Откат

Глава 10. Мнения бывают разные. 8 февраля 1976 года. Ленинград. Проспект Добролюбова 19

— Хорошие у тебя хоромы! — оценил масштабы квартиры жгучий брюнет, кидая взгляды по сторонам. Он сам больше привык к более тесным жилищам. Здесь же, в здании дореволюционной постройки, высота потолков поистине зашкаливала. Особенно впечатлял узкий и потому кажущийся неимоверно внушительным здешний туалет. Такое впечатление, что сидишь в шахте лифта.

— Это не мои, а деда.

— Так вроде у тебя, Снайпер, с ним какой-то конфликт вышел. Чего это он так расщедрился?

— Осознал заблуждения. Не смейтесь, если честно, то как я занялся клубом, и он у нас побывал в гостях, так разом полностью поменял ко мне отношение. Старик из древней кондовой породы, в той жизни я его почти не помню. Отец являл уже привычный нам тип питерского интеллигента с фигой в кармане. Дед же, — Истомин, он же Снайпер задумался, — считал себя честным коммунистом. Он же всю блокаду прошел. Совсем юным пацаном столько дерьма человеческого увидел, как и настоящего нравственного подвига. Нам и не снилось. На войну не успел попасть, но бегал по ночам зажигалки немецкие тушил, а по квартирам ходил, помогал чем мог. Говорит, что потому и выжил, что шевелился. Ну, подкармливали их. Хотя он особенно про те страшные времена не распространяется. Разок с ним хорошенько выпили, вот и разговорился.

— Точно! — молодой бородач атлетического сложения оторвался от плиты, от которой аппетитно тянуло мясом. — Я тут пообщался с настоящими блокадниками. Мы ни малейшего представления не имеем, что они тогда пережили. Голод, бомбежки, артобстрелы, — Геолог даже остановился в раздумье. — Это же просто ужас какой-то! И почему мы все это проклятой немчуре простили?

— Новый мир хотели построить, более справедливый.

— И что, Русланчик, построили? Чтобы потом эта тварь Меркель нацистов в Киеве поддерживала и санкции против нас вводила? Надеюсь, здесь её уже законопатили в самую глубокую камеру.

— Чего такой злой, Рекон?

— Да бесит временами просто! Мы старались, а эти гады все забыли. Тогда зачем прощать?

— Для нас самих, наверное. Чтобы чувствовать себя человеком.

— Ну ты, Колюха, допустим, еще лично ощутишь, но твои товарищи сдохнут. Нет, я против прощения. Руслан, вино открывай!

— Может, все-таки по водочке?

— Да ну тебя Игорюха! Сказали же — прилично сидим. И что там, Снайпер, дед говорит про твой клуб?

— Понравилось ему. Помогает чем может. Связи же у него с тех времен обширные. Да и люди ему доверяют. Иногда спорим здесь на кухне о всяком. Дед свое рассказывает, я про наше несчастливое будущее. Короче, проникся он по самое не балуй. Сейчас он у дочки, мой тетки живет. Отца в этой реальности нет, зато целых три тёти. Подкармливают меня, бедного родственника, хотя я гонорар за книги получил, как их годовая зарплата.

— Сейчас тебя Паша накормит. Его мясо по сычуански — это нечто!

Сметанин обернулся и с довольным видом осклабился.

— Ты бы знал, каким макаром я этот соус доставал!

— Ну что, парни, вздрогнем!

— Понеслась душа в рай!

Мужчины с отменным аппетитом отдали должное мясу и сейчас подкладывали себе жареный картофель.

— Обалдеть! Павел, тебе надо в ресторане трудиться!

— Я типа и работаю!

— Чего?

— Николай, он у меня в приложении кулинарную рубрику ведет. На телевидение хочет пролезть, шнырь камбузный. Кулинарные традиции народов мира!

— Ну так я где-то только не бывал. Местному люду все в диковинку. За них вон Сенкевич путешествует.

— Паша, ты никак здешним блогером намерен заделаться?

— Почему бы и нет? Сам знаешь, люблю быть во всем первопроходцем!

— Только здесь тебя за рубеж уже не выпустят. Сидим как тюряге.

— Ну а ты чего хотел? Время пройдет, начнут выпускать. Послезнания уже устаревают. Не видишь по событиям? Придется Брежневской камарилье самой кашу расхлёбывать, а мы будем посмотреть.

Геолог внимательно взглянул на Рекона.

— Ты чего, Руслан, здесь? Я думал, давно в родных краях отжигаешь.

— Пятигорск и тогда был провинцией, нынче и вовсе деревня. Съездил, познакомился с предками. Вина вот привез. Не мое это, привык уже жить в гуще событий. У вас тут хоть и холодно, но горячо.

— И где сейчас? Ты вроде как по торговым делам был?

— Так он у нас нынче в Московском Озэпе в Торговой палате и сидит, — с усмешкой пояснил Игорь Дивов

— Не понял?

— Мы там не торговлей занимаемся, помогаем принимать стандарты будущего. Даже не представляешь, до чего тут люди дремучи. Элементарного не знают. Сначала вот за колхозные рынки взялись, сейчас кооператорам помогаем.

— На хозрасчете? — понимающе кивнул Геолог.

— Нет, ставка у нас, — Руслан не выдержал ехидных взглядов остальных мужчин и пояснил, — ну, люди бывают благодарными.

— Ничего в России не меняется! — нарочито безрадостно вздохнул Игорь.

После сытного обеда расселись в гостиной на диванах и креслах. Редкое в Питере солнце по причине ворвавшегося из Арктики морозца светило ярко и настойчиво, создавая в комнате приподнятое настроение.

— Чего там у тебя случилось, Колян. Колись!

— Да ожидаемо. На коммунаров наехали сверху. Анонимка к ним пришла. Больно мол необычно и по-антисоветски.

Геолог хмыкнул:

— Серьезно? Они там совсем офонарели? Было же коммунарское движение в семидесятые!

— Так, то под комсомольцами! И в рамках допустимого, да и ерунда в целом самодеятельная. Влияния на общество никакого.

— Как будто твое повлияет?

— Паша, понимаю твой скепсис, но просто так сидеть на месте не могу. Времени же у меня хватает. Буду по паре своих книг в год издавать, с голода не помру.

— Еще бы! — Дивов усмехнулся. — Ты по гонорарам меня раз в десять обогнал!

— Поэтому и сидим здесь, а не в кабаке! Я почти все деньги тетке на кооперативную квартиру отдал.

— Понятно. Поэтому дед свое мнение о тебе поменял?

— Ну и потому тоже. Он привык людей по их делам проверять. Словесами-то все горазды.

— В нашу, парни, сторону камень!

— Снайпер, мы все, что могли этим балбесам на блюдечке выложили. Вспомни, как спорили летом, какие трактаты написали. Если эти бестолочи и после такого подгона страну не спасут, то на кой тогда она и нужна?

— Руслан, дело не только в этом, — Истомин встал и подошел к окну. На его открытое лицо тут же легли желтоватые лучи неяркого северного солнца. — Мы же нашли решение, только вот никто за нас его не исполнит.

— Во как тебя задело!

— Да, представляешь, задело! Наливай!

— И что теперь?

— Отбиваться будем. Вчера к куратору на Лиговский вызывали. Новый, упертый дуб.

— Старый куда делся?

— Повышение получил. У них там тоже с кадрами не очень. Эти же за столько лет привыкли со всякой швалью возиться. Борзый, короче, дядечка.

— Ну и ты его типа на место поставил? — насмешливо глянул на друга Павел.

Николай вздохнул, сделал глоток и припечатал рукой по подлокотнику старого кресла

— Ну типа этого. Разговор вышел горячим. По глазам было видно, что куратор предельно желает меня «закрыть» суток так на пятнадцать!

— И чего не закрыл? — с интересом уставился на питерского товарища Дивов. Он всегда уважал Снайпера за прямоту и бесстрашие. Страх тот на войне оставил.

— Распоряжения нету! Они же все по инструкции, низшее звено. Была установка — провести собеседование, поставить на место, шобы помнил свой шесток. Ну а в итоге товарищ чекист был открыто послан на хуй, далеко и конкретно.

Сметанин не выдержал и рассмеялся, Аликбетов же, наоборот, насупился.

— Коля, эта тварь тебе же не простит. Повяжут на валюте или чем-нибудь другом. Они в первую очередь о своих креслах думают, а уж потом о Родине.

— Руки коротки, Русланчик! Им уже в райком обращение от коллектива завода пришло. Заметь — открытое. Завтра в малотиражке выйдет. Там многие из родителей коммунаров работают. И депутат оттуда мужик честный и деловой. Тут же безо всякой рекомендации бучу поднял. Но ох, сколько он из меня информации вытянул — Что да как и почему? Въедливый товарищ попался, зато сейчас за меня горой. Он еще людей с района подтягивает. Живет ведь на Васильевском всю жизнь, всех знает. Общественность, я вам скажу — это сила. Особенно, если её порыв в нужное русло направить.

— Думаешь, рабочий класс тебя прикроет? Это дело «Солидарностью» попахивает. Комитетчики тебе не простят.

— Да и хуй с ними!

Истомин в волнении заходил по комнате.

— Сколько можно бояться и оглядываться? Они сами сейчас всего опасаются. Как Андропова с его сворой на Лубянке грохнули. Установка ведь была — живыми не брать! Не задумывались почему?

— Грызня на Олимпе обычное дело.

— Ну вот пока они там друг с другом разбираются за собственное светлое будущее, на земле надо семена сеять.

— Взойдут?

— Что-то обязательно. Дети — это пластилин, ну а если туда вдобавок стальной стержень выковать, то хрен потом с пути свернешь.

— Много их нужно, чтобы такую махину повернуть.

— Ты же читал проект матричной системы. Там много и не надо. Это как скрытое фотоизображение. В эмульсионный слой при его изготовлении всегда закладываются центры, на которых потом сильнее идет проявка засвеченной пленки. Вспышка света и вокруг темной маленькой точки образуется целая матрица, которая при дальнейшей химической реакции становится на порядок больше. Так появляется четкое изображение. Вы же это со мной тогда под Москвой обсуждали!

— Практики нам не хватает, Николай. Но, вообще, ты молодцом! Вопрос в том — закроют ли тебя сейчас? Установки установками, но человеческий фактор никто еще не отменял. В Озэпе разные, знаешь, слухи про наших ходят. Уже несколько дел на педрил возбудили, да и диссиду давят. Хотя был уговор зазря их не трогать.

— Заебутся. Хрен им в корень!

— Вот это, но нашему! — вскрикнул Павел и протянул свободный бокал.

— Ну тогда еще вздрогнем! Парни, счас колбаски подрежу. С оказией из Прибалтики привезли. Умеют, сучары делать. Ну а какие у них шпроты…

— В Зеленограде и самой столице у некоторых ребят также начались проблемы. Повылезало всякой старой шушеры из нор. И ведь везде анонимки.

— Что власти?

— Отморозились, как всегда. Кто позволил, какие идеологические установки, почему без куратора из комсомола.

— Трясут?

— Только начинают.

— В Новосибирске центр под академиками, им проще. Они там больше на технику налегают. Отбились пока.

— Думаешь, стоит это дело под комсу положить?

— Не вариант. Там идиоты похлеще этих. Моментом все выхолостят, а себе медалек на грудь навесят. Не было еще ни одного дела, что комсомольцы загубить не смогли. Комсомол еще на первичках хоть как-то существует, на больших предприятиях или в институтах. Что выше — уже полная задница.

— Ну да, будущие Чубайсы там жопы греют.

— Игорь, ты там вроде что-то обещал?

— На днях к тебе специальный корреспондент приедет. Из наших, попаданцев.

— Бля, как жаль, что Чугун погиб. Надо же было так подставиться!

— Писали, что случайность.

— Сам-то в это веришь?

— Нет, конечно, но все засекречено. И расследовать не дают…пока, — Дивов достал трубку и начал диковинный обряд набивания её табаком. — Есть в верхах Озэповских такой деятель, Анатолий Мерзликин. Говорят, что он сейчас на местных Олимпах пропагандой рулит.

— Так он же их этих…

— Ну да, примелькался в свое время на НТВ и прочих важных каналах. Но его наши хвалят.

Павел также достал сигару и примеривался половчее откусить кончик.

— Слышал о нем., толковый пацан. Надо на него обязательно выйти.

— Он у нас на Озэпе регулярно мелькает. В корешах у Холмогорова. Это пацан с МГУ, историк. Вы его видели осенью. Жена у него еще в моде работает. Такая красавица, я скажу!

— Так выйди на него.

Игорь Дивов, в прошлой жизни известный фантаст, здесь же возглавивший редакцию раздела фантастики в приложении к журналу «Техника-Молодежи», пристально посмотрел на старого приятеля.

— Коля, ты никак крышу решил найти?

— Куда без нее? Секретарь идею подал и пропал куда-то.

— Послали его далеко и надолго. В Минске обитает с Глушковскими парнями. Обещал на двадцать третье подъехать поговорить. Вы, кстати, знаете, что с нынешнего года — этот праздник выходной день? По ходу с нашей подачи пробили.

— Тогда, может, все вместе у тебя соберемся?

— Заметано. Созвонимся!

Сметанин оглядел товарищей, выпустил вверх струю ароматного дыма и с неподдельным ехидством произнес.

— Были декабристы, появятся февралисты!

— Сплюнь, Геолог!

— Да и в самом деле, сидим, рассуждаем, как перевернуть Землю. Архимеды херовы!

— Так иначе на хрен мы сюда провалились?

— Ты до сих пор утверждаешь, что это альтернативная линия?

— Ну точно уж не наше прошлое. Слишком много различий. Ноосфера или что там имеется в наличии решала переиграть историю или расщепить её на несколько русел. В какой-нибудь ветке у человечества обязательно появится шанс. И я лично не хочу его упустить.

— Коля — это фантастика!

— Пусть. Мы её сами писать будем.

— Эй, заговорщики, пить будем. Да?

В ответ раздался веселый гомон и стук пустых бокалов. Пока допивали вино и решали, куда сегодня двинуться дальше, солнце ушло за горизонт. Ведь еще был февраль, последний месяц зимы. Холода, тьмы и страха перед неумолимой вечностью.