С того самого момента, как Димыч впервые после долгого перерыва набрал Игорев номер, его постоянно мучило, не давая покоя, всепоглощающее, неугомонное нетерпение. Казалось, вот-вот произойдет нечто непоправимое, а между тем, это «нечто» могло бы быть предотвращено, найди он, Димыч, верное решение раньше. Непрекращающееся, этакое подмывающее беспокойство заставило его снова позвонить Игорю уже на следующий день после расставания, поутру.
— Слушай, как у тебя там? Я бы подъехал к тебе вечером, если не возражаешь…
— Подъезжай, я вроде никуда не собирался, — помолчав, согласился Игорь, понимавший, видимо, что Димыч должен сейчас испытывать а, может, и сам чувствовавший примерно то же самое. — Побеседуем.
— Супруга-то дома? — на всякий случай (очень уж не хотелось снова вспоминать тот давний опыт) поинтересовался Димыч.
— Нет. К теще их с пацаном отправил. Никто нам не помешает.
Прибыв на Барочную уже часам к пяти, что можно назвать «вечером» лишь с известной натяжкою, Димыч застал хозяина в необычайном, совершенно не свойственном ему возбуждении.
— Хорошо, что ты пораньше, — вместо приветствия бросил Игорь. — Я уж звонить тебе собирался… мобильника ты себе, кстати, еще не завел? Жалко, а то б была у нас оперативная связь. Словом, сейчас — быстро — глотаем кофе и отчаливаем. На такси у тебя деньга найдется?
— Найдется, — отвечал Димыч, слегка сбитый с толку такой стремительностью. — А что такое? Где горит?.. Э-э; ну, на хрена столько?! Я ж огнем срать начну!
— Вчера, — объявил Игорь, устанавливая на плиту джезву и невозмутимо всыпая в кофейную смесь едва ли не половину чайной ложки молотого красного перцу, — я после твоего ухода порылся в своей картотеке, затем сел на телефон и нашел-таки выход на того мужичка. Помнишь, говорили с тобой о нем?
— И что?
— И он нас ждет. Сегодня, к девяти вечера.
— А для какого ж тогда икса нам торопиться? Времени всего шестой час!
— Для такого, что живет он аж в Петергофе. Точнее, возле ПУНКа — на Гостилицком шоссе, где частные дома возле общаг. Темяшкино, помнишь? Или ты согласен до самого Петергофа машину финансировать?
— До самого до Петергофа… — Димыч мысленно пересчитал наличность в бумажнике. — В принципе, можно, но лучше — не стоит. Денег-таки не жалко, но они-таки убывают.
За кофе и в электричке, по дороге в Петергоф, больше молчали, как следует переживая, смакуя ожидание встречи с невиданным, непонятным, от коего еще неизвестно, чего следует ожидать. Димыч нет-нет да поглаживал тайком, сквозь пиджак, кобуру: весомость пистолета под мышкой, что ни говори, малость помогала сбросить напряжение.
— Я тоже взял, — тихонько сказал Игорь, приметив, чем развлекается его спутник. — Сам не знаю, зачем. Там вряд ли понадобится… Так просто. Домой придется поздно возвращаться, и вообще…
Какие общие соображения должно было означать его «вообще», так и осталось неуточненным.
— Этот товарищ, к которому едем, — продолжал Игорь после некоторой паузы, — когда-то, давно еще, до перестройки, учеников держал. После — довольно долго — пропадал непонятно, где. Ходили слухи, будто сидит… то ли в лагере то ли в дурке. Так вот, ученики у него были, все до одного… Как бы лучше объяснить… Знаешь, бывают такие: неопрятные, немытые, без всяких уже претензий на что-либо в жизни. И глаза — тусклые, нечеловеческие. Скотские какие-то. Только посмотришь, сразу ясно: конченый человек. Не человек уже. Ни за что, даже за самого себя, не способен нести ответственность. И поэтому верить такому нельзя ни в чем. Нет, он не подлец там, не жулик; он — животное. Бессмысленное этакое, как корова. И даже еще бессмысленнее. И потому — в равной мере беспощадное. Ничего, кроме примитивного, на уровне простейших ощущений, прагматизма, в нем не осталось. Вот такие у него и были ученики, и много, штук семь.
— На хрена ж ему такие были нужны? — дождавшись очередной паузы, поинтересовался Димыч. — Неужто на таких нажиться можно?
— Не знаю, на хрена нужны. Но не для наживы, это точно. Не разживешься на таких. Наоборот, последнее растащат. А его, по одной из версий, за мошенничество посадили… Долгонько, надо сказать, он отсутствовал. Я и забыть о нем успел. Только с месяц, как узнал, что он снова появился.
— Ага… А к чему ты его учеников вспомнил?
— Да! Вот к чему: он среди них выглядел, как вожак в стае. Словно бы человек — да, уже превратился в такое же, как и «ученики» его, животное, но у него глаза осмысленные. Живые. По опыту жизни скажу: таких-то и нужно пуще всего опасаться. Хотя бы оттого, что сразу не распознать. А животные эти — они, как правило, хищники. У них все подчинено не простым инстинктам, а идее. Любой, какая в голову втемяшилась. И ради такой идеи — в данном случае, овладения магией — такой на все готов. Понадобится, скажем, свежее человечье ухо для очередного эксперимента — ни на секунду не задумается… В общем, с ним нужно осторожнее. Хотя… Хорошо хоть, что на разговор согласился время потратить.
Димыч кивнул в знак того, что все понял, и против воли поежился. С одной стороны, привычное его материалистическое мировоззрение не способствовало вполне серьезному восприятию разговоров о магии, колдовстве и тому подобном. С другой — недавние события… Впрочем, от событий-то можно бы и отмахнуться, найдя всем им неукоснительно материалистическое объяснение. Но тут мешал все тот же страх. Вернее, сильное предчувствие чего-то недоброго впереди, такого огромного и могучего, что никакая сила во вселенной не в состоянии противостоять этому недоброму… Непроизвольно Димыч снова потянулся к пистолету, но теперь от ощущения твердости и тяжести кобуры под мышкой стало только тревожнее. Если интенсивность предчувствия вправду соразмерна грядущей беде, пистолет наверняка не поможет.
Вообще ничто не поможет. Вплоть до всего ядерного арсенала планеты.
И снова Игорь подметил его движение.
— Не мандражируй. Все путем. Пробьемся.