Излагая все, происшедшее с ним с тех пор, как они с Петяшей виделись в последний раз, Димыч изо всех сил старался сохранять хотя бы видимость полного спокойствия. Однако насмешливый взгляд сидевшего перед ним чудовища в образе человека не оставлял никаких сомнений: «личинка» откровенно развлекалась, наблюдая за развитием событий.
А, может, вовсе, лажа все? — мелькнуло в мозгу. — Может, я просто свихнулся на хрен, а Петька принимает все за шутку?
При этой мысли наработанная решимость едва не поколебалась вновь, но тут Димычу вспомнилось, точно еще раз прозвучав в голове, последнее напутствие Колченогого:
— Что бы ни случилось, помни: «личинка» ничем не отличается с виду от обычного человека, твоего друга Пети Лукова. Не вздумай поддаться колебаниям и выказать слабость в последний момент, любое колебание — смерть!
Подстегнутый этим воспоминанием, он быстро свел рассказ к концу, намереваясь превратить выстрел в эффектную завершающую точку, но «личинка» явно не собиралась оставлять последнее слово за ним.
— Не продолжай, человечек, — звук голоса поднявшегося на ноги и сразу же сделавшегося выше, огромнее самой высокой горы Петяши едва не поверг Димыча на пол. — Ты явился убить меня, ничтожный, но вместо того, умрешь сам! И смерть твоя будет ужасна.
При этих словах сигара в пальцах величественно поднятой Петяшей руки вдруг ожила, замерцала, окуталась кроваво-красным ореолом. Вне себя от страха, Димыч вскочил, с грохотом опрокинув табурет, выхватил пистолет и нажал на спуск.
Вспышка ударила по глазам, затем, через невыносимо долгое, точно в замедленной съемке, время ушей достиг и звук выстрела. Димыч отчетливо знал, что не промахнулся, однако самого-то интересного — то бишь, плодов всех своих стараний — он так и не увидел.
Все вокруг внезапно исчезло, растворившись в непроглядной, дегтярно-густой тьме.
Открыв глаза, Петяша обнаружил, что лежит на полу, причем голова его вот-вот брызнет, разлетится на мелкие ошметки, не выдержав нажима распирающей ее изнутри боли. Перед глазами плыли радужные полупрозрачные круги, как бывает, если, подняв взгляд к солнцу, поплотнее зажмуриться. Вдобавок, атмосферу кухни переполняла давно и прочно — с армейской службы еще — позабытая вонь пороховых газов.
— Что кс тобой? — тревожно спросила, присев подле него на корточки, Катя.
Петяша поморщился.
— П… пациент скорее жив, чем мертв… Что это, вообще, было?
Катя неожиданно всхлипнула; в уголке ее глаза выступила крупная слезища.
— Что значит «что»? Он же хотел тебя убить, он в тебя стрелял! Ты ранен? Лежи-лежи..
Но Петяша собрался с духом и сел на полу, сморщившись от вызванного резким движением всплеска боли.
— Димыч?! Убить? Меня?
Последовал еще один всхлип. Катя кивнула.
Ни хрена себе, шуточки…
По полу отчетливо тянуло прохладным по ночному времени сквознячком. Петяша оглянулся. В оконном стекле зияла огромная, крайне неаккуратного из-за торчащих зубьями осколков вида, дыра.
Нет оно конечно; Александр Македонский, с-цука, герой, но стулья-то на кой хуй ломать?! Всякому розыгрышу есть свой предел!
— Где этот свинтус? — устало спросил он.
Катя молча кивнула в сторону кухонной двери. Димыч, и правда, был там — лежал без движения на полу. Видимо, в падении он зацепил ногой батарею бутылок под раковиной, отчего злосчастная стеклотара раскатилась едва ли не по всей кухне.
— Что с ним?
— Я его… бутылкой, — прерывисто вздохнув, объяснила Катя. — Вы разговаривали, мне никак было не уснуть. Я к вам, открываю дверь, вижу: он пистолет выхватил и в тебя… Ну и…
Придвинувшись к Кате поближе, Петяша ласково обнял ее.
— Ну, так что же ты плачешь? Все хорошо, могло куда хуже кончиться… Я ведь до последнего был уверен, что это он шутит так! Вот псих; надо же такого себе напридумывать… и как его угораздило? С чего головой повредился?
— Я уже не плачу… почти. Просто… просто мне сначала показалось, что он попал…
Вот за это, подумал Петяша, псих он там или нет, я из него, точно, душу выну, пусть только очухается.
— Есть у нас какой ни то аспирин-анальгин? Дай, а то башка что-то раскалывается. А я с ним сейчас разберусь…
Боязливо переступив через бесчувственного Димыча, перегородившего проход, Катя отправилась в комнату. Петяша собрался с силами, встал, подошел к лежавшему ничком бывшему товарищу и бесцеремонно перевернул его на спину, не забыв отпихнуть ногой подальше оброненный им «макаров».
Несколько хлестких пощечин не оказали на Димыча никакого действия. Тогда Петяша присел над поверженным на корточки и взял его за запястье.
— А ведь он у нас не дышит, — озадаченно сообщил он появившейся на пороге с ярко-синей коробочкой в руках Кате. — И пульса вроде как нет… Ой, блллин… вот только этого нам сегодня для полного удовольствия не хватало…
Поднявшись на ноги, он осторожно, стараясь больше не задевать тела Димыча, выбрался в прихожую и увлек отступившую с дороги Катю в комнату.
— Делать нечего, — сквозь сжатые зубы процедил он, — не миновать нам нынче милицию со «скорой» вызывать. Дело было так: вы сидели за столом, я варил кофе у плиты, а после пошел в сортир. Возвращаясь, увидел, что он вытаскивает пистолет, и ударил его бутылкой. Ясно?
Катя кивнула. На глазах ее снова выступили слезы.
— Петь… Что же будет? Тебя заберут?
— Если и заберут, то ненадолго, — еще крепче стиснув зубы, ответил Петяша. Сам он вовсе не был уверен, что исход обязательно будет для него шибко благополучным. — А может, вовсе обойдется… Чего им, в самом деле, меня забирать — я вроде как защищался; у него пистолет, значит, пределы допустимой обороны превышенными не сочтут… сам я — вот он, никуда не скрываюсь… Нет, не должны забрать-то.
Чуть помедлив, точно перед прыжком в холодную воду, он снял телефонную трубку и набрал «ноль-два».
— Дежурный слушает, — отозвались на противоположном конце после второго гудка.
Петяша вдруг обнаружил, что даже не представляет себе, что и как полагается говорить в подобных случаях.
— У нас тут, кажется, труп, — неуверенно начал он.
— «Кажется», или «труп»? Определитесь, пожалуйста.
Дежурному, судя по тону, очень хотелось спать.
— Откуда я знаю, — слегка рассердился Петяша, — я же не врач! Мне кажется, что труп.
— Адрес, фамилия — велел голос в трубке.
Представившись, продиктовав дежурному адрес и дождавшись утомленного «ждите», Петяша повесил трубку постоял в задумчивости посреди комнаты и лег на тахту.
— На вот, выпей, — Катя подала ему стакан с шипящими на поверхности воды остатками растворимой таблетки.
Приняв посудину, Петяша сел, залпом — ч-черт, вроде и не горько, и не кисло, а гадость-то какая! — проглотил лекарство и осторожно примостился головой на подушку.
— Катькин… послушай, пока я не забыл. Там, в компьютере, начало нового романа «Старая песня» называется. Имя файла — по названию, латиницей, файл-на диске «це» в папке «нью». Заканчивать его будешь ты, это просто. Возьмешь на столе «Испанскую балладу» Фейхтвангера, прочтешь, сравнишь и валяй, продолжай. Разберешься, в общем. Обыкновенная переписка старого на новый лад. Это на случай, если меня… вдруг надолго. А сейчас я лучше посплю, пока дают, хорошо?
Неотрывно глядя на него расширившимися, как-то вдруг потемневшими глазами, Катя кивнула, но Петяша уже не видел этого — едва выговорив последнее слово, он мгновенно провалился в сон, успев лишь подумать напоследок:
Ох-х, провались вы все…
Спал он на этот раз без сновидений.