Откат

Глава 22. Столкновение времен. 14 марта 1976 года. Москва. Верхняя Масловка

Серая «Волга» с шашечками на дверях неспешно въехала во двор и затормозила около единственного подъезда дома-башни. Дом явно был новым, вокруг него еще не выросли деревья, а пустое пространство было напрочь заметено снегом. Только дорожки, разбегающиеся от дверей, оказались аккуратно почищены и посыпаны песком. Март — время дневного яркого солнца и ночных заморозков, эпоха короткого весеннего гололеда. Из такси шумно выбралась небольшая веселая компания. Двое мужчин и одна женщина. Один из мужчин что-то выговаривал водителю, но деньги за проезд тому так всучить и не смог. Они двинулись по узкой дорожке к входной двери, деликатно пропуская мимо людей. Спешившая куда-то семейная пара в какой-то момент недоуменно обернулась. Им показалось или…?

— Вася, который этаж?

Мужчина в, приличного вида, пальто, но с неказистой шапкой на голове обернулся к спутникам и хлопнул себя по лбу.

— Вот я голова садовая, не помню! Надя мне говорила, то ли двадцать девятая, то ли тридцать девятая.

— Ничего, отыщем. Адрес дома хоть точный?

— Да, — мужчина в пальто внимательно осмотрелся. — В округе один такой новый, да и заметно, что из экспериментальной серии. Смотри какие лоджии забабахали!

— Тогда чего стоим?

Молодая стройная женщина в высокой меховой шапке захохотала и потянула своего спутника вперед. Она никак не могла привыкнуть к московским холодным зимам. Март на дворе, а морозец нынче такой, какой обычно для Парижа становится настоящей катастрофой!

Они спустились от лифта вниз и остановились на обширной площадке. Затем мужчина с волевым и отлично запоминающимся лицом и еще более запоминающимся хрипловатым голосом заметил в плохо освещенном углу этажа черноволосого мужчину, чистящего ботинки. Крем так и брызгал черными крапинками на стены, но жилец даже не позаботился подстелить хотя бы газету.

— Уважаемый, вы случайно не знаете, где тут проживает семья Холмогорцева?

Арам, сосед Степана, а это был именно он, конечно же узнал известный всей стране голос, да и самого артиста. Поэтому чуть не потерял дар речи, но все-таки смог из себя выдавить.

— В двадцать девятой они живут.

— Большое спасибо. Мариночка, звони!

Их спутник неодобрительно глянул на разведенную в подъезде грязь и выговорил:

— Ты бы мил человек убрал потом за собой. Дом у нас общий!

— Конечно, конечно!

Арам зачарованно смотрел на уходящих людей, затем вытер вспотевший лоб грязным рукавом и убежал домой за тряпкой. Точно надо отсюда съезжать!

— Мариночка, Володя, Васенька!

Нарядная и сияющая от счастья хозяйка впустила гостей в широкую прихожую и сейчас обнималась со всеми по очереди.

— Надежда, это вам!

Владимир был галантен, он успел за несколько секунд развернуть оберточную бумагу и теперь протягивал хозяйке небольшой, но яркий букет.

— Володя, где вы в это время года достали настоящие розы! — Надежда втянула в себя нежнейший аромат и застыла на миг от наслаждения. — Вот это поистине королевский подарок!

Высоцкий замер на месте, любуясь реакцией красивой женщины, его спутница всплеснула руками.

— Наденька, какое великолепное платье! Оно поистине сногсшибательно!

Ягужинская ловко крутанулась на месте, давая гостям вдоволь полюбоваться своим платьем и фигурой. Мужчины восхищенно зацокали языками. Представление вышло достойное.

— Это из нашей весенней коллекции. Мариночка, ваши земляки в этот раз скупили все прямо на корню. Ой, а что мы здесь стоим, марш все на кухню! Степа, ты где?

Холмогорцев не знал плакать ему или радоваться. В его прошлой более серой жизни не было таких значительных знакомств. Поэтому он застыл с креслом прямо на пороге. Если Василия Шукшина он уже мог считать своим приятелем, даже по работе приходилось в последние недели время от времени встречаться, то от присутствия двух других гостей Степан впал в некоторый ступор.

Хотя они шапочно были уже знакомы. С Владимиром виделись в феврале за кулисами, с Мариной на показе у Нади. Но сейчас кумиры миллионов советских людей были у них дома, так близко и так пристально на него смотрели. Высоцкий, видимо, понял его ощущения, поэтому решил проблему просто и незатейливо. Радушно улыбаясь, знаменитый артист мягким движением выдвинул вперед спутницу и представил.

— Это Марина Влади, я Володя Высоцкий. Нас все хоть немного, но знают. Так что будем знакомы.

— Степан Холмогорцев, ничем особенно не знаменит. Очень приятно!

— Скоро будет знаменит, — приятельски улыбнулся Шукшин и заграбастал друга в объятья.

С Мариной они скромно чмокнулись в щечки, а с Владимиром обменялись крепкими мужскими рукопожатиями. Видимо, Высоцкий остался доволен силой нового знакомца и через несколько секунд, все еще сжимая кисть, глубокомысленно хмыкнул. Женщины обменялись взглядами, а Надежда ехидно заметила.

— Сколько бы ни было лет мальчишкам, а все младыми петушками желают выглядеть.

Мужчины в ответ весело рассмеялись. Степан же с некоторым удивлением отметил, что знаменитый бард был на голову его ниже, но темная водолазка отлично показывала его спортивное телосложение. Артист находился в отличной форме! Высоцкий потрепал рукой по открытому предплечью Холмогорцева, ненароком прощупав его мышцы.

— Ого! Чем таким серьезным занимаешься?

За хозяина ответил Шукшин.

— Степа у нас на китайское дрыгоножество ходит.

— Интересно, расскажешь?

— Конечно.

Первоначальное смущение и робость от такого теплого приема испарились, и Холмогорцев потащил гостей на кухню. Новая планировка позволила сделать из нее вдобавок столовую. Так что дружеские посиделки обычно проходили здесь.

— Наденька, это для дам.

— Ого! Это же большая редкость! — Надежда оценила наклейку, в вине она разбиралась.

— Остатки былой роскоши, с прошлой поездки привезли. Такое вино в магазине не продается, один из поклонников нам целый ящик подарил. Это уже отдельная история, как мы это все мимо таможни везли.

— Ну а вы, мужчины, что будете?

— Не, мы с Васей в завязке. Все всерьез пошло. Хватит валять дурку! Спасибо вот его доктору, все толком мне объяснил и слегонца душу на место поставил.

— Этот тот врач с Алтая? — оценивающе посмотрел на гостей Степан.

— Он самый, — ответил неспешно Шукшин. Он был сегодня в том спокойном состоянии, когда слова из него не вылетали, а текли медленно, как воды равнинной реки. — Просто так нынче сейчас не попасть, — он ткнул наверх. — Все расписано до минуты. Сам мне предложил. И девочка там с ним сейчас такая интересная работает, тоже родом с Алтая. Я б её к себе в кино взял на роль княжны, но барышня больно серьезная, хочет знаменитым врачом стать. И я так скажу — станет!

— Да, кстати, что там с кино?

Василий уселся поудобней на стуле и задумчиво уставился куда-то вдаль, он мог в любом месте разглядеть только ему видимое.

— Продвигается кино, Степа. Сценарий в целом написан, группа набирается. На Мосфильме идею одобрили, денег выделили, и скажу, так немало. Даже пленку импортную дают без ограничений.

— Эт как? — искренне удивился Высоцкий.

— А вот так! — Василий показно развел руками и засмеялся, потом спохватился и стукнул себя по лбу. — Мы же торт с тобой в прихожей забыли!

— Айн момент! — Владимир был быстр и вскоре протягивал Надежде большую картонную коробку. Ягужинская только в ответ на сладкий подгон вздохнула.

— Ребят, а мы наготовили всего под закусь.

— Так мы поедим, с морозца у меня вон какой аппетит разыгрался!

— Тогда налетайте.

— Я тебе помогу, Надя! — Марина начала сдвигать тарелки, а Надежда быстро сервировала стол. — Это что такое у тебя вкусное?

— Да все, знаешь, простое, русское. Соленая треска тушеная в молоке, оленина, запечённая с брусничным соусом. Ржаные лепешки с тмином.

— Обожаю такую кухню!

Высоцкий ловко наполнял бокалы и хитровато подмигнул Холмогорцеву.

— Ох, какая у тебя хозяюшка знатная! Красавица и еще готовит как богиня.

— Спасибо, Володя, на счет красавицы, но мясо Степан готовил. Я считаю, что мужчины делают его всегда лучше, чем женщины. В них это эволюцией заложено.

— Ну так и есть, — Шукшин налил себе клюквенный морс, выпил, поморщился и с удовлетворением поставил стакан на стол. — Добыл, принес, разделал и пожарил. Зато пирожки и сладкое прерогатива дам, потому что их готовят неспешно дома.

— Тогда тост за них? Степа, ты что пьешь такое?

— Бальзам, — кивнул на стопку с коричневой жидкостью хозяин, — что-то горло малость схватило, так что для пользы здоровья потребляю.

— Да, — задумался Высоцкий, — здоровье штука важная. Даже не для того, чтобы жить полноценно, а чтобы сотворить еще нечто такое этакое. Когда мы торопимся жить, то зачастую не успеваем что-то важное сделать. За вас друзья!

Холмогорцев кинул взгляд на известного барда и актера, помедлил немного, но все-таки спросил.

— Владимир, мы ведь только второй раз и видимся с тобой, а тут так сразу друзья? Я, конечно, не против, но хотелось бы откровенности.

Высоцкий хмыкнул, поставил тарелку на стол и развернулся к Холмогорцеву. Внезапно его лицо из улыбчивого стало несколько угрюмым и серьезным.

— Знаешь, Степа, я человек известный, ко мне на гастролях всякие люди подкатывают. Знаешь такое — приятель на час. Бывает и просто мудаки надоедливые пристают, но и интересных людей также немало. Но крайне редко я даже их подпускаю к себе близко. Настоящих друзей всегда мало.

— Тогда я на каком этапе?

— Едкий ты, однако, товарищ, — Владимир бросил колкий взгляд на Василия, тот задумчиво улыбался. — Скажу так — новый товарищ. Друзья ведь только временем проверяются. Но для меня уже факт хотя бы в том, что ты с Василием на дружеской волне, и он о тебе очень хорошо отзывался. От этого алтайского дундука хорошего слова ведь редко добьёшься. Второе, жена у тебя женщина необычайно яркая и интересная. Я о ней довольно много от других знакомцев хорошего слышал, да и Марина подтвердит. Значит, и муж у ней должен быть человеком порядочным и умным. И еще главное — свойство такое у меня есть, чую люди на раз. Вы, люди из того будущего обычно типажи холодные, чужаки для нас в большинстве своем. Ну а ты на редкость человек теплый, я это еще в прошлый раз понял. Наш ты!

Холмогорцев был откровенно растроган. По глазам Высоцкого было понятно сразу, что говорит он искренне, от всего сердца.

— Спасибо, Володя. Можно тебя так называть?

— Тебе да. И мне приятно, что и у вас там в будущем еще остались люди. Давайте тогда за людей! С большой буквы, где бы они ни были.

Они с Шукшиным чокнулись стаканами с морсом и отдали должное закускам. После первого утоления голода физического всем захотелось заняться душевным, потянуло поговорить. Высоцкий начал настырно выпрашивать Шукшина подробности об его новом фильме. Вернее, была задумана целая серия картин для величественной кино-саги. Оба то и дело обращались за помощью к Степану. Тот был знатоком древнерусской истории и временами откровенно удивлял пусть творческих, но мало знакомых с реалиями минувшего людей.

Обычные люди ведь зачастую оказывались в плену распространенных мифов, искренне веря в раздутые легенды и откровенные сказки заместо настоящих событий. Это особенно стало заметно после выхода фильма Эйзенштейна «Александр Невский». Тонули рыцари на Чудском озере — свято уверены русские люди. На деле же битва проходила на зеленой травке побережья, да и количество рыцарей в фильме было здорово преувеличено. Бились же с ними не мужики-лапотники, а профессиональные воины княжеской дружины. Потому и наваляли крестоносцам по самое не балуй. Князя же именно для этого, собственно, и позвали.

— То есть все в истории было не так?

— Да, Володя. Можно сказать, и так — как оно было на самом деле и откуда эта самая Русь взялась, никто не знает.

— Но были же летописи там… — завис в раздумье Высоцкий.

— Они все написаны спустя несколько столетий после предполагаемых событий и на основе чего непонятно. Опираться пока можно только на археологию, филологию и другие более точные науки. У нас в будущем ученые стали изучать гены людей, по которым можно определить их предков, и многое оказалось совсем не так, как представлялось в официальной науке.

— Вот даже как? — Шукшин подался вперед. — То есть я сдал анализы и мне скажут, кто мои предки?

— Примерно так. И у русских от монголов практически ничего нет, это я скажу сразу!

— Здорово! — Владимир щелкнул в возбуждении пальцами, его глаза засверкали. — Какое благодатное поле для открытий!

Холмогорцев хитро улыбнулся

— Песню никак задумал?

— Угадал! Вот приеду домой, сразу начну писать. Это же Русь, древность, наши истоки! Василий, так ты возьмешь меня на роль?

Шукшин обхватил руками колени, слегка покачиваясь, и задумчиво ответил.

— Ты, Володя, одеяло на себя сразу перетягивать начнешь, сюжет ломать харизмой. Она же у тебя ярко выраженная и современная. Как совместить с древностью? Это подумать еще надо.

— А ты подумай! Если надо, я бороду отращу, в рубище по улицам ходить буду. Язык выучу.

— Песню напишешь?

— Ну ты еще спрашиваешь?

— Тогда давай так, — Василий нагнулся вперед и смотрел с прищуром на Владимира в упор. Такой взгляд прямо в душу не каждый выдержит. — Семеныч, я тебе сроки съемки обозначу, и чтобы никаких спектаклей, концертов в это время. Все отменяешь! Слышал, Все! — Шукшин нарочито громко постучал костяшками пальцев по столешнице. — Чтобы весь отдался только работе. На счет пьянок договариваемся на берегу. Сразу выгоню! Лучше пересниму заново.

— Какие пьянки! Завязал я. Знаю, что непросто, но мне помогут хорошие люди. Ты пойми, Вася, да и ты Степа, если есть впереди у меня дело, на которую я душу положу, то мне вот насколько проще жить становится.

Холмогорцев внимательно наблюдал за известным всей стране гостем. На поверку Высоцкий был даже более эмоционален, чем представлялось, мгновенно переходил от внешнего спокойствия к взрывному по характеру действию. Плюс его лицо, не маска бывалого актера, а живое лицо экспрессивного человека. Глаза, губы, мимика, они жили постоянно, показывая метущуюся душу настоящего поэта. Шукшин же был сегодня напротив, нордически спокоен и отчего-то глубоко задумчив.

Видимо, уже поставил себе впереди барьер и сейчас накапливает силы, чтобы взять его. Это его странное состояние заметил и Высоцкий, уважительно поглядывая на очень непростого и далеко не всегда понятного для него человека. Две силищи, два совершено разных подхода к творчеству и к жизни, две ипостаси современного русского человека. Такое надо было видеть воочию. По спине Степана пробежали мурашки и отчего-то такими мелочными показались все его прошлые проблемы.

Да к черту их! Вон как надо стараться жить. Один уже был бы в могиле, второй узнал, что умрет от банальной и похабной наркозависимости и не сделает в жизни очень многого. И они живут, живут с этим ощущением зыбкости бытия и отчаянно пытаются противостоять судьбе. Так что тогда он, существо, которому дан второй шанс прожить этот отрезок времени, называемой жизнью. К черту уныние!

— Так, а где у нас девочки?

— В комнате, — кивнул в сторону гостиной Степан. — Им с Надей наверняка есть чем заняться.

— О да! — кивнул Высоцкий. — Я о Надином доме моды все чаще слышу.

— Маркетинг, — пожал плечами Степан. — Скоро о нем весь мир узнает. Вы даже не представляете сколько в будущем уловок придумали, чтобы заявить о себе. Использовали вовсю старую поговорку «По одёжке встречают». Красивая одежда будет востребована всегда и при любом строе.

— Вот как? Хотя знаешь, я вот много по стране езжу. Женщины у нас удивительные, в любом месте найдут как себя подать и украсить. Сошьют, перелицуют и такие красавицы!

— Согласен, — Шукшин лукаво блеснул глазами, — но добавил бы от себя, что вдобавок ко всему есть у наших русских женок такое качество, как красота внутренняя. Вот ты поставь её на подиум, да дай проявить душу и не будет краше никого на свете.

— Как сказал! — восхищенно развел руками Владимир. — Так может это тебе надо стихи писать?

— Я это Володя в будущем фильме выскажу и не раз.

— Значит, договорились?

Василий бросил ехидный взгляд на Владимира и снова постучал пальцем по столу.

— На роль злодея пойдешь? Такого характерного, чтобы тебя честно ненавидеть стали?

— Эк ты! — Высоцкий искренне удивился, его глаза расширились, а лоб прорезали несколько морщин. Не ожидал он подобного подвоха.

— Отвечай сразу!

— Была не была! Где подписаться кровью?

Дверь распахнулась и в кухню вышли женщины. Мужчины вскинули глаза и застыли в восхищении. На тех уже были другие наряды, в русском стиле, легкие и воздушные, как подарок будущего лета. Марина кокетливо повела бровью, затем оглядела всех и вздохнула.

— Опять ругаетесь! — она повернула голову к Надежде. — Представляешь, тогда с полночи угомониться никак не могли. Чуть друг на друга с кулаками не кидались. Хорошо Сева пришел, разнял спорщиков.

— Да мы это, Мариночка, — Высоцкий засмущался, — о глубинном спорили.

— И что, — заинтересованно посмотрел на них Степан, — к какому-то знаменателю пришли?

— Нет, Степа, не пришли. Семеныч человек сложный, слишком разноплановый, меняться не хочется.

— Ага, как будто ты сам хоть чуть-чуть подвинулся? — набычился в ответ Владимир. Было видно, что тот спор не прошел для него даром и здорово задел некоторые струны души.

— Оба хороши! — засмеялась Влади. — Наденька, давай чай подавать. Мужики меж собой разберутся.

— Уже разобрались. На самом деле я много после нашего спора с Василием думал и увидел себя несколько с другой стороны. Вот тот новый цикл песен как раз после этой встречи написал.

— Это когда два дня из дома не выходил? Мне, представляешь, в Париж звонят — Вовка твой с ума сошел, черный весь иссох. На звонки не отвечает, никого в дом не пускает! — повернулась Влади к Ягужинской. — Хорошо догадалась сама первой ему позвонить, думала уж лететь, спасать моего героя. Ничего, голос бодрый, прямо в телефонную трубку свежую песню пропел.

— И как?

— Думаю, что это лучшее, что он за жизнь написал.

Степан бросил любопытный взгляд на поэта. Тот неожиданно засмущался, а ведь Высоцкий себе цену знал. Чтобы скрыть это состояние, он начал излишне эмоционально выговаривать.

— Да ладно тебе тоже! Мариночка, меня же Вася к себе в новый проект пригласил.

— Вот как? — только сейчас Холмогорцев заметил какие красивые и живые глаза у знаменитой французской актрисы. Такими точно можно очаровать кого угодно! — Василий, о чем будет твой фильм?

— Если коротко — Откуда мы такие взялись.

— Мы это….

— Русь, русская цивилизация, русская душа. Я ведь не только со Степаном общался, но и с другими людьми из будущего. Мы, ребята, на самом деле на фих в мире никому не сдались. Когда лапки к верху подняли перед ворогами, мол отказываемся от своей социальной идеи. Люди друг другу уже не братья, а конкуренты. Берите нас к себе. В итоге же нас ни в клуб элиты не приняли, ни уважения к самим себе не появилось. Болтались, извини, как говно в проруби. А себя надо любить, ценить. Так что к черту все эти разговоры об избранной Европе и общих ценностях. Эта самая Европа сама к нам то и дело норовит в гости зайти, только намерения у нее обычно недобрые. В последний раз двадцать миллионов людей не досчитались. Ну а мы все равно на нее равняемся. Зачем? Давайте уж строить свое!

— Там не все так плохо, Василий. Есть чему и нам поучиться.

— Понимаю, Володь, учиться полезно. Но зачем душу свою наизнанку выворачивать? Это же не исподнее. Да и было бы перед кем — там же нехристи, душу дьяволу за злато продали!

Оба не самых простых человека по жизни задумались. Каждый о своем. Женщины занялись столом, расставляя чашки и нарезая торт на куски. Степан встал у окна, наблюдая за уходящим солнцем. Его уже было заметно больше, начиналась весна. Новая жизнь, приблизившееся вплотную будущее.

Он обернулся и спросил:

— Я думал, что фильм про историю.

Шукшин поднял свои глаза, сейчас они налились потусторонней синевой. Видимо, и душой он был уже где-то там, далеко за облаками, в той сини, что наливается в яркую солнечную погоду высоко в горах.

— История лишь повод для разговора, это фон, на котором проходит именно наша жизнь. Поэтому его нужно выбирать требовательно, тщательно. И спасибо тебе, Степа, за идею. Я столько всего думал-передумал в последнее время, столько разного в душу запало. Почему мы так мало оглядываемся назад? Предки наши ведь не дураки были, на многие насущные вопросы ответили полновесно. Мы же все мним себя умнее и раз за разом ошибаемся.

— Я очень захотела сняться у тебя в фильме, — Влади зачарованно уставилась на Шукшина. Тот только покачал головой.

— Ты девка красивая, но не наша.

— Это почему это? — в глазах Марины застыла обида, а Владимир невольно дернулся. Но тут вмешалась Надежда, мягко выговаривая обоим.

— Вася прав. Мариночка, ты очень похожа на нас, но все равно в тебе чувствуется чужой дух. Помолчи, пожалуйста, дай договорю. Я же в той жизни много где побывала, и в вашем Париже месяцами жила, видела много иностранцев, да и наших, кто давно там жил. Разница есть, её не сразу можно ощутить, но эти мелкие детали, они же сразу станут выпуклыми, когда Василий наведет на тебя камеру.

— Лучше и не скажешь, — Василий улыбнулся и предостерегающе поднял руку в ответ на немой вопрос пары. — Найду я тебе роль. Самому, знаешь, любопытно стало. Есть у меня там линия с чужаками северянами, что давно на Руси живет, но до конца своими не стал. Только вам там в разных сериях играть придется и не пересекаться в сюжете.

— Ничего, мы привыкшие, — Марина встала за спиной Владимира и мягко положила на его плечи руки, затем они сплелись на его груди. Их взаимная симпатия была природной и оттого искренней. — Милый, мы сегодня будем слушать твои новые песни? У Нади есть великолепная гитара.

Ягужинская вспыхнула.

— Скажешь тоже. Просто пытаюсь исполнить старое желание. В той жизни меня в детстве научили играть на фортепьяно, а на гитаре так и не удалось.

— Много говоришь, дорогая хозяюшка, тащи инструмент! У меня сегодня душа поет!

Еще долго в глазах Холмогорцева стояла эта мартовская картинка. Надежда у окна, задумчиво смотрящая на него; Марина, с обожанием любующаяся своим знаменитым мужчиной; Василий, как-то отрешенно воспринимающий надрывный рык парящего над собой барда; Владимир, полностью ушедший в творческую нирвану. И все это под аккомпанемент рвущихся со струн тугих звуков.

В реальности песни Высоцкого попросту оглушали, валили наповал. Только сейчас Холмогорцев осознал, каким образом этот невысокий и не самый выразительный человек мог держать в полнейшем напряжении огромные залы. Он умел и мог то, на что не осмеливались пойти другие. В России мало быть поэтом, им надо жить каждую секунду бытия. Разве такое можно выдержать долго?

«Поэты ходят по лезвию ножа, раня в кровь свои босые души!»

— Иногда я думаю, что это все происходит не с нами.

— Слишком много впечатлений? Ну ты сама говорила, что хочешь большего. Вот и наслаждайся!

— Но так сразу и так много. Временами мне становится страшно. Не унесет ли меня этот ветер перемен слишком далеко.

— Ты все еще чего-то боишься, глупышка?

— Глупышка? — Надежда в возмущении привстала с постели, но крепкие руки Степана снова прижали ее к себе. После акта любви им нравилось вот так лежать друг на друге, ощущая неимоверную близость. — Никто и никогда не называл меня глупышкой.

— Слабаки! — засмеялся Степан.

— Ты чего был таким задумчивым? Обычно вы с Васей много говорите.

— Да вот внезапно пришла в голову одна потрясная идея.

— Я вся во внимании, — глаза женщины лукаво блеснули, и она все-таки поднялась, явив взору великолепное тело, полностью открытое по пояс.

— Я вдруг понял, что меня эти месяцы подспудно мучило. Мне мало просто увлечением истории. Ну стану я археологом, даже великим и что дальше? Люди же в большинстве своем о ней мало что будут знать. Нашу науку надо популяризовать. Рассказать о прошлом так, как будто оно еще живое, стоит перед нашими глазами.

— Интересно, — Надежда нагнулась и её розовые чуть набухшие соски оказались на уровне глаз Степана. Тот, не мешкая, положил на них пальцы, девушка явно завелась и тихонько застонала.

— Я когда-то пробовал писать, вот и хочу вспомнить, попробовать заново эпистолярный жанр. Чувствую, что это будет мне интересно.

— Молодец.

— Надя, так не честно! Зачем ты села на меня?

— Молчи и наслаждайся, мой великий писатель, — лукаво объявила женщина.