время он был рядом. Пусть и не в одной комнате. Мысль о том, что он бы мог прийти ей на помощь в любой момент, странным образом успокаивала и даже радовала. Он был так расстроен, так перепуга, что внезапно ей захотелось выйти к нему и успокоить, сказать, что все позади, что с Ником уже все хорошо. Но она ничего этого не сделала. Она почему-то побоялась именно в этот момент снова взглянуть на него. Поэтому лишь тихо добавила: — Я была бы вам очень признательна, если бы вы забрали его с собой вниз. Ему нужно немного отвлечься. Он сильно переживал…

— Да, он выглядел таким перепуганным.

— Передайте ему, что с Ником все в порядке. Я позже пошлю за ним…

— Передам, — заверила миссис Джонсон. — А вы не забудьте позвонить, когда придет время кормить малыша.

Она быстро вышла и прикрыла дверь. А Эмили обнаружила, что вытянула шею, в надежде увидеть там Габриеля. Как странно, но теперь ей хотелось увидеть его, чтобы немного успокоиться. Ей было необходимо его видеть. Ей стало важно его присутствие. Ей было необходимо знать, что он рядом с ней. Эмили опустила голову, страшась тех мыслей, которые овладевали ею. Но она окончательно признала свое поражение.

Боже, помоги ей, но впервые, после тех невероятных событий в ее коттедже, она позволила себе испытать настоящее счастье от того, что рядом был Габриел! Именно он…