От Цезаря до Августа

Собрание консерваторов на Капитолии. — Свидание Антония и Лепида. — Посещение Антонием Кальпурнии. — Ночь с 15 на 16 марта. — Переговоры утром 16 марта. — Речь Брута после полудня. — Действия Антония вечером 16 марта. — Ночь с 16 на 17 марта. — Споры в сенате утром 17 марта. — Проекты и возражения на них. — Амнистия.

Положение после убийства Цезаря 15 марта 44 г. до Р. X

Заговорщики, римская знать и Антоний очень быстро очнулись Положение от оцепенения, в которое их повергло убийство Цезаря. Убийцы, после которым во время заговора приходилось быть очень благоразумными убийства и сноситься только украдкой, были согласны относительно убийства Цезаря Цезаря; что же касается последующих действий, то у них был только один проект, состоявший в том, чтобы немедленно предложить сенату реставрацию республики. Они потеряли почву под ногами и внезапно оказались одни на пустынном Капитолии в том угнетенном состоянии духа, которое следует за сильными волнениями, испуганные увиденной на улицах Рима паникой; они спрашивали себя: как посмотрят на их поступок, каково будет настроение ветеранов и простого народа и на что следовало решиться? Вполне понятно, что при таких обстоятельствах и в таком состоянии духа заговорщики ничего не хотели предпринимать прежде общений с наиболее видными лицами консервативной партии и решили послать сопровождавших их рабов к наиболее выдающимся из своих друзей с приглашением явиться на Капитолий. В то же самое время главные представители аристократической партии, очнувшись от своего первого оцепенения, старались получить известия от заговорщиков. Цицерон, до крайности взволнованный и исполненный нетерпения, уже писал Басилу[2] лаконическую записку с поздравлением и вопросом о дальнейших действиях. Антоний, подобно всем, желал новостей и советов. Кто убил Цезаря? Какие лица участвовали в этом опасном предприятии? Поэтому после полудня по римским улицам начали двигаться вестники, разнося известия и письма по всем направлениям.

Совещание на Капитолии 15 марта 44 г. до Р. X

Недовольство против Цезаря, уже несколько лет копившееся на в глубине душ, было так велико, что легко нашлось несколько Капитолии сенаторов, достаточно смелых даже для того, чтобы отправиться после полудня на Капитолий. В числе их был Цицерон, предавшийся бурной радости и необычайно возбужденный; недовольный и усталый ученый вышел наконец из своего оцепенения. Все вместе они начали совещаться. Очевидно, что нужно было поскорее созвать сенат, но кто мог это сделать? По конституции, это было делом оставшегося в живых консула. Некоторые сенаторы действительно предлагали обратиться к нему; и это предложение было менее безрассудным, чем кажется некоторым современным историкам, слишком забывающим, что труднее отдавать себе отчет в вещах среди самих событий, чем здраво судить о них на расстоянии. За несколько месяцев до убийства Цезаря Антоний был еще умеренным цезарианцем, подобным Бруту, Кассию, Требонию; и если он наконец перешел в партию противников, то его долги, бездействие, на которое осудил его диктатор, и влияние его жены Фульвии могли служить ему извинением и давали после смерти Цезаря его друзьям надежду, что он вернется к ним из своих кратковременных блужданий. Напротив, более смелое предложение сделал Цицерон, энтузиазм которого еще более возрос, когда он оказался на Капитолии в числе заговорщиков, своих лучших друзей и самых выдающихся лиц обеих партий, которые недавно были совсем другими. Было бы неблагоразумно доверяться Антонию, нужно воспользоваться событиями и ускорить ход дела путем государственного переворота; пусть Брут и Кассий, бывшие преторами, созовут сенат, узурпируя права Антония; пусть они призовут граждан к оружию, как во времена Катилины, и тотчас же овладеют государством; однако пусть они все остаются на Капитолии, изображая сенат в миниатюре и ожидая созвания настоящего сената.

Мы не знаем, как разделились мнения, но Брут и Кассий, по- видимому, склонились к первому предложению и, во всяком случае, не последовали совету Цицерона. Все эти военные люди были менее храбры, чем писатель; они боялись, что народ, слишком привязанный к Цезарю или слишком апатичный, не захочет явиться на их зов или даже поднимется против них; все они заискивали, поздравляя убийц, но никто не пожелал остаться, чтобы принять участие в государственном перевороте. Рассуждали долго, а время шло; мартовские дни не длинны, приближалась ночь. Наконец, пришли к заключению, что, совершив убийство Цезаря, не стоило портить это событие новой дерзостью, которая могла и не удаться. Было решено вступить в переговоры с Антонием: его пригласили на Капитолий для переговоров о созыве сената и восстановлении республики без нового кровопролития. Никто не мог сказать ясно, каковы могут быть эти условия и как пойдет дело; обещали только ничего не отнимать у Антония из предоставленных ему Цезарем почестей. Кроме того, решили организовать на следующий день народные демонстрации, чтобы расположить к себе общественное мнение. Вести переговоры с Антонием было поручено нескольким сенаторам. Цицерон, однако, не захотел участвовать в них.

Положение Антония 15 марта 44 г. до Р. X

Положение Антония было не менее затруднительным: к нему Антония после полудня осмелился отправиться, кажется, только один Лепид, magister equitum Цезаря, и когда он пришел в дом консула, последний еще не имел определенных сведений о заговорщиках. Собранные после полудня служителями и стражей известия могли быть лишь путанными и недостоверными. Антоний не мог обсудить положение, пока не знал убийц Цезаря. Поэтому довольно вероятно, что, в то время как заговорщики совещались на Капитолии, Антоний и Лепид находились вместе, одни, охваченные не менее тяжелой неопределенностью и напуганные окружавшей их пустотой. Эта неопределенность продолжалась до того момента, когда к ним явились послы от тираноубийц. Последние, чтобы придать значение приносимым ими мирным предложениям, сперва объявили имена заговорщиков; и тогда Антоний со страхом мог отдать себе отчет в обширности и важности заговора и понять, почему Лепид один явился к нему. Цезарь пал под ударами самых выдающихся людей цезарианской и помпеянской партий, примирившихся для образования новой партии. Современные писатели думают, что после смерти Цезаря Антоний заботился только захватить его место. Мне, напротив, кажется более вероятным, что он (в тот вечер по крайней мере), узнав, чем в действительности был этот заговор, должен был со страхом спросить себя: не суждено ли и ему последовать вскоре за Цезарем в могилу? Смерть Цезаря была для него ужасным несчастьем. Небольшие выгоды, извлеченные им из своего последнего обращения, не только были потеряны, но грозили обернуться против него. Консерваторы и умеренные цезарианцы, ободрившись и сделавшись могущественными благодаря успеху заговора, имели все шансы снова захватить власть. Если бы им это удалось, что случилось бы-с ним, на кого заговорщики должны были смотреть как на изменника? Правда, посланники принесли дружественные предложения, но Антоний, не знавший, что заговорщики были смущены и колебались, а считавший их, напротив, решительными и смелыми, не доверял им, увидев в этих мирных предложениях ловушку. Нужно ли ему отправиться на Капитолий к заговорщикам, которые должны были иметь сильное желание убить его вслед за Цезарем? Антоний все же не мог совершенно отвергнуть мирные предложения и ускорить окончательный разрыв в тот момент, когда он был беззащитен и имел с собой только одного Лепила. В этом трудном положении он поступил так, как обыкновенно поступают, когда не знают, на что решиться: он попросил дать ему подумать до следующего вечера.

План действий Антония 15 марта 44 г. до Р. X

К его великой радости, посланники согласились на это; и Антоний, План и Лепид, после их ухода лучше осведомленные о положении, приняли действий следующее решение. Зная теперь, что во главе заговора стояли Антония вожди консервативной партии, они решили представить народу убийство Цезаря как результат всеобщего заговора цезарианцев и консерваторов, направленного к уничтожению всего, что было сделано диктатором. Такими действиями они могли объединить остатки клодиевских коллегий, разыскать наиболее выдающихся и оставшихся верными Цезарю людей своей партии, призвать находившихся по соседству ветеранов и образовать из них небольшой отряд, командование над которым должен был принять Лепид и который должен был защищать их в случае нужды. После принятия этих решений Лепид лично отправился собирать своих солдат, а Антоний, вспомнив наконец о своем убитом товарище, с наступлением ночи в сопровождении рабов отправился на форум в donrus publica, куда три раба принесли на носилках тело Цезаря. Он увидал бездушный и неподвижный труп человека, чудесную деятельность которого наблюдал каждый день в течение более десяти лет, а затем навестил Кальпурнию и, вероятно, без труда убедил ее выдать ему бумаги Цезаря, сумму в сто миллионов сестерциев и драгоценные предметы, бывшие у ее мужа. Может быть, даже Кальпурния сама предложила ему все это, не смея хранить у себя в столь критический момент архивы Цезаря и боясь, как бы кто-нибудь из заговорщиков не подумал овладеть ими. Но при крупных переворотах очень часто бывает, что никто не думает о самых простых вещах. Антоний, впрочем, будучи консулом, имел право захватить бумаги; сам Цезарь, собираясь уехать, доверил ему большое число их вместе с инструкциями, которыми нужно было руководствоваться в его отсутствии. Как бы то ни было, Антоний все унес к себе домой и с удивительной. энергией принялся рассылать во все стороны рабов, вольноотпущенников и клиентов; он разослал их по Риму и соседним городам, чтобы взволновать начальников коллегий и избирательных агентов, разыскать ветеранов и пригласить их явиться к Лепиду, найти также наиболее влиятельных друзей Цезаря, его колонистов и приверженцев и немедленно созвать их всех в Рим, объявив, что консервативная партия хочет уничтожить все распоряжения Цезаря, отобрать проданные им имущества, сделанные им подарки и предоставленные права. В это же самое время заговорщики на Капитолии, с неудовольствием принявшие ответ Антония, занимались подготовкой народных демонстраций, которые должны были произойти на следующий день. Они также повсюду рассылали, к кому только могли, рабов, вольноотпущенников и клиентов с просьбой о помощи и о подкупе избирательных агентов. Таким образом, Рим, подобно прочим городам древности, неосвещаемый, а потому пустынный и молчаливый после заката солнца, в эту ночь пришел в движение. Один только Цезарь впервые уже с давнего времени мирно спал.

Утренние события 15—16 марта 44 г. до Р. X

Однако ни той, ни другой партии нелегко было взволновать события общество. Несколько непримиримых врагов Цезаря были вне себя от радости, и несколько преданных друзей оплакивали его смерть; но многие оставались в нерешительности. Немало было и довольных этим убийством вследствие своей старой злобы, скорбных воспоминаний о гражданской войне и зависти, всегда свойственных могущественным людям. Другие, напротив, как всегда случается в подобных трагедиях, сожалели об этом человеке, который пал от рук шестидесяти убийц; они забыли, что человек, подвергшийся нападению, был вождем партии и империи и, будь он жив, мог бы в одно мгновение уничтожить своих врагов. Однако эти чувства снисхождения и жалости были слабее страха, охватившего умы. Никто не знал, что и заговорщики, и цезарианцы были дезорганизованы и смущены. Им приписывали вполне определенные планы и значительные силы, так что многие не знали, примкнуть ли им к тем или к другим. Таким образом, заговорщикам с большим трудом удалось ночью нанять несколько манифестантов, а Лепид смог набрать только небольшой отряд солдат. С этим отрядом он смог, однако, накануне 16 марта занять форум и разрешить Антонию исполнять, как обычно, функции консула вместе с некоторыми должностными лицами, не участвовавшими в заговоре. Этот факт имел важное значение. Так как оба претора и другие магистраты, бывшие на Капитолии, не явились, то общество могло думать в это утро, что власть находится еще в руках цезарианцев. Это было решительной выгодой — при виде солдат и консула многие ветераны, начальники коллегий и сторонники Цезаря, до сих пор колебавшиеся, ободрились: одни побежали домой за оружием, другие отправились агитировать своих друзей и членов коллегий присоединиться к ним. В этот момент на форуме появилась первая толпа нанятых консерваторами манифестантов и встретила там патрули ветеранов. При таком зрелище усердие наемников сразу исчезло; никто не смел в присутствии ветеранов Цезаря аплодировать его убийцам. Один только претор Цинна имел смелость бросить знаки своего достоинства, говоря, что хотел держать их от народа, а не от тирана. Испуганная толпа едва осмелилась кричать: мир! мир! Скоро одни повернули в одну сторону, другие — в другую, и все рассеялись, страшась какого-либо насилия со стороны ветеранов Цезаря. Но и последние не смели ничего предпринять.

Переговоры между Антонием и заговорщиками 15—16 марта 44 г. до Р. X

Все были взволнованы, и в этом общем смятении между Капитолием и домом Антония началось постоянное движение взад и вперед сенаторов. Антоний мог ночью на свободе обдумать свое положение и пришел к выводу, что наибольшая опасность для егопартии грозит со стороны самого выдающегося из заговорщиковДецима Брута, который по распоряжению Цезаря в этот год должен был быть правителем Цизальпинской Галлии, т. е. стоять во главе армии в долине реки По, в пятнадцати днях пути от Рима. Антонию легко было сделать вывод, что галльская армия будет самой прочной поддержкой нового правительства и орудием, при помощи которого заговорщики станут держать сенат в своей власти. Он решил поэтому принять все меры, чтобы Децим Брут отказался от своего командования. К несчастью, когда утром 16 марта ветераны и колонисты Цезаря начали собираться в город из окрестностей Рима, оказалось, что из выдающихся цезарианцев налицо был только Гирций. Другие — Бальб, Панса, Оппий, Кален и Саллюстий — спрятались в соседних городах. Как мог один Антоний вырвать у заговорщиков это отречение? Для этого нужна была большая ловкость. Вдруг утром 16 марта заговорщики, ожидавшие сообщений от консула только к вечеру, увидали, что Антоний идет им навстречу, уверяет их, что расположен по мере своих сил помочь им восстановить республику, прибавляет, что, как кажется, они должны бы поручить вести переговоры с ним его старому другу и товарищу Дециму Бруту, позволив тому покинуть Капитолий и отправиться к нему. Антоний, вероятно, надеялся легко запугать его, отделив от других заговорщиков, и побудить отказаться от провинции. Эти предложения были сделаны в удобный момент. Заговорщики вследствие неудачи их первой демонстрации пришли в уныние. Хотя после демонстрации к ним на Капитолий явилось много влиятельных лиц, но и они были смущены холодностью народа, солдатами Лепида, ветеранами и колонистами Цезаря, число которых увеличивалось с каждым мгновением. Таким образом, на Капитолии снова все пребывали в неизвестности, делали различные проекты, думали послать Брута и Кассия на форум с речью к народу, но сильно колебались. Не означало ли это подвергнуться опасности быть разорванным на куски? Поэтому предложения Антония были приняты с радостью, Децим Брут тотчас покинул Капитолий для ведения переговоров и с закрытыми глазами попал в расставленную консулом ловушку. Ни у одной из двух партий не хватило смелости первой перейти в нападение; обе они держали оборонительную позицию, ожидая, чтобы положение дел немного прояснилось.

Брут и Кассий на форуме 15—16 марта 44 г. до Р. X

Впрочем, заговорщики не могли долго скрывать свой страх и колебания. Антоний, удивившийся, что нашел Децима Брута и заговорщиков столь сговорчивыми, скоро понял, что враги его охвачены страхом. Однако в то же утро непредвиденный случай смешал все. На форуме во главе толпы ветеранов и со знаками консульского достоинства появился Долабелла; он произнес хвалебную речь убийцам тирана, а потом поднялся на Капитолий, чтобы их приветствовать. Факт был многозначительный. Долабелла, один из любимцев Цезаря, назначенный им consul sufectus, был бы консулом вместо него после смерти диктатора, если бы Антоний не воспрепятствовал выполнению всех обрядовых церемоний, обязательных для действительности выборов. Так как Долабелла не был человеком, способным отказаться от консульства из-за формальностей, то он в течение ночи принял решение самому утвердить свое избрание, надеясь удержаться в своей должности с помощью заговорщиков, которым было выгодно иметь на своей стороне консула, хотя бы и не вполне законного. Этот маленький государственный переворот незамедлительно произвел в городе большое волнение и, по-видимо- му, сделал заговорщиков более смелыми. Манифестанты, потерпевшие утром неудачу, ободрились и попытались организовать на форуме новую демонстрацию, громко призывая Брута, Кассия и их товарищей. Заговорщики решили, что Брут и Кассий спустятся, чтобы сказать речь народу. Это приостановило бы переговоры или уменьшило бы их значение. Но возник вопрос: кто должен их сопровождать? Относительно этого, по-видимому, были споры. Наконец, решили, что из заговорщиков только Брут и Кассий спустятся на форум и что наиболее знатные сенаторы и всадники, находившиеся тогда на Капитолии, будут торжественно сопровождать их, как это было сделано для Цицерона в эпоху Катилины, чтобы защитить их в случае необходимости от насилия народа. Как только это решение стало известно на форуме, сомнение снова охватило все умы: вспомнили, что консервативная партия, организовывая одну из этих театральных демонстраций, способствовала частому обращению в бегство народной партии. Антоний и Лепид должны были желать неудачи демонстрации, но не смели помешать ей силой, особенно после измены Долабеллы; они предпочитали подождать и посмотреть, что произойдет. Наконец, после полудня торжественный кортеж, образованный на Капитолии, медленно спустился на форум и двинулся через толпу, сбежавшуюся, чтобы встретить его. Процессия дошла до ростр, и Марк Брут взошел на трибуну. Когда толпа заметила его, на всем форуме воцарилось полное молчание. Брут начал речь и, никем не прерываемый, старался объяснить убийство и его мотивы. Простой народ еще имел в глубине сердца почтение к знати, Брут пользовался большим уважением, цезарианцы в толпе присоединились к настроению своих политических противников. Но в конце речи не было ни свистков, ни аплодисментов, публика осталась холодной; собрание окончилось при сомнительном настроении, и заговорщики с кортежем консерваторов снова поднялись на Капитолий.

Антоний решается собрать сенат 16—17 марта 44 г. до Р. X

Неопределенности положения теперь не было. Антоний и все его сторонники поняли, что заговорщики охвачены страхом. С минуты на минуту целый день ожидали с их стороны какого-нибудь насилия, а заговорщики не осмелились даже все спуститься на форум; пришедшие же немедленно по окончании речи возвратились в свое убежище. Колонисты и ветераны, напротив, продолжали прибывать; чернь — сторонники Клавдия и Цезаря — ободрились; окружавшие Антония не только забыли об измене Долабеллы, но поднимали уже вопрос о мщении за диктатора. Однако приближался вечер и вместе с ним срок, назначенный Антонием для ответа. Ободренный страхом заговорщиков, а также энтузиазмом ветеранов и колонистов консул решил вечером прервать переговоры и созвать на следующее утро сенат, но не в Курии, бывшей слишком близко к Капитолию, а в храме богини Земли близ его дома. Он решил пригласить туда заговорщиков, созвать перед заседанием собрание цезарианцев, послать Гирция к Дециму, чтобы сказать ему, что поскольку народ и ветераны высказывают против них недовольство, то он, Антоний, не может согласиться, чтобы Децим получил свою провинцию, и должен для блага заговорщиков посоветовать всем им покинуть Рим. Ускоряя ход событий, он надеялся, что испуганные заговорщики не явятся на следующий день на заседание и что он будет в состоянии заставить сенат одобрить все, что ему покажется нужным для усиления своих позиций, не объявляя себя врагом, не прибегая к насилию и находясь под защитой легального авторитетного собрания. Угроза была объявлена в такой удобный момент, что Децим на мгновение поколебался: думая, что все потеряно, он объявил о готовности покинуть Рим, лишь бы ему была предоставлена legatio libera.

Приготовление к сенатскому заседанию 16—17 марта 44 г. до Р. X

Наступил вечер, мрак окутал узкие улицы и перекрестки; трудовой день должен был бы, как обычно, уснуть под покровом ночи; к лишь время от времени появлялась толпа с факелами в руках, мелькал прохожий с фонарем или наощупь во мраке пробирался какой-нибудь заблудившийся человек. На Капитолии никому не хотелось идти в храм богини Земли: заговорщики сразу поняли, почему Антоний прервал с ними переговоры и внезапно передал все сенату, куда им нельзя было явиться. Побуждаемые грозящей опасностью, они решили принять все меры, чтобы послать на заседание сената нужное им большинство. Антоний и Лепид со своей стороны также старались обеспечить себе большинство в сенате: они предложили ветеранам и колонистам, кто только мог, всем собраться вокруг храма богини Земли с целью устрашить консерваторов. Таким образом, в Риме во мраке ночи нужно было продолжать дневную работу. Консул приказал зажечь на площадях, перекрестках и улицах большие огни, чтобы помочь выйти тем, у кого не было рабов для несения факелов. При дрожащем свете этих костров можно было видеть посланных от заговорщиков, поспешно проходивших к сенаторам с просьбой непременно прийти на следующий день на заседание; группы опоздавших ветеранов из окрестностей, магистратов и знатных лиц, направлявшихся друг к другу для совещаний; патрулирующих солдат, толпы ремесленников, вольноотпущенников, плебеев, собиравшихся в свои коллегии. Глубокой ночью, вероятно, в доме Антония состоялось собрание цезарианцев. На этом собрании, кажется, из вождей партии были только Гирций, Лепид и Антоний, и обсуждение положения дел затянулось. Некоторые цезарианцы хотели позволить заговорщикам выйти из Рима, взяв с них обещание не возбуждать волнений. Гирций предложил помириться и принять предложение заговорщиков вместе работать над восстановлением республиканского правления, предоставив окончательное решение сенату. Напротив, Лепид, которому удачные события прошедшего дня, без сомнения, вскружили голову, сделал цезарианцам предложение, аналогичное предложению Цицерона консерваторам: решиться на государственный переворот, взять приступом Капитолий и при полном одобрении народа казнить всех заговорщиков, в числе которых был и его зять. Но подобно тому как Брут и Кассий отвергли предложение Цицерона, Антоний не одобрил совета Лепида и принял предложение Гирция. Он знал, что по всей Италии богатые и зажиточные классы были расположены к заговорщикам, и ему казалось неблагоразумным прибегать к насилию, когда можно было благодаря крикам и угрозам толпы ветеранов получить все от законной власти, т. е. от сената.

Прибытие сенаторов 16—17 марта 44 г. до Р. X

Итак, решение было предоставлено сенату, но никто не знал, какая партия будет иметь там большинство. Лепид и Антоний думали иметь его на своей стороне и продолжали посылать ветеранов и колонистов к храму богини Земли. Все еще охваченные страхом заговорщики боялись, что это большинство будет для них опасно, и умоляли своих друзей явиться на заседание. Все партии и все сенаторы, впрочем, предполагали принять в нем участие, но без явно выраженных намерений и без вполне определенной цели. Что должно было произойти при такой неопределенности? Многие сенаторы, отправляясь утром 17 марта в храм, с беспокойством спрашивали себя об этом, когда проходили между рядами солдат, поставленных Антонием и Лепидом для поддержания порядка, среди беспокойной и волнующейся толпы поклонников Цезаря. При проходе сенаторов волнение толпы, крики и свистки увеличивались. Внутри храма сенаторы образовывали группы и тревожно беседовали, постоянно прислушиваясь к свирепствовавшему снаружи реву бури и опасались, не закончится ли все это каким-нибудь несчастьем. Вдруг шум еще более усилился. Кое-кто, без сомнения, стал жертвой толпы. Это проходил Цинна, претор, накануне на форуме порицавший Цезаря. Однако толпа не осмелилась применить к нему насилие, и, подобно всем прочим сенаторам, он явился здоровый и невредимый. Явился Долабелла и занял место консула. Наконец, под громкие аплодисменты народа явились Лепид и Антоний, но не было ни одного из заговорщиков.

Сенаторские прения 17 марта 44 г. до Р. X

Антоний с самого начала должен был сознаться в своей ошибке, Несмотря на присутствие ветеранов и солдат, на отсутствие заговорщиков, сенатское большинство так импонировало убийцам Цезаря, что Антоний счел невозможным добиться мероприятий, направленных против них, а особенно во вред Дециму. Действительно, предложение пригласить заговорщиков для участия в заседании, другими словами — иметь союзниками своих судей, было тотчас принято без возражений. Слишком много накопилось ненависти к Цезарю; республиканские традиции были еще слишком живы даже в этом сенате, который неоднократно перетасовывал сам Цезарь; тираноубийцы, и так уже многочисленные, имели там слишком много родственников и друзей. Если Антоний и Лепид могли окружить сенат толпой друзей Цезаря, то в самом сенате были почти исключительно его враги: друзья воздержались от прихода или не смели выступить с речью. Но с переходом к обсуждению убийства прения превратились в беспорядочное столкновение противоположных мнений. Некоторые сенаторы, в том числе Тиберий Клавдий Нерон, утверждали, что это убийство следует считать убийством тирана и, следовательно, по старому обычаю надо декретировать награды его виновникам, как было сделано некогда для убийц Гракхов. Другие, более благоразумные, были согласны, что заговорщики, конечно, совершили прекрасное дело, но что награждать их за это было бы слишком: разве не достаточно для них простой похвалы? Были, наконец, сенаторы, старавшиеся примирить страх, который они испытывали перед убийством, и почтение, которое внушило им мнение большинства; они объявили, что даже похвалы несвоевременны и что достаточно только безнаказанности. Но первые возражали на это, выставив неизбежную дилемму: или Цезарь был убит как тиран, или его убийцы заслуживают казни. На эту тему спорили долго — очевидное доказательство, что, хотя крайние предложения и были встречены шумными аплодисментами, все же они не давали полного удовлетворения собранию. Мало-помалу спор привел противников к основному вопросу, от которого зависело все: был Цезарь тираном или нет?

Был ли Цезарь тираном

Собрание наконец поняло, что необходимо сначала решить этот сомнительный вопрос, оно решило обсудить его беспристрастно, рассматривая как не имеющие значения все клятвы, которые Цезарь? требовал от сенаторов. Начался новый спор; многочисленные ораторы выступали со своими речами, а извне ропот мятежной толпы с проклятиями убийцам Цезаря доносился все громче и громче. Собрание, очень разделенное, казалось, не могло остановиться ни на каком решении. Но Антоний, находившийся в большом затруднении, хранивший до сих пор молчание и позволявший свободно высказываться другим, вмешался в спор и очень ловко свел обсуждение к одному вопросу: если сенат объявит, что Цезарь был тираном, нужно будет считаться с последствиями этого постановления; в этом случае закон неизбежно требовал, чтобы труп его был брошен в Тибр и чтобы все совершенные им акты были уничтожены. Другими словами, все земли, проданные или отданные Цезарем, должны быть отобраны; все назначенные им магистраты, и даже те из них, которые были в числе его убийц, должны потерять свои должности; наконец, все столь многочисленные сенаторы, избранные Цезарем, перестанут участвовать в сенате. Этот аргумент не замедлил произвести сильное действие: как враги, так и друзья Цезаря в эти годы почти все получили от него что-нибудь, так что сохранить его дело были заинтересованы и те и другие, начиная с самого Брута, который был претором и мать которого получила от Цезаря громадное поместье в Кампании. И как бы подтверждая аргументы Антония, усилился ропот толпы, готовой взять сенат штурмом. Антоний и Лепид должны были выйти, чтобы успокоить ее, и Антоний начал говорить, но его было слышно с трудом; раздались крики: «На форум!　На форум!». Антоний должен был отправиться на форум, там снова начал свое объяснение и обещал народу, что его желания будут выслушаны. Прения в сенате продолжались под председательством Долабеллы, но ловкое вмешательство Антония побудило оппортунистов выдвинуть вперед предложения, может быть, и нелепые, но способные примирить выгоду со страстью, чтобы после отклонения крайних предложений удовлетворить собравшихся. Неужели бросить в Тибр труп человека, мщения за которого громкими криками требовала толпа? Римская аристократия нашла силы бросить в Тибр трупы Гракхов, но через восемьдесят лет нерешительность и страх были уже характерными чертами этого слабого клуба дельцов, политиков и дилетантов, каждый из которых имел свои интересы и свое честолюбие. Долабелла же, опасаясь еще потерять свое консульство, угрожал снова стать союзником Цезаря, если не будут утверждены распоряжения диктатора. Было так необходимо утвердить приобретенные права, что даже заговорщики в нетерпении от продолжительности заседания стали распространять в народе прокламации, в которых обещали сохранение всех принятых Цезарем мер. Тщетно непримиримые предлагали уничтожить все пожалования тирана и восстановить их путем народного утверждения; едва только прошла первая неловкость, примирительная партия ободрилась, крайние потеряли под собой почву.

Амнистия

Когда Антоний и Лепид возвратились, споры еще продолжались, хотя все были согласны, что распоряжения Цезаря не могут быть уничтожены, независимо от того, было ли убийство преступлением или нет. Нужно было найти формулу, чтобы разрешить это нелепое противоречие, и задача была нелегка. Наконец, Цицерон, революционный пыл которого немного успокоился с 15 марта, вспомнил кстати, что афиняне для прекращения гражданских войн время от времени прибегали к амнистии, т. е. к забвению и взаимному прощению всех действий, противных закону. Поэтому он предложил ради общественного блага утвердить все распоряжения диктатора, не только уже обнародованные, но и те, которые найдут в его бумагах составленными в официальной форме и принятыми в силу власти, предоставленной ему сенатом или комициями. Он доверит также произвести разбор его бумаг Антонию и, наконец, провозгласил амнистию, запретив выставлять обвинение против кого бы то ни было по поводу смерти Цезаря. Предложение было принято вместе со специальной оговоркой относительно проектированных Цезарем колоний. По-видимому, для успокоения ветеранов сенатское постановление объявляло, что все они будут основаны. Сенат после этого разошелся; решения были сообщены заговорщикам, которые приняли их, и к вечеру, когда Антоний и Лепид послали заложниками на Капитолий своих сыновей, Брут, Кассий и другие заговорщики спустились с него. Цезаря больше не существовало, но заговорщики, убив человека и исполнив, по их мнению, труднейшую часть предприятия, внезапно увидали, что перед ними, загораживая им путь, встает его дело, коалиция его интересов, сложившихся во время гражданской войны и диктатуры. Не будучи в силах смести преграду, они должны были обойти ее, но какими средствами!

Реставрация законной республики на развалинах революционной диктатуры начиналась, в свою очередь, с революционной меры, амнистии, греческого учреждения, чуждого законам и юридическим традициям Рима; эту меру сенатское большинство ввело поспешно, чтобы разом разрешить политические проблемы.