«Милый дедушка, Михаил Павлович!» — написал Егор и в задумчивости вгрызся в гусиное перо, — «И пишу тебе письмо. Поздравляю вас с Рождеством и желаю тебе всего от господа бога. Нету у меня ни отца, ни маменьки, а брат Серёга — рожа ментовская, только ты у меня один остался!»
Егор перевел взгляд на затянутое льдом окошко, в котором мелькало отображение бликов монитора и ярко представил себе Губина, купца первой гильдии. Вот он днем сидит в трактире, а угодливые половые обносят его яствами, внося одну перемену за другой. Вот он, отдуваясь — выходит из трактира, запахивает шубу бобровую, разлёгшись в санях, а возчик с посвистом и гиканьем мчит по заснеженным улицам Санкт-Петербурга. В Гатчину…
А теперь, наверное, Михаил Павлович в царских палатах, топчет сапогами навощенный паркет, фрейлины императрицы кокетничают с ним напропалую, обмахиваясь веерами и морща припудренные носики. Вельможи и сановники угодливо расступаются, когда купец идет по коврам к императорскому трону. Сам батюшка-император встает с трона, обнимает дедушку и прикалывает ему к шубе агроменную медаль! А то и орден!
Егор шмыгнул носом, тоскливо вздохнул и продолжил:
«А позавчерась нам всем была выволочка, вытащил Председатель за гараж и давай нас харями в помойку тыкать, в ту что мы за гаражом устроили. Повелел нам устранить сие безобразие до нового года! Два дня с темна и до темна, спины не разгибая — вывозили эти говны, не взирая на чины. За три версты от деревни, в глухой овраг, коей отвел сатрап и тиран Захар Михайлович под ТБО. А брат Серёга лукаво избежал сего, отговорившись присмотром за аспидами древлеправославными, дабы они из своего логова нам пакости не измыслили.
И Ксения моя разлюбезная домой не впускала, пока в бане не отмоюсь! А кот Гугл до сих пор морду воротит! А еды нет никакой! Кот осетриной провонял насквозь, от масла конопляного и льняного наизнанку выворачивает и душа содрогается! Сухарики наши родненькие снятся, со вкусом малосольных огурчиков и соусом тартар! Али пришли масла прованского, несколько бочонков!
А спать я не могу, всю ночь Гугл своим премерзким тыгыдыком, как шакаленок — будит! Ксения ночью спит как сурок и поутру выговаривает, что хулу на котика возвожу! Милый дедушка, сделай божецкую милость, возьми насотсюда домой, в столицы, нету никакой нашей возможности… Кланяемся тебе в ножки и будем вечно бога молить, увези меня, Ксению и Гугла отсюда, а то помрем…»
Егор покривил рот, потер кулаком, обожженным кислотой — глаза и всхлипнул:
«Буду у тебя в конторщиках сидеть, али писарем! А если что, секи меня как Сидорову козу! Дедушка милый, нету никакой возможности, просто смерть одна! Хотели уже сами в столицы добираться, да яндекс-такси вызвать нет никакой возможности и ни одной полоски на смартфоне!»
Подумал немного, запечатал конверт, потянулся пером к чернильнице — адрес написать и опрокинул. Чернила густой грозовой тучей залили вначале конверт, затем поползли по столу, поглотили, погасив, монитор и и приливной волной затопили комнату. Егор, захлебываясь — вынырнул из этой черной вязкой жижи — и проснулся.
В холодной испарине и бьющимся у горла сердечком. Отдышался, успокоился, нащупал на прикроватном столике кемпинговый диодный светильник. Отвернул в сторону, чтоб не потревожить Ксюшу и включил, поведя по комнате рассеянным светом, выискивая — где сегодня нагло разлегся Гугл. Предосторожность оказалась не лишней — тот нагло разметался возле кровати, беспардонно оккупировав тапки.
Посмотрел на часы — шесть утра, осторожно слез с кровати, выдернул из под даже не пошевелившегося кота тапки и замер, любуясь женой. В мертвенно-белом свете её безмятежное лицо, обрамленное художественным беспорядком сбившихся за ночь волос — выглядело как лик снежной принцессы. На королеву пока не тянула. Принцесска вдруг нахмурилась, на лицо набежала тень, губы искривились. «Я наверное снюсь!» — умилился Егор, осторожно погладив её по голове. Ксюша заулыбалась и задышала ровно.
Сколько они жили, столько Егор завидовал её умению засыпать за несколько минут. И спать до утра, не отвлекаясь ни на какой посторонний шум. Можно было сидеть с ноутом, пока не сядет батарея — под музыку. Сон Ксюхи ничто не могло поколебать. Как и Гугла. «Лишь бы дите в Ксюху пошло!» — Мысленно перекрестился, общение с Саввой даром не прошло…
Забежал на кухню, торопясь закинул в печку приготовленных с вечера дров, подсунул под них наколотой лучины, кусок бересты и достал с печки коробок спичек. С досадой отметив, что всё — и этот кончается. Как бы в скором времени по соседям не пришлось бегать, чтоб печку с утра затопить. Поджег бересту, приоткрыл вьюшку и приплясывая от нетерпения — набил трубку, прикурил и опрометью бросился на улицу, накинув куртку.
До туалета, как обычно — не добежал. Попыхивая трубкой, закидал снегом следы преступления, нидайбох Ксюха увидит! Докурив, вернулся домой. Умылся, поставил чайник на плиту и ещё раз выскочил в сенки — отрубить проглоту рыбки, разморозить. Разгораясь, загудела печка, Егор выключил фонарик и в полудреме ожидал, когда закипит чайник, с содроганием вспоминая последние два дня ударного труда…
Захар, отлежавшись после багренья — прошелся по деревне, увиденное не радовало. Сразу вспомнилась Сатка, где при въезде в город, у пруда — неопрятной кучей громоздились россыпи навоза. В деревне навоз развозили по огородам, но и без этого — хватало стихийных свалок. «Надо с этим что-то делать!» — в раздражении решил Председатель и отправился дальше, унять нервы. Решил, что производство как нельзя лучше успокоит.
С одной стороны — увиденное обрадовало, все были при деле, работа кипела. С другой — места не хватало и устроенное напоминало попытку скрестить ужа и ежа. В гараже и винокурня разраставшаяся, и сахарный заводик. И механизаторы, под руководством Расула собиравшие паровой двигатель. Вспомнил Егора, которому кровь из носа требовалось место для химической лаборатории: «Ну уж нет, пусть до весны терпит! Не хватало ещё, чтоб он всех потравил в этом гараже или вообще взорвал!» И так по просьбам охуевших от запахов публики — пришлось наложить ему вето на проведение опытов в гараже.
А то пристроился при сахарном заводике, то мыло варит с детьми, то со стеарином колдует. Детям то что — они и живучие, особенно местные, и последствий не осознают. А вот остальные взмолились, видя, что Егор бронелобый и по доброму не понимает — пошли к Захару. Прося унять химика в его стремление потравить всех к хуям, в том числе и себя. «Весной за Новую Пристань в командировку, там ему известковые печи глянулись — вот пусть обживает и ставит заводики свои, и река под боком. Лишь бы до весны чего не отчебучил!»
Расул, видя что председатель ходит с кислой рожей — подослал к нему Айрата, сам отделавшись занятостью чрезвычайной. Токарь позвал Захара покурить, вышли за гараж, к курилке, оборудованной щитом пожарным. Все как полагается — топор, хоть сейчас с ним наперевес в зомбиапокалипсис, конусообразное ведро, ящик со смерзшимся в монолит песком и багор. Багор Захар оценил профессионально, примеряясь — как бы с таким на белугу или осетра выйти.
Докуривали уже, когда Михалыч, весь перекур шмыгающий носом, не воскликнул: «Да хули здесь воняет еще больше, чем в гараже?!» Айрат показал рукой с недоумением: «Так вот же всё сваливают, все отходы, и от свеклы, от браги. Хорошо что зима пока…» Председатель не поленился, дошел до помойки, с омерзением изучил накопившиеся за несколько месяцев кучи отходов и взбеленился.
Тут же, в гараже собрал всех и произнес зажигательную речь, вся суть которой, если запикать маты, сводилась к тому, что всё убрать до нового года! Прямо здесь и сейчас начиная! Вызвал Серёгу, озадачив его тем же, только в масштабах всей деревни. Не самого участкового с лопатой отправил, естественно. А чтоб казаки проконтролировали. И не стояли смотрели, а личным примером! Казаки, только что окончившие с рыбалкой, которая оказалась тяжелей обычной повседневной работы — не обрадовались. Вместо полежать на печи, отдохнуть от багренья — пришлось вкалывать.
Дисциплину Серёга держал на уровне и казаки с рвением, достойным стахановцев — взбудоражили всю деревню, в процессе и сами подключившись. Да и как тут стоять будешь, когда Председатель лично взял процесс благоустройства под контроль. Вооружившись совковой лопатой.
— Заросли говном, хуже свиней! Сами ведь здесь живем! — так как с лопатой Захар не усердствовал, то сил на то, чтоб жечь глаголом — хватало. — Убираем всё, иначе никакого Нового года! И не дай бог повторится такое! Весна покажет, кто где гадил! Если что всплывет по весне, разговор пойдет по другому!
Видя масштабы — дал добро на трактор, выделили солярки. Расчистили улицы, проторили зимник до глухого оврага, который под свалку деревенскую определили и Саня экскаваторшик, пугая лошадей — курсировал с телегой туда и сюда. Заодно решили давно назревшую проблему — организовав постоянную команду по вывозу мусора. Как от населения, так и с производства. Поставив во главе Никиту, пусть искупает. Под начало определили пленных староверов, с их же лошадьми и санями. Но это на будущее…
А пока пахали на совесть и все, а начальство, чувствующее свои вину — усерднее всех. Егор, с остервенением и ненавистью долбивший смерзшиеся курганчики бражной жижи, окрашенные красными свекольными выжимками, подбадривал сам себя: «Плюс пять к силе! Плюс десять к ловкости! Ебаное реалРПГ!» К ночи, бредя домой на подкашивающихся ногах, предвкушал как завалится у печки и будет нежиться. Не раздеваясь, пока Ксюха заваривает чай и собирает на стол! С усталостью и довольством бормотал: «Плюс двадцать к выносливости!» Ксюша, принюхавшись — морщила нос и гнала его с порога в баню: «Минус пятьдесят к харизме! Шмотки в предбаннике оставь, домой это не приноси! Сменку я тебе занесу!»
В результате за два с половиной дня навели порядок — императора встретить не стыдно. А чтоб в дальнейшем до такого не доводить, дали Никите шанс. Участковый, со скепсисом отнесшийся к этой идее, напутствовал бывшего депутата: «Если не справишься, карьера твоя так в команде ассенизаторов и закончится. Так что сам решай, или начальник коммунальной службы по уборке бытовых отходов или говночерпий на низшей ступени иерархии!» Тот вроде проникся и клялся, что не подведет.
Сам Серёга, как человек бывалый, в армии служивший — представлял, что такое ПХД в масштабах деревни. И после первого дня, когда всю деревню поставили под лопату — по секрету с озабоченностью в голосе поведал Захару, что есть оперативные данные! По которым небольшую группу казаков в количестве пяти человек, под его чутким руководством, необходимо направить в район старообрядческого скита. На разведку и пресечь возможные вылазки вражин.
«Я тебе говорю, Михалыч!» — Горячился участковый: «Там такой матерый этот Фотьма! Я бы на его месте так не оставил, отомстил! Надо приглядеться съездить, а то устроят нам Новый год! Ну и разведать местность, после праздников надо этот гадюшник разгонять, совместно с Пантелеем. С двух сторон зажмем, а там зачистка и перевоспитание, по обстоятельствам!» Захар, догадывающийся, что Серёга не горит желанием принимать участие в субботнике — против пяти человек возражал.
Но исходящую опасность, от получивших ощутимый, но не критический урон общины сектантов — осознавал. Договорились на троих бойцов, включаю участкового, Захар напутствовал: «На рожон только не лезь Сережа! Разведайте, осмотритесь, геройствовать не надо! Хватит кровь проливать, люди то русские, у них там главный мутит воду, как я понял, остальные подневольные». Серёга уточнил: «Не один, у них там совет старцев и при них парочка рож каторжных, вроде Зосима, которого Айрат упокоил. Что эти напели — перепроверят надо, их послушать, так все поголовно кто повар, кто кобылой правил, головорезов нет. Как по мне, так по всем поголовно там исправительные работы плачут…»
Два дня Серёга не показывался дома с Лёхой и Андрюхой, народ молчал. Но осадочек то копился, все пашут — а кто-то пляшет. За эти два дня Егор окончательно уверился, что брат Серёга оказался ментовской рожей, проявил свою натуру! А в ночь на тридцать первое декабря тройка дружинных казаков, с обветренными лицами, выехала со стороны Ая. С двумя чужими санями и лошадьми, подгоняя перед собой ещё шесть звероватого вида мужиков, с косматыми бородами, не знакомыми с барбершопами.
— Заехали на нашу сторону, — докладывал председателю участковый, которому двое суток в лесу дались тяжело, кожа на морде лица шелушилась и облазила, глаза покраснели, но весь вид излучал довольство, — свернули в лес, двоих оставили с лошадьми на хозяйстве, а четверо разделились и в нашу сторону шли. Маскхалаты, Захар, рулят! И бинокль! Мы уссывались, наблюдая за тем, как они по полям к нам пробирались!
— Зачем пробирались, выяснили? — Хмурился Захар, поглаживая вновь напомнившую о себе спину, два дня с лопатой бегал, так и по новой поясницу сорвать недолго!
— Божатся, что только из-за беспокойства за своих крадучись подбирались. А с собой топоры и два карамальтука, с порохом и пулями. Мы их того, помяли немного, пока выясняли всё, так что они с неделю на работы выходить не смогут. Про двоих, в лесу оставленных не сразу рассказали, так что по хорошему с ними работать и работать. Но потом. Пусть у Никиты в погребе поживут, дня два-три. Умотались мы Михалыч, ноги не держат!
— Спасибо, Серёга! Новый год то где отмечать собираешься?
— Нахуй эти праздники, Захар! Я дома пару дней просто полежать хочу!
Концепции умеренности, высказанной Серёгой Председателю — придерживалась большая часть деревни. После такого аврального субботника. Поэтому праздник отмечали без размаха, в узком семейном кругу. В народе ходило мнение, что ну их, действительно — праздники. Если к ним так готовиться надо.
Егор, весь день возившийся с компом и бумагами (как-то неожиданно пришло понимание, что лучше больше головой работать, чтоб потом не пришлось руками разгребать) — закончил только под вечер. Ксюха принаряжалась у зеркала.
— А к нам что, гости придут? — С недоумением спросил.
— Сами пойдем, — поставила жена перед фактом, — весь день за компом сидел, развеяться надо!
— А к кому мы намылились?
Ксюха не успела ответить, распахнулась без стука дверь и влетела Маня: «С новым годом, родственнички!» Из-за пазухи вытащила смешной и умильный комок, черно-белого окраса, с блестящими глазами: «А это вам, подарок! С праздником, с Новым счастьем!» Приглядевшись у подарку, Егор опознал щенка. Маня подтвердила: «Лайка. Породистая! У Захара Михайловича еле выцарапала!» Егор, помнивший, что «породистые» лайки председателя, в зависимости от степени опьянения были то хаски, то лайки — со скепсисом отнесся к появлению нового питомца.
А Ксюша обрадовалась: «Ты чего, как без собаки в деревне, одно слово — городской!» Гугл, взлетевший на печку и оттуда посматривающий на щенка с брезгливым недоумением и настороженностью — скепсис Егора разделял. «Вы чего не собрались ещё!?» — бесцеремонно теребила их Маня: «Пошлите к нам! Папка тоже лежит ворчит, вы чего, праздник же!?» Егор начал ворчать, что кому и праздник, кто в лесу отсиживался у костра, а кто руки в кровь изодрал об говны замерзшие — тем не до праздника.
Маня, уяснив претензии Егора расхохоталась и просветила, что папка герой так-то. Не такой как он, Егор, но тоже молодец! «Хорош киснуть дома, пошли!» — растормошила его Маня. Егор, устыдившийся недавних мыслей — стал собираться. «Весело будет!» — Обещала Маня: «Врачи придут! Папка гитару настроил!»
— Я пить не буду! — Предупредил Егор, подмигнув Мане.
— Папка тоже! — Подмигнула та в ответ.
Ксюша, что-то заподозрив — насторожилась, в чем-то тут был подвох. И в своих подозрениях она была не одинока, Толян с Олегом весь вечер сидели как на иголках. Внимательно наблюдая за действительно непьющими братьями. И что более всего странно — сами не пили! Впрочем, Ксения вскоре выбросила все подозрения из головы и просто наслаждалась компанией и живой музыкой, петь Серега умел.
И только доктора весь вечер не теряли бдительности, обменивались многозначительными взглядами и с Маней разговаривали изысканно-вежливо, называя её не иначе, как Марией. И даже нет-нет — на Вы…