Откровения танкового генерала СС

Из Заселья на Херсон

Вытянутая в длину деревня Заселье с запада располагает естественными водными преградами, что в значительной степени облегчает оборону с этого направления. Последние части русских около полудня ушли из Заселья на восток. Они входят в состав 162-й пехотной и 5-й кавалерийской дивизий. Местная церковь используется и как кинотеатр, и как зерносклад. Деревянную лестницу колокольни местные жители, скорее всего, разобрали на дрова. С колокольни свисают писанные белым по красному пропагандистские призывы. Беззубый дряхлый старик оказывается попом, он просит у нас разрешения на отправление церковной службы. По его морщинистому лицу текут слезы, когда местные жители входят в пустой храм с голыми стенами, где начинается первая за многие годы служба. Пожилые прихожане с благоговением вслушиваются в слова священника. Молодежь с любопытством и смущением оглядывается вокруг, стоя у входа в церковь.

Ночью мы слышим шум ожесточенного боя, доносящийся с запада — там наша 16-я дивизия ведет упорные бои за Николаев.

На рассвете я забираюсь на башню церкви и оглядываю типично южную местность. На все стороны горизонта раскинулись необозримые поля, к селу стекаются многочисленные грунтовые дороги. Почти над всеми клубится пыль, а в соседнем местечке Ново-Петровка взлетают и садятся самолеты противника. Как и следовало ожидать, нашему батальону приходится действовать в окружении врага. Он — повсюду. Легко догадаться, какова будет наша участь, если Николаев не удастся взять в кратчайший срок, а враг попытается организовать глубокое вклинение во фланг 16-й дивизии. Так что клубы пыли над дорогами говорят нам о многом. Да, нам предстоят жаркие денечки.

Стрелково-мотоциклетные роты заняли позиции на восточной окраине Заселья и всецело поглощены утренним туалетом, когда обнаруживаются силы противника, наступающие на село с востока. Кроме того, группировка русских наступает на Заселье и с запада. Русские, видимо, не знают, что Заселье минувшим вечером занято нами, и спокойно направляются прямиком в ловушку взвода саперов и нескольких БМР. Роковой для русских оказывается разделяющая оба водоема дамба. Без какого-либо сопротивления, без единого выстрела огромное количество солдат и офицеров противника попадает в плен.

Мой командный пункт располагается на церковной башне. Отсюда прекрасные возможности для наблюдения за передвижением врага, заметив его издали, всегда можно принять соответствующие меры.

Со стороны Шуванки периодически появляются русские и тут же исчезают в зарослях кукурузы. Высокая, в рост человека кукуруза — идеальное укрытие, позволяющее подойти вплотную и нанести внезапный удар. Рота за ротой исчезает в зеленых зарослях, русские разворачиваются в боевые порядки для атаки Заселья. Я спокойно веду наблюдение за этими передвижениями — опасаться нечего: кукурузное поле отделено от села полоской метров в 400 шириной, так что любая попытка атаковать на этом отрезке обречена.

Вижу, как на горизонте артиллерийские батареи русских занимают позиции. Непрерывно снуют вестовые на лошадях. Короче говоря, объектов для нашей артиллерии хоть отбавляй, но нам необходимо экономить боеприпасы. Пути войскового снабжения растянулись невероятно. Поэтому приходится ждать момента, когда каждая граната полноценно выполнит свою кровавую задачу. Крохотные черные точки двигаются по дозревающей кукурузе в нашу сторону. Время от времени в струящемся мареве молниями вспыхивают блики отраженного на металле солнца. Точки приближаются. Теперь это уже и не точки, а ясно различимые русские пехотинцы. Их боевые порядки продуманны — наступают они разрозненно. Противотанковые орудия тащат за собой солдаты — к чему тащить в атаку лошадей? Взвесив обстановку, отдаю команду готовить для русских самое эффективное оружие.

Русские идут распрямившись, хоть и держатся настороженно. На восточной окраине Заселья ни одного нашего солдата. Необходимо убедить русских, что нас в Заселье нет. На позиции лишь усиленные взводы рот стрелков-мотоциклистов. Все остальные подразделения сосредоточены на севере и западе села и ждут сигнала к атаке. Моя задача — не только отразить атаку неприятеля, но и взять его в плен! Подходящий момент для этого наступает в 11 часов. На русских обрушивается огонь всех калибров, в рядах врага смятение. Минометы и пехотные орудия прицельной стрельбой выводят из строя артиллерию противника. Словно под взмахами гигантской косы опадают волны наступающего противника. Русские падают на землю, поднимаются и снова падают, на сей раз уже навсегда. Офицеры и младшие командиры пытаются вернуть наступление в организованное русло, но лишь отдельные солдаты продолжают рваться вперед. Основная масса пехоты будто прилипла к земле.

Теперь самое подходящее время ввести в действие выжидающих на флангах стрелков-мотоциклистов и БМР. Они сначала наступают в восточном направлении, затем круто сворачивают и начинают оттеснять русских к нашим позициям. К полудню в плен взято 650 человек, и 200 человек считаются погибшими. Согласно показаниям пленных командир, 962-го стрелкового полка после того, как расстрелял нескольких офицеров, пустил себе пулю в лоб сам. Поскольку полк насчитывал 900 штыков, после таких потерь он просто перестал существовать. В последующие часы наше подразделение неоднократно атаковала с воздуха авиация противника.

Во второй половине дня враг подверг восточную окраину сила интенсивному артиллерийскому обстрелу. Огонь ведется с западного направления. Даже если мы и не исключали возможность обстрела сразу с двух сторон, тем не менее это стало для нас неожиданностью. Молниеносно меняем фронт обороны и занимаем подготовленные позиции западнее Заселья.

В отличие от первой атаки вторую противник проводит с использованием моторизованных сил. Острие атаки русских образуют плавающий танк и бронетранспортер. У нас в результате прямого попадания взорван грузовик с боеприпасами. И снова мы выдерживаем время и подпускаем неприятеля как можно ближе, с тем чтобы достичь максимальной эффективности огня. Первой жертвой становится плавающий танк — клубы дыма привычно вздымаются в небо. Наши БМР и самоходные противотанковые пушки в упор расстреливают смешавшуюся колонну противника. Одна наша самоходная противотанковая пушка подбита — замирает на месте, выпуская клубы дыма. Пламя охватывает машину прежде, чем успевает выбраться водитель. Те, кто успел выбраться, в отчаянии тащат своего товарища из горящей самоходки и пытаются потушить загоревшееся обмундирование. Пострадавший от огня водитель кричит так, что хоть уши затыкай. Отскочив в сторону от спасающихся от огня бойцов, смотрю в бинокль на запад. Клубы пыли возвещают о подходе новых колонн неприятеля. Словно разъяренные пантеры, мои БМР и противотанковые самоходки накидываются на колонны врага и несколькими снарядами поджигают технику. Русские начинают разбегаться, но лишь немногим из них удается уйти. Большая часть колонны попадает к нам в плен.

Разбор операции проходит под стоны раненых и вопли получившего ожоги водителя самоходки. Он лежит на носилках и умоляет меня пристрелить его, чтобы не мучиться. Его изуродованные огнем руки прижаты к обожженному телу. Водитель обожжен весь — все тело один сплошной ожог. Нижнюю часть тела кое-как защитили форменные брюки, здесь ожоги не такие серьезные. Я бормочу слова утешения, — сплошная ложь. Мои товарищи испытующе смотрят на меня. А молодой солдат, почти мальчик, молит меня положить конец его мучениям. По словам нашего лекаря, надежд никаких — некуда даже всадить обезболивающую инъекцию. Врач беспомощно разводит руками. Как говорится, медицина бессильна.

Дикий, леденящий сердце вопль гонит меня прочь отсюда. Не хочу, не могу провожать его на тот свет в муках. Нет у меня на это сил! Не могу заставить себя еще раз положить ему руку на лоб. Бросаю на водителя прощальный взгляд и чуть ли не бегом устремляюсь прочь.

До 17 августа мы удерживаем Заселье, препятствуя всем попыткам русских овладеть этой деревней. Кроме того, мы проводим глубокую разведку в южном направлении и до Снегиревки. В 19 часов мне докладывают, что железнодорожная станция полностью очищена от неприятеля. В самой же Снегиревке полным-полно русских. БМР унтерштурмфюрера Теде подбита из противотанкового орудия. Теде считается пропавшим без вести, остальные члены экипажа все же находят стрелков-мотоциклистов. Унтерштурмфюрер Теде всего за несколько часов до этого узнал о рождении сына, своего первенца.

16-й танковой дивизии удается овладеть портом Николаева и оттеснить силы русских к Херсону. В порту Николаева пехотинцы, к своему величайшему изумлению, обнаруживают еще не сошедший со стапеля линкор водоизмещением 36 000 тонн.

18 августа наш батальон получает задачу провести разведку в направлении Херсона. Херсон расположен примерно в 60 километрах от Заселья ниже по Днепру и, начиная с 1918 года, развивался как важный промышленный центр. Однако на наших картах он обозначен всего лишь как второстепенный провинциальный городишко.

Задолго до рассвета мы начинаем марш в южном направлении. Несколько часов спустя над Днепром появляется ярко-красный диск солнца. Впереди, поднимая пыль, следует группа стрелков-мотоциклистов, поддерживаемая двумя БМР. За ними следует оставшаяся часть 1-го взвода и мой командирский танк. Командир головного отряда — гауптшарфюрер Эрих, на него я всегда могу рассчитывать.

Вскоре обнаруживаем, что навстречу следует колонна русских. Противник ищет способ переправиться через Днепр. Русские обезоружены и маршем отправлены в Заселье. Захвачены грузовики, они тут же включены в нашу маршевую колонну. Пленные рады, что для них война окончена, и с готовностью исполняют все наши распоряжения. По обеим сторонам дороги тянутся ухоженные поля помидоров, огурцов, виноградники. Батальон с охотой снимает пробу — но, надо сказать, до спелости помидорам еще далеко. Пологие берега Днепра покрывают виноградники. После непродолжительной остановки мы трогаемся в путь дальше на юг. Мои подчиненные хитровато улыбаются, подавая мне текст очередной радиограммы. Люди опытные, они прекрасно понимают, что мы никакой разведкой не занимаемся, скорее дикой охотой.

Подобные операции носят в сводках вермахта название «дерзкая операция». И все же подобные «дерзкие операции» в один присест не совершаются. И не зависят от вдохновения или оригинального замысла командира. Ни в коем случае! Дерзкая операция всегда результат тщательного анализа, кропотливого планирования, так, во всяком случае, происходит у ответственного командира, который постоянно следит за обстановкой. Предпосылкой к успеху данной операции являются военная выучка, боевой опыт и в первую очередь личные качества того, кто ведет за собой бойцов. Он должен пользоваться безграничным доверием подчиненных, быть в буквальном смысле слова «солдатом № 1» вверенного ему подразделения. На проведение таких операций приказов свыше не отдают! Для этого у вышестоящего командования нет ни соответствующих служебных полномочий, ни морального права. Успех завершения «дерзкой операции» целиком и полностью зависит от личности ее главного исполнителя — командира. Нередко такая и успешно проведенная операция представляется кое-кому результатом благоприятного стечения обстоятельств в пользу эдакого счастливчика-командира, короче говоря, заурядным везением. Но в действительности все выглядит по-другому. Такой командир вынужден в прямом смысле жить жизнью своего противника, мыслить, как он, предугадывать его возможные ходы, ощущать как его горести, так и радости. Такой командир обязан ощущать и воспринимать эмоциональную и физическую нагрузку своего противника как свою собственную, знать его сильные и слабые стороны. И отнюдь не всегда полагаться на данные, присланные вышестоящим штабом. Они — лишь рамки его будущих действий, но уж никак не истина в последней инстанции. Основа принятия решения разрабатывается самим командиром. Из множества, казалось, мелких, незначительных деталей складывает он портрет своего противника. Он прочитывает путь следования на марше, как книгу. Обостряются все позабытые, похороненные инстинкты. Он видит противника, чует, обоняет его. Одни лишь лица военнопленных скажут ему куда больше многочасовых допросов через переводчика. Он не главный начальник, он главный боец! Его воля — воля всего подразделения. Он черпает силы от своих бойцов, из их веры в него и готовности пойти с ним в огонь и в воду.

На горизонте вырисовывается силуэт Херсона. Над Днепром возвышаются башни элеваторов. В западной части города высятся заводские трубы, целый лес. Перед нами соблазнительная тень и прохлада под листвой деревьев — солнце скоро испепелит нас. В городе нас ждут вода и тень.

В нескольких километрах от Херсона я, забравшись на свою БМРку, долго присматриваюсь к раскинувшемуся перед нами городу. На реке оживленная навигация в северо-западном направлении. Снуют канонерки. Большие паромы переправляют груз на берег, после чего, разгрузившись, степенно следуют обратно в Херсон. До города рукой подать. Он влечет, предлагает себя, словно издевательски вопрошая: «А ты чего ждешь?» Командиры рот выжидательно смотрят на меня. По лицу артиллериста вижу, что он уже прикидывает, где удобнее всего расположить огневые позиции для наиболее эффективной поддержки нашей операции. Мои товарищи вновь уселись на грядки помидоров и объедаются овощами. Завидую их беспечности.

Зажигаю уже вторую сигарету и бездумно выпускаю дым. Я совершенно уверен в себе и моем подразделении, поэтому не пугаюсь, что этот огромный город сможет проглотить нас. Мое решение непреклонно. Город падет под нашим внезапным ударом. Русские ждут атаки со стороны Николаева. Именно там они и создали линию обороны, именно там и стоит полк «Лейбштандарт», что лишь подтверждает факт, что задача по проведению разведки выполнена и что мы вполне можем попытаться войти в Херсон, так сказать, с «черного хода». Вплотную к Днепру мы по проселочной дороге несемся в город. В одном из пригородов буквально сокрушаем роту русских, занятых сооружением заграждения. Русские от страха даже путают лопаты с винтовками. Перед нами вполне современные многоэтажные жилые дома. Вдруг, покрывая землю множеством черных фонтанчиков, прямо перед нами ложится пулеметная очередь. Битва за Херсон начинается.

Гауптшарфюрер Эрих постукивает пальцами по краю каски, потом выкрикивает нашу традиционную команду «Пошли!» и на полном газу несется через площадь, исчезнув на широкой улице, ведущей в центр Херсона. Взвод следует за своим командиром. БМР, наведя 2-см пушки на фронтоны зданий, продвигаются вперед. Глухие разрывы гранат говорят о том, что где-то рядом разгорелся бой. Я следую за головным отрядом и внезапно вновь оказываюсь у Днепра. Улица извивается змейкой по территории древней крепости. Русские артиллеристы обстреливают нашу колонну с восточного берега. Советские матросы сражаются ловко, точно дикие кошки. Артогонь вынуждает нас спешиться и вступить в схватку. Выстроившиеся в ряд дома защищают нас от огня орудия с восточного берега. Продвигаясь по обеим сторонам улицы вплотную к домам, мы бьемся за каждый дом. Эрих дерется, как лев. Рыча, он перепрыгивает от одной двери к другой, задавая таким образом темп наступления. Очереди вражеского пулемета продалбливают в асфальте крохотные лунки. Атака захлебывается — головной отряд не в состоянии преодолеть барьер плотного заградительного огня русских. Но для Эриха, кажется, ни барьеров, ни препятствий не существует. Он помнит — нам необходимо как можно скорее выйти на территорию порта, чтобы воспрепятствовать попыткам русских организовать оборону. Скрючившись, он улегся за какой-то лестницей, сильными руками зажав автомат. И тут, лихо сдвинув каску на затылок, командует:

— Первая группа через улицу — все вместе! Вперед!

Вижу, как бойцы вскакивают, как перебегают улицу и потом падают ничком на асфальт. Сплоченностью действий они сумели перехитрить русского пулеметчика, и вскоре он умолкает.

Добираемся до небольшой площади. Матросы залегли в декоративном кустарнике и пытаются сдержать наш натиск. Вдруг вижу, как Эрих в прыжке падает на асфальт. Автомат с лязгом падает на камни. Эрих скрючивается, пальцы намертво впиваются в землю. Пехотинцы оттаскивают своего командира к стене одного из домов и громкими криками подзывают санитаров. Ранение в голову, пуля снесла ему полчерепа. Хочу сказать ему хоть пару слов, пожать ему руку. Но он уже ничего не воспринимает. Это был последний бой Эриха. Несколько дней спустя он умирает, едва успев продиктовать письмо жене. В лице Эриха рота лишилась лучшего младшего командира, а я — верного боевого товарища.

Бой с каждой минутой становится все ожесточеннее. Русская артиллерия обстреливает улицу. Вовсю пылает подожженный бензосклад. В воздухе клубится плотный черный дым. Вот ворота, это укрытие. Всем весом налегаю на ворота, но они не поддаются — закрыты на задвижку. Пули буквально из-под ног вырывают куски асфальта и, визжа, рикошетят. Сейчас я и гроша ломаного не дам за свою жизнь. Подгоняемый огнем матросов, я перебегаю улицу. Укрываюсь за каким-то киоском. Пули разносят в щепы жалкую фанерную стенку, а потом хорошая очередь из пулемета разрезает киоск на части. Не хуже циркулярки! Прижавшись к земле, дожидаюсь исхода боя между русскими и бойцами 1-го взвода — я как раз угодил туда, где образовалось нечто вроде ничейной земли. Несколько минут спустя обстановка меняется в нашу пользу, и мы продвигаемся дальше к порту.

Советы отходят на территорию порта. У причала два крупных судна, на борт которых взбегают по трапу люди. Мы все ближе и ближе подбираемся к гавани. Вой мин ломает темп наступления — русские всеми силами стараются не допустить нас в порт. Но нас уже не удержать. Дом за домом, улица за улицей оказываются в наших руках, наши кованые сапоги бухают по мостовой этого важного для нас и для Советов города на берегу Днепра.

Из пулемета мы ведем обстрел стоящих у причала кораблей. Пулеметы не крупнокалиберные, но и они могут быть страшным оружием. Невзирая на поднимающихся по трапу людей, посудина отчаливает и — полный вперед! К противоположному восточному берегу! Люди, как голуби на крыше, висят, уцепившись за все, что можно. 5-см орудие ведет дуэль с моторным катером. Катер подожжен и старается уйти, повернув на юг. Суда самых различных типов и водоизмещения пытаются дойти до спасительного противоположного берега. Русская артиллерия огнем прикрывает порт. В воздух взлетают цистерны и бочки с бензином и маслом. Объятые пламенем люди падают в воду, исчезая в белой пене.

Из этого ада умудряются выбраться русские, они идут прямо на нас, невзирая ни на что. Остальные уцелевшие ищут убежища в днепровской воде. Сквозь дым пылающих емкостей с горючим мчится тягач с 8,8-см противотанковым орудием. Расчет ищет наиболее выгодную позицию. Едва установив орудие, расчет посылает снаряд прямо в борт крупного парома. Русская артиллерия градом снарядов пытается уничтожить внезапно появившуюся огневую точку — тем более что она как на ладони. А вокруг взрывается все: брошенные впопыхах боеприпасы, канистры с бензином, бензобаки грузовиков. По причалу мечутся перепуганные лошади, сорвавшись вниз, они неуклюже барахтаются в коричневатой воде.

К берегу приближается никем не управляемая лодка, еще секунда, и она садится на мель. Русские солдаты вплавь пытаются достичь спасительного берега, но это удается лишь немногим. Основную массу течение реки уносит к морю.

Слышу крики оберштурмфюрера д-ра Наумана — он руководит расчетом, устанавливающим орудие. Не помня себя, Науман что-то вопит, стараясь перекричать шум боя, а потом вдруг кидается к орудию. И я замечаю опасность! А расчет хоть бы хны! Слишком занят подготовкой к стрельбе. Орудие тем временем тихо сползает к краю причала и сваливается в Днепр. Бойцам чудом удается спастись. Но орудие потеряно безвозвратно.

Стрельба в порту мало-помалу утихает, лишь отдельные мины, завывая, проносятся у нас над головой и разрываются уже где-то далеко в городе. Около 16 часов устанавливаем связь с наступающим на Херсон с северо-запада полком «Лейбштандарт». Битва за Херсон завершена. Пожар в порту потушен, там постепенно наводят порядок, убирая следы разыгравшегося сражения. Гражданское население покидает свои временные убежища и даже пытается общаться с немецкими солдатами. В основном это дети. 22 августа наше подразделение сменяет полк под командованием Хитцфельда. 73-я пехотная дивизия вышла к Днепру и готовится к форсированию водной преграды севернее Херсона.