Откровения танкового генерала СС

Сражение за Харьков

В конце января 1943 года русские сумели выйти на линию Донец в районе Ворошиловграда — Старобельск — Валуйки — верхнее течение Оскола и продолжить наступление на западном направлении. Из наших частей 320-я пехотная дивизия стоит под Сватово, в Купянске собирается с силами изрядно поредевшая в ходе арьергардных боев 298-я пехотная дивизия, западнее Валуек дислоцированы части дивизии СС «Великая Германия», а в районе Корочи корпус под командованием Крамера пытается собрать разрозненные остатки сильно пострадавших немецких и венгерских частей, отступающих из района верхнего Дона.

Линия обороны разорвана во многих местах. Обороняющей этот участок 8-й итальянской армией командует немецкий генерал. Танковый корпус СС в это время вместе со штабом, большей частью дивизии «Дас Райх» и наиболее боеспособными подразделениями полка «Лейбштандарт» прибывает в район Харькова. Полк «Лейбштандарт» готовится занять оборону у Донца по обеим сторонам Чугуева.

Замысел верховного главнокомандования сухопутных войск — единым кулаком бросить в контрнаступление части танкового корпуса СС — не удается осуществить вследствие молниеносного продвижения русских. Необходимо не позволить русским нанести удар в наступательный клин немецкого корпуса. Части дивизии «Дас Райх» продвигаются в район западнее Валуек.

Глубокий снег и сильные морозы затрудняют продвижение частей и подразделений. Мы выгрузились восточнее Харькова, батальону поставлена задача создать плацдарм под Чугуевом и соединиться с 298-й пехотной дивизией. За минувшие годы мы разучились обсуждать всякого рода немыслимые приказы, да и задумываться по поводу сильного численного превосходства врага тоже. Как утратили и способность мыслить традиционными военными категориями. От германского пехотинца требуют воистину сказочных способностей. Поэтому нас не удивляет, что дивизии «Лейбштандарт» приказано удерживать участок фронта шириной в 90 километров (!) и противостоять натиску 6-й советской армии (!).

Толстые, окоченевшие на морозе бревна угрожающе скрипят под танковыми гусеницами, опасливо пробирающимися по длинному деревянному мосту через Донец неподалеку от Чугуева. Я веду батальон к прежним позициям русских, обороняемым ими во время зимних сражений 1941/42 года, тянущимся вдоль берега Донца. Эти позиции здорово выручат наших пехотинцев — не надо будет вгрызаться в промерзшую, окаменевшую землю. По снежной пустыне лениво тянутся разгромленные итальянские части. Со стороны Купянска двигаются запряженные едва живыми лошадьми повозки с немецкими ранеными. Отступающие войска медленно минуют мост. Сражения для них закончились, по крайней мере, на долгое время.

Батальону предстоит оборонять участок фронта длиной в 10 километров, кроме того, две роты выделены в поддержку 298-й пехотной дивизии, действующей в районе Купянска.

Восточнее Купянска сражается 298-я пехотная дивизия. Под натиском численно превосходящих сил русских она вынуждена отступить к Купянску. 2-я рота под командованием оберш- турмфюрера Вайзера ведет бои севернее Купянска в Двуречной, в последний момент и ей удается с боями прорваться в направлении Купянска. Никакого немецкого фронта обороны больше нет. Наши укрепленные опорные пункты враг удачно обходит с двух сторон, и они оказываются отрезанными от основных сил и тоже вынуждены отойти. Изрезанная оврагами и балками местность изобилует снежными преградами, из-за которых ни о каком ведении боевых действий и говорить не приходится, и войска вынуждены использовать единственную мало-мальски проезжую дорогу. Артиллерия прочно засела на позициях — ее не сдвинуть с места ни гужевым способом, ни тягачами. Дорога представляет собой настоящий ледяной каток.

Стоит лишь взглянуть на участок на оперативной карте, где действует 298-я дивизия, и я убеждаюсь, что соединению не устоять и что максимум сутки спустя оборона ее рухнет. Несколько дней спустя русские атакуют мой батальон, пытаясь овладеть переправой у Чугуева. Рота Книттеля до сих пор в распоряжении 298-й дивизии и, добираясь до родного батальона, действующего восточнее Донца, вынуждена с боями продвигаться по узкой дороге.

В сумерках уходящего дня я возвращаюсь в подразделение и вижу множество отставших от своих частей солдат, которые безумно счастливы, что оказались у своих.

Обстановка становится все более и более угрожающей. Силы Советов рвутся к Донцу, грозя отрезать от тыловых связей сражающиеся восточнее реки части. Мне приходится думать, как быть с ротой Книттеля, до сих пор остающейся в составе 298-й дивизии.

Между тем мы всеми способами укрепили свои позиции, основательно подготовив их к ведению круговой обороны. По воле случая мы запасаемся более надежными вооружениями: с товарного состава, стоящего на путях, мы сумели выгрузить с десяток 7,5-см противотанковых и 6 тяжелых пехотных орудий. Расчеты пришлось спешно комплектовать из числа прибившихся к нашему батальону солдат-пехотинцев.

3-й роте на дороге Купянск—Чугуев все же удается оторваться от преследования противника и без серьезных потерь добраться до батальона. 298-я пехотная дивизия, лишившись на занесенных снегом дорогах всей своей артиллерии, продолжает с боями пробиваться на запад южнее дороги. На данный момент связи с дивизией нет.

Я в сопровождении двух бронеавтомобилей направляюсь к Купянску — необходимо самому разобраться в том, что происходит. Ледяной ветер гонит колючий снег, и вдруг я различаю запряженные волами сани. Мы медленно нагоняем их. Может, ловушка?

Оказывается, что это не ловушка — на санях лежит унтершарфюрер Крюгер («Ом»), который, невзирая на полученное ранение, сумел вскочить в сани и на них уйти от русских. От Крюгера узнаю, что разгромленные остатки 298-й пехотной дивизии бродят где-то по заснеженным полям. Полчаса спустя мы действительно обнаруживаем 20 человек из упомянутой дивизии и сажаем их на броню машин. Трудно описать их благодарность — они уже распрощались с жизнью. Немудрено, в такой-то мороз они за ночь превратились бы в окоченевшие трупы, а снегопад обеспечил бы им белый саван.

По обе стороны дороги мы замечаем силуэты русских танков, медленно направляющихся на запад. Русские танкисты избегают дорог, предпочитая пробираться через покрытые снегом поля. Нет сомнений в том, что цель их — взять в клещи наше предмостное укрепление и перемолоть его стальными гусеницами.

На основе визуальных наблюдений принимаю решение привести в готовность противотанковые средства. Схватки с русскими предстоит ожидать в ближайшие сутки. Выдержим ли мы их натиск или же отступим?

Мои бойцы прекрасно ориентируются в сложившейся обстановке и в курсе всех тактических методов ведения боя. Мой замысел: нанести Советам сокрушительный удар, но с минимальным риском для себя. Пусть опьяненные победой красноармейцы сами ринутся навстречу своей погибели. Пока противотанковые орудия выдвигаются по обе стороны дороги, на флангах батальона уже стоят готовые к бою штурмовые орудия и взводы истребителей танков. С ними налажена надежная связь. Реакция на мои распоряжения мгновенная, бойцы убеждены в своей силе и умениях — всеобщий страх перед русскими не заразил их.

Утром ярко светит солнце, освещая бескрайнее снежное поле, предстоит погожий зимний день. Русским, если они надумают наступать, предстоит одолеть примерно полуторакилометровый подъем, так что у них нет ни малейшей возможности подобраться к нам скрытно. Трудно даже представить, какова будет их участь, реши они атаковать. А враг между тем по обеим сторонам дороги подтягивает силы пехоты. На верную гибель, потому что мы замаскировались в тени высоких деревьев и заметить нас непросто, разве что в самый последний момент. Для закрепления успеха я строго предупреждаю бойцов не открывать огня вплоть до особого распоряжения. И мы, подготовившись таким образом, ждем встречи с противником.

С западного берега Донца, где расположен наш наблюдательный пункт, мы получаем первые сведения о наступающих русских. Наша артиллерия пока молчит. Пусть русские думают, что 298-я пехотная дивизия — последние силы немцев, которые они разгромили восточнее Донца, и что у моста сосредоточились лишь остатки наших сил.

К полудню русские успели продвинуться слева от дороги к нашему предмостному укреплению. Сначала они, явно выжидая, замерли на высоте и изучают поросший лесом берег реки, после чего стали перестраиваться в боевые порядки. На оконечности правого фланга Советов я различаю два танка типа «ИС-2». Машины направляются прямиком к нашим противотанковым подразделениям, что решает их участь.

Передовые подразделения неторопливо приближаются к нашим позициям. Пока что не прогремело ни одного выстрела. Вокруг тишина. Я не имею возможности видеть, что происходит на участке Бремера, но рота постоянно держит меня в курсе обстановки. Русские постепенно спускаются с высоты, их все больше и больше. Вскоре уже целый спуск весь в крохотных движущихся черных точках. Тут передовые подразделения останавливаются, прислушиваются, но, ничего подозрительного не заметив, продолжают двигаться на запад.

А что же мы? Мои бойцы мерзнут в окопах, нетерпеливо дожидаясь сигнала открыть огонь.

Из телефонной трубки я слышу, как мой левый фланг докладывает данные о дистанции до противника. Телефон не умолкает — сообщают данные и артиллеристы. Бор кричит в трубку: «Еще 500 метров!» Пару минут спустя бойцов 1-роты от русских отделяют всего 200 метров. Командир роты просит разрешения открыть огонь. Я разрешения не даю. На откосе показываются оба русских танка и начинают выдвигаться в авангард атаки. Из трубки доносится взволнованный голос Бора — он вместо Бремера командует 1-й ротой: «Всего 100 метров!» А когда я никак не реагирую на цифру в 75 метров, в голосе Бора отчетливо слышен страх. Танки успели продвинуться примерно на 150 метров к позициям, и вот тогда я командую: «Огонь!» Один танк подбит с первого же выстрела нашего орудия. В рядах русских смятение. Да, смерть собрала неплохой урожай. Вскоре замирает в неподвижности и хвост колонны русских. Враг в ловушке — этот спуск, как и ожидалось, стал для них роковым.

Но какой прок от нашей успешной операции восточнее Чугуева, если фронт на многих километрах ходит ходуном? 8 февраля на обоих флангах оборонительного фронта у Харькова наступает кризис. Фланги обойдены двумя русскими армиями. На юге мы запоздали убрать из Оскола 320-ю пехотную дивизию, и теперь ей, лишившейся связи с внешним миром, с 5 февраля приходится пробиваться по занесенным снегом дорогам для соединения с основными силами.

Русские прощупывают фронт полка «Лейбштандарт» и под Змиевом обнаруживают южный фланг. А между этим флангом и частями 320-й пехотной дивизии зияет 40-километровая брешь. Именно там и следует ожидать удар противника в линию обороны Харькова под Мерефой. Малочисленная танковая группа полка «Лейбштандарт» срочно перебрасывается под Мерефу с задачей блокировать дорогу на Харьков.

Но создается угроза и для нашего северного фланга. Там восточнее Белгорода сражается малочисленный корпус, и корпус этот русские уже успели обойти с флангов. Начинается оперативный охват Харькова, и эту операцию имеющимися в нашем распоряжении силами не предотвратить. Одновременно советское командование готовит удар по северному флангу Донбасса. Кроме наступления на линии Белгород—Харьков четко прослеживается намерение противника решительными операциями отрезать еще удерживающийся немецкий фронт между Азовским морем и Славянском от его тыловых коммуникаций, а затем и полностью уничтожить его.

Смертельный удар планируется нанести через Лозовую и Павлоград на Днепропетровск и Запорожье. Для его осуществления в полной готовности севернее Славянска сосредоточились 5 танковых и 3 стрелковых корпуса. 1-я советская гвардейская армия, не встречая на своем пути сопротивления, устремляется (после сдачи Изюма) в образовавшееся свободное место на юго-востоке; действующая на правом фланге 6-я советская гвардейская армия, отрезав 320-ю пехотную дивизию, переходит в наступление. В случае удачи данной операции группа армий «Юг» окажется отрезанной от тыловых коммуникаций, путь к Днепру окажется свободным, а вместе с ним и на запад Украины.

В результате прорыва удается восстановить связь с остатками 298-й пехотной дивизии и переправить их за Донец. На предмостном укреплении настроение ниже нуля. Всем и каждому понятно, что для наших позиций создалась серьезнейшая фланговая угроза и что войска придется отводить за Донец.

Неприятель широким фронтом стоит у Донца и пытается пробиться между правым флангом полка «Лейбштандарт» и 320-й пехотной дивизией. Силы его настолько велики, что сдержать натиск возможно лишь при условии наличия значительных сил и продуманной широкомасштабной операции. Обстановка диктует либо немедленный удар с целью прорыва кольца охвата Харькова с юга ценой сдачи города, либо сосредоточение всех имеющихся сил вокруг него — занять круговую оборону, что, по существу, равнозначно окружению.

9 февраля батальон получает приказ уйти с Донца и быть готовым к наступлению южнее Харькова в районе Мерефы.

Отрыв от противника происходит без каких-либо осложнений или потерь. Мы уже рады тому, что не сидим на месте и слышим гул двигателей. По занесенным снегом лесным дорогам, по полуразвалившимся мостам мы продвигаемся на запад и к полуночи оказываемся в районе Мерефы.

Только здесь я осознаю всю серьезность положения, как и то, что танковый корпус СС рискует оказаться в кольце окружения в случае выполнения приказа защищать Харьков до последнего патрона. Исполнение данного приказа будет означать для корпуса гибель и, как следствие, выход русских к Днепру. В тылу танкового корпуса СС больше нет войск, способных противостоять натиску русских.

Командующий корпусом генерал Хауссер принимает решение силами трех ударных групп наступать на юг, устранить угрозу правому флангу и тем самым предотвратить окружение Харькова.

Развертывание войск для наступления затруднено глубоким снегом, но уже в первые утренние часы все готовы. Моя ударная группа находится на правом фланге. Ей поставлена задача наступать на Алексеевку. Это означает, что нам предстоит около 70 километров преодолеть по вражеской территории, есть вероятность и наткнуться на силы русских на основных маршрутах передвижения. Прощаюсь со штабом дивизии и направляюсь в голову колонны. Там быстро излагаю подчиненным поставленную нам задачу. Теперь каждый боец знает, что его ждет и что нам предстоят нелегкие дни. Мои товарищи слушают меня, стараясь не упустить ничего из сказанного мною, когда я обрисовываю критическое положение, в котором мы оказались, и указываю на возможную опасность. Испуга на лице подчиненных я, вопреки ожиданию, не заметил, как, впрочем, и удивления. Мои товарищи стоят передо мной с раскрасневшимися на морозе лицами, засунув руки в карманы поглубже. Я знаю этих офицеров давно, некоторых из них не один год. Унтер-офицеры и рядовой состав преданы мне и вместе с прибывшим не так давно пополнением образуют сплоченный боевой коллектив. С ними я готов на любую, даже самую рискованную операцию в тылу русских. Товарищество и несгибаемая верность, объединяющая нас, — самое сильное наше оружие.

И вот наша ударная группа стоит, перестроившись для атаки, на заснеженной дороге южнее Мерефы. От того места, где мы находимся, дорога отлого спускается и в нескольких сотнях метров исчезает за домиками поселка. У этого населенного пункта мы замечаем несколько поврежденных амфибий из дивизии «Дас Райх». Вероятно, здесь русские разгромили разведгруппу дивизии.

Вокруг все спокойно. Чуть справа за селом вдоль дороги протянулся лесной массив — и там тоже не видно ни души. Рядом со мной стоит возглавляющий колонну офицер — оберштурмфюрер Шульц, которому довелось участвовать и в наступлении на Ростов-на-Дону. Оберштурмфюрер фон Риббентроп — командир головной машины.

Мы не имеем возможности наступать разомкнутым боевым порядком. Глубокий снег практически исключает любой маневр, превращая его в авантюру. Расход горючего и так превысил все мыслимые нормы. Ради сохранения темпа и фактора внезапности мы вынуждены следовать только по дороге.

Шульцу поставлена задача под прикрытием танков проехать через село и ожидать прибытия батальона в небольшом лесном массиве. Мой замысел: ошеломить противника внезапным прорывом головного отряда и, не снижая скорости, провести группу на юг.

Шульц, поднявшись на заднем сиденье мотоцикла с коляской, вытягивает руку вверх. Махнув мне, он кричит водителю: «Вперед!» Несколько секунд спустя первая группа бойцов исчезает между хатами, а остальная часть взвода устремляется за головным отрядом.

Макс Вертингер, мой новый водитель, наслышан о наших прежних вылазках и на полном ходу врывается в село. Непосредственно за нами сомкнутым боевым порядком следует ударная группа. Село оживает! Русские выбегают из хат и открывают огонь по нашей колонне. Но основная масса красноармейцев стремится укрыться в близлежащем лесном массиве. Слева замечаю противотанковое орудие, изготовленное к бою. Оно тут же обстреляно на ходу бойцами нашей колонны. За следующим поворотом в снегу залег оберштурмфюрер Шульц. Вопреки моему предупреждению он соскочил с мотоцикла и ведет яростную перестрелку с русскими, пока не погибает от выстрела в грудь. Тело павшего командира взвода привозит оберштурмфюрер Зандер. Потом, чтобы похоронить Шульца, нам пришлось взрывать мерзлую землю.

Сделав над нами круг, пикирующие бомбардировщики исчезают в западном направлении — они очистили территорию в Харькове. Пилоты в знак приветствия покачивают крыльями и обстреливают колонны русских. Впоследствии из показаний взятых в плен мы узнаем, что мы врезались в острие наступающего клина русских — 6-го гвардейского кавалерийского корпуса — и промчались сквозь него.

Мы кинжалом врезаемся в двигающиеся на запад колонны. 11 февраля во второй половине дня начинается страшная снежная буря, едва не парализовавшая наше продвижение вперед. Чтобы пробить путь, приходится действовать лопатами, но и от этого мало толку — машины замерли друг за другом, и нет никакой возможности для объезда. А «дорога» — глубокий ров в снегу. Танки, словно плуги, пробираются сквозь спрессованную снежную массу. Метр за метром вгрызаются они в сверкающую белую стену. Врага мы различаем как тень, силуэт. Обе стороны пытаются противостоять всесилию природы.

В сумерках мы оказываемся перед обширной балкой, я раздумываю, стоит ли нам забираться в полную сугробов низину. Если верить карте, балка эта насчитывает в ширину около километра. За ней — село, именно туда нам и надо, если мы, конечно, не намерены заживо похоронить себя в снегу. Отправляю несколько человек на льгжах в разведку.

Мы с Вюнше остаемся в боевом охранении, дожидаясь возвращения наших разведчиков. Те сообщат нам, следует ли предпринимать попытку одолеть этот ландшафт или же он непроходим.

Мы сидим, укрывшись за сугробом, вдруг прибегает кто-то из охранения:

— Танки!

И верно, этот парень не ошибся. Нам даже послышался гул двигателей. Вражеский танк показывается из-за заснеженного склона в нескольких сотнях метров от нас. Мы быстро предупреждаем экипаж нашего головного танка. Стрелок застыл у орудия, готовый в любую секунду открыть огонь. Танк медленно взбирается по склону. Макс Вюнше шепчет мне:

— Гляди-ка, он башню на нас направил! Видишь?

И вдруг боец из охранения заливисто хохочет. Оказывается, перед нами огромный сибирский бык, которого мы поспешили принять за танк. Неважная видимость в сумерках сыграла с нами злую шутку. Несмотря на то что мы еле живы от холода, покатываемся со смеху.

Часом позже мы уже в селе, изгнав красноармейцев из теплых гнездышек. На часах только шесть вечера, но тьма вокруг хоть глаз выколи — не разберешь, где свои, где чужие. Мы едва ползем по снегу, ни о какой ориентировке в кромешной тьме и речи быть не может. Выясняется, что мы угодили в самую гущу 6-го советского гвардейского корпуса. Артиллерия и обоз по-прежнему отрезаны от основной части ударной группы. В результате неприятельской атаки маршевая колонна оказалась рассечена надвое. Артиллеристам пришлось занять круговую оборону. По радио узнаю, что вражеский клин в 25 километрах от нас и что русские собрались нанести удар в направлении Краснограда. Однако подступы к Краснограду надежно прикрыты вовремя подоспевшим полком «Туле» дивизии «Мертвая голова». Основная же масса дивизии находится где-то в пути между Францией и Днепром!

Восточнее Харькова две усиленные полковые группировки ведут ожесточенные бои с противником. Защитники Змиева не выдерживают постоянных атак русских, поддерживаемых значительными силами танков. Под Роганью истончившаяся линия обороны едва удерживается под натиском усиливающихся атак русских. Сражения принимают все более ожесточенный характер, не чураясь жестокостей. Так, на аэродроме Рогань русские творили воистину страшные вещи с нашими пленными. Это выяснилось после удачно проведенной нами контратаки, когда мы обнаружили 50 обезображенных трупов. У десятерых наших бойцов были выколоты глаза и отрезаны половые органы, почти на всех трупах наблюдались следы ожогов, а еще десять человек представляли собой обугленные головешки.

Севернее Харькова противник также наседает: овладев Белгородом, армия русских сумела глубоко вклиниться на одном из участков северо-западнее Харькова. До утра 13 февраля харьковский оборонительный фронт на левом фланге вытянулся от Русских Тишков (севернее Русского) до станции Емцов и дальше к Фески.

Батальону боевых машин пехоты под командованием Йоахима Пайпера удается установить связь восточнее Змиева с 320-й пехотной дивизией и разгромить силы противника восточнее Водяного. Остатки 320-й пехотной дивизии потрепаны в боях до основания и представляют собой жалкое зрелище. Свыше 1500 раненых сразу же переправлены на транспортных средствах корпуса в тыл. Дивизия, бойцы которой от голода едва держатся на ногах, поступает на довольствие полка «Лейбштандарт».

Советы неудержимым потоком устремляются дальше на запад и приближаются к Днепропетровску. Весь наш Южный фронт в опасности. Вследствие развитий события по данному сценарию получаю приказ: невзирая на всю серьезность положения, в котором оказался Харьков, нанести удар в направлении Алексеевки и блокировать маршрут продвижения неприятеля.

По всему харьковскому фронту продолжает свирепствовать пурга. Снег залепляет оптику, мешая ориентироваться по пути следования на восток. В пути наша ударная группа не раз подвергается атакам русских. Однажды в полдень над нами кружит разведывательный самолет русских, сбрасывая сигнальные дымовые патроны. Мы окружены наступающими силами Советов. Сутки спустя мы в Алексеевке и занимаем там круговую оборону. Теперь мы выдвинутый дальше всех на восток форпост обороны на всем протяжении харьковского оборонительного фронта.

Сумеет ли ударная группа выполнить поставленную перед ней задачу? Одна, без артиллерии, без танков, без боевого обоза? Населенный пункт достаточно велик, растянут по обеим сторонам дороги. Во время разведки мы внезапно натыкаемся на русских разведчиков, едва успеваем открыть огонь, когда до них остаются считаные метры. Эта пурга обрекает нас на слепоту. Оберштурмфюрер фон Риббентроп вдруг валится в снег в паре шагов от меня. Русская пуля пробила ему легкое. Но следующим утром я восхищен, когда он наотрез отказывается эвакуироваться в тыл, по его собственным словам, «до тех пор, пока в кольце окружения останется хоть один раненый боец». И «Физелер шторьх» улетает без него. Мы на самом деле в плотном кольце окружения противника — Советы по обе стороны Алексеевки.

Появление Макса Вюнше вселяет оптимизм. Он сумел пробиться к нам, причем еще и прихватил с собой отбившиеся от нас танки, артиллерию и боевой обоз. Хочется надеяться, что он подоспел как раз вовремя — мы задыхаемся от нехватки горючего и боеприпасов.

Утром 13 февраля танковый корпус СС через штаб армии получает приказ фюрера всеми средствами удержать Харьков. В связи с этим в ночь на 14 февраля предпринимается попытка дальнейшего сужения оборонительного фронта вокруг этого города, с тем чтобы подтянуть резервы с фронта. Новая линия обороны: Лизогубовка — Большая Даниловка.

Но еще вечером 13 февраля корпус предупреждает, что упомянутую линию удерживать удастся лишь до 14 февраля — русские уже обошли Харьков. В полночь армейская группа отдает приказ взорвать все склады — боеприпасов и хозяйственные.

Утром Советам удается прорвать хлипкую оборону, собственно, цепочку опорных пунктов севернее Затишья. Происходит прорыв русских танков (около 40 машин) и на участке под Роганью. Есть опасения прорыва противника до тракторного завода в Лосево. Далее мы теряем Ольшаны, что дает русским возможность держать под обстрелом трассу войскового подвоза Полтава—Харьков.

На крайней южной и восточной точках харьковского оборонительного фронта продолжаются непрерывные атаки русских, угрожая разгромить наши силы в Алексеевке. Предприняв контратаку в направлении на Береке, мы уничтожаем значительное количество противотанковых орудий противника и наносим существенный урон силам его пехоты. Но и наши ряды основательно поредели. В четвертый раз ранен гауптштурмфюрер Книттель, командир роты легкой пехоты. Атаки в темное время суток особенно опасны тем, что отсутствует видимость, наступающий неприятель неразличим, а мы вынуждены весьма экономно расходовать боеприпасы.

В ночь с 13 на 14 февраля враг предпринимает атаку Алексеевки и прорывается к центру села. Схватка с русскими достигает кульминационного пункта. Наши бойцы оказывают отчаянное сопротивление, но продолжается это, увы, недолго, и для нас нет пути к отступлению. Однако в решающий момент боя обстановка кардинально меняется — боевые разведывательные машины обрушивают на противника всю мощь огня. Снаряды рвутся в гуще наступающих солдат, ярким пламенем занимаются соломенные крыши мазанок. Мы, сидя в центре огненной стихии, ведем огонь из темноты по наступающим русским. Наступательный порыв неприятеля сломлен. Не давая Советам опомниться, мы предпринимаем контратаку, и вскоре выбитый из Алексеевки враг поспешно уходит на прежние позиции.

Одновременно с этим полк Витта предпринимает попытку атаковать с севера и установить связь с нашей ударной группой. Однако севернее Береки полк, столкнувшись с намного превосходящими его силами противника, вынужден отказаться от проведения атаки в направлении Алексеевки. С наступлением дня мы вновь обнаруживаем боевые порядки русских восточнее и западнее Алексеевки. Стоит сейчас противнику атаковать нас с двух направлений, и наша участь решена.

Обхожу оборонительные позиции и беседую с каждым из бойцов. Наши силы расположились по типу опорных пунктов. Противотанковые орудия окружены несколькими пулеметами. Едва я поздоровался с бойцами, как на меня шквалом обрушивается «черный юмор». Но мы ни в коей мере не чувствуем себя обреченными. Нас заботит не столько численное превосходство русских, сколько острая нехватка горючего, скованность положения и в близкой перспективе нехватка боеприпасов.

Как нас уведомили, вот уже двое суток наша группа должна снабжаться с воздуха, однако до сих пор мы в глаза не видели ни единого самолета. Я вновь передаю по радио донесение об обстановке и настоятельно прошу доставить боеприпасы. В это время батальон Вюнше постепенно приближается к Алексеевке. Успеет ли он?

Я с удрученным видом стою в каком-то школьном классе среди моих раненых товарищей. Они полностью в курсе обстановки и умоляют меня не оставлять их русским. Ищу глазами доктора Г., нам с ним хорошо известно о судьбе наших раненых, попавших к Советам. Мы помним леденящую душу картину — полный трупов госпиталь в Феодосии в Крыму, захваченный русскими. Они выбрасывали раненых голышом на мороз из окон, а потом поливали их водой. Когда мы вновь отбили у противника госпиталь, обнаружили во дворе свыше 300 обледенелых трупов.

Доктор Г. пожимает плечами, качает головой и отворачивается. У меня буквально сердце разрывается, когда я слышу мольбы моих бойцов. Как быть? Когда я отдаю приказ выдать раненым пистолеты, на их лицах я вижу явное облегчение. Лучше уж быть в гуще атаки, под пулями, чем еще разок провести подобную беседу.

Низко нависают облака. До нас доносится шум двигателей, из чего мы понимаем, что русские ищут нас. Внезапно на небе видим мелькнувшую тень — «Хе-111». Неужели спасение? Несколько минут спустя самолет снова на бреющем проносится над Алексеевкой. С неба летят контейнеры, однако уцелел лишь один из них. Остальные, то есть большая часть, разбиваются о замерзшую землю.

У меня падает сердце. Полученное горючее мы быстро распределяем среди штурмовых орудий и боевых машин разведки. Если уж придется погибать, то, по крайней мере, будет на чем уйти от русских в степь и подпортить им радость победы. Без боя мы не сдадимся!

В радиодонесении я на всякий случай прощаюсь с теми, кто слушает нас, прослеживая наш путь по карте. Вглядываюсь в лица солдат и с удивлением отмечаю заинтересованность на них, едва ли не любопытство. Ни страха, ни фанатизма. Они просто всерьез воспринимают мои слова. Объяснив цель атаки, забираюсь на машину. Может, это последняя наша совместная атака? Мы неторопливо выезжаем к центру села, мимо развалин, мимо могил наших боевых товарищей. В нескольких сотнях метров мы видим бегущих красноармейцев. Они сейчас могут позволить себе удрать от нас — дело в том, что у нас жуткая нехватка боеприпасов, да и артиллерии нет и в помине. Похоже, русские и не думают, что мы способны контратаковать их. Между тем миновал полдень. Вьюга чуть утихла, сквозь облака боязливо прорываются лучи солнца. Интересно, как поведут себя остающиеся у нас в тылу русские, решись мы сейчас атаковать в восточном направлении?

Наш бронетранспортер стоит посреди прямой как стрела улицы, проходящей через все село как раз до изготовившихся к бою русских. Я планирую на полной скорости врезаться в русских и таким образом вогнать имеющуюся у меня в распоряжении бронетехнику в глубь их исходных позиций.

Именно тогда мы можем рассчитывать на успех, если молниеносно вклинимся в их оборону и вдобавок сумеем удержаться в течение ближайших суток. Я рассчитываю за эти сутки разделаться с русскими, засевшими западнее Алексеевки, и дождаться прорывающегося к нам Вюнше.

Низкорослый казак, не покидающий меня от самого Ростова-на-Дону, указывает на группу русских, собравшихся позади своих. Повсюду темные точки. Короче говоря, мы по уши в дерьме!

Считаные секунды отделяют нас от великой неизвестности. Наш водитель, выжав сцепление, поигрывает акселератором, отчего гул двигателя становится басистее. Бронетранспортер медленно трогается с места. По обеим сторонам улицы продвигаются штурмовые орудия, оставляя позади развалины села.

Скорость нарастает. Полугусеничный тягач и бронетранспортер обгоняют штурмовые орудия. Задача орудий — огневая поддержка легкой бронетехники. Мы в авангарде нашей атакующей колонны. И высокая скорость неизбежно собьет с толку русских. По броне хлестнули автоматные очереди. Я вижу перед собой лишь эту никак не желающую закончиться улицу и продолжаю наращивать скорость. Из-под гусениц разлетается снежная пыль — наша техника уподобилась вспенивающим морскую воду крейсерам. Клином вонзившись в позиции русских, мы стремимся разметать их ряды. Прямо перед нами на улице тяжелый миномет. Вперед! Ни в коем случае не останавливаться! Наша задача — смять исходные позиции противника.

Я напрягаюсь от страшного удара по броне. В нос ударяет едкий запах гари. Еще удар сотрясает бронетранспортер, заставляя его остановиться. Наш водитель, роттенфюрер Небелунг дико вопит. Рядом со мной вспыхивает пламя. Я бросаюсь наружу через башню и рместе с Михелем падаю прямо в продавленную гусеницами и колесами колею. Но доносящиеся из машины крики вот-вот лишат меня рассудка. Ползу вперед — надо помочь водителю. По-видимому, толстая зимняя куртка, зацепившись за что-нибудь внутри, не дает ему выбраться — я вижу, что крышка люка откинута. И вдруг чувствую, что кто-то удерживает меня за ногу. Михель тащит меня назад, крича:

— Назад! Командир важнее! Назад! Я позову ребят! Они ему помогут!

Казак вскакивает на горящий бронетранспортер, вытаскивает нашего водителя и начинает катать его в снегу. Русские поливают нас огнем из автоматов и минометов. Вжавшись в снег, мы отползаем по колее назад, к нашим атакующим бойцам.

Только сейчас до меня доходит, что мы полностью разгромили позиции русских и вражеские пехотинцы разбегаются куда попало. Но, увы, мы не можем воспользоваться достигнутым преимуществом — горючего остаются капли, а в тылу у нас куда более сильная неприятельская группировка, в любую минуту готовая нанести удар.

Едва мы вернулись на исходный рубеж, как выясняется, что несколько осколков мины угодили Михелю в затылок и что наш водитель, если не считать мелких ожогов, отделался легким испугом. Шум боя западнее Алексеевки приводит нас чуть ли не в восторг. Это может быть лишь Макс Вюнш. Так и есть. Танковому батальону все же удалось прорваться через линию сильной обороны русских и доставить нам и горючее, и боеприпасы. Так что мы снова в полной боевой готовности и согласно приказу штаба дивизии уже на следующее утро наносим противнику ответный удар.

Пробиваясь в западном направлении столкнулись с еще одним примером ведения бесчеловечной войны. Порой невозможно бывает отличить русского солдата от безобидного местного жителя. Впервые наших товарищей атаковали в нескольких селах, причем следов присутствия русских регулярных частей так и не было обнаружено. Это внесло долю нервозности. Местные жители не решаются выдать нам укрывающихся в их домах красноармейцев. Готовность русских сражаться с нами, невзирая на обстоятельства, и позиция местного населения требуют от войск особой бдительности. Мой старый боевой товарищ Фриц Монтаг, водитель из штабной роты, случайно заехав на заминированный участок, подорвавшись, лишается обеих ног выше колена. Его доставили ко мне в полном сознании в коляске мотоцикла. Несколько дней спустя его похоронят уже в Полтаве рядом с генералом фон Бризеном. Да, бои начинают принимать изощренно-коварный характер.

Между тем положение в районе Харькова сложилось для нас катастрофическое. Но — вопреки здравому смыслу в силе остается приказ удержать город любой ценой. Поскольку и повторный запрос штаба танкового корпуса СС о сдаче Харькова со ссылкой на приказ от 13 февраля отклонен, командующий корпусом принимает самостоятельное решение оставить город с тем, чтобы предотвратить окружение войск противником и дать им возможность собрать силы для предстоящего контрудара.

Во второй половине дня 14 февраля на восточном участке фронта частям противника удается прорвать нашу оборону в городском районе Основа. Переброшенный туда батальон разведывательных машин пехоты под командованием Пайпера серьезно увязает в ожесточенных схватках с русскими. В городе против нас сражаются теперь и гражданские лица с оружием в руках — проходящие колонны обстреливают из окон домов.

В сложившейся обстановке вечером 14 февраля командование армейской группы решает приостановить наступление передовых частей корпуса в южном направлении и удерживать атакуемые врагом участки. Группировка вынуждена выделить часть сил на оборону Харькова, а группу бронетехники перебросить в Валки для того, чтобы отбить у Советов захваченные ими Ольшаны. Этот приказ изначально невыполним — подтягивание необходимых для проведения данной операции сил заняло бы двое суток, если исходить из существующих дорожных условий. Командующий корпусом вновь вечером докладывает обстановку, с тем чтобы испросить разрешение оставить Харьков. В течение ночи на 15 февраля противник сумел вклиниться к нам в тыл в юго-восточной и северо-западной частях города. Одному из батальонов танковой дивизии «Дас Райх» удается организовать на северозападном участке контрудар, в результате которого противник понес серьезные потери. Так что противник на время отложил прорыв. Штаб корпуса вновь информирует командование армии о серьезности обстановки. Но решение приходит лишь днем 15 февраля.

В эти последние часы, когда еще оставалась возможность изменить положение, командующий корпусом в 12.50 15 февраля отдает дивизии СС «Дас Райх» приказ оставить позиции и пробиваться на участок Уды с целью предотвращения окружения полутора дивизий. При поддержке танков в последнюю минуту удается отвести войска, сосредоточенные в Харькове и юго-восточнее города.

В 13 часов упомянутое решение добирается до армейской оперативной группы. Командующий корпусом отправляется на передовую. Примерно в 16 часов 30 минут снова поступает приказ оборонять город всеми средствами. Ответ командующего корпусом таков: «Никаких переигрываний — Харьков будет оставлен!»

Решение генерала Хауссера спасло тысячи жизней, избавило многих от многолетнего пребывания в плену. В сложившейся обстановке стало возможным выстроить укороченную линию обороны, пропорциональную имеющимся силам. Удалось сдержать дальнейшее проникновение противника с помощью тщательно распланированных оборонительных мероприятий. 16 февраля арьергард дивизии «Дас Райх» с боями оставляет город.