Откровения танкового генерала СС

В Грецию!

Погожий летний день в горах завершается дождливым, ненастным вечером, за которым наступает холодная ночь. Хлопьями снег оседает на склонах гор. Бойцам 1-го батальона противостоит численно превосходящий противник, глубоко врывшийся в каменистую землю и ожидающий атаки в любую минуту.

Серым утром 12 апреля все и начинается. Горное безмолвие прорезал свист тяжелых снарядов. Тяжелые зенитные орудия приступают к уничтожению выявленных очагов сопротивления противника, выдвигаются на позиции и штурмовые орудия. Стоя у стереотрубы, я наблюдаю за ходом атаки 1-й роты под командованием оберштурмфюрера Герда Пляйса. На гору обрушивается смертоносный дождь снарядов. Вершину окутывает дым. В воздухе стоит резкий запах земли и серы. Внезапно артиллерия умолкает. Пехотинцы начинают взбираться по склону горы. Расчеты вытаскивают тяжелые орудия из дна долины вверх на скалы. Мы с интересом следим за продвижением артиллерии. Забравшись достаточно высоко, они вступают в бой. Никто не принимал всерьез возможность применения в этой местности штурмовых орудий. И вот они наверху и оказывают пехоте неоценимую помощь. Мы видим, как по откосу спускаются первые пленные. Англичане в тихой панике, они еще не оправились от нашей артподготовки. Это физические сильные, рослые молодые люди. С таким противником приходится считаться. Наша пехота продолжает углубляться в линию обороны противника. Саперы продвигаются к минным полям — необходимо как можно скорee обеспечить проход танков. Но и здесь пехоте приходится нести на своих плечах основную тяжесть — выбивать англичан с позиций. Только после этого саперы могут спокойно заняться своим делом — разминированием проходов. Штурмбанфюрер Витт вперил потрясенный взгляд на останки своего брата Франца. Младший брат командира 1-й роты попал на минное поле и был разорван на куски взрывом мины.

Теперь командование бойцами взял на себя Пляйс. Бой его группа ведет уже у самой вершины. Сюда штурмовые орудия не втащить, здесь пехотинцам приходится рассчитывать исключительно на себя. Звуки разрывов гранат до нас не долетают, но зато видны клубы дыма. Пулеметные гнезда подавлены в рукопашной схватке, и вершина горы наконец наша.

Бесстрашные бойцы роты Пляйса одолели неприятеля. Свыше сотни взятых в плен, 20 захваченных у противника пулеметов, другое оснащение — вот трофеи сегодняшнего боя. Сам Герд Пляйс ранен, но остается со своими пехотинцами. Ворота в Грецию открыты! Борьба продолжается. 1-й батальон стремительно атакует отходящего неприятеля. Вражеские танки уничтожаются огнем наших противотанковых и штурмовых орудий. Неприятельская авиация пытается остановить наше наступление, но их бомбы желаемого эффекта не оказывают.

Гауптштурмфюрер Фенд, командир батареи 8,8-см орудий, попал в плен и провел ночь в колонне англичан. На рассвете его вызволили наши пехотинцы. А вот к нам в плен шагает еще группа новозеландцев. Южный выход перевала взят в утренние часы. Здесь британцы и греки стремятся переломить ход схватки и загнать немцев назад к перевалу. В распоряжении британцев большое количество танков, и, надо сказать, хлопот они нашим головным подразделениям явно не убавляют. 1-й батальон уже вышел на открытую местность, а штурмовые орудия за ними не поспевают — ситуация довольно опасная. Первые танки неприятеля уже добрались до головной роты 1-го батальона, но тут с открытой огневой позиции два 8,8-см орудия оберштурмфюрера д-ра Наумана вовремя открывают огонь и снимают угрозу для батальона. Загораются или взрываются на собственном боекомплекте одна за другой вражеские машины. Танковая атака англичан захлебывается.

Пока 9-я дивизия продвигается на юг, мой разведбат направляется дальше к озеру Касториа. Уже спускаются сумерки, когда вдали появляются угрожающе темные горы перевала Клисура.

Наша цель — Корица, где располагается штаб-квартира 3-го греческого корпуса, но, чтобы попасть туда, необходимо миновать перевал, высоту, даже чисто технически трудноодолимую. Без малого на 1400 метров поднимаются горы, создается впечатление, что они вот-вот рухнут и погребут тебя под собой. Мы быстро овладеваем пространством — за полчаса мы закрепляем за собой две ближайшие возвышенности.

Величаво раскинулась перед нами гора. Извилистая дорога вьется вверх. Пути назад нет, здесь даже если и захочешь, не развернешься. Не та местность. Слева обрыв, а глубоко внизу непроходимое ущелье, справа вдоль дороги отвесные стены скал. Небольшие горные села кажутся вымершими. Но в последнем селе нам попадаются несколько перепуганных местных жителей. На их лицах немой вопрос. Напряжение растет с каждой минутой — в воздухе предчувствие смертельной схватки. В каждой скале нам чудится замаскированный бункер. Перед нами этажом вздымается ввысь гора. Дорога сворачивает чуть вправо, а потом обегает узкое и очень глубокое ущелье. Мы медленно пробираемся к повороту, каждую секунду ожидая огня противника или подрыва скалы на своем пути. Головная группа останавливается. Бойцы, спрыгнув на землю, тут же залегают и готовятся к стрельбе. Что случилось? Но выстрелов пока не слышно. Вне себя от волнения направляюсь к ним. Дорога упирается в пропасть — мост через ущелье взорван. Огромные мостовые арки, рухнув вниз, образовали нечто вроде седловины. С удивлением убеждаемся, что место подрыва не охраняется, и вообще поблизости нет признаков пребывания противника. Глубина ущелья метров 15. Пешим порядком его ничего не стоит преодолеть, а вот для транспортных средств оно — неодолимая преграда. Головной взвод получает приказ перебираться на другую сторону и следить за обстановкой, пока остальные бойцы будут заняты сооружением временного перехода через ущелье. Едва пехотинцы оказываются на обломках моста, как воздух прорезает пулеметная очередь. Откуда-то сверху, чуть справа от себя замечаем позиции врага. Вспышки от выстрелов позволяют судить о величине и профиле огневых позиций. Снаряды со свистом проносятся над нами и разрываются глубоко в ущелье. Враг открывает минометный огонь, стремясь отогнать нас. Мой батальон оказался в незавидном положении: ни вперед, ни назад. Путей для отхода нет — мы находимся на дороге, ведущей в тыл 3-го греческого корпуса.

Взбираться на такие горы — дело горнопехотных формирований, но уж никак не танкового разведбата. Но сейчас не время для рассусоливаний — горных пехотинцев здесь нет. А мы оказались перед необходимостью именно взобраться на эту гору и — черт бы нас всех побрал! — взберемся, и никуда не денемся! Я буду атаковать утром вражеские позиции, причем силами обеих рот стрелков-мотоциклистов. Я заберу всех — штабистов, водителей, роту разведки и пойду с ними дальше по дороге и создам видимость широкомасштабной наступательной операции. А тяжелые вооружения можно будет использовать и потом.

Между тем наступают сумерки. Противник время от времени ведет беспокоящий огонь по развалинам моста. Взвод саперов просверливает в камне шурфы для закладки взрывчатки — взрывом мы хотим заровнять острые края каменных глыб. Несколько минут спустя каменные обломки и земля сыплются на дорогу и на взорванный мост. И мой разведбат мигом превращается в стройбат. Пехотинцы подхватывают каменные глыбины и бросают их вниз, наводя новый временный проезд. Образуется живая цепочка — бойцы из рук в руки передают камень, последний из них бросает его вниз. Не проходит и получаса, как первое противотанковое орудие протаскивают по импровизированному мосту. Он выдерживает. После того как мост наведен, обе роты стрелков-мотоциклистов начинают восхождение на горы. Одним словом, стрелки-мотоциклисты перековались в горных пехотинцев. Преодолеть высоту 800 метров, а потом атаковать противника. Обе роты наступают, перегруппировавшись в штурмовые взводы, по обеим сторонам ущелья. Они действуют на свой страх и риск, хотя цель у них одна — вершина!

Мы почти вплотную подобрались к врагу. Усталость у бойцов как рукой сняло. Нервы на пределе, до предела обострились и все охотничьи инстинкты. Мои бойцы уверены в себе и не сомневаются в успехе. Передвигаясь, они придерживаются испытанной тактики — идти вперед осторожно, переступая с камня на камень, пригнувшись, не мешкать. Рота Крааса появляется справа на выходе из ущелья, ее бойцы начинают взбираться по скалам. Этим придется идти дальше всех. Ударную группу, продвигающуюся вдоль дороги, я веду сам. Нас около 30 человек, в нашем распоряжении несколько разведывательных бронемашин, противотанковых орудий и взвод 8,8-см зениток.

Дорога, извиваясь серпантином, забирается все выше и выше в горы. Связи между ротами больше нет. Кругом все спокойно. Ни один выстрел не нарушает ночную тишь. Луна скрылась за горами, тьма сгустилась. Если судить по карте, мы находимся прямо у большого поворота, огибающего скалу и ведущего прямиком в тыл противника. Видимо, где-то выше расположились вражеские позиции. Следовательно, мы готовимся нанести ему удар во фланг и одновременно отрезать пути отхода.

Обогнув скалу, дорога ведет на север, примерно 400 метров по прямой, потом резко сворачивает строго на запад и упирается в несколько крестьянских домиков. У первого дома вершина гребня обрывается, и внизу виднеется озеро Касториа. Дальше идти просто невмоготу. Поэтому решаю сделать привал до утра.

На высоте куда холоднее и ветренее, чем в долине. Мы прижимаемся к скале. Взвод Наумана разворачивает 8,8-см зенитное орудие так, чтобы держать под контролем и крестьянские хаты, и гребень горы.

Постепенно становится еще холоднее. Вдобавок мы еще и основательно пропотели, к тому же у нас нет ни шинелей, ни одеял. Зуб на зуб не попадает от холода. Какой тут сон! Хоть бы закурить, и то было бы легче. Медленно подъезжает передвижная радиостанция. Спрятавшись за нее, я выкуриваю сигарету и еще раз изучаю карту. Чем пристальнее я вглядываюсь в карту, тем сильнее меня охватывает дрожь. Сначала я отношу это на счет холода, но потом убеждаюсь, что не холод тому виной, а страх. Чем меньше времени остается до решающего момента, тем сильнее напряжение. Я не могу больше торчать здесь! Слышать не могу это окаянное пи-пи-пи… Выбравшись наружу, не решаюсь посмотреть в глаза бойцам — а вдруг мой страх передастся им? Но все либо прикорнули, привалившись к скале, либо напряженно всматриваются в темноту. Интересно, а мучит ли страх моих бойцов? Не берусь утверждать. Рядовой Йон из 1-й роты протягивает мне донесение из расположения подразделения. Рота залегла в непосредственной близости от позиций неприятеля и дожидается утра. Враг не заметил их присутствия. Йон получил ранение в голову — пуля прошла по касательной. Но по нему не видать, чтобы он боялся. Докладывает внятно, лаконично, а потом прикладывается к фляжке с водой.

Светает. Вскоре становятся различимы силуэты домов. Начало атаки всеми тремя группами — обстрел из 8,8-см зениток. Сидя на корточках у орудия, всматриваюсь в темноту в бинокль. Чем ближе подходит время атаки, тем крепче мое чувство уверенности в успехе. Наша акция просто обречена на успех. Я в уме перечисляю то, что мой противник вызубрил в училище, и предполагаю, какие меры он примет. Если исходить из того, что выучил назубок мой грек, мне следует наступать по дороге на механизированных средствах передвижения. Так он предполагает. В силу этого я решаю атаковать его из-за гребней горы, но предварительно создать видимость наступления по дороге.

Теперь уже ясно видны очертания домов, с каждой минутой становится светлее. Прижавшись к земле, подаю Науману знак — «огонь!». Несколько секунд спустя вокруг разверзается ад.

8,8-см орудия посылают снаряд за снарядом на гребень чуть справа от нас. Минометные мины и снаряды тяжелых орудий вздымают каменные глыбы в воздух, и несколько секунд спустя они обрушиваются на противника. Высоко над нами стрелки-мотоциклисты атакуют очаги сопротивления. У меня нет возможности следить за ходом схватки обеих рот стрелков-мотоциклистов, я лишь слышу свирепый пулеметный огонь и глухие разрывы ручных гранат. Командир батареи тяжелых гаубиц докладывает, что не может осуществлять огневую поддержку атаки — есть опасность ударить по своим. Орудия установлены одно за другим, но дорога слишком узка, сошники[15] вытянуть нельзя, приходится стрелять без них. Командир батареи руками и ногами отбивается, не желая взять на себя ответственность. Этого еще недоставало! Свирепым тоном приказываю открыть огонь. Ничего, как-нибудь обойдутся. Со свистом тяжелые снаряды пролетают над высотами и в клочья разносят позиции противника справа и слева от горной деревеньки. Пулеметные очереди врага яростно хлещут по скалам, обрушивая на нас дождь каменных обломков. С обрыва срываются камни и падают в двух шагах от нас. Теперь вперед! Короткими перебежками мы забегаем за первый поворот, затем пробираемся несколько метров, прижимаясь к скале. Метры до следующего поворота приходится преодолевать тоже перебежками. Вражеские позиции как раз над нами, метров 100 выше. Добежав до скалы, я падаю на камень и жадно хватаю ртом воздух. Трудно передвигаться в таких условиях — приходится метр за метром преодолевать пространство, если не желаешь стать мишенью для снайперов неприятеля. Сверху доносятся крики и шум боя. Части 2-й роты прорвались на позиции противника, расположенные на первой высоте. Мы стремительно пробегаем дальше. У последнего большого поворота мы встречаем бойцов 2-й роты, основная часть их подразделения сейчас за расселиной в скале. Среди бойцов унтерштурмфюрер Вавжинек. Младший командир докладывает мне о ходе схватки наверху. Согласно сведениям, полученным от пленных, мы атакуем левый фланг греческой обороны, задача которой удержать перевал Клисур и прикрывать отход 3-го греческого корпуса. Следовательно, наш главный противник — усиленный пехотный полк. Упомянутый 3-й корпус отступает еще с албанского фронта, не желая стать добычей немецких танковых сил и стремясь обеспечить себе выход на юг Греции для соединения с силами британцев.

Мы обязаны помешать этому плану греков. Их отступление должно стать их разгромом, катастрофой для них. Нам необходимо перемахнуть через горы и блокировать долину позади Кастории.

Мы начинаем продвигаться вперед по дороге. Внезапно земля перед нами вздыбливается. Я не верю глазам — там, где только что была дорога зияет огромная воронка. Дорога рухнула в ущелье. Не в силах произнести ни слова, мы переглядываемся. Может, и нам уготована участь взлететь на воздух?! Еще сто метров, и мы вновь ощущаем, как гору тряхнуло. Несколько мгновений спустя по горам прокатывается глухой рокот. После того как оседает пыль, мы видим еще одну воронку. Дорога заминирована!

Мы стоим, прижавшись к скалам, боясь шевельнуться. В горле скачет отвратительный комок. И я рявкаю Вавжинеку продолжать атаку. Но Эмиль смотрит на меня так, будто усомнился в моем рассудке — перед нами пулеметная очередь, хлеща, вышибает камни из дороги. В нашей головной группе около десятка бойцов. Черт возьми, но не вечно же нам здесь торчать! Ну, мины! Ну, пулеметный огонь! Но я и сам не спешу покидать свое временное убежище и молю бога, чтобы остаться в живых. Так какое я имею право посылать на верную гибель Вавжинека? И тут я чувствую в руке знакомую округлость ручной гранаты. Снова рявкаю группе приказ. Завидев гранату у меня в руке, все обреченно смотрят на меня. Зубами вырываю кольцо и кидаю ее на землю как раз в полушаге от последнего нашего бойца. Никогда — ни до ни после — я не видел, чтобы столько людей одним махом одолели несколько метров и рухнули в свежую воронку! Граната вывела нас из ступора. Осклабившись друг другу, мы перебежками устремляемся в следующее укрытие.

На гребне горы роты продолжают углубляться в линию обороны греков. 8,8-см орудия выплевывают снаряды в облаке порохового дыма и пыли. Не дремлют и греки — их горная артиллерия прикрывает оборонительные позиции. Но взвод Наумана неустрашимо продвигается вперед. Нам прокладывают путь снаряды зенитных пушек — один очаг сопротивления за другим сметены прочь обвалом.

Мы дошли почти до вершины горы. Пот разъедает глаза. Я слежу за ходом боя через пелену желтоватой пыли и дыма. Как безумные, мы устремляемся на гребень горы. Греки уже не пытаются обороняться, а тянут руки вверх. Их путь отступления уже под огнем 2-й роты, засевшей на самой высшей точке. С помощью ручных гранат мы подавили сопротивление целой горнопехотной батареи. Переход через горы у нас в руках. Прежде считавшееся невозможным, да и сегодня здорово смахивавшее на безумие, совершено моими пехотинцами. Перевал Клисура взят! Он — наш! Но никаких проволочек! Только преследование врага принесет плоды победы! Саперы направленными взрывами засыпают воронки на дорогах. Тяжелые вооружения сменяют позиции и ведут огонь вдогонку отступающему противнику. Целые колонны, спустившись вниз, в долину, направляются на запад.

Сопротивление греков, на отдельных участках ожесточенное, тем не менее сломлено. Итог: свыше тысячи пленных, среди них командир полка, три командира батальонов.

Только теперь я начинаю осознавать всю важность захваченной высоты. Именно отсюда все пути отступления греков как на ладони. Сейчас они под огнем и нашей артиллерии, и всех видов вооружений.

Я намереваюсь нанести удар в тыл отступающему противнику. Но опять эта дорога! Изрытая воронками, которые сейчас спешно засыпают наши саперы, горная дорога, с крутыми спусками и подъемами. Время, уходит драгоценное время! Вот уже 2-я рота осторожно, на ощупь пробирается вниз к небольшому селу. Врага там нет. Здесь я собираю батальон, чтобы потом нанести удар по главному пути отступления греческих частей. Жду 1-ю роту, и вскоре подходят ее бойцы. По их лицам я понимаю все. На окровавленном куске брезента они несут своего погибшего командира роты. Рудольф Шредер лежит передо мной. На груди зияет рваная рана. Подвиг этого командира способен повторить не каждый. Он пал смертью храбрых, ведя первую штурмовую группу в атаку на вражеские позиции.

Ближе к вечеру мы добираемся до равнины. Послана разведка в направлении Кастории. Мне хочется окинуть взором местность, поэтому я сам отправляюсь вслед за разведчиками. Перед небольшим мостом мы замедляем ход. Позади высота 800. Это господствующая высота на подходах к Кастории и одновременно на главном направлении отхода сил 3-го корпуса. На мосту никого. Он не заминирован. Но мы настороже. И, как выясняется, не зря — внезаггно нас встречает пулеметный огонь. Военный корреспондент Франц Рот вскрикивает. Пуля полоснула ему по макушке головы. С залитым кровью лицом он возвращается в тыл.

С наступлением темноты 2-я рота овладевает мостом и создает небольшой плацдарм. Рота проводит разведку севернее Кастории и наталкивается там на отчаянное сопротивление противника. С рассветом начинается наступление на высоту 800, расположенную юго-восточнее Кастории.

И снова завывание снарядов у нас над головой. Далеко впереди они вбуравливаются в скальную массу и взрываются. Но греческая артиллерия свое дело знает — в результате прямого попадания уничтожен мост через речку. Мы лежим, вжавшись в камни. Интенсивный артобстрел подсказывает мне, что здесь противника внезапной атакой не взять, здесь следует подумать о хорошо организованном наступлении. Около полудня мы при поддержке крупных сил артиллерии и 3-го батальона полка «Лейбштандарт» предпринимаем повторную попытку наступать. 3-й батальон наступает с охватом левого фланга противника и во второй половине дня должен выдвинуться к главному пути отхода сил греков. Для подавления весьма мощной артиллерийской группировки и оборонительных позиций греков на высоте 800 решено использовать пикирующие бомбардировщики, которые будут взаимодействовать с моим батальоном.

Наступление развивается точно по плану без каких-либо отклонений. Как стая хищников, пикирующие набрасываются на позиции неприятеля. Набрав высоту, они с выматывающим душу воем почти отвесно устремляются к земле, чтобы сбросить свой смертоносный груз. Горный массив сотрясается от адского гула. В небо вздымаются зловещие черные грибы, потом, соединившись, они медленно плывут над озером. Высота 800 покрыта плотной бурой пеленой, которую не в силах пробить даже лучи яркого весеннего солнца. Происходящее там, наверху, можно сравнить разве что с преисподней.

После того как упали первые бомбы, наши пехотинцы, кашляя от пыли и дыма, выбираются из окопов и траншей и пробегают очищенный от неприятеля участок. С поразительной точностью ведущие огонь 8,8-см орудия довершают работу пикирующих бомбардировщиков и тяжелых гаубиц. Греки еще очень долго не могут оправиться от атаки «Ю-87». Но когда опоминаются — уже поздно! 2-я рота взбирается на высоту и закрепляется на местности.

По наспех отремонтированному мосту проносятся остатки батальона — их путь лежит в Касторию. Греческие роты и батареи, которые, ни о чем не подозревая, спускаются с гор, ошеломлены и растерянны — они не успевают даже понять, как оказываются в плену. Одну батарею, которая продолжает вести огонь, в упор расстреливают на позициях. Бронеавтомобили разведки несутся мимо колонны греков к центру населенного пункта — Кастории. Неразбериха ужасающая. На рыночной площади меня приветствует священник. Мне никогда не позабыть его дружеских объятий — после них мне казалось, что я на всю жизнь пропах чесноком.

В сумерках уходящего дня мои бесстрашные товарищи расставляют посты боевого охранения для контроля за обстановкой с северного направления. Оттуда продолжают прибывать греческие подразделения, сражавшиеся с итальянцами. Идет затяжной дождь, сменяющийся грозой. Раскаты грома смешиваются с разрывами снарядов. Мы на пределе сил — засыпаем буквально на ходу.

Лишь утром мы осознаем масштабы одержанного нами успеха. За минувшие сутки разведывательный батальон взял в плен 12 000 солдат и офицеров противника и захватил 36 артиллерийских орудий. За выдающиеся успехи моих пехотинцев я удостоен Рыцарского креста.

Бои со сгруппировавшимися частями греческой армии продолжаются. Ценой значительных потерь полк «Лейбштандарт» преодолевает перевал Метцофон, вынудив 16 дивизий неприятеля сложить оружие. Акт о капитуляции подписан 21 апреля в Лариссе.

К вечеру 24 апреля в Иоанине я получаю приказ начать преследование разгромленных сил британцев. Для моих бойцов это была первая спокойная ночь с момента начала боевых действий на Балканах. Еще затемно приходится поднимать их. Из греческого склада доставлены канистры с бензином, все транспортные средства заправлены, что называется, «под крышку». Никто и не думает притаскивать сюда греческие пулеметы, находящиеся у мечети Али Паши в старой турецкой крепости. Никто не обращает внимания на огромное количество оружия — его в городе буквально горы.

Солдаты-греки, все еще спускающиеся с гор Албании, так и оставляют винтовки у стен домов, стараются поскорее сбрить отросшие за время боев бороды и чуть ли не бегом устремляются в ближайшую хлебную лавку. Оттуда они выходят с караваем хлеба, пучками зеленого лука и, если улыбнется счастье, рыбинами, которых они тащат за жабры. После этого они преспокойно бредут дальше на юг.

Мы обгоняем их. И на обгоне лишний раз убеждаемся, насколько разные вещи — путь победителя и побежденного. И хотя вид этих солдат — вчерашних пастухов, на которых силком напялили форму, рыбаков, крестьян, торговцев — в целом особого презрения не вызывает, все же трудно видеть в них организованно отступающую армию. Они, подобно реке, растекаются на сотни мелких протоков по долинам и ущельям. Война завершается для них безнадегой. И картины общей подавленности, бесперспективности, утраты жизненных ориентиров не в состоянии скрыть ни гордо восседающий в седле полковник, ни приставленный к нему трубач. Армия, распадающаяся на глазах.

Мы едем и едем. Должны же все-таки где-то быть эти британцы. В каждом населенном пункте мы кратко и на ходу опрашиваем местных жителей. Те, кому удается, невзирая на тряску, пыль и грязь, нарезают бутерброды и подкрепляются. Всего раз у залива Арта я разрешаю ненадолго остановиться. Слишком уж соблазнительно выглядят апельсиновые сады. Солдаты наполняют каски благоухающими цитрусовыми. Нужно хоть как-то отметить свое пребывание на юге! В узкой теснине стоит отощавшая кляча, не иначе как собственность греческой армии. Лошадь даже не шевелится, стоит как монумент разгрому. Наша колонна объезжает ее — все-таки ветеран войны, замученное и достойное сочувствия существо.

Уже где-то на юге мы проезжаем мимо бурной горной речки. Видим, как обезоруженные солдаты-греки вовсю купаются, смывая с себя грязь и копоть. Увы — мы себе не можем позволить ничего подобного. Видим, как сотни людей развалились в тени олив, но нам не до этого — наше дело поглядывать на дорогу и следить, остался ли в баке бензин, объезжать выбоины да держаться крепче на тряских участках. Мы успели повидать и отвратительные дороги Польши, но эта дорога на юг Греции — явно адского происхождения, сам дьявол потрудился над ней. Наступает вечер, за ним ночь, а мы все едем и едем и никак не доберемся до цели. Крестьяне предупреждают нас, что, мол, британцы рассыпают на дороге целые мешки гвоздей, чтобы замедлить наше продвижение. Скорее всего, это не просто плод фантазии жителей греческой периферии. Жду, пока подтянется хвост колонны — мы останавливаемся на ночевку в какой-то деревушке.

Утром — та же история. Дальше! Дальше! Дорога ведет по глубоким горным расселинам, ущельям, то взбираясь вверх, то снова резко снижаясь. Мимо нас величаво проплывают развалины великого периода этой страны. Кто-то вспоминает Байрона, погибшего в этих местах в сражениях с турками в 1824 году. Но у нас нет времени на исторические экскурсы. Перед нами возникает Месолонгион. Скоро доберемся и до узкого перешейка Коринфа. Вот там мы и нагоним англичан. Головная часть колонны осторожно въезжает в город и пробирается по узким улочкам. Греки не скрывают бурной радости при виде нас. Незадолго до нашего прибытия из города выехали англичане, они направляются на восток вдоль берега, то есть именно к Коринфскому перешейку.