ОПГ «Деревня» 2

Глава 5

Захар всю дорогу до Айлино-Мордовского размышлял о словах жены про рыбалку и мысленно с ней соглашался. «Действительно, как дикари! Ритуал какой-то, причем кровавый. И ущерб экологии, хищническое истребление рыбы. То-то осетровые до нашего времени не дожили в Аю!» — Накручивал себя Михалыч: «И не деться никуда, положение обязывает. Ничего, абстрагируюсь, в сторонке постою. а в будущем — надо всё это менять!»

На сторожевом посту уже били копытом городские казаки, приехавшие вчера во главе с Пантелеем. Сотник пересел в сани к Захару с Серёгой, турнув оттуда Лёху и забрав у него вожжи: «Нно!» Серёга достал бутылку и похвалился: «Эксклюзив, только для нас! Градусов за девяносто, на лимонных корочках настояна! Ограниченная партия!» Руководящий состав немедленно оживился, продегустировали и Председатель спросил у сотника:

— Ну как тебе творение нашего чудо-химика, Пантелей!?

— Какой химик? То казак наш справный, Егор! — Не согласился сотник записать своего казака в какие-то химики. — Лютое зелье курит! Такое и царю не зазорно отправить!

— Облезет и неровно обрастёт… — Негромко пробормотал участковый, дабы не шокировать чувства Пантелея. — Он сейчас и без настойки такого наворотит…

Придя в благодушное настроение, Захар принялся выспрашивать сотника, каков этикет предстоящего мероприятия, не отразится ли на авторитете то, что он, как староста и заводчик — будет стоять в сторонке и покровительственно поглядывать. Не марая рук. Пантелей посмотрел на него с удивлением: «А ты как думал, Михалыч? То простых казаков работа и крестьян, нам свое достоинство умолять негоже! Командовать будем и делить!»

К обозу, выдвинувшемуся из поселения — присоединились крестьяне, под предводительством Викула. Тот, за время работы под началом Галки — преобразился и больше напоминал зажиточного купца средней руки, чем мужика от сохи. Старой Лёхиной армейской шапке ушанке, украшавшей голову Соснина — завидовали даже казаки…

Обоз поспешал к Старой Пристани, народ в возбуждении от предстоящего — переговаривался и шутил, подгоняя лошадей. В середине обоза ехал и Олег, вчера поставивший ультиматум Председателю: «Я тут как врач — без передыху вкалываю с осени! Развеяться надо! Аптечку я собрал, одежду мне мужики подходящую обеспечили, так что завтра — я походным лекарем с вами еду!» Захар, уважавший Олега не только как врача и десантника, а как стоматолога, который бесстрашно рвал зубы десантуре — не спорил. «Только рады будем, Олег, врач на таких мероприятиях — первое дело! Только уважишь нас, если поедешь!» — Согласился председатель, ощупывая языком корень давно искрошенного зуба.

Поглядывая с опаской на многометровые багры, не помещавшиеся целиком в санях, отчего их древки волочились за санями, а спиной упираясь в здоровые стеклянные бутыли в четверть самогона, Олег беспокоился. Не мало ли он взял с собой перевязочного материала и что он будет делать без Толяна, с его специализацией в хирургии, не дай бог что приключится. В то, что такая орава мужиков с алкоголем, без благотворного женского присутствия и вооруженная этакими баграми, обойдется без приключений — он сомневался. «С другой стороны», — размышлял Олег: «без женщин оно и лучше, меньше хвосты распускать будут, да удалью мериться».

В авангарде обоза Пантелей тем временем делился с новым заводчиком и атаманом свежими городскими новостями:

— Газеты привезли намедни свежие с Санкт-Птербургу Корепанову, так я их, пока не затерли, прибрал и с собой захватил. А где сам Николай?

— С инженерами Коля, мастерство постигает, с весны новый строй ладить будем, преобразится город, Пантелей! — Захар, представивший себе Корепанова, взятого в оборот Анисимом — мысленно взоржал. — Что в газетах то пишут. Здрав ли наш новый император, не сотрясают ли устои государства вороги?

— Неведомо сие, — разгладил усы сотник, — грамоте не обучен. Анжанеры читали, пересказывали, спокойно всё. На весну назначена коронация. Апосля коей император наш Павел, да хранит его господь, намерен объехать страну, коя досталась ему под руку. Глядишь и наш край почтит вниманием! Ещё что-то гутарили про реформу письменного языка, дабы упростить люду постижение грамоты и наук, но то пустое, мне мнится…

Захар толкнул участкового: «Жду не дождусь, как бы скорей с этой рыбалкой развязаться и домой вернуться. Подсунуть эти газеты Егору и поржать, как он бегать будет, крича, что это не наш мир оказался!» Серёга хмыкнул: «Самому интересно почитать, что за вести, жалко темно, сейчас бы посмотрел, на ходу. В нашей истории Павел совсем не с этого начал».

Присутствовал в обозе и батюшка, настоятель Свято-Троицкого городского храма, раздираемый чувствами, неподобающими лицу духовному. Грызла досада, на Савву, выскользнувшего из сетей, так умело расставленных на него. И куда прикажете девать старшую поповну, засидевшуюся в девках? А ведь так удачно всё сладилось поначалу! Батюшка погладил старый, отливающий зеленью синяк, поставленный Пантелеем, зарекаясь впредь связываться с пришлыми немцами. Ну а новый синяк, поставленный тем же Пантелеем под другой глаз — и ощупывать не надо было, чувствовался так. С тем, что Савва теперь отрезанный ломоть — поп смирился, но досада ела душу, как похмельная рвота…

Лишь думы о предстоящей добыче казаков — умиротворяли душу, лицо батюшки разглаживалось: «Нешто не найду свое дуре, кобыле этакой, мужичка какого-нибудь? Вона скока голодранцев в заводе отирается, за милость примут и такую жену, с приданным! Икорки бы казачки добыли побольше! На масленицу с блинами — богоугодное благолепие!»

Выскочили из зажатой меж двух горных хребтов дороги от Айлинского поста к берегу реки, где на месте сожженной бунтовщиками Пугачева Старой Пристани — отстроилась по новой деревня. Приписанная к заводу. Местные крестьяне, дожидавшиеся начальство и казаков — примкнули к обозу. Съехали на лед и покатили вниз, к курье[1] — первому омуту, назначенному для открытия багрения. Восемьсот метров до курьи — преодолели мигом и сейчас разбирали повозки, доставая багры и взглядами поторапливая батюшку: «Доколе?»

Пантелей поторопил попа: «Давай, не разводи турусов на колесах, день зимний недолог!» Батюшка, отмахнувшись от него как от надоедливой мухи — торопливо разжег кадило и не размениваясь на длинные проповеди — окурил собравшихся и осенил крестным знамением. Срывающимся от возбуждением голосом заключив: «С богом, аминь! Да не избежит багров рабов божьих ни одна тварь водная!» Всем миром после благословения и жалкой пародии на молебен — причастились по чарке доброго вина.

И распределились сообразно социальному положению: крестьяне с пешнями и топорами стали долбить во льду прорубь, достаточную чтоб вытащить рыбу, казаки с баграми перетаптывались с ноги на ногу, поторапливая мужиков. Начальство расположилось в сторонке, накрыв в санях импровизированный столик, чтоб с удобством руководить процессом.

Через полчаса Председатель, весь облепленный рыбьей чешуей — лежал плашмя поперек здоровую, под сто килограмм белугу и орал: «Держу блядину! Силен — не удержу! Добивайте!» Серёга, выглядевший чуть поприличней — заламывал рыбине хвост, тыча ножом в спину: «Хребет этой твари надо перерезать!» Пантелей с топором в руках прыгал возле головы белуги: «Ужо постерегись Захар! Руки, руки убери! Я ему в голову обушком тюкну!» Олег орудовал багром, отобранным у казака — вытаскивая на лед очередную рыбину, позабыв о клятве Гипократа…

И от каждого нового вскрытого в течение дня омута — тянулись вереницы саней, увозящих добытую рыбу в Старую Пристань.

— Славно седня багрили! — С довольством заключил Пантелей, падая в сани после последней на сегодня ямы.

— Славно то славно, — сомневаясь протянул участковый, — но ведь это чуть ли не всё в казну пойдет, с первого дня?

— С чего это!? — Возмутился сотник. — И половины довольно будет! Попу полхвоста отдать придется да икры, и всё! Как бы и этой половиной, что отпишем, не подавиться чернильным душам! Удачливые вы, отродясь столько рыбы за первый день не били! Эх, расторгуемся осетриной!

— Ты погоди расторговываться, Пантелей! — осадил его Захар. — Ты казачков набрал из молодежи?

— С запасом! — Похвастался тот. — Ужо гонять начали!

— Вот их и кормите рыбой, и сами ешьте, — подключился Серёга, — после багренья в завод приедем, будем новые порядки наводить и кадровые перестановки. Школу заведем, куда и детей заводских и казачат ваших определим. Так вот детей всех рыбой и икрой кормить! Не разделяя своих и чужих! Ничо, обскажем тебе ещё новую планиду, сотник1 А за деньги не переживай — по миру не пойдем!

— Чой то за кадровые перестановки, шта такое будет? — Насторожился Пантелей.

— Разбираться будем, кто чем дышит, — разъяснил Серёга, — а там по обстоятельствам, кое кому пизды, остальным мацы. Порядок будет!

— Порядок, это мы завсегда! — Успокоился сотник. — А кому не по нраву, в кнуты!

Уставшие и довольные добытчики, опьяненные не только самогоном, но и удачной рыбалкой — добрались до деревни, где решено было переночевать. И назавтра — отправиться вверх по реке, продолжить так удачно начавшееся багренье. Долго не расходились по домам на ночлег, взбудораженные сегодняшними событиями. Развели костер на берегу, жарили осетрину и закусывали свежепосоленой икрой-пятиминуткой. Потомки, кроме элементов одежды — ничем не выделялись из окруживших костер предков. Разве что бороды короче, да говор несвойственный здешним, с немецкими словечками — перехватываемыми помалу и местными. Потравили байки и наконец, угомонившись — расползлись ночевать по крестьянским избам…

Еще не рассвело, как Председателя с Серёгой разбудил Андрюха-крокодил: «Вставайте мужики, хорош дрыхнуть!» «Изыди, Андрон!» — Прохрипел участковый: «Мужики в поле пашут, а мы казаки теперь! Воды, подай воды, Андрюша!» При слове вода подал признаки жизни и Захар, кряхтя и на ощупь поднимаясь с тулупа, расстеленного на лавке: «Мне оставьте, не выхлебайте всё!» Дождавшись, когда страждущие утолят жажду, Андрей их огорошил:

— Тут вы на массу давите в тепле, а там утром у родника Пантелея нашли, примерз!

— Как примерз!!! — Синхронно удивились Захар с Серёгой. — А как же рыбалка?!

— Да ничо, его наш доктор отодрал уже! — Радостно отрапортовал Андрюха.

Участковый, припавший в этот момент к деревянному ковшику — подавился. Закашлялся и расплескал остатки воды, часть на себя, часть по комнате. А Захар растерянно пробормотал: «Как же так… А я то думаю, чо он ни с одной бабой не сошелся… Вот тебе и десантура…»

— Да вы чо, мужики, в себя прийти не можете? — Андрюха, в отличие от них держался бодрячком и находился в полном здравии. То ли вчера не злоупотреблял, то ли с утра поправился. — Сотник с утра проснулся, не нашел воды в доме и пошел к роднику напиться! Понимаете?! Напился, присел у родника перекурить, а как покурил, его и перекрыло со старых дрожжей! Вот зачем вы его вчера спиртом поили, непривычный же! Там и упал у родника, уснув. Утром бабы пошли по воду, а там Пантелей бородой к наледи примерз и спит. Еле растолкали! А встать не может, борода не пускает! Нож принесли, резать хотели. Так он на них матами! Ладно Серёга подошел и отодрал! Клок бороды, правда — во льду остался. Сейчас в тепле его разморило и опять спит.

— Слышь, Серёга, а ведь мы то тоже того, спирт пили! — осознал Захар.

— Ну пили и пили, слава богу, все живые. Сейчас покурим и в тепло. А вы, Андрей, давайте без нас сегодня начинайте! — Рассудил участковый. — После обеда отоспимся и подъедем. Вместе с сотником.

И начальство, которым хорошело на глазах — отправились покурить и навестить Пантелея, который беззаботно храпел, в полном здравии. Серёга с Захаром, удостоверившись что сотнику не нанесено критического урона — повалились спать в той же избе. Да так заснули, что прискакавшие верхами трое дружинников из Попадалово — не смогли их разбудить.

— Чо случилось то, пусть поспят! — Увещевали прискакавших Лёха с Андрюхой. — От них и толку не будет, даже если добудитесь! Вам же дома сидеть бдеть сказано было!

— Случилось, казаки! — Отчаявшиеся достучаться до начальства решили поведать свои горести и чаяния товарищам. — Егор вчера с Айратом повоевали, двое саней трупов вперемешку с красной рыбой привезли, одного раненого и пленных гурт!

— Как же скучно мы багрим! — высказал общее мнение притихшим от новостей казакам Лёха. — Живые же наши все? Вот и поехали дальше баграми орудовать. Кого там они ухайдакали, пусть начальство разбирается, как проспится. А вы домой езжайте, завтра смена! Неча тут!

— Да ну нах! — Егор покрепче перехватил карабин. — Не может быть!

— Ты чего?! — Айрат с подозрением воззрился на него. — Представляю, какая у вас с Ксенией бурная и насыщенная жизнь, если ты такие выводы делаешь!

— Какие такие выводы?! — пошел пятнами Егор. — Сам не слышишь что-ли? Я и фильм смотрел, про Екатерину, там тоже лошади присутствовали. Правда, там конь был, а тут, судя по голосу, над кобылой издеваются!

— Это ты надо мной издеваешься! — Не выдержал Айрат. — Вот следы с этой стороны, лошади сани тащили. А там на реке рыбу бьют. Нашу причем! А кто у нас с этой стороны живет, а?!

— Эти, староверы, которые Никиту нашего мучили и продали! — Догадался Егор.

— Ты же казак, — укоризненно покачал головой токарь, — должен пресекать и не допушать браконьерства! Поехали им пизды дадим и всё заберем, мы здесь власть!

— Постой, — морок, одолевший Егора спал и голова заработала в полную силу. — надо снегоход спрятать, чтоб с реки не видно было, а самим в засаде сесть. Услышат рев «тайги» и разбегутся по лесу, бегай за ними по сугробам. А тут сами приедут и рыбу привезут. Я им, сектантам, не прощу депутата!

Сказано — сделано, оттащили снегоход к берегу, приткнув за сугроб, сами расположились у кромки леса возле самого берега, на тропе, по которой приехали древлеправославные браконьеры. Ждать пришлось долго, Айрат весь извелся, не находя себе места. Егор же, приученный жизнью к долгим ожиданиям — делился с ним житейской мудростью: «Как ты не суетись, а бырыга появиться тогда, когда сочтет нужным. И из превратки в камеру конвой поднимет по своему разумению, так что сиди спокойно и не нервничай». Успели и перекусить, и два раза попить горячего из термосов, когда глазастый токарь заметил движение на льду: «Едут!»

— Здорова мужики! Кто такие, откуда будете!? — Егор с Айратом вышли с тропы и взяли на прицел трое подъехавших саней с дюжиной мужиков при них. Те встали как вкопанные, озираясь по сторонам, на санях из под рогожи торчали рыбьи хвосты. Больше похожие на русалочьи, от нормальных таких русалок, любительниц фастфуда и нездорового образа жизни.

— А вы кто?! — Вперед выступил дерзкого вида мужик, одетый справней других. Он огляделся и скомандовал своим. — Их всего двое, древлеправославные! Навалимся разом! Иначе всех нас в кандалы!

Толпа диковатого вида мужиков, сжимая в руках топоры и выдирая из саней багры — стали надвигаться, обступая со всех сторон. Молча.

— Эй, вы чо, охуели на стволы буром переть?! — Сорвался в крик Айрат. — Всем стоять, мордой в снег! — И выстрелил под ноги главному, тут же переведя ствол ему на грудь.

— Не шуткуй, барчук! — Осклабился тот. — Дави их!

И прыгнул к Айрату, занося над головой топор, тут же крутанувшись волчком и рухнув в снег, от заряда картечи в корпус из второго ствола. Айрат, с ужасом понимая что не успевает перезарядиться — отскочил в сторону от Егора, чтоб не перекрывать сектор обстрела, отбежал за него, переламывая ружье. «Надо было два патрона в зубы взять», — молнией пронеслось в голове: «сейчас пока выцарапаю из под куртки патронташ — сомнут Егорку!»

«Бац, бац, бац!» — прозвучали хлесткие, как удар кнута выстрелы из карабина Егора, ещё две фигуры молча повалились на лед, третий мужик, завывая — стал отползать в сторону, оставляя на припорошенном снегом льду кровавую полосу. Остальные отпрянули и замерли в нерешительности.

«Бац, бац!» — Егор закрепил эффект ещё двумя выстрелами, выбившими изо льда шлейф осколков, под ноги застывших истуканами староверов, растерявших весь пыл. «Лежать я сказал!» — Заорал перезарядивший Айарт, переводя ствол с одного мужика на другого. Те с видимым облегчением рухнули на лед.

— Не губи барин! — Плаксиво и с опаской затянул один из сектантов. — Это всё Зосим, он у Фотьмы десницей ходит!

— Рот закрой, пока пуля не прилетала! — Подскочил к нему Егор и несколько раз пнул с оттяжкой по голове, мужик закрыл голову руками и скрючился в позе эмбриона.

— Эээ, ты чего Егор? — Забеспокоился Айрат.

— Ничего, — буркнул тот, — они же нас убивать шли. Нука, присмотри за ними, я…

Отвернулся и струганул на лед всем выпитым и съеденным за время сидения в засаде. Отплевываясь, повернулся к Айрату, черпанул снега, оттер рот достал из кармана несколько отрезков репшнура:

— Всех вяжем, кроме троих что сани поведут и домой. Кто дернется — пристрелю, понимаете!? Хули молчите, пидарасы, понимаете!? — Вновь принялся пинать лежащих, пока те не заголосили, что всё поняли.

Пока Айрат держал замерших на льду под прицелом — Егор связал руки за спиной тем что поздоровее, заставил подняться и сесть, вытащил из снегохода веревку и связал получившуюся группу из пяти человек вместе. Трех, оставленных вести лошадей — заставил закинуть три трупа в сани. «Может их того, под лед?» — Предложил Айрат: «Зачем их везти к нам?» Егор отрезал: «Надо, всё для дома, для семьи, врачам пригодится. И Маня рада будет». Айрат, не в курсе тонкостей обучения детей у медиков, списал это странное высказывание на стресс.

— А с этим что делать будем? — Ткнул ружьем в скрючившегося на льду и держащегося за простреленную ногу старовера Айрат. Тот, увидев, что на него обратили внимание — прикусил губу и стал подвывать тише.

— Добить бы, да пулю жалко, один хуй кровью истечет, вон какая лужа натекла. — Отстранено заметил Егор.

— Да нет! — Возразил Айрат, — Наш же человек, русский! Не, я ему ногу перетяну всё же, довезем до дому! А не довезем — кисмет…

Перетянул ему ногу, подобрал две шапки лежащих в санях и привязал их с двух сторон бедра раненного, заткнув ими входное и выходное отверстие. Егор следил за этим с неудовольствием, сомневался, что довезут подранка живым. «Ну что, закончил бинтовать, санитар? Поехали, сани вперед, негры связанные сзади колонной, кто дернется — стреляю без предупреждения! Пошли не оглядываясь, держимся вот этого следа!» — Указал возчикам на след снегохода и те тронулись.

— Я сзади пойду не торопясь, а ты вперед поезжай, будешь спереди присматривать, чтоб не свернули. Отъехал подальше, не выпуская из вида и остановился, подождал и снова вперед. Ферштейн? — Скомандовал Егор.

— Яволь! — Айрат шутливо приложил руку к шапке. — Егор, а чо ты слабенький такой, жмуров не видел что-ли, блеванул?

— Видел, как не видел… — Егор помолчал и продолжил. — Только я няшных видел, ну посинел наркоман от передоза и захлебнулся в блевотине, чо такого. А вот таких, чтоб грудак картечью разворотило, не видел, вот и замутило с непривычки.

Айрат неуверенно хохотнул, не зная, пошутил Егор или всерьез, оглядел лед, залитый в нескольких местах ярко-красной, не свернувшейся на морозе кровью и едва успел отвернуться. Согнулся от подступившей тошноты и тоже стравил на лед всё съеденное…