Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT

60

Не успел Димыч оправиться после удара, как уже был посажен на табурет в углу тесной кухоньки (известно, какие кухни бывают в так называемых домах-«кораблях») и отгорожен от прочего кухонного пространства столом. По ту сторону стола расположились Калашников и Гилев.

— Человек себе, как человек, — сказал последний. — Кроме паспорта, при себе ничего этакого… разве что денег что-то многовато… да еще бумажка эта — для милиции. Бумажка, впрочем, знакомое дело — сейчас все, кто нелегально таскает стволы, стараются при себе иметь подобные писульки. Что ему, вообще-то, от тебя потребовалось? Пришел непонятно откуда, бред какой-то несет… Я Величку уже месяц, как не видел, и поить его мне бы было не на что. Как по-твоему, что все это значит? Шантажировать нас невыгодно — не такие уж звезды; ни один уважающий себя жулик не станет так разбазаривать свое время…

— Да ничего, по-моему, — поразмыслив, отвечал Калашников. — Тьфу-ты… Мне только сейчас на ум пришло — Величко ведь общался с множеством разных нынешних… экстрасенсов, контактеров якобы… А у них с душевним здоровьем — сам понимаешь… Может, просто чокнутый какой-то из его знакомцев? Смерть Игоря его потрясла, да так, что с катушек скинула.

Гилев помолчал.

— Может быть. Только вот откуда у него твой адрес взялся — ты ж не знал его раньше, верно? И я не знал. Почему он — из обширнейшего круга величкиных знакомств — выбрал именно нас с тобой?

— Действительно, странно. Я его раньше тоже даже ни разу не видел, — подтвердил Калашников. Он заметно нервничал. — Но, давай, однако, решать, что будем с ним делать! Наталья вот-вот…

— Погоди ты с Натальей, — отмахнулся Гилев. — Историйка-то и в самом деле выходит мутноватая. Если предположить, что это вправду Величкова супруга его на нас натравила… Зачем? Она-то чего хотела этим добиться? Может, не он чокнулся, а как раз она? Знаешь, давай-ка все ж съездим с ним туда, разберемся, а? Пистолета у него теперь нет; в случае чего, вмиг скрутим…

— Ну уж нет, — перебил друга Калашников. — Журналистские расследования и все такое прочее — это, конечно, хорошо… к-хххе… модно… Ну а если за этим всем какие-нибудь бандиты стоят? Пойми, Борис, не имею я права рисковать. Даже самую малость. У меня, в отличие от тебя, вон… — С этими словами он мотнул головой в сторону входной двери: там как раз заскрежетал в замочной скважине ключ. — Так что, давай-ка мы с тобой гусарствовать и ездить никуда не будем, а вызовем-ка мы с тобой милицию, и пусть… Э-э!!! Берегись!

Но предупреждение это явно запоздало. Сидевший доселе без движения Димыч вдруг, точно пружиной подброшенный, взмыл над столом и обрушился на Гилева, рассеянно вертевшего в пальцах его «макарова». Оба с грохотом упали на пол. Калашников завозился было, выбираясь из-за стола, но, как и в случае с предупреждением друга об опасности, опоздал. Без особого труда завладев пистолетом, Димыч, не вставая, дважды нажал спуск. Во лбу Калашникова, чуть повыше светлых, по-детски удивленных глаз, разверзлась дыра, тут же словно бы плюнувшая кровью. Почти одновременно с этим рассыпчато зазвенели осколки посуды: вторая пуля угодила в буфет.

Вскочив на ноги и стараясь не смотреть на то, что сейчас произойдет, Димыч дважды выстрелил в голову оглушенного падением Гилева, сгреб со стола свой паспорт, проверил ощупью бумажник в кармане и шагнул к дверям. В прихожей застыла на пороге, разинув рот в беззвучном крике, жена Николая Николаевича. Вздрогнув от неожиданности, Димыч, уже не целясь, выстрелил, перешагнул через упавшую женщину и бросился вниз по лестнице.

Только вылетев на улицу, он несколько опомнился, взял себя в руки и пошел по возможности спокойнее.

Не бежать. Только не бежать…

На счастье Димыча, хоть парадные и выходили прямо на проспект, вокруг не оказалось ни души. Димыч шагнул к обочине. На проезжей части, метрах в пятидесяти, маячила спасительная машина с зеленым огоньком… а из перпендикулярной проспекту улицы с названием из незапоминающихся донеслось отдаленное пиликанье милицейской сирены.

Повинуясь призывному жесту, таксист затормозил прямо перед Димычем. Тот без слов распахнул дверцу, уселся рядом с водителем и приказал:

— Давай на Барочную.

Машина понеслась к Коломяжскому проспекту. Только сейчас мысли в голове Димыча словно бы отмякли, оттаяли, как весенний ручей, и с соответствующей стремительностью ринулись вперед.

Елки-моталки, что я такое натворил? Зачем было стрелять? Ведь их можно, наверняка можно, было убедить, уговорить… Если и не ехать со мной, то хотя бы не мешать… Что же теперь будет, если меня поймают? Как объяснить им, что… что я просто немного устал? Да и вообще, ужасно противно признаваться в собственной слабости… Если бы не усталость, я наверняка понял бы вовремя, что стрелять незачем! Я не виноват!

В пылу мысленной истерики Димыч едва не ударил изо всех сил по подлокотнику, однако вовремя опомнился.

Что за чушь лезет в голову! Какая разница: виноват, не виноват… Слабость никого и ничего не оправдывает. Да чего волноваться-то, ну как они станут меня ловить? Калашников с Гилевым оба мертвы, женщина — наверняка тоже. А дочь их… Нет. Такая маленькая, если даже запомнила меня, вряд ли сможет связно описать. Ничего. Опасности нет. Бояться нечего. Ничего особенного не произошло. Нужно только малость отдохнуть, и можно действовать дальше. Но прежде всего… Прежде всего, Валентина.

Димыч поудобнее устроился в кресле и прикрыл глаза. Машина мощно неслась вперед, почти не застревая на светофорах, и вот такое быстрое перемещение в пространстве почему-то подействовало на него как нельзя более умиротворяюще. Все хорошо. На его стороне разум. А когда он, Димыч, решит нежданно свалившуюся на него задачу со многими несообразностями… Он не понимал умом, отчего, но не сомневался, что после этого все будет совсем хорошо.

Машина притормозила.

— Куда на Барочной? — спросил водитель.

— Вон тот дом.

Таксист, резко взяв с места, подкатил к подворотне. Валентина… Димыч распахнул дверцу.

— Э! А заплатить?!

Вот докука…

Не глядя выдернув из стопки полтинников в кармане купюру, Димыч швырнул ее таксисту и поспешил к парадной. Соврала ему Валентина, нет ли, но беседа с нею должна, определенно должна была вывести его на новый этап расследования.

Дверь Игоревой квартиры все так же была распахнута настежь. Войдя, Димыч аккуратно запер ее изнутри и шагнул в кухню.

— Что же ты…

Но заготовленную еще на лестнице фразу пришлось оборвать на полуслове. На Валентину никакие слова уже не произвели бы должного впечатления: она висела в веревочной петле, прицепленной к массивному крюку для люстры, которой Игорь за всю жизнь так и не собрался приобрести. Чуть в стороне лежал на полу отброшенный, видимо, ногою табурет. Сквозь привычные кухонные запахи явственно ощущалась вонь человеческих испражнений.

Та-а-ак-к…

Третья смерть за день — это было уже слишком. Не говоря уж о том, что означала она непоправимую утрату источника информации, казавшегося таким перспективным…

Димыч круто развернулся и вышел на лестницу. Он больше не чувствовал ни страха ни усталости, то и другое вытеснила упругая ледяная злость. Нет, он не станет больше ходить вокруг да около. К черту Николая и прочих, кто там еще оставался. Подождут. Сейчас он отправится прямо к господину Флейшману и либо получит ответы на все свои вопросы либо, в случае, если тот попробует сопротивляться, пристрелит его на месте. Если только не умрет прежде сам. В каковом случае ответы, скорее всего, уже не потребуются.

Он отлично сознавал, что шансов против такого, по всему сделанному судя, могущественного мага, или как там теперь таких принято называть, у него мало. Если, конечно, правда все то, что этим магам приписывает молва. Однако даже возможность близкой смерти — или еще чего похуже — почему-то совершенно не тревожила. Беспокоило другое: В последние дни он, Димыч, явно начал замечать за собою симптомы неудачничества. Вернее, он-то как раз всегда отказывал определению «неудачник» в праве на существование; говорил, что на неудачи ссылается только тот, кто — в силу неких своих качеств — ни на что не способен, или, по крайней мере, думает, будто ни на что не способен. Подобных людей хорошо умеют выделять из прочей массы работники сферы обслуживания, а также опытные сотрудники отделов кадров.

Петяша, надо сказать, даже в худшие времена не производил ни на тех ни на других впечатления неудачника. А он, Димыч, кажется начинает… Взять хоть этого таксиста — он же всерьез заподозрил, что клиенту нечем платить! Раньше с Димычем тоже случалось такое: задумаешься над чем-нибудь и попробуешь, как сегодня, выйти из такси либо ресторана, не расплатившись. Но никогда еще на его рассеянность не реагировали вот так по-хамски!

Ничего. Ничего-ничего…

Уловив боковым зрением свет фар выворачивающей из-за угла машины, Димыч поднял руку. Машина остановилась рядом.

— На Васильевский, — велел Димыч, садясь рядом с водителем. — Угол Большого и Пятой линии.