Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT

51

Очнувшись от короткого, до болезненности беспокойного сна, Димыч нашел свое самочувствие до отвращения безобразным. Перетянутая кое-как носовым платком раненая рука совсем занемела. Все тело ныло, точно одна огромная, свежая ссадина. На общем фоне выделялась еще боль в суставах. Такая, словно вчера весь день разгружал вагоны (работа эта, вместе с сопутствующими ей ощущениями, была знакома Димычу по стройотряду).

За окном сияло солнце. Было тихо; лишь Игорь, спавший рядом, на нечистом линолеумном полу, слегка постанывал во сне.

Давеча их, связанных, бросили в грузовичок-фургон и довольно долго возили по каким-то кочкам да буеракам — наверное, путали следы. Хотя, если и так, то — без толку: едва очухавшись вот в этой комнате, Димыч сразу узнал университетские высотные общежития, что в Темяшкине, совсем неподалеку от Гостилицкого шоссе. Поди спутай с чем-нибудь такую планировку.

Вид из окна с небрежно — прогалинки для обзора все же остались — замазанным белой нитроэмалью стеклом только подтверждал его правоту.

Под содержание пленников был отведен целый «блок» из двух комнаток одна на два, другая на три койко-места, коридорчика и сортира с душем. Мебели не было никакой, однако хлипкая штатная дверь в коридор была заменена солидной стальной конструкцией с двумя сложными на вид замками, но без «глазка». Хрен из гранатомета прошибешь, не то, чтоб вынести голыми руками…

Окно, впрочем, не было никак защищено, но что с него толку — четырнадцатый этаж. Последний…

Накануне они с Игорем, пока были еще силы, обдумывали варианты с выкидыванием из окна записки, либо — можно же просто разбить стекло и позвать на помощь. Но писать было не на чем и нечем. Вдобавок, при первой же попытке подойти к окну из «двойки» — той комнатки, что поменьше — явилось все то же подобие Володьки Бабакова. Видимо, старый знакомец крепко запомнил нанесенную ему обиду: в стеклянном, неживом взгляде его образовалось нечто — неопределенное, однако делавшее квази-Володьку еще жутче прежнего.

После этого уж ничего не оставалось, кроме как ложиться и спать по мере возможности — на попытки установить хоть какой-то контакт существо по-прежнему не поддавалось.

Теперь Димыч подошел к дверям «тройки» и осторожно высунулся в крохотную прихожую.

В соседней комнате стояла мертвая тишина.

Может, вот сейчас окно разбить попробовать?

Словно в ответ на риторический мысленный вопрос, в наружной железной двери заскрежетал ключ. В блок, придержавшись на пороге и пропустив вперед «Володьку», вошел серолицый.

Остановившись сразу же у двери, он принялся молча, не шевелясь и не моргая, разглядывать Димыча.

Отчего-то захотелось замереть и обязательно выдержать, не сморгнув, холодный, точно у змеи, рассматривающей посетителей сквозь стекло террариума, взгляд…

Едва Димыч успел осознать это желание и подивиться его нерациональности, серолицый заговорил:

— Осваиваетесь…

Голос его удивительно не подходил к мерзкой, расхлябанной, нечистоплотной какой-то внешности. Подобный голос — глубокий, хорошо поставленный, приятный на слух и вызывающий невольное доверие — сам по себе сделал бы карьеру любому политику, не говоря уж о теле — и радиодикторах.

Но Димыч продолжал стоять неподвижно, изо всех сил стараясь не моргать. Это, по крайней мере, помогало избежать какого-нибудь неподходящего, невыгодного для сложившейся ситуации поведения.

Тогда «Володька» без видимого усилия взял его за плечо — да так, что кости хрустнули — и, прежде, чем Димыч успел хоть инстинктивно оказать какое ни на есть сопротивление, вдвинул назад в «тройку».

Следом за ними и серолицый вошел в комнату.

— Я должен принести вам и вашему другу извинения, — сказал он. Вы… э-эммм… совершенно не нужны мне; я напрасно доставил вам столько неудобств.

Интересно, подумал Димыч. Он, что же, отпустит нас сейчас? А как же пистолет мой? Пуля из него — в черепе Дамира Султангареевича… Станут наши власти с экспертизами да дактилоскопиями заморачиваться, счас…

Он раскрыл было рот, чтобы выразить серолицему все возмущение его давешним поступком, но тот продолжал:

— Вас следовало ликвидировать там же, на месте, избавив тем самым от дискомфорта, связанного с… э-эммм… переездом сюда. Но мне показалось… Впрочем, неважно. Владимир, прошу вас.

Конечно, этого не могло быть, однако Димычу показалось, что мертвяк при этих словах едва заметно дрогнул уголком рта, словно бы довольно ухмыляясь. Затем ему стало уже не до мертвяковых эмоций и внешних проявлений оных: «Володька», не спеша, двинулся вперед.

Димыч судорожно попятился к окну. Удивительно, но именно сейчас, перед лицом надвигающейся смерти, в голове возникла мысль.

А почему же от них мертвечиной не воняет?

Ответ, правда, прийти в голову не успел: пятясь, Димыч зацепил пяткой ногу Игоря, спавшего до сих пор на полу, или же делавшего вид, что спит. Споткнувшись, он грохнулся на спину, едва сумев хоть как-то сжаться в комок, чтоб не слишком ушибиться. И тогда Володька прыгнул.

Несущаяся к Димычу смерть, вопреки всем литературным байкам о том, что в подобный момент должно чувствовать и переживать герою перед расставанием с жизнью, не вызвала в нем никаких определенных эмоций. Он просто-напросто моргнул. Моргнул, и ничего более. Смежил на долю секунды веки, и все тут, а, открыв через эту самую долю секунды глаза, увидел, что…

Жуткий мертвяк словно бы застыл на миг в воздухе и рухнул на пол, растекшись по грязному линолеуму неопрятной тряской грудой.

По ноздрям немедленно резануло нестерпимой вонью. У двери медленно оседал на пол, скорчившись чуть не вдвое, серолицый.

Дыхание перехватило. Зажав пальцами нос и совладав с забастовавшими на миг легкими, Димыч скосил глаза влево:

— Игорь! Что ты с ними…

Но Игорь явно не предпринимал ничего. Он, сидя на полу, во все глаза глядел куда-то за спину Димыча, в сторону окна.

На подоконнике, покачивая ногой и играя солидной, дорогой с виду тростью, восседал просто-таки до жути необычный маленький человечек в прекрасной серой «тройке» английской шерсти. Штаны его на колене были измазаны чем-то наподобие известки. Из-под шляпы углями полыхали пронзительные, жгучие глаза. Кожа лица и рук невесть откуда возникшего на подоконнике карлика имела странный изжелта-черный оттенок.

— Ну что ж… — проговорил Игорь. — Его, по-твоему, твой Петька описывал?

— Меня, меня, уважаемый мой господин Величко, — подтвердил карлик. — Если вы, конечно, Лукова Петеньку имеете в виду.

— А… — Димыч указал взглядом на зловонную желеобразную груду на полу.

— Это вы, дорогой мой Дмитрий Валентинович, не беспокойтесь. О них отныне и впредь беспокоиться нет никакого резону. Спускайтесь скорее вниз, я подожду вас там.