ОПГ «Деревня» 2

Глава 18

Приезд Губина в Санкт-Петербург поначалу остался незамеченным высшим светом, ну приехал купчишка, принял его сам император конфиденциально — за Павлом Петровичем и не такие странности водились. Чего только стоило его заигрывание с масонами — после восшествия на престол им кулуарно было объявлено приближенным, что идеи просвещения ему близки. А возвращение из ссылки и последующее возвышение Новикова — обнадежило расплодившихся во времена царствования Екатерины масонов всех мастей и оттенков.

В приватной беседе с Суворовым, в ответ на недоумение теперь уже генералиссимуса — император сказал: «Пусть болтают, я и цензуру вводить не буду — покажу им равенство и братство. Да и отдаленным уголкам империи требуются грамотные люди. Главное — чтоб они удержу не знали в своих мечтаниях, дельных людей от горлопанов отсеем и начнем, чтоб не отпирались, когда их крепостным волю дам…»

Дворянство больше занимало внезапное возвышение Александра Васильевича. Назначенный генералиссимусом и получив от императора карт-бланш на наведение порядка в армии — он недрогнувшей рукой приступил к искоренению процветавших злоупотреблений. А после неожиданных для многих учений — и к кадровым перестановкам. Первое время Марию Федоровну осаждали потоки просящих милости «за безвинно попавших в опалу» родственников, но вскоре этот поток иссяк. Толку не было, и по всем признакам — сама Мария Федоровна находилась в положении, близком к опале.

Сразу после приезда с Урала Михаила Павловича в круг конфидентов, посвященных в тайну потомков — был введен Макаров, обер-секретарь тайной экспедиции при сенате. Бумаг и сведений, привезенных Губиным было столько, что незыблемый распорядок дня императора трещал по швам, наводя сумятицу среди чиновников. Во дворце обустроили несколько комнат, круглосуточно находившихся под охраной, в одной из этих комнат третьи сутки безвылазно сидел Новиков. Занимавшийся адаптацией букваря из будущего, с вымаранными данными с годом издания — к современным реалиям.

Новикова поразила даже не полиграфия будущего и простота нового алфавита. А всё вместе. И это ещё попаданцы подсуетились, найдя старую азбуку, 1989 года выпуска. Вместо лица Ленина был черный квадрат, а строки: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить» — были заклеены листком бумаги, на котором тушью красовалось: «За Бога, Царя и Отечество!» Не без обоснований он стал подозревать, что живым его из дворца не выпустят и впал в отчаяние. И только приданный ему в помощь купец смог сдвинуть дело с мертвой точки:

— Ты, Николай Иванович, голову себе не забивай лишним, — втолковывал он оробевшему издателю, — что тебе непонятного?

— Картинки. — Лаконично ответил тот и последовательно ткнул в азбуке на трактор, экскаватор и индюка.

— Тут же приписано, трость или тропинка! — Втолковывал ему Губин. — А здесь эвкалипт, дерево такое есть, в жарких странах.

— А испанская курица почему на И? — Не унимался Новиков.

— Я почем знаю, — рассердился купец. — иглу пусть твои малеватели изобразят! Ты для того здесь и сидишь, переписать и переделать, чтоб всем понятно было, грамота эта по стране пойдет! — Польстил он Новикову. — Разобрался же?

— Разобрался, — проворчал издатель и с затаенной надеждой спросил у Губина. — Скажи, Михаил Павлович, а откуда азбука такая, из каких стран?!

— Оттуда, откуда надо! — Назидательно припечатал купец. — Али обратно в ссылку захотел?

В Шлиссельбург Новикову не хотелось, поэтому сжав зубы — приступил к творческому переосмыслению предоставленного учебника. Самолюбие грела мысль, что новая азбука выйдет из его типографий. И чем черт не шутит — под его самоличной редакцией! А Губин с сочувствием посмотрел на него: «Тяжело ему, без ноутбука и текстового редактора…» — и вышел.

Издатель, корпя над азбукой — и не подозревал, что впереди ему ещё предстоит ознакомление со сказками Пушкина и другими шедеврами литературы. Книг потомки, после бурных дебатов — выделили купцу немало. «Александр Сергеевич ещё не родился!» — Отвечал Захар на робкие упреки товарищей в плагиате: «И может уже не родится… Человек он талантливый, другое напишет, не хуже!» Дело оставалось за одобрением Павла, которому сейчас было совсем не до изящной словесности.

У императора всея Руси от привезенного с Урала купцом — вставали дыбом волосы и не хватало времени. Хорошо Нелюдовой — поохала и поахала, увидев керосиновую лампу, сунули ей в руки несколько томиков художественной литературы, рекомендованных потомками для издания и она сидела, погрузившись в чтение, никому не мешая. Пищала, конечно, от охватывающих её эмоций, но старалась держать себя в рамках, не отвлекая мужчин.

Павел, оценивающе поглядывая то на несколько стопок книг, то на Суворова с Макаровым — приходил к выводу, что круг посвященных придется расширить. Но потом, вначале надо самим вникнуть, а то ещё получится так, что посвятят в тайну того, кого на дыбу предпочтительней. И Павел, вооружившись пером — вчитывался в строки из будущего…

— А я тебе говорил! — Торжествующе восклицал император, зачитывая Суворову лестные отзывы потомков о своих воинских реформах и введенной шинели. Тут же смурнея, натыкаясь на уничижительные строки о слепом следовании прусскому образцу, особенно хаяли парики с буклями, да муштру и фрунт.

Александр Васильевич соглашался, не вслушиваясь — упиваясь тем, что написали о нем. Растерянно вопрошая: «Это что же, теперь знаменитого перехода через Альпы не будет?! Как и швейцарского похода!?» Павел Петрович кивал, подсластив пилюлю: «Увольте, генералиссимус, с такими блядями союзничать резона нет! Но вы не расстраивайтесь, будут другие походы, в покое нам отсидеться не получится!»

Александр Семёнович Макаров, у которого времени привыкнуть (подобно Павлу и Суворову) и осознать этакий кунштюк, как появление далеких потомков в горах Урала, не было — наверстывал упущенное. Читая не отрываясь, делая выписки и скрежеща зубами. Ныне покойный Шешковский — в свое время взял его к себе в тайную экспедицию не за красивые глазки и умение понравиться начальству.

Подобно Суворову, едва мысли о потомках уложились в голове — Макаров рвался на Урал. Лично удостовериться, досконально всё выяснить, не довольствуясь сухими строками из книг. Павел с ним был солидарен: «Поедешь, Александр Семёнович, обязательно. Вместе с генералиссимусом, пусть пока твои людей, о коих потомки спрашивают — ищут и собирают. А ты расширяй штат, подбирай сотрудников, чтоб после твоего отъезда работа ведомства не прекратилась. Эвон скока у нас фигур, за коими теперь присматривать придется…»

Приватно Павел Петрович выпытывал у Губина, какие они из себя, потомки? Хотелось всё бросить и самому ехать к ним, но нерешенные дела, шаткость положения, особенно в свете послезнания и ещё не состоявшаяся коронация — останавливали.

— Говоришь, не рвутся к моим стопам, почтения выказать и милостей просить? — В который раз переспрашивал заочно проникшийся симпатией к потомкам Павел у купца.

— Никак нет, ваше величество! — Бойко отвечал Губин, несколько пообвыкшийся в общении с императором и переставший дичиться, и ежеминутно бухаться на колени. — Опаску имеют, люди они не родовитые, этикету не обученные. Боятся впросак попасть, и вы уж извините ваше величество, не привыкли спину гнуть, у них так не заведено. Но за державу радеют, обещались изладить многое, чего у нас пока нет. Особливо опасаются, что про них и знания за границей проведают, там быстро переймут…

У Павла после этих слов начинался нервный тик и дурная кровь приливала к голове, но справедливость их опасений он понимал. И разделял, чем больше он читал переданные сведения, тем отчетливей видел — как трудно и опасно предстоит играть. Как в тексте написано — в «Большую игру», которая и спустя двести с лишним лет не прекратилась там. А с большой долей вероятности, если верить потомкам, которые и сами не были на сто процентов уверенны — зашедшие в тупик противоречия привели к гибели всего мира.

«Парочку бы этих атомных бомб сюда, как там пропечатанно — для паритета и стратегического сдерживания, лет десять-двадцать покоя для страны выиграть». — Невесело мечталось Павлу: «А с другой стороны, такие люди, что не бегут с советами и не крепостных с землями просят, а возможности работать — ценней оружия!»

— Советов и предписаний, как управлять страной не соизволили передать, выходит?! — Нарочито грозно переспрашивал император.

— Никак нет, ваше величество! — Поклонившись, пряча улыбку ответствовал Губин. — Не можно, говорят, простым служащим, хоть и с послезнанием, доселе лишь деревней управлявшими — императору России указывать. Вот знания все и соображения готовы передать, а более того, трудом и знаниями желают поспособствовать возвышению страны! У них это даже как уничижительное определения никчемных людей, кои к жизни не приспособленных. Про таких говорят: «они точно знают, как обустроить Россию», — подразумевая, что они только болтать горазды.

Просьбу купца, о намерении отправить своих детей на Урал, в обучение — одобрил и сам задумался: «А может и Сашку туда, за компанию? Без этих вот лизоблюдов из малого двора, которые меня убивать будут в том будущем? Пусть его мордой в грязь ткнут, в факты. Как с его попустительства, а возможно и с молчаливого одобрения — отца жизни лишили».

Тот Александр, о котором писали летописцы потомков — Павлу не очень понравился, порой до желания лишить престолонаследия. Однако справедливо вспоминал свои прегрешения, кои и привели к трагедии, и смягчался: «управлять народом по законам и по сердцу в Бозе почивающей августейшей бабки нашей государыни императрицы Екатерины Великой» — Передразнил император, вспомнив строки, которые должен был произнести наследник при коронации: «На Урал, сучонка неблагодарного! Управляющим завода, ты с заводом совладай, прежде чем за империю хвататься!»

Суворов, довольно прищурившись — крутил колесико керосиновой лампы, то убавляя, то прибавляя пламя, сбивая с толку испуганно вскидывающуюся Катеньку. «Сиди, читай, что ты как оглашенная подпрыгиваешь?» — Подтрунивал над ней генералиссимус. Нелидова, выдернутая из плена грез — томно и с немым укором смотрела на Александра Васильевича, как бы говоря: «Нельзя же так!» Александру Васильевичу на укоризненные взгляды Екатерины было, мягко говоря — индифферентно. Повернулся к Павлу, постучав ногтем по стеклу — привлекая внимание:

— А вот не зря я тебе говорил, ваше величество, что не надо с Персией войны прекращать! Только вот из-за таких ламп стоило в драку ввязаться!

— Я же прислушался! — Возмутился Павел, тут же поморщившись. — Только вот Зубова Валериана надо с командования снимать. Баку наше, войско там на зимних квартирах, пора и замиряться с персами. Естественно, месторождения нафты за нами оставив. Ты читал, Александр, — обратился к Макарову, — какое блядство у потомков с национальными окраинами происходило?

— А? Чего?! — Александр Семёнович, оторванный от чтения, не сразу понял, что от него хотят, пришлось повторить. — Читаю, ваше величество! Считаю преждевременным принимать скоропалительные решения, основываясь на письменных источниках, следует непосредственно с ними пообщаться, с правнуками! — Потер осунувшееся лицо и зло добавил. — Давить придется, чтоб в будущем не проросло! И своих, и чужих, хоть опричнину возрождай!

— Ты читай дальше, читай, — Павел стал мерить шагами кабинет. — и опричнину организуем, если придется, и общественное мнение в нужном ключе подготовим, не всё сразу…

Новиков наконец осилил переделку азбуки под реалии эпохи, предоставил высокой комиссии в лице конфидентов свой предварительный макет (с словесным описанием вместо картинок, даром художника, увы — не обладал) — и был милостиво отпущен. На прощание Павел облагодетельствовал его несколькими сказками в стихах: «Это сразу в печать, перед азбукой, за авторством, ммм, пиши пока только инициалы, Н. Л. П. Автор плодовитый и талантливый, ещё и публицистикой публику осчастливит, и художественной литературой. Букварь как можно скорей оформляйте, с макетом готовым ко мне в любое время, на высочайшее утверждение. Не тяни Николай Иванович, указ о новом алфавите только подписать осталось…»

— Стоило бы вызвать кого-нибудь из потомков ко двору, как считаете? — В один из вечеров обратился к Суворову, Макарову и Губину Павел. — Согласитесь, господа, в этом обилии информации оттуда, из вышины веков, подчас весьма трудно разобраться. А по каждому пустяку корреспонденцию отправлять, больше полумесяца туда, столько же обратно…

— Тут с тем, что прочитали и поняли, не можем сообразить что делать, — проворчал генералиссимус. — они со своей колокольни такого растолкуют и насоветуют — не разгребем потом. Были бы дураками, так и сделали, сразу в столицу кинулись.

— У них и среди своих согласия нет, это правда, — отважился высказаться Губин, вроде и приказано было ему держаться запросто, без чинов. Но было тяжело привыкнуть, вот так, с дворянами и венценосной особой накоротке, поэтому больше отмалчивался, высказываясь лишь когда спрашивают. — по тому же еврейскому вопросу споры. Председатель их так сказал, что они обычные люди, продукт своей эпохи, со своими слабостями и тараканами в голове. И не дело кухарки страной управлять…

— Съездим, ваше величество, пообщаемся на месте и решим, сейчас считаю преждевременным их вызывать в столицу. Уже слухи ходят, о наших собраниях, — высказался Макаров. — а если привезти кого-нибудь из них, да с механизмами, кои вам лично увидеть и испытать хочется… Я как представитель тайной экспедиции — против!

Павел, скрепя сердце — правоту обер-секретаря признал, посмотрел на часы и скривился, опять засиделись допоздна, времени катастрофически не хватало. Он и повседневные дела сбросил на помощников, усилием воли отстранившись от того, чтоб лично следить за всеми мелочами. Нельзя не признать, что роковой ошибкой в той истории было неумение делегировать полномочия. Купец как-то к слову вспомнил поговорку, услышанную от потомков: «Каждым делом должны заниматься специально обученные люди». С тех пор император сделал её своим девизом, чтоб не наступать на грабли…

Павел, при содействии Александра Васильевича и полученных знаний — наконец то засел за документальное оформление реформ в армии и флоте. Не без жарких споров, но дело шло успешно, по крайней мере — в теории. Дозировано и в лучших традициях пиара двадцать первого века — часть информации сливалась через СМИ, подконтрольные Новикову. Тот, пользуясь покровительством и благоволением императора — развернулся не на шутку. Не переходя границ, четко ему обозначенных…

В столицу прибыл вызванный императором генерал-губернатор Курляндии Петер фон дер Пален, несколько дней дожидавшийся аудиенции. Пока блистая в свете и нанося визиты высокопоставленным лицам. А Павел Петрович обвязал шарфиком одну из первых табакерок, изготовленных придворным ювелиром и тренировался, примериваясь — удобно ли будет проломить затылок склонившемуся ниц предателю.

— Людям, я так понимаю, объявим, что от апоплексического удара в кабинете скончался, на радостях от награждения из рук императора? — Невозмутимо поинтересовался Макаров.

— Да нет, — смутился Павел. — это я так, на будущее. Палена отправлю с персами мир заключать, он свои таланты в дипломатии уже демонстрировал, пусть ещё поработает на благо страны…