Отдаленное настоящее, или же FUTURE РERFECT

70

— Слушай! Что тебе все время покоя не дает? — с легким раздражением спросил Петяша, приплюсовав к своей пуле десять очков за сыгранный дырявый мизер. — Чего ты все тормозишь? Это уже и не игра получается, а песочница какая-то!

Весь вечер Олег изо всех сил старался вести себя так, будто ничего особенного не произошло, однако не шибко-то в этом преуспел. Вот сейчас верный подсад на три взятки прошляпил. И совсем недавно не смог верно посчитать масть, в результате чего и подцепил — да на третьем-то распасе! — длиннющий, на семь взяток, «паровоз». И мало этого! Противу обыкновенного, сегодня такая крупномасштабная лажа даже не расстраивала…

— Да нет, ничего, — соврал он. — Колено, разве что… Н-ноет, тв-варь…

Петяша покачал головой.

— Не ноет у тебя никакое колено; хрен знает, почему, но я в этом уверен. Это, наверное, я твоим клубменам не ко двору пришелся, и они тебе… э… общественного порицания вставили по самые уши. Точно?

Олег поднял взгляд от своих, внахлест сложенных, взяток. Да, конечно, знакомился он с Петяшей, имея вполне определенное поручение: установить контакт с многообещающим объектом, то, се… Он-то с самого начала твердо знал, что не справится, не для него подобная работа, однако клуб представлял собою единственную надежду на хоть сколько-нибудь приличное будущее. А в последний месяц все клубное начальство в один голос принялось твердить, что объект «в некотором смысле» активизировался, что объект этот крайне опасен, что «нельзя исключать вероятность активных действий объекта во вред клуба»… И за всеми этими словами лежал страх. Целые пласты страха. Непрошибаемого; хоть топор вешай… А объект — вот он, совершенно обыкновенный человек, дружок Олегов, Петяша. Сидит, с видимым удовольствием пишет пулю и, вдобавок, еще комплексует: чего там, в клубе, мог не так сказать…

Не может быть, чтобы этот человек через минуту, час, день взял и хладнокровно, как сейчас давит в пепельнице окурок, уничтожил его, Олега Новикова, и прочих членов клуба, явно показавшихся ему симпатичными!

— Что, перерыв? — спросила Катя, аккуратно складывая свои три взятки стопочкой. — Тогда, я сейчас.

Она покинула кухню. И Олег решился:

— Знаешь… Поговорить бы надо.

Он указал глазами в том направлении, куда удалилась Катя.

— Дык, без проблем, — слегка настороженно ответил Петяша. — Давай тогда в комнату, что ли, перебазируемся.

Прихватив со стола одну из пепельниц, он первым двинулся к дверям; в прихожей мимоходом сказал в сторону двери уборной:

— Кать, нам побеседовать надо. Кофе сваришь?

Под утвердительное хмыканье, последовавшее в ответ, он прошел в комнату, пропустил за собою Олега, плотно притворил дверь и надежно устроился за столом.

— Ну?

Олег помолчал. Такие — с выяснением отношений и объяснением причинно-следственных связей — разговоры никогда толком не удавались ему.

А, может, вообще плюнуть на все и не затевать никаких авантюр? — подумал он.

Но тут же вспомнился отец — высокий, пожилой мужик, с малолетства державший сына в строгости и еще не знавший о том, что сын не сегодня-завтра потеряет работу; вспомнилась младшая сестра, уже около трех лет исполнявшая обязанности хозяйки дома…

Нет, надо рисковать. Иначе, перспектив никаких. А в качестве посредника между Петяшей и клубом я…

— Во-первых, — заговорил он, — зря ты комплексуешь. Не знаю, какого бреда ты им наговорил, но могу спорить: они тебе аплодировали и пили за твое здоровье. И делали это со всем возможным усердием…

Сделав несколько шагов к выходу из палаты, Николай вдруг остановился и уставился на Димыча, которого до сего момента, видимо, не замечал.

— Я знаю тебя! — неожиданно истерически, едва ли не на крике, заговорил он. — Ты тот, что прислуживает Страшному, преследующему меня во сне! Боюсь тебя! Не хочу; не пойду…

В уголке его рта показалась тягучая капля слюны.

Игорь остановился в замешательстве. Димыч понял, что пришла пора действовать ему, и действовать нужно быстро. Сделав шаг к Николаю, он осторожно, словно успокаивая напуганного ребенка, забормотал:

— Не бойся. Страшного нет в этом сне. Он сам спит сейчас. Я пришел не по его приказу; я пришел помочь тебе избавиться от него. Я сам хочу от него избавиться. Ты поговоришь со мной, чтобы перестать бояться, чтобы убедиться в моей искренности?

Взгляд Николая сделался почти разумен. Он отер с губ слюну и нерешительно — очевидно, не мог с ходу довериться приспешнику загадочного Страшного, однако ж очень хотел верить в близкую возможность избавления от этого Страшного — кивнул.

— Не затягивай, — тихонько процедил Игорь.

Однако Димыч уже чувствовал, что теперь успех акции зависит не от Игоря, а только лишь от него. Как можно мягче положил он руку на плечо Николая:

— Помнишь Флейшмана? Георгия Моисеевича? Он должен был часто… сниться тебе.

Николай кивнул.

— Он умер, ты знаешь об этом?

Снова — кивок.

— Отчего ты не… не подпитывал его, пока бодрствовал? Отчего позволил ему умереть?

Николай задрожал.

— Было страшно. И сейчас страшно. Если я воспользуюсь силой, Страшный услышит и придет за мной. Может, он уже идет; я не могу следить без силы… а во сне у меня силы нет. Разбудите меня скорее, пожалуйста! Я не хочу больше говорить; может быть, вы хотите выдать меня Страшному…

— Успокойся, — вклинился в беседу Игорь, очевидно, понявший, что иного выхода нет, что Димыч не успокоится, пока не вызнает все, что ему требуется. — Это же все только сон. Какая разница, о чем и с кем ты разговариваешь во сне?

Димыч с досадой отметил, что логика в Игоревых построениях малость подгуляла. Ежели этот Страшный страшен для Николая главным образом «во сне», то трепаться — в том же «сне» — с прислужниками означенного Страшного как раз не стоило бы…

Но на Николая Игоревы слова почему-то подействовали, ему стало заметно спокойнее.

— К тому же, хоть ты и считаешь меня прислужником Страшного, я ничего не знаю о нем, — заговорил Димыч. — Расскажи, кто он? Что он такое? Почему преследует тебя?

Николай вновь задрожал.

— Страшный питается силой, — ответил он. — Я разбудил его, и он чуть не сожрал меня. Я тогда не знал еще, что все это, — рука его описала плавный, широкий полукруг, точно указывая разом на весь окружающий мир, — сон. Спасаясь от Страшного, я проснулся впервые, и узнал.

Питается силой…

Димычу вдруг отчетливо вспомнилась беседа со старым Игоревым знакомым, Дамиром Султангареевичем.

Личинка, живущая на инстинктах и рефлексах, и те — не до конца сформированы…

— Как по-твоему, Коля, — сказал, и сам подивился тому, сколь легко назвал уменьшительным именем вот этого здоровяка, которого еще недавно считал главным своим врагом, — этот Страшный разумен? Способен, к примеру, питать личную неприязнь к тебе? Личную, понимаешь?

— Нет, — стылым от страха голосом отвечал Николай. — С ним нельзя договориться, он не понимает. Он просто хочет есть… и ест. Разбудите же меня; ну, пожалуйста!

— Сейчас, родной, сейчас, — заверил его Игорь. — Ты только до машины дойди собственными ножками…

Приобняв Николая за плечи, он повлек его к выходу.

— Последний вопрос, — поспешно сказал Димыч, пристраиваясь им в ногу. — Отчего ты, в таком случае, решил, будто мы прислуживаем Страшному?

Николай резко, внезапно дернулся на ходу, явно стараясь отстраниться от Димыча.

— Ты был с ним. Как раз перед тем, как я в первый раз проснулся.

Не прекращая движения, Игорь сделал в адрес Димыча убийственную гримасу и кивком велел следовать так, чтобы быть от Николая подальше. Чувствуя, что главенство роли вновь перешло к Игорю, Димыч повиновался. Чуть приотстав, он пристроился к своим спутникам с другой стороны.

Игорь немедленно воспользовался этим, чтобы на ходу ткнуть его костылем и прошипеть:

— Не тревожь его больше, мать твою еби! Хочешь, чтобы заартачился в последний момент? Без этого нам проблем мало?

Чувствуя вздымающуюся внутри волну горькой досады, Димыч хотел было ответить какой-нибудь резкостью, однако все трое успели уже дойти до выхода из отделения, и ему снова пришлось приотстать, чтобы пропустить Игоря с добычей вперед. Затворив за собою дверь, он ускорил шаг.

Ну, Игорь! Нет, надо ему сейчас же сказать…

Поравнявшись с ушедшими вперед Игорем и Николаем, Димыч открыл было рот, но тут из сгустившихся, запутавшихся в стволах деревьев сумерек полыхнуло огнем.

Пах! Пах!

Одна пуля свистнула над Димычевым ухом, другая щелкнула об асфальт дорожки у самых ног Игоря.

Сразу же вслед за выстрелами из сумрака раздался голос:

— Всем лечь! Руки на голову!

Опешив от неожиданно крутого поворота событий, Димыч и не подумал выполнять команду, однако в ту же секунду костыль Игоря страшно ударил его в бок, отчего Димыч кубарем полетел в высаженные вдоль дорожки кусты. Одновременно с его падением затрещали кусты с противоположной стороны дорожки — туда рухнул, увлекая за собой Николая, Игорь.

Пах! Пах! Пах!

На сей раз противник стрелял наугад — пули просвистели где-то высоко над головой. Очнувшись от кратковременного ступора, вызванного неожиданностью нападения, Димыч извлек из кобуры «макарова» и дважды выстрелил на звук. Однако сии дилетантские потуги ничего хорошего, кроме плохого, не принесли — несколько пущенных в ответ пуль прошили кустарник совсем рядом. Инстинктивно вжавшись в землю, Димыч углядел уголком глаза вспышку в кустах неподалеку — это Игорь открыл ответный огонь.

Старшему товарищу повезло больше — одновременно с грохотом выстрела оттуда, где должен был находиться враг, послышался сдавленный стон. Тут же сделалось ясно, что противная сторона обладает солидным численным перевесом: на незадачливых похитителей обрушился целый град пуль.

Пятеро, не меньше, — мелькнуло в мозгу Димыча. — Хрен знает, что им надо; добром уйти наверняка не дадут. А сколько у «пэ-эма» патронов в обойме? И почему Игорь больше не стреляет? Неужели?..

Звериная жажда жить пересилила воспитанную разумом и цивилизацией боязнь смерти и боли. Тело отключилось от молящего о пощаде мозга, собралось в тугой комок, мячиком выкатилось на дорожку, несколько раз нажало на спуск и с треском вломилось в кусты по другую сторону асфальта, где должен был прятаться Игорь.

Здесь стало ясно, что худшие опасения Димыча вполне оправдались: Игорь, прямо на которого он и налетел после последнего своего кувырка, не подавал никаких признаков жизни. Протянув руку к его голове, Димыч немедленно вляпался рукой во влажное, теплое и липкое. Отдернув руку, он принялся судорожно отирать ее о траву, забыв на мгновенье даже о запоздалой стрельбе, открытой противником в ответ на его маневр.

Где-то совсем рядом раздался треск веток. Только теперь Димыч вспомнил о Николае. Стараясь производить поменьше шума, он нашарил Игорев пистолет, сунул его в кобуру, ползком двинулся на шум и успел ухватить беглеца за ногу прежде, чем нападавшие прекратили стрелять.

— Куда ты? — прошипел Димыч. — Жить надоело? Лежи, не высовывайся!

— Их шестеро, — отрешенно, неторопливо отвечал Николай. В голосе его отчего-то зазвучали нотки надежды на нечто хорошее. — У каждого сила. Много еды для Страшного… Отдай ему их, отпусти меня!!!

Сорвавшись на крик, Николай рванулся, освободился от Димычевой хватки и вскочил на ноги.

Пах! Пах! Пах!

Три пули с противным чавкающим звуком ударили Николая в грудь. Ломая ветки, он тяжело завалился в кусты.

Конец, — подумал Димыч. — Если убили его, щадить меня им тем более незачем. A loaded.357 always beat a full house…

«Макаров» в руке вдруг сделался неимоверно тяжел. Разжав разом ослабевшие пальцы, Димыч уткнулся носом в землю, закрыл голову руками и зажмурился.

— Э-э! Ты что?! Не время раскисать!

Вздрогнув от неожиданности, Димыч открыл глаза. Рядом, жарко дыша в самое его ухо, лежал Туз Колченогий.