66

Петяша застыл столбом, стараясь не слишком касаться зарывшейся лицом в его плечо Елки. Пожалуй, он и сам бы не смог внятно описать, что почувствовал после ее слов. Ощущалось так, точно нечто важное, большое, вдруг исчезло из жизни, без следа растворилось, оставив после себя огромную, зияющую брешь; а ведь, не будь этой бреши, и не заметил бы, что это, большое и важное, вообще хоть что-нибудь значит.

— Э-э…

Помимо сего емкого междометия, Петяши не хватило ни на что. Подобранные было слова немедленно оказались бессмысленными, ненужными какими-то…

На хрена, собственно, еще о чем-то говорить? И так ясно… — подумалось с раздражением.

— Понимаешь, — неожиданно торопливо заговорила Елка, словно бы восприняв Петяшино «э-э» как сигнал к началу, — я не могу больше… Все не так, как было раньше, и… Мне не приспособиться, хоть я и люблю тебя; не знаю, испытывал ли ты когда-нибудь подобное; вполне может быть, что нет… Я не могу больше разрываться надвое между «люблю» и «не могу» это очень… очень больно, поверь…

Голос Елки осекся, она еще сильнее, глубже зарылась лицом в плечо Петяши. Послышалось приглушенное всхлипыванье; футболка на плече мигом сделалась неприятно влажной.

Тем часом Петяша разобрался наконец в собственных чувствах. Собственно, там разбираться-то было не в чем — внезапно возникшая пустота оглушила, затормозила все реакции, внушив прохладное, незлое спокойствие.

Ладонь его сама собой успокаивающе легла на затылок Елки.

— Ничего-ничего, — слова тоже вышли как-то сами собою, на выдохе, — плакать-то зачем, все нормально… Сейчас вот кофе сварим, Елка у нас плакать перестанет, расскажет все толком… Ну? Чего такого страшного произошло? Ровным счетом ничего такого страшного не произошло…

И слова эти, каким бы ни звучали бредом, возымели-таки желаемое действие: всхлипывания прекратились. Оторвавшись от Петяшина плеча, Елка глубоко вздохнула и опустилась на стул.

— Хорошо, — с несколько удивленным облегчением сказала она. — Кофе, в самом деле, не помешает…

— Тогда посиди, охолонь малость, сейчас сварю.

Стоило Петяше войти в кухню, Катя подняла на него сочувствующий взгляд.

— Вот об этом я и говорила, — с легкой грустью сказала она. — Понимаешь теперь? Кофе я уже поставила, сейчас поспеет; вы побеседуйте, а я пока пойду прогуляться. А то мое присутствие для вашего разговора совсем не полезно.

Петяша непроизвольно вздрогнул, что не укрылось от глаз Кати.

Поднявшись с табурета, она крепко обняла Петяшу, прижав его голову к своему плечу.

— Только не беспокойся, ладно? Уж я-то от тебя никогда никуда не денусь, разве что прогонишь сам, — быстро, горячо зашептала она. — Ты — жизнь моя, хоть и сам этого не понимаешь… В общем, давай. Елка сама решила все верно, но отпускать ее в таком состоянии нельзя. Пусть она хотя бы успокоится. А успокоить ее можешь только ты, она ведь тебя любит, а не кого-то там… Все! Кофе почти готов; гляди, чтоб не убежал, а я исчезла.

С этими словами она на миг еще крепче прижала Петяшу к себе, поцеловала в щеку, тут же отпустила и устремилась в ванную, одеваться.

Подойдя к плите, Петяша машинально встряхнул джезву, заставляя поднявшуюся на поверхность кофейную гущу осесть, и снова поставил кофе на убавленный до предела огонь. Черт возьми, неужели Катерине всего семнадцать лет? Или, может, теперь уже прямо рождаются вот с таким потрясающим всепониманием, с такой теплой и вместе с тем трезвой любовью ко всему миру?

Дела-а…

Вырубив газ, Петяша снял джезву с конфорки, прихватил крохотные кофейные чашечки тончайшего фарфора, откуда-то образовавшиеся в доме за последнее время, и пошел к Елке. Та, судя по всему, уже успела успокоиться — сидела за столом, курила и выглядела почти так же, как всегда.

Несколько времени посидели за кофе молча, затем Елка, взяв из лежавшей на столе пачки еще сигарету, чиркнула зажигалкой.

— Когда я почувствовала, что больше так не могу, — точно продолжая прерванное, заговорила она, — все старалась как-то… пореже здесь, с вами оставаться. Гулять уходила. И вот, вчера, забрела случайно в кофейню, что в Двенадцати Коллегиях — в «Тараканник», ты знаешь. И встретила там, совершенно случайно, Мишу Владимирского, мы в одном классе учились. Так все вышло, не знаю… нужно мне было выговориться перед кем-то, понимаешь? Вот я и рассказала ему про все, что было последнее время, про свое настроение, про все. — Голос Елки зазвучал чуточку виновато. — Ты не обижайся только, ладно? Рассказала; он посидел, помолчал, а потом вдруг сказал, что любит меня еще со школы, и тут же предложил выйти за него. Сказал, через полтора месяца едет в Америку работать, он как раз диплом недавно на физфаке защитил… И, знаешь, я согласилась сразу. Просто почувствовала, что хочу согласиться. А сегодня мы заявление в ЗАГС подали…

Елка замолчала — так, словно бы исчерпала заготовленный запас слов. Петяша тоже не ощущал необходимости что-либо говорить. Так посидели они еще минут пять.

— Я свое личное заберу и пойду, ладно? — сказала, наконец, Елка. — Знаешь, я, правда, очень хочу, чтобы у тебя все дальше было хорошо. Только сама не могу с тобой оставаться… Прости меня, ладно? Не сердись…

— Да. Ты уж иди, пожалуй, — после секундной паузы ответил Петяша. — Я не сержусь, я все понимаю… Но, извини, как-то плохо у меня сейчас получается хорошо к тебе относиться…

Здесь он немного соврал, чтобы не пускаться в ненужные объяснения. На самом-то деле ему, Петяше, было просто-напросто безразлично и пусто, и с этой безразличной пустотой следовало на какое-то время остаться наедине.

Елка наскоро запихнула в сумочку что-то свое мелкотряпочное, прихватила пару недавно возникших в квартире книг и снова подошла к Петяше.

— Все, ухожу, счастливо. — Внезапно она крепко сжала Петяшину руку, притянула его к себе, поцеловала в щеку. — Спасибо тебе за все, любимый!

С этим почти что выкриком она бросила на стол ключ, ринулась к дверям, поспешно отперла замок и выбежала на лестницу прежде, чем Петяша успел хоть как-нибудь отреагировать на происшедшее. Запоздалая его реакция выплеснулась во внешний мир лишь в виде усталого, тяжкого вздоха в адрес захлопнувшейся за Елкой двери:

— Не за что…

И — бывает так, сколь оно ни удивительно — дверь немедленно отозвалась твердым, уверенным стуком.

Кого еще черт несет… Или Елка зачем-нибудь вернулась?

Неторопливо, со скрипом поднявшись, Петяша прошел в прихожую и отпер дверь.

— Ну, здравствуй, — в обычной для себя наигранно-оживленной манере, растянув бледные губы в гипертрофированной улыбке фасона «довольный жизнью крокодил», сказал Олег, перешагивая порог.

— Здравствуй-здравствуй, — вяло отозвался Петяша, отшагивая в сторону, дабы гость прошел в прихожую беспрепятственно. — С чем пожаловал?

Крокодилья улыбка тут же сменилась гримасой гипертрофированного возмущения.

— Это ка-ак-так «с чем»?! — Но сразу вслед за сим проявлением добродушного, шутейного нрава Олег сделался серьезен. — Все с тем же пожаловал, — с едва заметным удивлением, словно вещь абсолютно очевидную, объяснил он. — Касательно предмета нашей последней беседы. Ты забыл, что ли?

Поначалу Петяша даже не вспомнил, что за беседа имеется в виду.

— Извини… это ты опять о соавторстве?

Тема плодотворного сотрудничества в деле писания романов, действительно, обсуждалась ими не раз. И всякий раз Петяша под разными благовидными предлогами уворачивался от участия в этаком творческом союзе. Одному было гораздо интереснее.

— Да нет же, — с еле уловимой ноткой раздражения в голосе сказал Олег. — В университете встречались, помнишь?

— А! Помню, — догадался наконец Петяша. — Это ты о своей масонской ложе экстрасенсов, или как их там…

— Семе-он Семеныч, — укоризненно протянул Олег, — масоны-то тут при чем? Ладно. Короче говоря, у меня к тебе дело есть. Чего сегодня вечером делаешь?

Настроение Олегово, несмотря на всю его показную веселость, было скверным. Только вчера к вечеру узнал он о том, что опасения, не оставлявшие его все те три года, что проработал он на инженерской должности в одном из облепивших в последнее время Санкт-Петербургский университет акционерных обществ, как пить дать сбудутся в течение ближайшего месяца, много — двух. Все эти три трудовых года его не оставляло ощущение, будто деньги, хоть и небольшие, он получает зря. Вчера ему вполне ясно дали понять, что так оно все три года и было, акционерное общество вот-вот перейдет к другим хозяевам, и ни в одном из проектов, которые те намерены разрабатывать, ему, Олегу Новикову, места не предвидится.

Да, да, он с самого начала отлично понимал, что матмеховских знаний для такой работы недостаточно, что научный работник, если хочет работать в науке долго, обязан расти, но понимание это было чисто абстрактным. На практике он всегда следовал принципу древней китайской мудрости насчет сиденья на пороге собственного дома в ожидании похорон своего врага.

Ну что ж, достукался. И что дальше?

Радужного впереди не маячило ничего. Имелась лишь смутная надежда на то, что все хлопоты с Петяшей принесут-таки в результате какие ни на есть плоды. В это, правда, не слишком-то верилось — к Петяше он давно привык, и тот никогда не внушал уверенности в своей исключительности. Петяша себе — как Петяша, обычный охламон, без всяких особых возможностей. Однако же люди, достоверно обладающие властью, деньгами и даже сверхъестественными способностями отчего-то уверены в обратном, а дыма без огня не бывает. Посему, хотя бы для собственного душевного спокойствия, получение этих плодов следовало максимально ускорить. Однозначно. Какого, в конце концов, хрена?!

— Да ничего особенного, — отвечал Петяша. — Как обычно. А что?

— У нас тут собрание сегодня. В семь часов. Тебе бы поприсутствовать, а?

Петяша скривился, изображая напряженную работу мысли. Идти, по чести говоря, никуда не хотелось. Вдобавок, он до сих пор не был уверен, что Олег не затеял с ним какой-то очередной громоздкий и нелепый розыгрыш из тех, до которых был крайне охоч.

— А на хрена мне там присутствовать? Без меня, что ль, народу мало?

— Ну-у, мало — не мало… Чаю выпьешь, с людьми познакомишься, посмотришь… Там сегодня двое наших думских депутатов будут, еще кое-кто… пригодится. И вообще — интересно же! Ну, что тебе, сложно? Я тебя на такси отвезу, если хочешь. И туда и обратно. До семи всего час сорок осталось.

Петяша задумчиво склонил голову набок. Олег, никогда не отличавшийся склонностью тратить деньги на то, что считал излишествами, очень плохо совмещался с предложением катать его, Петяшу, на такси. Ну, ладно, раз уж так просят… Все равно день сегодня крайне бездарно прошел; а там, может быть, действительно обнаружится что-нибудь интересное.

— Черт с тобой, — сказал он вслух. — Если уж ты на такси раскрутился, из принципа поеду. Туда и обратно, как завещал нам Бильбо Бэггинс. Сейчас, кофе выпьем и тронемся.

Загрузка...