Откровения танкового генерала СС

От сдачи Кана до Фалезского котла

По завершении кровопролитных сражений за Кан 12-я танковая дивизия СС переброшена в район близ Потиньи, севернее Фалеза, для отдыха и пополнения личным составом. Артиллерийский полк и зенитный дивизион были переподчинены 272-й пехотной дивизии.

Поскольку ни о каком длительном отдыхе в прифронтовой полосе говорить не приходится, штабы мотопехотных полков были переведены в район Вимутье с задачей составить из вновь прибывшего пополнения и прошедших излечение в госпиталях бойцов маршевые роты.

Из остатков мотопехотных батальонов были сформированы две ударные группы. Часть танковых рот перебросили в район Ле Нюбура для отдыха. Впрочем, какой там отдых! Ускоренными темпами проводилась боевая подготовка частей и подразделений, планировались и утрясались вопросы войскового подвоза.

Я вызван для доклада в штаб 1-го танкового корпуса СС. Эрих Хольстен покинул меня на пару дней в связи с предстоящей ему операцией. На замену Эриху товарищи по службе пытались подсунуть мне одного старого вояку — Макса Борнхофта, не расстававшегося со мной с 1940 по 1943 год. Макс служил еще в нашем старом добром разведбате 1-й дивизии, вот его и собрались оттуда перевести. Мне же не было сказано ни слова — сюрприз есть сюрприз. И вот мы пожимаем друг другу руки после годичной разлуки.

По пути в штаб 1-го корпуса нас, конечно же, атаковали штурмовики. Прямое как стрела шоссе Фалез—Кан постоянно контролируется авиацией союзников. Хотя особого движения на нем нет — разве что вестовые иногда проезжают. А войсковой подвоз осуществляется только в темное время суток, не говоря уже о переброске войск.

Командный пункт 1-го корпуса расположился на участке местности, под защитой лесополос. С часовым опозданием докладываю командующему 1-м корпусом о прибытии. Я с удивлением вижу здесь нашего командующего группой армий «Запад» генерал-фельдмаршала фон Рунштедта. Командующий корпусом Зепп Дитрих и командующий группой армий сидят в тени и на чем свет стоит честят вмешательство верховного главнокомандования сухопутных сил в текущие дела. Пожилой фельдмаршал выражает 12-й дивизии особую признательность, с сожалением упомянув и серьезные потери, понесенные соединением, и несгибаемую волю к победе наших молодых бойцов-мотопехотинцев. В нескольких словах он проводит параллель между молодежью Лангемарка с молодежью, сражавшейся за Кан. «Ваши солдаты продемонстрировали высокий боевой дух бойцов Лангемарка, однако куда опытнее их по части боевой подготовки и в первую очередь руководимы имеющими неоценимый фронтовой опыт офицерами и унтер-офицерами. Это просто кощунство — приносить в жертву обстоятельств таких прекрасных солдат».

За обедом я поражен откровенностью, с какой генерал-фельдмаршал и Зепп Дитрих оценивают способы ведения войны в Нормандии. За столом выясняется, что по всем вопросам, касающимся невозможности удержания обороняемых позиций, между мною, командующим корпусом и командующим группой армий «Запад» нет никаких разногласий.

17 июля дивизия поднята по тревоге — враг прорвал позиции 272-й пехотной дивизии на участке между Мальто и Вандом. В результате нашей контратаки враг отброшен и лишен возможности дальнейшего прорыва к Орне. В боях захвачено до 50 пленных.

Внезапно меня во второй половине дня вызывают в штаб 1-го корпуса для доклада генерал-фельдмаршалу Роммелю. Фельдмаршал выражает личному составу дивизии благодарность и сожалеет, что вследствие недостатка времени не имеет возможности лично встретиться с ее бойцами.

«В ближайшие дни следует ожидать наступления англичан южнее Кана. Цель наступления: разгром правого фланга, основного звена фронта в Нормандии для обеспечения возможности нанесения удара в сердце Франции. Войска будут сражаться, бойцы снова обречены гибнуть на позициях, но им все равно не помешать врагу — англичане, смяв наши позиции, через наши поверженные тела ринутся на Париж. Полное превосходство в воздухе неприятеля сведет на нет все наши тактические усилия. Штурмовики атакуют даже наших отдельно следующих по шоссе вестовых. Сосредоточение сил и средств на направлении главного удара, даже переброска небольших войсковых частей неизбежно обернутся тяжелейшими потерями. Вся сеть автодорог находится под круглосуточным контролем. И даже пара штурмовиков способна существенно замедлить переброску войск или даже сделать ее вовсе невозможной. Фельдмаршал, обеспечьте нас воздушным щитом, предоставьте в наше распоряжение соединения истребителей! Для нас не опасны наземные войска противника, но перед массой ВВС мы бессильны».

Последнюю фразу лучше было бы не произносить. Еще не договорив ее, я понял, что наступил на любимую мозоль. Фельдмаршал взволнованно ответил мне:

«Кому вы это доказываете? Вы что же, полагаете, что я объезжаю войска с завязанными глазами? Сколько мне пришлось настрочить докладных. Еще в Африке я указывал на опустошительное воздействие штурмовиков, но господа там все лучше нас понимают. Так вот, моим докладным запискам не поверили! Нужно что-то делать! Необходимо кончать войну на Западном фронте! А что происходит на Восточном?»

Мы молча ходим взад и вперед, переваривая обсуждаемое, после чего фельдмаршал прощается с нами перед отбытием. Зепп Дитрих просит Роммеля быть крайне осторожным при передвижении по шоссе. И предлагает вместо небольшой командирской машины взять грузовик. Фельдмаршал с улыбкой махает рукой и уезжает. Вскоре после этого он получает ранение под Фуа де Монгомери.

Южнее Орны вокруг Кана располагаются пригороды Фобур де Восель и Коломбель. Там расположены современные промышленные предприятия, окруженные рабочими кварталами. Сразу же южнее их до древнего города Фалез родины Вильгельма Завоевателя, тянутся плодородные поля Нормандии.

Местность между этими двумя городами медленно поднимается и по обеим сторонам Потиньи превращается в возвышенность высотой 200 метров на уровнем моря. Местность изобилует высотами с возможностью обзора местности в северном направлении. Южнее цепи высот протекает река. Кан и Фалез связаны между собой шоссе № 158. Прямое как стрела шоссе тянется мимо зеленых возделываемых полей и только возле Потиньи делает небольшой поворот. По обеим сторонам шоссе разбросаны лесные массивы.

После овладения Каном Монтгомери намерен расширить плацдарм и захватить также высоты между Каном и Фалезом. Для осуществления этого замысла были подготовлены 8-й британский корпус в составе трех дивизий и 2-й канадский корпус в составе двух дивизий и танковой бригады. Поддержка наземных войск с воздуха должна была осуществляться силами 8-й американской воздушной армии и штурмовиками 2-й тактической воздушной армии.

И что же могли противопоставить мы этим превосходящим силам? 272-ю пехотную дивизию без единого танка и без противотанковой обороны, основательно потрепанную 21-ю танковую дивизию с остатками 16-й полевой дивизии люфтваффе и еще части 1-й танковой дивизии СС. Обе ударные группировки моей 12-й танковой дивизии СС находятся в резерве под Потиньи.

Германское командование ожидает широкомасштабного наступления противника южнее Кана в ближайшие дни. Наступательную операцию под Мальто противник замышлял лишь в качестве отвлекающего маневра. С целью воспрепятствования прорыву противника в восточном направлении ударная группа 12-й танковой дивизии СС перебрасывается в район Лисье.

Вечером 17 июля встречаюсь с командующим 5-й танковой армии. Генерал Эбербах убежден, что до начала ожидаемого наступления нас отделяют считаные часы. Все силы на участке Кана приведены в состояние повышенной боевой готовности.

Ранним утром 18 июля южнее Кана содрогается земля — авиация союзников предварила наступление наземных сил, сбросив 7700 тонн бомб. Штурмовики атакуют артиллерийские позиции и дороги в нашем ближнем тылу.

Первые разрывы послужили для ударной группы сигналом к действию. Протирая глаза, бойцы вскакивают на броню танков. Вопросов они не задают. И не разговаривают. Они просто готовятся к очередной схватке с врагом.

У нас больше не остается никаких иллюзий. Офицеры и рядовой состав сознают всю бесперспективность борьбы. Они молча, но с твердой решимостью ожидают приказа пойти в бой.

Ударная группа готовится встретить противника по обеим сторонам шоссе Каньи — Вимон на участке мужественно сражающейся 12-й танковой дивизии. Вражеские танки остановлены у Френувиля. Неся тяжелые потери, неприятель не торопится взять реванш. В этих схватках отличился батальон танков «тигр» 12-й танковой дивизии.

Остаткам моей 12-й танковой дивизии СС следующей ночью предстоит принять участок 21-й танковой дивизии по обеим сторонам шоссе Каньи — Вимон.

Слева на соседнем участке («Лейбштандарта») 11-я британская танковая дивизия потеряла свыше 100 танков. Йохен Пайпер со своими «пантерами» хоть на один день, но все же помешал Монтгомери осуществить свои далеко идущие планы. Изобилующая высотами местность до сих пор в наших руках.

И это сражение по своему замыслу точь-в-точь походило на предыдущие. Все то же великолепное планирование, все те же огромные силы, а в результате инертная танковая атака. Ни порыва, ни динамики — ничего. До сих пор британские танки толкутся на изрытой воронками местности. Никакого сравнения с наступательным порывом «Легкой бригады» под Балаклавой во время Крымской войны! Вражеские танки, будто черепахи, ползут по местности — их кулак, их объединенная сила так и не была использована.

Дивизия немедленно приступает к обустройству позиций. Враг предпочел не продолжать наступление на участках дивизии. 20 июля я осмотрел позиции дивизии и обследовал вместе с командиром разведывательного батальона вторую позицию на высоте Вимон — Сен-Сильвен. Вновь обнаруженная позиция была тут же обустроена по типу опорных пунктов. Сплошную систему обороны нам уже не потянуть — просто не хватит имеющихся в распоряжении сил. Наша дивизия ныне эквивалентна по боеспособности усиленному полку.

Когда я около 19 часов возвращаюсь на КП дивизии, узнаю о покушении в ставке фюрера. (Как позже утверждалось, дескать, дивизия была приведена в готовность находившимся в Париже штабом, что никак не соответствует действительности — ни та, ни другая сторона не информировали нас. Так что, все сведения мы получали исключительно по радио.)

Упомянутое покушение никак не отразилось на взаимоотношениях частей вермахта и «Ваффен СС». Во фронтовых частях никаких разногласий не было — покушение было отвергнуто и теми, и другими. Участники покушения 20 июля не нашли поддержки в частях передовой. Да, войска страстно желали окончания войны и изыскивали средства и пути положить конец этой бессмысленной бойне, однако это отнюдь не означало, что они готовы нарушить солдатскую присягу.

Ранним утром 21 июля командующий ударной группой Вальдмюллер доложил мне, что генерал-фельдмаршал фон Клюге по неосмотрительности едва не переехал линию фронта на участке ударной группы и в данный момент осматривает передовую линию обороны.

Генерал-фельдмаршал фон Клюге пожелал самолично взглянуть на состояние войск, поэтому и избрал 12-ю дивизию СС.

Фельдмаршал детально выяснил обстановку и поинтересовался моим мнением на ее счет. Фон Клюге выразил благодарность за беспримерное мужество, проявленное молодыми бойцами, пообещав скорую замену пехотной дивизией.

Фельдмаршал произвел на меня впечатление человека решительного, без следа растерянности, хотя и не скрывал озабоченности критическим положением на фронтах Нормандии. Не стесняясь в выражениях, он осудил цепляние за отжившие свой век тактические приемы и методы на перепаханной бомбами земле Нормандии.

Фон Клюге пробыл на командном пункте нашей дивизии несколько часов, встретился с прибывшим командующим 5-й танковой армией генералом Эбербахом, а также командующим 1-м танковым корпусом СС Дитрихом и командующим 21-й танковой дивизией Фойхтингером.

Осмотрев линию фронта, фон Клюге переслал Гитлеру исчерпывающий отчет о фактическом положении дел на фронте вторжения в Нормандии.

За последнюю неделю неприятель предпринял на участке дивизии несколько атак силами штурмовых групп. Служба радиоперехвата предупредила нас о возможности атаки союзников в районе шоссе на Вимон.

Совершеннейшей неожиданностью для нас явилось прибытие командующего бомбардировочной авиацией на Западном фронте генерал-майора Пельтца, посетившего нашу дивизию в целях подготовки всех вопросов взаимодействия сил люфтваффе и наземных частей. Части авиации будут совершать боевые вылеты с аэродромов базирования в Бельгии и Голландии. Офицеров наведения, по словам командующего, нет в наличии. Так что связь предполагается осуществлять лишь световыми сигналами. Наши самолеты будут подходить к фронту на бреющем полете. Впрочем, существует масса доводов не в пользу осуществимости подобных операций.

Несколько дней спустя, уже после проведения соответствующей воздушной разведки, одна из таких операций все же состоялась. В ней участвовали от 20 до 30 самолетов. В войсках никак не могли уразуметь, отчего не показывавшиеся здесь добрых два месяца немецкие самолеты вдруг появились в небе над Нормандией. Машины прошли над линией фронта на высоте около 50 метров. Вторая волна бомбардировщиков по недосмотру сбросила бомбы на позиции нашего 1-го батальона 25-го полка. Мы вместе с командующим бомбардировочной авиацией генералом Пельтцем имели счастье вместе укрываться от града собственных бомб. К счастью, все обошлось без потерь. После этого инцидента операции с привлечением сил авиации уже не предпринимались.

В ночь с 4 на 5 августа дивизию сменила 272-я пехотная дивизия, а нас решили отправить в район юго-восточнее Фалеза для отдыха. Но в свете последних событий этот приказ был благополучно отменен, и дивизию держали в готовности севернее Фалеза.

Тщетно дожидались мы пополнения. Единственное, чем нам помогли, так это добавили еще одну моторизованную противотанковую роту. Что же касается мотопехотных подразделений, они не получили ни единого человека.

Как-то прибыв в расположение 1-го корпуса, я с ужасом убедился, что все танковые дивизии, действовавшие до сих пор восточнее Орны, уже переброшены западнее реки. 2-я танковая дивизия, 116-я танковая дивизия, 21-я танковая дивизия, 9-я танковая дивизия СС и 1-я танковая дивизия СС — всех их решили сосредоточить на западном берегу Орны. Восточнее Орны оставались лишь части 12-й танковой дивизии СС, то есть ровно 50 машин. Обе ударные группы 12-й танковой дивизии, таким образом, оставались единственным резервом нашей обороны восточнее Орны. Подобное оголение нашего фронта южнее Кана мне очень не понравилось. В случае повторного наступления союзников фронт германских сил неизбежно будет разорван на его восточном фланге и тем самым открыт путь к центральной части Франции. Нечего было и рассчитывать, что эти несчастные 50 танков резерва сумеют удержать 3 противостоящие нам танковые дивизии противника и столько же англо-канадских пехотных. Предвидя крушение нашего восточного фланга, мы стали готовиться к последнему сражению.

Вечером 6 августа 59-й британской дивизии удалось создать плацдарм на Орне в районе Тюри — Аркур. Ударной группе Краузе было приказано срочно ликвидировать плацдарм противника во взаимодействии с частями 89-й пехотной дивизии.

Ударная группа, наступая из Сен-Лорана, сумела очистить от неприятеля Форэ де Гримбоск. На выходе из лесистого района местности на прибрежную равнину у Орны ударная группа подверглась артобстрелу противника и не смогла продолжить наступление. Три господствующие над местностью высоты обеспечивали союзникам превосходный обзор.

Рано утром 7 августа я проехал в расположение ударной группы Краузе. Командный пункт находился в домике лесника в Форэ де Гримбоск. Раненых бойцов 89-й пехотной дивизии и ударной группы разместили в тени деревьев, где они дожидались отправки в тыл. Враг сосредоточил огонь своей артиллерии на шоссе и на опушке лесного массива южнее Гримбоска. Невзирая на огромное превосходство сил неприятельской артиллерии, нам удалось проникнуть в населенный пункт Гримбоск и уничтожить плацдарм противника. Но и наши потери оказались внушительными. К моему возвращению на командный цункт ударной группы Краузе я просто не видел ни одного бойца, которого не зацепило бы вражеским осколком или пулей. В условиях лесистой местности последствия артобстрела носят катастрофический характер.

Прежде чем нам удалось ликвидировать созданный противником плацдарм, произошло нечто такое, что отодвинуло наши заботы на задний план, потребовав срочного отвода сил ударной группы Краузе.

Естественно, для союзников не осталось незамеченным, что мы решили развернуть свои танковые дивизии на запад, оставив южнее Кана лишь 50 машин изрядно потрепанной 12-й танковой дивизии СС, да еще парочку пехотных дивизий. Так что стоило разгромить тщедушный фронт восточного фланга немцев, а затем со спокойной душой нанести удар через Фалез на южном направлении и обширным захватом сил американцев взять немецкие войска в Нормандии в кольцо и окончательно добить их.

4 августа Монтгомери отдал приказ 1-й канадской армии провести наступление на Фалез, тем самым ускорив разгром немцев.

Проведение наступления было поручено командующему 2-м канадским корпусом генерал-лейтенанту Саймондсу. Саймондс был самым молодым из командующих крупными соединениями канадских войск и, вне сомнения, самым одаренным и благородным противником. В Италии он недолго пробыл в должности командующего танковой дивизией, прекрасно разбирался в технике военного планирования. Вероятно, его можно считать самым выдающимся генштабистом канадской армии. Не берусь, правда, судить, был ли Саймондс опытным фронтовиком. Сражение за Кан наглядно продемонстрировало, что у канадцев не было по-настоящему опытного, незаурядного командира танковых войск. И это сражение они выиграли лишь за счет колоссального превосходства по части людских и материальных ресурсов. Но ни разу их командование так и не сподобилось на по-настоящему красивую, захватывающую операцию, требующую молниеносного принятия решений и умелого использования возможностей. Канадским полководцам явно недоставало инициативы, способности бросить танковый кулак в самую гущу поля битвы. Медленно, будто на ощупь, неизменно дожидаясь приказа свыше, брели канадцы на юг Франции.

В распоряжении генерала Саймондса имелись следующие силы:

51-я британская пехотная дивизия

1-я польская танковая дивизия

4-я канадская танковая дивизия

2-я канадская пехотная дивизия

33-я канадская танковая бригада

2-я канадская танковая бригада

3-я канадская пехотная дивизия (резерв)

Перечисленными силами генерал Саймондс намеревался разгромить оборону немцев и, прорвав немецкие позиции, устремиться в Фалез.

По словам командующего 1-й канадской армии генерала Крерара, 8 августа 1944 года должно было стать для немцев еще одним черным днем, куда более масштабной катастрофой, чем разразившаяся 8 августа 1914 года восточнее Амьена.

План наступления генерала Саймондса предусматривал атаку в темное время суток без обычной артподготовки ударом шести протяженных и тесно сосредоточенных танковых колонн с последующим прорывом нашей, состоявшей из цепочки опорных пунктов, то ест, не сплошной, линии обороны. Силам пехоты, которым отводилась роль сопровождения, предстояло на броне танков атаковать уже вторую, предполагаемую линию нашей обороны. Ночное наступление предусматривало боевое применение и крупных соединений ночных бомбардировщиков. Вторая фаза наступательной операции начиналась введением в бой 8-й американской воздушной армии, ее задачей было проторить путь танковой армаде. Использование бомбардировочной авиации было запланировано на вторую половину следующего дня. Третья фаза-завершалась овладением Фалезом уже ближе к вечеру.

Поздним вечером 7 августа ударный кулак 2-го канадского корпуса вышел в район сосредоточения. Танки стояли почти вплотную друг к другу, образуя смертоносный наконечник исполинского копья, направляемого канадским командованием. Подобной всесокрушающей танковой мощи по человеческим меркам просто нет возможности противостоять, и всякий, кто попытался бы, неизбежно оказался бы раздавлен.

Наступление канадских сил задумывалось как окончательный разгром восточного фланга немцев в Нормандии. И слова Крерара были вполне справедливы. Однако бог войны распорядился по-иному. Невзирая на невиданное скопление техники, победил человеческий фактор. Попытавшаяся прорваться вперед танковая армада не устояла перед горсточкой презревших смерть бойцов. Объект наступления 2-го канадского корпуса был достигнут лишь восемью днями позже, чем намечалось. Только 16 августа руины Фалеза оказались в руках канадцев.

А как же все выглядело в тот день 7 августа на немецкой стороне? Семи крупным соединениям союзников, а это многие сотни танков, кроме того, сотни стратегических бомбардировщиков и штурмовиков, противостояла всего лишь 89-я пехотная дивизия. И эта дивизия не располагала ни одним танком, не имела ни тяжелых противотанковых вооружений, ни мобильных резервов. В роли артиллерийских тягачей выступали лошади, вследствие чего ей ничего не стоило пасть жертвой любого контрманевра противника.

В качестве единственного резерва обороны восточнее Орны немецкое командование располагало всего лишь двумя ударными группами 12-й танковой дивизии СС. Но 7 августа ударная группа Краузе атаковала плацдарм под Тюри-Аркуром, находясь в 20 километрах от театра военных действий, где разворачивалось наступление канадцев. 12-я танковая дивизия, включая батальон танков «тигр», состояла из 50 машин. И больше ничего. Справедливости ради стоит упомянуть, что на подходе была 85-я пехотная дивизия, соединение уже достигло Трюна, но ввести его в бой ранее 10 августа не было никакой возможности.

После моего возвращения с плацдарма Тюри — Аркур дивизия передала в штаб корпуса подробнейший отчет об обстановке, недвусмысленно предостерегая командование от отвода последних танков из района южнее Кана. Мне стало известно, что вышестоящее командование намерено развернуть на запад и обе ударные группы моей 12-й танковой дивизии.

Незадолго до полуночи нарастающий шум и гул севернее Бретвиля возвестили о начале ожидаемого наступления союзников. На позиции 89-й пехотной дивизии обрушились тонны бомб. Разрывы заволокли небо багровым заревом. Весь фронт охвачен огнем!

Разрывы первых бомб и послужили для нас сигналом тревоги. На север отправляется разведка, пытаясь обнаружить связь с подвергшимися удару противника полками 89-й дивизии. Проходит час томительного ожидания, затем второй. Массированные авиаудары говорят нам куда больше, чем любой разведчик. Нет смысла скрываться от вездесущих бомбардировщиков и штурмовиков союзников. Ад для нас уже распахнул врата.

Еще до рассвета отправляю вестовых в Бретвиль, чтобы получить представление об изменившейся за ночь обстановке. На какую-то долю секунды заглядываюсь на зеленую листву деревьев, мне вспоминаются прогулки по лесным тропинкам спокойного лета 1942 года, когда мы находились здесь же на отдыхе. Но гул и рев фронта мигом возвращают меня на грешную землю.

В Урвиле встречаюсь с Монке, он вводит меня в курс обстановки. Позиции 89-й пехотной дивизии смяты противником, собственно, и дивизии с таким номером практически уже не существует. Под удар противника не попали лишь считаные опорные пункты. Эти непокоренные островки оказывают наседающим канадцам ожесточенное сопротивление.

С подразделениями на передовой нет вообще никакой связи. Уцелевшие пока группы сражаются каждая сама по себе, рассчитывая исключительно на собственные силы. Наши мужественные солдаты бесстрашно противостоят грозно надвигающейся на них танковой армаде, то и дело вынуждая ее остановить ход.

По счастливой случайности местность эту я знаю как свои пять пальцев — именно здесь в 1942 году мне пришлось со своим старым добрым разведбатом заниматься боевой подготовкой. Знаю я и то, что высоты у Потиньи — господствующие над местностью, и что участок под Лезоном представляет собой естественную танковую преграду. Севернее Потиньи наступление канадцев неизбежно остановится, в противном случае участь 7-й и 5-й армий предрешена. С твердым намерением удержать участок у Лезона еду в направлении Бретвиль-сюр-Леза.

Бретвиль непроходим — в результате авианалета шоссе стало непроезжим. Приходится огибать поврежденный бомбами участок, свернув на поле. Так мы и пытаемся добраться до Сэнте. Сэнте — большое крестьянское подворье, непосредственно примыкающее к шоссе Кан-Фалез. Широкая дорога пустынна. Да и кому сейчас по ней ездить? 89-я пехотная дивизия действовала севернее Сэнте. Южнее этого населенного пункта и до самого Фалеза — зияющая пустота. Столь желанная цель союзников не обороняется никем.

В Сэнте обнаруживаю противотанковый взвод ударной группы Вальдмюллера. Вальдмюллер оставил здесь этот взвод не зря, перебросив его еще ночью. Сейчас населенный пункт под артобстрелом.

Не верю глазам — по обеим сторонам шоссе Кан-Фалез разрозненные группы немецких солдат в панике устремляются на юг. Впервые за все эти суровые годы смертоубийства мне приходится видеть бегущих с поля боя немецких солдат. Говорить с ними бесполезно, они все равно ничего не воспринимают — они только что чудом сумели избежать жуткой мясорубки и теперь с безумным видом ковыляют мимо куда глаза глядят.

В ужасе гляжу на неуправляемую стаю. И внезапно понимаю, что именно от меня, и ни от кого другого, зависит сейчас участь населенного пункта под названием Фалез, да и двух армий. Стоя в своем «Фольксвагене», велю водителю ехать в направлении Кана. По дороге мне попадается все больше и больше беспорядочно отступающих на юг солдат. Тщетно пытаюсь удержать рушащийся на моих глазах фронт. Кошмарные бомбардировки полностью деморализовали части 89-й пехотной дивизии. На дорогу ложатся снаряды противника, но им не остановить этот исход дивизии в южном направлении. Выскакиваю из машины, становлюсь на дороге и пытаюсь обратиться к отступающим бойцам. Некоторые явно озадачены, даже останавливаются, окидывая меня недоверчивым взглядом, мол, и чего это взбрело ему в голову торчать посреди дороги с карабином в руках? Скорее всего, ребята считают, что я свихнулся, но потом, узнав меня, поворачиваются, жестами подзывают своих товарищей, и вскоре мы уже вместе организуем оборону на высотах Сэнте. Населенный пункт необходимо удержать во что бы то ни стало. И как можно быстрее.

В штаб Монке приезжаю только после бомбардировки. Сам Монке с удрученным видом сидит на развалинах и мотает головой — оглох. Есть потери.

Здесь же встречаюсь с командующим 5-й танковой армией генералом Эбербахом. Генерал пожелал самолично убедиться в том, каковы последствия наступления союзников, и принять решения по сложившейся обстановке.

Командующий предоставляет мне полную свободу действий и согласен с моей оценкой обстановки.

Губерт Майер между тем направил ударную группу Вальдмюллера в Бретвиль-де-Рабе, чтобы уже оттуда перебросить ее куда следует, в зависимости от конкретной обстановки.

Отдаю приказ следующего содержания:

1. Ударная группа Вальдмюллера, усиленная 1-м танковым батальоном и остатками 501-го батальона «тигров» (Витман), наносит неприятелю контрудар для овладения высотами южнее Сен-Эньена.

Рота сопровождения дивизии, усиленная 1-й противотанковой ротой (на самодвижущихся лафетах), наступая через Эстре, овладевает высотами западнее Сен-Сильвена.

Ударная группа Краузе, усиленная 2-м танковым батальоном (пока что наступающая на неприятеля с целью ликвидации его плацдарма под Гримбоском), выходит из схватки, занимает высоты западнее Потиньи и удерживает оборону между Лезоном и Лезом.

Я нахожусь на командном пункте дивизии в Потиньи вместе с ударной группой Вальдмюллера».

Вальдмюллера встречаю севернее Бретвиля-де-Рабе, и мы оба направляемся в Сэнте узнать, какова обстановка. «Тигры» Витмана уже находятся восточнее Сэнте и расположились за лесополосой, но пока в бой не вступают.

Противник обстреливает Сэнте, а открытая местность по-прежнему вне его огня. С северной окраины населенного пункта мы различаем севернее шоссе на Бретвиль-сюр-Лез плотные танковые колонны неприятеля. Танки стоят плотной группой. Та же картина и южнее Гарселя, и на опушке леса юго-восточнее этого населенного пункта. При виде стальной армады у нас душа уходит в пятки. Мы никак не можем понять, что на уме у канадцев. Почему, ну почему такая масса танков и не думает продолжать наступать? И почему канадское военное командование дает нам возможность опомниться и принять соответствующие контрмеры? И прежде всего, почему в небе ни одного штурмовика? Одной только умело спланированной атаки штурмовиков с избытком хватило бы, чтобы добить остатки нашей 12-й танковой дивизии СС на шоссе № 158 и обеспечить беспрепятственное продвижение сил 2-го канадского корпуса. И тогда ничто не помешало бы канадцам еще вечером того же дня овладеть городом Фалез. Одному Богу ведомо, отчего это не произошло.

Нам с Вальдмюллером понятно, что тягаться с этой армадой нам явно не по плечу. Стоит им нас атаковать, и… На каждом перекрестке готовая к атаке танковая дивизия врага. В то же время нельзя позволить им перейти в наступление, необходимо хотя бы попытаться взять инициативу в свои руки.

Принимаю решение удерживать Сэнте уже имеющимися в этом населенном пункте силами, одновременно с этим бросить в наступление восточнее шоссе всех находящихся там наших солдат. Это неизбежно ошеломит противника. Цель наступления — лесной массив юго-восточнее Гарселя.

Поскольку расположенная южнее Сэнте огромная каменоломня исключает возможность танковой атаки, это направление не вызывает у меня опасений. Нам кровь из носу необходимо атаковать, чтобы выиграть время для участка Лезона. Атака назначена на 12 часов 30 минут.

Подытоживая план, мы с Вальдмюллером и Витманом замечаем бомбардировщик, совершающий облет участка и сбросивший сигнальные ракеты. Мы догадываемся, что самолет — своего рода летающий командный пункт, и я отдаю приказ немедленно атаковать: необходимо срочно убрать войска из зоны возможного бомбового удара. Еще раз пожав руку Михелю Витману, указываю ему на серьезность положения. Старина Михель по-мальчишески озорно улыбается мне и забирается в свой «тигр». До сих пор ему удалось подбить 138 вражеских танков. А сейчас? Увеличит ли он число своих побед или же сам станет жертвой?

Танки в хорошем темпе направляются на север. На большой скорости они проходят открытые участки местности, умело используя ее рельеф для атаки. За танками в атаку идут и пехотинцы, разреженным порядком они устремляются к цели. Я нахожусь в окопе на северной окраине Сэнте в тот момент, когда артиллерия неприятеля открывает огонь на уничтожение по нашим атакующим танкам. Машина Витмана несется прямо в гуплу огня. Я знаю его тактику в подобных случаях. Она сводится вот к чему: только вперед и не зевать! Не останавливаться! Вперед! В самое пекло! Вижу, что и все остальные танки ринулись под стальной град. Нельзя дать врагу опомниться и перейти в контратаку. Мы должны спутать врагу карты. Вальдмюллер со своими пехотинцами следует за Витманом. Бесстрашные мотопехотинцы идут в бой за своими командирами.

И вот в разгар артобстрела мне что-то кричит один из пулеметчиков, тыча пальцем на северо-запад. Я враз лишаюсь дара речи — нёбо потемнело от армады огромных четырехмоторных бомбардировщиков союзников, приближающейся к нам. Усмешка моих бойцов заставляет меня на миг позабыть о грозящей опасности. Один молодой парнишка, судя по выговору, явно берлинец, кричит:

— Какая честь для нас! Черчилль направил сюда по бомбардировщику на каждого из нас!

Если этот мальчишка и ошибся, то лишь в одном — самолетов на небе куда больше, чем пехотинцев на земле!

Теперь спасение только одно: прочь отсюда, от этого населенного пункта, бегом в поле! Защитники Сэнте молниеносно покидают позиции и бегом устремляются на зеленые равнины вокруг городка и там дожидаются, пока четырехмоторные монстры избавятся от бомбовой нагрузки. Мы все точно рассчитали: союзники методично ровняют с землей один населенный пункт за другим. Все происходит очень быстро, вот уже к небу вздымаются клубы черного дыма. Не без злорадства мы наблюдаем, что и канадцам крепко достается от своих же авиаторов. По недосмотру самолетов наведения бомбы обрушиваются на головы наступающих канадцев. Генерал Келлер, командующий 3-й канадской пехотной дивизией, получает в ходе авианалета собственных сил тяжелое ранение.

Последние волны самолетов проносятся над атакующей ударной группой Вальдмюллера, так и не сбросив на нее ни единой бомбы. Пилоты атакуют указанные цели, даже не подумав, что обстановка может в считаные минуты кардинально измениться. А канадские танковые дивизии в этот момент решили обойтись без офицеров наведения, поэтому и повлиять на экипажи не могут. Теперь и до меня, наконец, доходит, почему передовые части канадцев не стали продолжать наступление, что дало нам возможность выиграть столь необходимое время и принять соответствующие контрмеры. Дивизии первого эшелона канадцев стали жертвой явной недооценки ситуации, будучи крепко-накрепко привязанными к графику действий 2-го канадского корпуса. И соответственно упустили явную победу. Потому что танковое сражение из-за письменного стола не проведешь — сознающий ответственность командир всегда на передовой, всегда со своими бойцами. Только там он может оперативно принять единственно верное решение и нанести сокрушительный удар противнику. Танковая атака, разбитая на фазы, уподобляется кавалерийской, когда в разгар ее командир вдруг надумает задавать лошадям корм.

Боевое применение 8-й американской армии не позволило оказать влияние на контратаку. Ударная группа Вальдмюллера приближается к лесному массиву и вступает в бой с польскими пехотинцами. Свирепая танковая дуэль происходит между нашими «тиграми» и бронемашинами 4-й канадской танковой дивизии. Временами «тигры» просто не узнать. Меткий огонь артиллеристов сосредоточен на них и «пантерах». Между тем мы уже вновь занимаем наши недавно оставленные позиции в руинах Сэнте. Теперь этот населенный пункт подвергается атаке с севера, а также артобстрелу канадских танков. Благодаря умелому обеспечению флангов силами нескольких «тигров» группы Витмана «шерманы» предпочитают не приближаться к Сэнте. Примерно в километре мы замечаем интенсивное передвижение противника в направлении Бретвиль-сюр-Леза. Одна атака неприятеля за другой захлебываются у нашего фронта. Нам чудовищно везет — неприятель не провел ни одной массированной атаки. Рота сопровождения дивизии докладывает о местонахождении западнее Сен-Сильвена. Она сражается с передовыми частями 1-й польской танковой дивизии и уже успела вывести из строя не один вражеский танк. Поляки предпочитают отсиживаться в лесу возле Крамниля. Только потом мы узнаем, что эта схватка была для поляков боевым крещением.

Бой продолжается уже несколько часов. Южнее Сэнте устроен сборный пункт для раненых. Под огнем противника их отправляют в тыл. К вечеру убеждаюсь, что ни корпус, ни армия подкрепления присылать не собираются. Хотя на парочку «тигров» рассчитывать все же можно. Если бы только группе Краузе вовремя успеть в Потиньи и подготовить там промежуточную позицию! Но от Краузе вестей никаких.

Боевая разведка докладывает о падении Бретвиль-сюр-Леза. 2-я канадская пехотная дивизия под командованием генерал-майора Л. Фаулкса сумела одолеть сопротивление остатков 89-й дивизии. Нечего и говорить о какой-то согласованной и спланированной обороне населенного пункта. У защитников Бретвиль-сюр-Леза не было противотанковой артиллерии, как и вообще артиллерии.

Бой севернее и восточнее Сэнте затягивается до наступления темноты. Это просто чудо, что канадцы, имея такие силы, просто не раздавили нас. Наши танки, переваливаясь с боку на бок, шествуют по раскисшей глинистой земле будто линкоры в открытом море. Наверняка наступавший неприятель проникся невольным уважением к их орудиям. 4-я канадская танковая дивизия под командованием генерала Китчинга так и не смогла одолеть горсточку бойцов-мотопехотинцев. Сэнте все еще в руках нескольких десятков безымянных защитников. После потери Бретвиль-сюр-Леза враг стоит глубоко во фланге ударной группы Вальдмюллера и героически обороняемого Сэнте. Поэтому 12-я танковая дивизия СС решает под покровом темноты перебросить ударную группу на участок Лезона и удерживать там позиции до прибытия 85-й пехотной дивизии. Защитники Сэнте и ударная группа Вальдмюллера без затруднений отходят от врага. Отход их прикрывают танки, потом машины направляются в лес у Шато-Кэне, где поступают в распоряжение дивизии.

Строго на юг от Сэнте встречаю командующего 89-й пехотной дивизией. Вероятно, этот день — самый тяжелый за всю военную карьеру генерала. Он все еще не может поверить, что от его дивизии осталось лишь несколько десятков бойцов. Вскоре после полуночи мы вместе уходим из Бретвиль-ле-Рабе. Таким образом, мы, танки прикрытия — последними из немецких военных покидаем 8 августа район боевых действий.

На командном пункте дивизии Губерт Майер докладывает, что ударная группа Краузе смогла выйти из боевого соприкосновения с противником под Гримбоском лишь к вечеру 8 августа и только сейчас вышла к указанным позициям.

Вид у мотопехотинцев и офицеров представляет собой удручающее зрелище. Начиная с 6 июня люди непрерывно в боях, сейчас они на пределе физических возможностей. Эти полутрупы готовы забыться мертвым сном, едва коснувшись нормандской земли.

Мы не раз за последние несколько недель говорили о бесперспективности продолжения сопротивления, проклиная войну и ужасы для человечества, с ней связанные. Но почему мы в таком случае не положим конец всему этому? Почему до сих пор продолжаем бессмысленно сопротивляться? Мы лихорадочно ищем ответ на этот вопрос. Офицеры и бойцы ясно понимают, что впереди нас ждет поражение. Но, невзирая на это, никто не помышляет сложить оружие и спасать себя. Политические цели союзников пугают куда сильнее, чем гибель на поле битвы. Гибель давным-давно утратила присущие ей страхи — мы в ней усматриваем провидение Божье и тем самым избавление от всех тягот. И мы, свято веруя в необходимость до конца исполнить долг перед родиной, даже в этом безвыходном положении продолжаем борьбу. При свете свечи пишу поздравление своей младшей дочери — ей через несколько дней исполнится год.

Приказ по дивизии об обороне участка Лезона:

Ударная группа Краузе обороняет высоты севернее Мезьера и Рувра, включая высоту 132;

2 Ударная группа Вальдмюллера обороняет участок от высоты 140 до высоты 183 на шоссе Валез — Кан;

3-й батальон 26-го полка обороняет высоту 195 в 2 километрах севернее Потиньи силами всех собранных подтягивающихся остатков 89-й пехотной дивизии;

Танки 12-й танковой дивизии и 501-й корпусной батальон «тигров» под командованием командира 12-го танкового полка СС (Вюнше) сосредоточились в лесу у Кенэ до получения дальнейших распоряжений;

Артиллерия занимает позиции южнее Лезона с таким расчетом, чтобы контролировать весь участок дивизии;

Рота сопровождения дивизии остается в распоряжении дивизии в районе Потиньи;

Командный пункт дивизии располагается в 1 километре восточнее Потиньи у Тамбо-Де Мари Жоли.

Группа Ольбеттера во второй половине дня 8 августа расположилась для обороны на высоте 185. Численность группы существенно возросла за счет привлечения разрозненных остатков 89-й пехотной дивизии. Артиллерия заняла позиции также 8 августа в 22 часа. Около 3 часов утра командир танкового полка докладывает о том, что танки сосредоточены под Кенэ. От группы Вальдмюллера и штабной роты дивизии пока что сведений не поступало.

Еще до наступления рассвета я поднимаюсь на высоту Тамбо-Де Мари Жоли и вслушиваюсь в предутреннюю тишину. Пока что все спокойно и на участке Лезона, природа безмятежно дремлет. В бинокль изучаю покрытый высотами участок местности. У склона в отдалении на полях все спокойно, верхушки редких сосенок на гребне возвышенности уже золотят первые лучи солнца. Даже капли росы на травинках переливаются всеми цветами радуги, позволяя хоть на пару секунд отвлечься от страшной военной повседневности. Птицы, заливисто щебеча, приветствуют наступление нового дня.

Но эта безмятежность обманчива — я до сих пор не заметил ничего подозрительного, тем не менее я хорошо понимаю, что вот в этом лесочке у Кенэ стоят наши «тигры» и «пантеры», готовые в любую минуту пойти в бой. Где-то там в некошеной пшенице застыли в напряженном ожидании сигнала к атаке мои боевые товарищи. Справа от меня грозно глядят в небо стволы 8,8-см пушек — и они дожидаются своих жертв.

Да и на неприятельской стороне та же картина — десятки орудий и минометов ощерились на нашу видавшую виды дивизию, и вот-вот загудят двигатели танков, может, уже в следующую секунду офицеры союзников отдадут приказ об атаке. Да, покой этот призрачен — вскоре его сменит исступленная пляска смерти.

Из долины показывается небольшой бронетранспортер разведки. Машина медленно следует в направлении высоты 140 и вот уже переваливает через вершину горы. Это трофейная английская модель, мы используем ее как связную машину.

Треск выстрела нарушает утреннюю тишину — связная машина обстреляна танком, укрывшимся на огневой позиции среди деревьев. Затаив дыхание, слежу за тем, что же будет дальше. Разведывательная бронемашина резко берет на юг и на предельной скорости несется через поля. Миновав довольно крутой спуск, она попадает под огонь неприятельского танка. Вот так дела! Каким образом на высоту смог пробраться вражеский танк? Предчувствуя недоброе, бросаюсь к полевому телефону и вызываю Вюнше.

Тот уже привел в готовность своих танкистов и дожидается возвращения оберштурмфюрера Майтцеля, отправившегося наладить связь с трофейным танком из ударной группы Вальдмюллера. Майтцель докладывает: «На высоте наших войск нет — она занята вражескими танками».

У меня мурашки ползут по спине. Если все так, как докладывает Майтцель, то ударная группа Вальдмюллера в полном составе испарилась. Исчезла без следа. Но такого быть не может. Во всяком случае, донесений от нее до сих пор не поступало.

Майтцель снова возвращается на разведмашине, чтобы все-таки убедиться, что к чему. Едва он переваливает через вершину горки, как в его машину попадает снаряд. Не успевает он выбраться наружу через верхний люк, как его тут же окружают пехотинцы противника и берут в плен.

Боевая разведка быстро вносит ясность. Ударная группа неприятеля овладела высотой и теперь господствует над местностью, над всей низиной у Лезона. Такое опасное положение следует немедленно ликвидировать — нам во что бы то ни стало необходимо удержать этот участок до подхода 85-й пехотной дивизии. Дело в том, что участок у Лезона обеспечивает уникальную возможность для обороны севернее Фалеза. Короче говоря, вперед, и без лишних разговоров — высоту необходимо вырвать из рук союзников!

За исключением так называемой ударной группы Краузе, по численности это подразделение не дотягивает и до роты, находящейся на позициях восточнее высот 140 и 183, на противоположном от нас склоне горки нет ни единого немецкого солдата. И на шоссе Кан-Фалез всего парочка танков охраны на высоте Кенэ. Иными словами, Фалез снова оказался без действенной защиты.

Вюнше срочно собирает свои старые кадры танкистов, в двух словах объясняет им, что к чему, указывая на высоту 140. Наш замысел — атаковать ее с запада несколькими «тиграми» и 15 «пантер» пустить с востока. Пока наши «тигры» неторопливо выбираются из-за деревьев лесного массива и направляются к высоте, «пантеры» по тянущейся через долину дороге мчатся к участку Краузе, где им предстоит развернуться. Пока танки на марше, высота подвергается минометному и артиллерийскому обстрелу. Наша батарея 8,8-см орудий тщетно дожидается трофеев — вражеские танки не рискуют перевалить через вершину высотки. Два «тигра» сумели незаметно подобраться к противнику через густой кустарник и теперь у него во фланге. 8,8-см орудия выплевывают первые снаряды, и тут же два «шермана» с грохотом взлетают на воздух. Вражеские танки, заметив наконец наши «тигры», яростно поливают их огнем. В бою участвует 5 наших машин этого типа. Наши танкисты в полной мере используют превосходящую огневую мощь «тигров», поджигая все новые и новые танки союзников. В небо поднимаются хорошо знакомые клубы черного дыма.

Я вблизи группы «тигров» и внезапно замечаю первые танки батальона Юргенсена. Враг взят в клещи! Он сдавлен и с запада и востока. Умелое использование огневой тактики обеспечит нам победу! Мы обстреливаем каждый кустик, каждое деревце, любое подозрительное место. И так по всему склону высоты. Тут и там дымятся «шерманы» — сколько же их здесь?! Пехотинцев у нас нет, так что некому сейчас очистить от противника поросший деревьями северный склон цепи высот. Вот-вот должна подоспеть рота самокатчиков 85-й пехотной дивизии.

И тут в небе мы замечаем штурмовиков. Уж не по нашу ли душу они здесь? Или у них другие задачи? Становится страшно за разбросанные на открытой местности танки — наши машины для вражеских пилотов как на ладони. Самолеты, развернувшись, обрушиваются на ударную группу канадцев, не трогая ни «тигров», ни «пантер». В считаные минуты все вокруг заволакивает дымом от разрывов снарядов, мелких бомб и подожженных танков. Наши «тигры» и «пантеры», воспользовавшись суматохой, быстренько овладевают высотой. Цепь холмов становится похожей на кладбище танковой техники.

Около 11 часов наблюдаю парочку полугусеничных бронетранспортеров. Выехав из лесу, они тут же спешат на север. Один из стоящих поблизости от меня «тигров» не имеет возможности пальнуть по ним — густые деревья мешают, и обоим бронетранспортерам удается улизнуть. Позже из показаний пленных узнаю, что один из бронетранспортеров перевозил в тыл раненого подполковника А. Дж. Хэя из полка «Алгонкин». А командир ударной группы союзников подполковник Д. Дж. Уортингтон погиб во второй половине того же дня.

Когда прибывает рота самокатчиков 85-й пехотной дивизии, танки продвигаются к просеке и оттесняют канадцев. В этой критической ситуации и с использованием сил авиации оказавшийся в руках врага оберштурмфюрер Майтцель выступает с мирной инициативой — прекратить огонь! При падении из башни Майтцель сломал руку и оказался вместе с канадцами под нашим ураганным огнем. Оберштурмфюрера перевязали и вообще, надо сказать, обходились с ним с рыцарским великодушием. Его идея была с благодарностью отклонена. Но, когда в результате атак с воздуха и артиллерийского огня потери канадцев стали катастрофически возрастать, предложение Майтцеля все же было принято.

Майтцель привел 21 канадского солдата и 2 офицеров на позиции ударной группы Краузе. Около 15 часов оберштурмфюрер с группой из 23 канадцев явился на командный пункт дивизии. Среди пленных оказался капитан Ренуик из 28-го танкового полка (полк «British Columbia»). И мы с этим Ренуиком добрых полчаса делились мнениями о бессмысленности войны. Капитан произвел на меня положительное впечатление. О текущих боевых действиях он не сказал ни слова. Из допросов пленных и из бесед канадцев с Майтцелем выяснилось следующее.

Наша контратака днем 8 августа сумела остановить наступление противника. В результате этого он решил перейти к обороне у Сен-Сильвена (1-я польская танковая дивизия) и под Сэнте (4-я канадская танковая дивизия). В попытке вновь овладеть инициативой 4-я канадская танковая дивизия, 28-й танковый полк (полк «British Columbia») и 2-я пехотная рота полка «Алгонкин» решили атаковать высоту 195 северо-западнее Потиньи ночью. Это дало бы возможность прорвать узкое дефиле между Лезоном и Лезом и обеспечило бы стремительный прорыв. Но вследствие потери ориентировки в темное время суток ударная группа овладела незанятой высотой 140, а не 195. Майтцеля спрашивали насчет какого-то там «большого асфальтированного шоссе», которое искали и не могли найти канадцы. Таким образом, танковая группа неприятеля обошла группу Вальдмюллера, намеревавшуюся захватить высоту 140. Вальдмюллер оказался оттеснен на восток и стал дожидаться наступления темноты, чтобы потом уже спокойно выбраться к позициям своих. В аналогичной ситуации оказалась и рота сопровождения дивизии, которую обошли поляки.

Ночью уцелевшие солдаты канадской ударной группы сумели пробиться к частям 1-й польской дивизии.

Успех в обороне последних двух суток обернулся для нас тяжелыми потерями, хотя противник понес куда большие. Только 9 августа мы узнаем, что наш бесстрашный боевой товарищ Михаэль Витман провел свою последнюю танковую атаку. Находясь в головном танке, он вместе со своим героическим экипажем сумел подбить восточнее Сэнте несколько «шерманов», потом повел свою танковую группу на север. Отчаянная попытка ввести в бой танки все же замедлила наступление 4-й канадской танковой дивизии, лишив ее наступательного порыва и тем самым дала нам возможность организовать оборону Лезона. Михаэль Витман погиб так, как и жил, — пример бесстрашного и вдохновляющего бойцов командира, он до последней капли крови сражался как настоящий вояка-пруссак, сознающий долг солдата. Подожженные танки врага и пламя, охватившее его «тигр», ознаменовали финал последней его битвы и гибель верного и мужественного солдата. Воспоминания о Михаэле Витмане вечно останутся в наших сердцах.

Ударная группа Краузе в боях за ликвидацию плацдарма Тюри-Аркур понесла серьезные потери и теперь по численности сравнялась с мотопехотной ротой, да и то недоукомплектованной.

За ночь ударная группа Вальдмюллера и рота сопровождения дивизии выходят на свои позиции и занимают предусмотренный участок. И эта ударная группа поредела — теперь это рота, не больше. Если бы только данный участок могла взять на себя 85-я пехотная дивизия! Мы, те, кто еще остается в составе 12-й дивизии, едва на ногах держимся. Еще одно наступление канадцев означало бы для нас катастрофу — все, мы выдохлись окончательно. Последние два с половиной месяца высосали из нас все соки. Даже желанная ночь, и та не дарует покоя. Над высотой 195 бушует огненный шторм, ряды группы Ольбеттера редеют на глазах. В ряды бойцов наступающего противника летят трассирующие снаряды наших танков охранения. Едва забываешься коротким сном, как снова — глухие разрывы гранат, отчаянные вопли защитников. Какой уж тут сон! Пехотный полк «Argyll and Sutherland of Canada» атакует высоту 195.

Добравшись до этой высоты, вижу, как Ольбеттер поднимает своих бойцов в контратаку. Враг прорвал нашу состоящую из цепочки опорных пунктов оборону и вот-вот овладеет высотой. Наши бойцы набрасываются на пехотинцев врага, в результате решительного натиска противник отброшен назад, в темноту. С помощью танков удается удержать завоеванный с таким трудом рубеж. Враг наверняка понес тяжелые потери: в предрассветной мгле он угодил под фланговый огонь наших танков, стоящих на позициях в лесу Кюни. Его попытка штурмом овладеть господствующей высотой обернулась неудачей. И в этом случае меньшинство помешало большинству осуществить задуманное.

Несколько часов спустя 1-я польская танковая дивизия предпринимает новую попытку контратаковать в районе Мезьера. Танковая дивизия поляков, обойдя группу Краузе, стремится перейти Лезон у местечка Конде.

За день до этого группа головных танков была остановлена нашими артиллеристами — 9 польских танков так и остались стоять у позиций немецких противотанковых орудий, догорая до самого утра. Но шальным снарядом оказался уничтожен и расчет противотанкового орудия.

Теперь путь для польских танкистов был свободен. А у нас просто не осталось сил воспрепятствовать их переходу через Лезон. Но и силы поляков были на излете, поэтому они и решили повернуть на север.

Танки спешно перебрасываются с высоты 195 на правый фланг дивизии — лишить поляков возможности нанести нам фланговый удар. С полдесятка машин несутся по разбитой дороге с запада на восток. Смогут ли? Успеют ли?

Нам везет. Прямо к группе головных танков поляков выдвигается только что прибывшая противотанковая рота под командованием оберштурмфюрера Хурдельбринка. Это первое боевое соприкосновение с противником истребителей танков, вооруженных длинным 7,5-см орудием «пантеры» на ходовой части «тигра» типа IV. За короткое время уничтожено 40 машин 1-й польской танковой дивизии. Только оберштурмфюрер Хурдельбринк лично подбил 11 танков. Прорыв удалось предотвратить.

Правый фланг дивизии в ходе дня 11 августа берут на себя части 85-й пехотной дивизии. Наконец-то можно снять с позиций ударную группу Краузе.

До того как группа Вальдмюллера успевает передать свой участок, она атакована в лесу у Кенэ 8-й канадской пехотной бригадой. И эта атака успешно отбита с тяжелыми потерями для канадцев.

12 августа 12-я танковая дивизия СС все же передает позиции на участке Потиньи 85-й пехотной дивизии.

Несколько сотен молодых, совершенно измученных в боях бойцов-мотопехотинцев выстояли в неравной борьбе с превосходящим по численности и материальному оснащению противником. Двум прибывшим с отдыха, свежим танковым дивизиям и пехотной бригаде так и не удалось сломить волю к сопротивлению 17–18-летних солдат и победить их.

В послевоенной литературе неудачи 2-го канадского корпуса принято списывать на счет наличия сети сплошных траншей на позициях и подразделений ПВО 3-го противовоздушного корпуса под командованием генерал-лейтенанта Пикерта. Такой подход в корне неверен. Была подготовлена всего одна «позиция», состоящая из окопов на высоте у Сен-Сильвена-Бретвиль-сюр-Леза, которая в случае организованного отступления 89-й пехотной дивизии могла быть использована в качестве запасной. Ход боевых действий на 8 августа даже дилетанту докажет, что использовать «подготовленные позиции» возможности не было. Кто же, в таком случае, занимал упомянутые «позиции»? Уж не те ли две сотни бойцов ударной группы Вальдмюллера? И эти так называемые «позиции» уж никак не могли повлиять на ход сражений. У нас просто не было столько людей, чтобы рассовать их по таким позициям. Далее следует упомянуть, что части 3-го противовоздушного корпуса были равномерно распределены по всему фронту в Нормандии и в первую очередь орудия использовались для борьбы с эскадрильями бомбардировщиков союзников. С начала вторжения англо-американских сил и до Фалезского котла на участке 12-й танковой дивизии СС не было ни одного зенитного орудия, которое использовалось бы для борьбы с танками противника. Утром 8 августа я сам лично видел последнюю батарею противовоздушного корпуса южнее Бретвиль-сюр-Леза. И эта батарея затем была переброшена на позиции западнее Фалеза.

Несомненно, 8,8-см орудия сослужили бы нам добрую службу для обороны против танков, но они подчинялись командованию сил люфтваффе, а не командованию сухопутных дивизий.

Неуспех 2-го канадского корпуса объясняется, прежде всего, неопытностью командования обеих участвовавших в наступлении дивизий, их нерешительностью в вопросах боевого применения танковых сил. Опытный командующий-танкист в первый же день наступления в рамках операции «Totalize» привел бы 4-ю канадскую танковую дивизию к победе. Атаки местного значения 9–10 августа совершенно необъяснимы, как необъяснимо и промедление, имевшее место 8 августа.

Наша дивизия выходит на отсечные позиции между Перьером и Фалезом. 85-й дивизии переподчинены несколько танков «тигр» 502-го батальона СС для боевого применения по обеим сторонам Потиньи.

Обстановка на западном участке фронта в Нормандии мне до конца неясна, однако не внушает сомнений, что не сегодня завтра линию фронта на участке Сены придется сдвинуть. Для длительной обороны у командующего группой армий «Запад» нет ни войск, ни материального обеспечения. С полуразбитыми пехотными дивизиями, довольствующимися конной тягой, невозможно успешно действовать против прекрасно оснащенных современных танковых дивизий противника.

Но пока этого не произошло, все штабы и костяк потрепанных в боях частей 12-й танковой дивизии СС, а также всевозможные интендантские части перебрасываются в район Эвре и Бернэ. Проводится подготовка для переброски не участвующих в боях частей и подразделений на восточный берег Сены.

Уцелевшие бойцы ударной группы Вальдмюллера приданы ударной группе Краузе. 13 августа боевая численность дивизии такова:

20 танков (включая и самоходные противотанковые установки);

1 взвод бойцов-мотопехотинцев на бронетранспортерах;

1 разведывательный дозор на бронеавтомобилях;

300 бойцов-мотопехотинцев;

1 батарея 8,8-см зенитных орудий — 4 орудия;

1 батарея 3,7-см зенитных орудий на самодвижущихся лафетах — 9 орудий;

1 рота 2-см зенитных орудий на самодвижущихся лафетах (14/26);

1 батарея тяжелых полевых гаубиц;

1 батарея 10-см орудий.

Смена позиции проходит неравномерно — отсутствуют тягачи. Со вчерашнего дня нет подвоза боеприпасов для артиллерии. Использовать огневую мощь в полной мере мы не имеем возможности.

Боеспособность 12-й танковой дивизии СО в целом составляет 500 бойцов, унтер-офицеров и офицеров.

Мы все сознаем, что все завершится либо нашей гибелью, либо пленом, но никто и не помышляет о прекращении сопротивления. Тезис о безоговорочной капитуляции Германии, принятый в Касабланке, гонит всех нас в бой. Разумеется, эту войну Германия проигрывает, но фронт необходимо удержать. Союзники должны усвоить, что нереальный принцип «безоговорочной капитуляции» здесь не сработает и что для переговоров с нами следует избрать иную основу.

Фанатиков среди моих боевых товарищей не было и нет, они хотят выжить и вернуться домой, по возможности, не калеками. Нет, нет, не фанатизм придает нам силы для дальнейшей борьбы, как это утверждает враг! Мы просто не имеем права сложить оружие до тех пор, пока чувствуем, что можем сражаться во имя нашей родины.

За день 13 августа штаб дивизии получает некоторое представление об обстановке на данный момент. Положение наших войск плачевно. Между Аржентаном, Фалезом и высотами Трюна и Шамбуа явно намечается обширное кольцо окружения, куда неизбежно угодят разгромленные немецкие дивизии. Явно просматриваются и готовые сомкнуться клещи. Единственная дорога, на которую еще можно рассчитывать, — шоссе, ведущее через Трюн и за ним крутыми изгибами взбирающееся на подъем. Но даже сейчас это шоссе не выручит нас, поскольку не подходит для отвода войск. Наскоро сколоченные из остатков частей и подразделений пехотные дивизии с их гужевой тягой неизбежно послужат помехой для пока еще сохраняющих подобие мобильности танковых частей. Катастрофа неумолимо приближается.

В ночь на 14 августа мы, в конце концов, получаем возможность хоть немного выспаться. Для многих моих верных боевых товарищей это последняя спокойная ночь в кругу своих. Глухие раскаты канонады — отзвуки бушующего западнее сражения долго не дают нам уснуть, но, в конце концов, усталость берет свое.

14 августа с утра я вместе с Вюнше, Краузе и Ольбеттером еду на участок северо-западнее Фалеза для определения новой линии обороны. Высота 159 севернее Фалеза — господствующая, и мы решаем расположить на ней ряд опорных пунктов. Далее наш «фронт» отмечен и другими заметными пунктами восточнее высоты 159 и до реки Див около местечка под названием Жор.

Мы не верим в «миролюбие» канадцев и сразу же приступаем к оборудованию опорных пунктов. Как следует из оценки обстановки в целом и рельефа местности, наступления союзников следует ожидать на участке между Жором и Фалезом. Канадцы образуют северное полукольцо окружения, а южное создается американцами в районе Аржентана. Как только оба полукольца сомкнутся, для обеих немецких армий это будет означать начало борьбы не на жизнь, а на смерть. С учетом этого я и мобилизую своих боевых товарищей на последнее и решающее сражение. И я не удивлен, что они воспринимают сказанное как нечто само собой разумеющееся. Они все прекрасно понимают, что иного исхода быть не может.

Около 14 часов вновь переживаем уже выпадавшее на нашу долю. Сотни «галифаксов» и «Ланкастеров» превращают позиции 85-й пехотной дивизии в братскую могилу. Артиллерия и противотанковые вооружения смяты, уничтожены бомбами. Наступление против 85-й пехотной дивизии проводится силами 1-й польской танковой дивизии, 4-й канадской танковой дивизии и 3-й канадской пехотной дивизии.

Танки 2-го канадского корпуса выстроились как на парад — каре к каре. Танкисты ждут приказа своих командиров. А командиры используют тактику асфальтового катка — они рассчитывают просто раздавить обороняющихся. Отчего канадцы решили избрать именно такую, инертную тактику, мне до сих пор не ясно. Вместо того чтобы бросить на противника разрозненные группы танков, давая им возможность для маневра, для использования огневой мощи в полной мере при подавлении оборонительных позиций противника, они заставляют их, переваливаясь с боку на бок, тащиться по заболоченной местности. В результате бездарно растрачивается драгоценное время, а проку — ноль.

Оснащенные самым современным оружием канадские дивизии вечером первого дня наступления севернее своих намеченных целей. И на этой фазе наступления канадцы предпочитают использовать танки исключительно для непосредственной поддержки пехотинцев. Ни огневая мощь, ни мобильность в полной мере не используются.

Канадское командование каким-то образом обходится без долгосрочного планирования. Не было ни одной наступательной операции, где присутствовала бы оригинальность решения, присущая по-настоящему одаренному полководцу. Их планирование сводится к массовому использованию крупных сил уничтожения. И никогда еще разгром находящихся в обороне дивизий не приводил к значительному прорыву. Как только авангард наталкивался на яростно обороняющегося вне пределов зоны уничтожения, он сразу же терял инициативу и начинал распыляться, увязая в мелких схватках. И весь ход боевых действий только подтверждает мою точку зрения.

Во второй половине дня ближе к вечеру первые танки канадцев атакуют слабо обороняемые позиции севернее Фалеза. Атака сил 4-й канадской танковой дивизии и 3-й канадской пехотной дивизии захлебывается, натолкнувшись на сопротивление нашей некогда непревзойденной по части боеспособности 12-й танковой дивизии СС. Боевой дух 500 бойцов-мотопехотинцев переламывает ход наступления двух неприятельских дивизий. Высота 159 остается в руках горстки бойцов.

Ночью объезжаю все опорные пункты фронта и объясняю моим ребятам положение двух наших армий. Теперь они знают, что им поручена оборона северного крыла вытянутой, словно шланг, линии и что от их упорства впрямую зависит возможность благополучного отвода наших измотанных в боях частей и подразделений.

На рассвете 20–30 человек из 85-й пехотной дивизии добираются до опорного пункта высоты 159 и, не дожидаясь приказа, занимают оборону. Под покровом ночи этой группе удалось незаметно миновать позиции противника. Мы на своем «Фольксвагене»-вездеходе встретили несколько отставших от остальных бойцов, среди них был и один раненый.

Канадцы продолжают наступать. Скоро высота 159 уподобляется кипящему котлу. Снаряд за снарядом вгрызаются в землю, оголяя некогда поросшую деревьями горку. Наши танки стоят в засаде, дожидаясь, пока из-за пелены дыма выползет стальная стена бронированных чудовищ противника. И вот — первые вражеские танки уже дымятся на подходах, а вражеские пехотинцы норовят вжаться в землю от вездесущего прицельного огня наших пулеметов. Неужели у нас еще остаются нервы? Неужели нас еще можно считать людьми? А ведь мы уже просто не слышим ни разрывов, ни бесконечного воя мин и снарядов. Но зато любое шевеление, малейшее движение на той стороне заставляет нас затаить дыхание. Что это там? Не танки? Уж не повторяется ли вчерашний спектакль? Или секунду спустя над нами залязгают гусеницы? Но ничего похожего не происходит. Вражеские танки предпочитают держать дистанцию — не идут на наши позиции, и все. Так и остаются на подступах к высоте 159.

У Жора и Перьера противник проводит серию атак, пытаясь овладеть переходом через Див.

Немногие боеготовые танки уже переброшены на наиболее серьезные участки, благодаря умелым действиям их экипажей атаки врага захлебываются.

Значительный вклад в успех обороны внесли артиллеристы 3-го дивизиона, случайно обнаружившие небольшой склад боеприпасов в районе Фалеза — так что теперь снаряды экономить не приходится. Позиции севернее Фалеза остаются в руках наших бойцов.

Задолго до восхода солнца мы уже готовы встретить врага восточнее Фалеза. Логика нашего противника для нас непостижима. С какой стати пускать на ветер такую уйму бомб и снарядов только ради разгрома несчастной 12-й танковой дивизии СС? Вполне достаточно пустить на нас и по нам танки на полном газу, и все — можно считать, что нас нет. Но враг не предпринимает ничего подобного. До второй половины дня мы успешно отражаем все атаки. В боях за высоту 159 гибнет командир 2-го батальона 12-го танкового полка штурмбанфюрер Принц. И снова на моих глазах гибнет мой еще один старый боевой товарищ. Мы с Принцем, начиная с 1940 года, прошли все поля сражений. Он погиб при артобстреле.

Штурмовики союзников атакуют лесной массив Буа-дю-Руа, вгоняя ракету за ракетой в полусгоревший лес. Самолеты подбивают и несколько наших танков восточнее высоты 159. Между Версенвилем и высотой 159 встречаю Макса Вюнше, который докладывает о том, что на нашу высоту надвигаются танки неприятеля. Макс Вюнше уезжает. И вдруг меня пронзает страшная, жгучая боль, кровь заливает лицо. Инстинктивно отпрыгнув в сторону, я оказываюсь позади моего вездехода. Осколок снаряда попал мне в голову, разорвав кожу на ней. Тупо оглядываю дорогу и не вижу нашего вездехода. Машина исчезла. Нет нигде и Макса Борнхефта — я один. Но ни на минуту я не задумался о том, что меня бросили. Мои товарищи меня никогда не бросят.

Танки приближаются. Ползу вдоль по кювету, стремясь уклониться от направления вражеской атаки. «Шерманы» уже ведут перестрелку с нашими танками, стоящими на более выгодной позиции на склоне. Макс Вюнше уж об этом позаботился. У меня над головой свистят танковые снаряды.

Не верю глазам — Макс Борнхефт возврашается. Мчится вниз по дороге, невзирая на огонь, чтобы вызволить меня отсюда. Я отчаянно машу ему. Дорога видна хорошо, она проходит как раз поперек неприятельского фронта. Перед машиной Макса и позади нее ложатся снаряды, но моему водителю они, похоже, нипочем. Макс останавливает вездеход, и я, оттолкнувшись руками от дна кювета, вскакиваю в машину. На бешеной скорости доезжаем до спуска. Нас встречает Макс Вюнше, это он корректировал огонь танкистов. Мне срочно подбривают волосы на голове, делают пару уколов, и я снова руковожу боем.

Упорно защищаемая высота 159 переходит в руки неприятеля только во второй половине дня. Оставшиеся в живых наши бойцы отходят на участок От.

Оберштурмфюрер Хаук (командир танковой разведгруппы) докладывает об атаках 1-й польской танковой дивизии под Жором. Поляки пытаются овладеть переходом через реку. Все атаки отбиты. Во второй половине дня части 2-й канадской пехотной дивизии прорываются в Фалез. 6-я бригада под командованием бригадного генерала Янга, наконец, сумела овладеть городом Вильгельма Завоевателя. Но в превращенном в руины городе не утихают бои.

С наступлением темноты дивизия оставляет оборонительный рубеж и отходит к участку От. Новая линия обороны протянулась через Морто на Дамленвиль и до Фалеза.

День 17 августа начинается с новых атак 1-й польской танковой дивизии на Жор. 3-я батарея 12-го зенитного дивизиона почти вся уничтожена. Смертельно ранен командир батареи унтерштурмфюрер Хартвиг, оставшиеся бойцы оттеснены на восток.

Неприятель, перейдя Див, наступает на юго-восток. Теперь на пути в Трюн и Шамбуа у 1-й польской танковой дивизии уже нет ни одного сплоченного соединения. Фалезский котел можно захлопнуть.

Разведгруппа Хаука во второй половине дня уничтожена. Сам командир, оберштурмфюрер Хаук раненым попал в плен, но каким-то образом сумел бежать и сообщить в дивизию об угрозе ее правому флангу. Крупные танковые силы неприятеля маршем идут на Трюн.

В Фалезе продолжают отчаянно сражаться еще около 60 бойцов дивизии. Шестьдесят измотанных в боях, обессиленных солдат и офицеров, не знавших отдыха с 6 июня, противостоят 6-й канадской бригаде. Два «тигра» — основа, костяк этой группы образцовых солдат. Поздно вечером двое молодых солдат доставили последнее донесение обреченного на гибель отряда. Отряд погиб в ту же ночь в развалинах «Ecole Superieure».

Остатки дивизии яростно сражаются между Дивом и Неси (8 км юго-восточнее Фалеза у шоссе Фалез—Аржентан). В Неси два подбитых «тигра» сдерживают натиск танкового авангарда 53-й британской пехотной дивизии. 19 августа около 2 часов ночи оба «тигра» окончательно уничтожены. Оберштурмфюрер Майтцель вместе с оставшимися в живых бойцами попал в плен. Все члены экипажа «тигров» получили ранения.

В ночь с 18 на 19 августа мы избавляемся от уже ненужной нам передвижной радиостанции и других транспортных средств, оставив себе парочку вездеходов, бронетранспортеров и тягачей.

Перед самым рассветом командный пункт дивизии вблизи Неси подвергается атаке пехотинцев на броне танков. Мой вестовой падает, сраженный пулей в живот. Мы забираем юношу с собой. Под прикрытием темноты с остатками ударной группы Краузе мы пробиваемся к югу и южнее железнодорожной линии обустраиваем новый рубеж охранения.

Штаб группы Вюнше ночью случайно попадает на позиции неприятеля и почти в полном составе оказывается в плену. Самого Макса Вюнше и еще двоих офицеров берут в плен лишь шесть дней спустя.

Около полудня на командном пункте появляется командующий 84-м армейским корпусом генерал Эльфельд вместе со своим начальником штаба подполковником фон Кригерном. Наша дивизия лишена связи с вышестоящим командованием.

Штаб 85-й пехотной дивизии (генерал-майора Фибига) по распоряжению армейского командования решает теперь транспортные вопросы, и ее командующему поручено взять на себя остатки нашей 12-й танковой дивизии.

В кольце окружения обстановка ужасная. Отступающие солдаты разгромленных немецких армий беспомощно взирают на проносящиеся по небу бомбардировщики союзников. Уже нет смысла и укрываться от их бомб. Стиснутые на узком участке, мы все скопом единая мишень для них. Все до единого лесные массивы переполнены обезображенными трупами лошадей и ранеными бойцами. Со смертью сталкиваешься на каждом шагу. Мы словно на ладони. Орудия 4-й канадской и 1-й польской дивизий имеют возможность бить по нам прямой наводкой. Куда ни пальни, обязательно в кого-нибудь да попадешь.

Совершенно случайно мы набредаем на командный пункт 7-й армии, расположившийся во фруктовом саду в нескольких километрах юго-западнее Трюна. Мы вместе с командующим отправляемся в штаб армии. Дороги непроезжие, они забиты моторизованными частями, гужевыми повозками пехотных дивизий. Повсюду горящие грузовики, взрывающиеся в огне боеприпасы.

Штаб 7-й армии мы находим в траншее позади крестьянского хозяйства. Наш уважаемый генерал-полковник Хауссер, усевшись на краю траншеи, изучает карту. Вместе с командующим тут же его начштаба полковник фон Герсдорф, подполковник штаба фон Шюге и майор штаба Гудериан.

Внезапно гремит взрыв — взлетел на воздух грузовик с боеприпасами. Полковник фон Герсдорф ранен. Но раздача приказов на этом не прерывается — полковник фон Герсдорф остается на месте.

Генерал-полковник Хауссер приказывает ночью выходить из окружения.

Прорыв из кольца окружения намечено проводить на рассвете силами 1-й танковой дивизии СС в районе Шамбуа, а 3-я парашютно-десантная дивизия, не открывая огня, попытается выйти из окружения под Сен-Ламбером. Остаткам 12-й танковой дивизии СС приказано удерживать северо-западную оконечность котла, а затем присоединиться к 3-й парашютно-десантной дивизии.

Пожав на прощанье друг другу руки, мы расстаемся. Командующий единственным здоровым глазом очень серьезно смотрит на меня — один глаз он потерял в боях под Москвой.

И снова мы вынуждены лавировать среди разрывов, постоянно укрываться. В каменоломне под защитой отвесных скал притаились бесчисленные солдаты.

Внезапно снаряд попадает прямо в группу пехотинцев. Многие солдаты погибают на месте. Одному фельдфебелю отрывает правую ногу выше колена. Мы пытаемся успокоить его, притиснув к скале. Кричим, призывая санитаров, но наши крики тонут в грохоте разрывов.

В какой-то лачуге мы находим командующего 2-м парашютно-десантным корпусом Майндля и командующего 3-й парашютно-десантной дивизией генерал-лейтенанта Шимпфа. Десантники обсуждают с нами детали выхода из окружения предстоящей ночью. Выход из окружения бойцов 3-й парашютно-десантной дивизии будут обеспечивать два танка «тигр».

Валясь с ног от усталости, добираемся до КП 12-й танковой дивизии СС. Поскольку ни о каком боевом планировании или управлении при выходе из окружения речи быть не может — все дороги забиты и вестовым в пункты назначения не добраться, решено поделить дивизию на две группы.

Пока еще имеющиеся в наличии моторизованные части попытаются выйти из окружения через Шамбуа под командованием Дрешлера, командира артиллерийского полка, передвигаясь в тылу 1-й танковой дивизии СС.

Штаб дивизии, передаваемый под командование генерала Эльфельда, и остатки ударной группы Краузе следуют за 3-й парашютно-десантной дивизией. Я решил поделить нашу группу на несколько подгрупп с тем, чтобы каждая из них могла действовать сообразно сложившейся ситуации. Орудия, для которых тягачи отсутствуют, намечено взорвать около полуночи.

Ближе к полуночи собираю все находящиеся в кольце окружения части на одном из крестьянских дворов. Подвижный дозор находится в составе 3-й парашютно-десантной дивизии. Так как он до сих пор не вернулся и со стороны Сен-Ламбера шума боя не слышно, предполагаем, что десантникам удалось благополучно пробиться, и снимаемся с места. Генерал Эльфельд, подполковник фон Кригерн и Губерт Майер следуют во главе нашей колонны, которую я веду в Шамбуа. Мы вынуждены передвигаться напрямую, а не по дорогам — последние все равно забиты. Артиллерия неприятеля ведет беспокоящий огонь. Повсюду, куда ни глянь, отсветы пожаров, сопровождаемые периодическими взрывами — взлетают на воздух боеприпасы. Солдаты бредут, отупело глядя под ноги. Из-за царящего в кольце окружения хаоса крайне трудно ориентироваться.

С рассветом мы оказываемся западнее Шамбуа, где встречаем танковую группу 1-й танковой дивизии СС. Танкисты как раз собрались атаковать противника. Мы присоединяемся к ним в качестве пехотинцев сопровождения. Вскакиваю на корму одной из машин, по-свойски хватаю сидящего на броне пехотинца за ремень, чтобы не слететь с танка, и… в ужасе отпускаю. Боец мертв. Изрешечен осколками. Враг поливает нас огнем из противотанковых, танковых и артиллерийских орудий. Я лишен возможности управлять бойцами — танки, не выдержав огня противника, пятятся назад.

И снова собираемся в ивняке у русла реки Див и решаем перебираться на другой берег. Оказавшись там, собираю группу пехотинцев. Вся местность между Шамбуа и Трюном усеяна трупами солдат. Враг, засев на скалах, обстреливает всех находящихся в кольце окружения. Большинство погибших — солдаты подразделений снабжения пехотных дивизий, из-за гужевых повозок так и не сумевшие выбраться из котла.

Генерал Эльфельд и фон Кригерн пропадают без вести. Просто не сумели вовремя присоединиться к нам. Во избежание хаоса выстраиваю увеличившуюся группу за крестьянским подворьем. Вблизи большие группы наших солдат без оружия направляются в сторону противника — только так они представляют себе выход из окружения, но офицеры и часть солдат все же предпочитают присоединиться к нам. Но мы берем с собой только тех, кто в состоянии обеспечить себя хоть каким-то оружием. И большинство с пониманием относятся к моему решению.

Я знаю каждое деревце и каждый кустик здесь, между Шамбуа и Трюном — в этих населенных пунктах до вторжения союзников были дислоцированы части моего полка. Поэтому и решаю возглавить колонну. Бернгард Краузе ведет вторую часть нашей группы. Всего нас человек двести.

Губерт Майер, оберштурмфюрер Кельн и мой верный Михель следуют вместе со мной. Нам предстоит быстро перейти через шоссе Трюн — Шамбуа. По дороге то и дело проносятся вражеские танки. Теперь наши оставшиеся в кольце окружения танки бесполезны — через русло Дива им не перебраться.

Во фруктовых садах, лесополосах, у стен домов — повсюду тела наших погибших товарищей. Все они были расстреляны танками 4-й канадской танковой дивизии. Удастся ли нам выбраться из стального кольца окружения? Враг занял высоты и спокойно обстреливает прилегающую местность, включая дороги.

Михель снимает с головы белую повязку. Этот храбрый казак из Днепропетровска считает: «Сейчас с повязкой нельзя, слишком уж заметно, потом достану другую».

С пистолетом в руке короткими перебежками передвигаюсь от одного укрытия к другому. Траншеи кое-где почти доверху забиты телами погибших. Видимо, тут поработали танки.

На полях и в лесополосах стоят брошенные грузовики. Мы осторожно приближаемся к откосу. Над головами свистит пулеметная очередь. Неужели попали между двух танков? Расстояние между ними метров 150, оба палят напропалую в кольцо окружения. Чуть вправо от нас ползет танкетка и вдруг исчезает из виду. И тут мы стремглав мчимся между двух живых изгородей на восток. Нам вслед молотит пулемет. Но нас уже не остановить. В несколько секунд мы врываемся на позиции канадцев. Все происходит почти беззвучно, только свист пуль да редкие разрывы гранат. Вот уже скоро перемахнем через линию ограждений. Я задыхаюсь, пот заливает глаза, рана на голове саднит, но останавливаться — значит погибнуть. Кольцо должно быть прорвано!

Вдруг метрах в тридцати от нас откуда ни возьмись британский «шерман». Губерт Майер орет мне что есть мочи — я же как оголтелый несусь прямо под танковые пулеметы. И не я один — все мы, словно белки или зайцы, прыгаем и скачем. Наше счастье, что живые изгороди хоть как-то скрывают нас от глаз противника. Нет, не могу больше! Слишком уж бурные выдались эти последние денечки. Губерт Майер, взяв на себя командование, призывает бойцов следовать за ним, и вскоре я остаюсь позади всех. Оберштурмфюрер Кельн и Михель со мной. В ушах щебетанье пулеметных очередей. Вижу на лице Михеля слезы бессилия — оттого, что я не поспеваю за ним. «Командир, давай же, давай, за мной! — то и дело повторяет он. — Еще сто метров, и все!»

Вдвоем с ним мы перебегаем луг. Я уже и не пытаюсь укрыться, просто бреду на восток. Потом падаю в придорожную канаву — здесь дожидаются меня мои товарищи. Немного погодя, мы перемахиваем шоссе и взбегаем на протянувшуюся на северо-восток от Шамбуа цепочку высот. Молча смотрим оттуда на оставшееся позади кольцо окружения, проклиная тех, кто запросто отдал на заклание две армии.

После сдачи Кана возникла тема сокращения линии фронта на Сене. Мы считали, что преждевременный уход из западной части Франции осуществим и что создание «позиций на Сене» возможно. В конце концов, и за Сеной есть с кем сражаться, а танковые дивизии могли бы за это время отдохнуть и получить пополнение.

Идем по гребню высот. Но и здесь нас достают отдельные снаряды противника. Поскольку совершенно не знаем обстановки, мы настраиваемся на соединение с нашими частями лишь за Сеной.

Южнее Вимутье набредаем на посты боевого охранения танкового разведбатальона 2-й танковой дивизии СС. На командном пункте полка СС «Германия» узнаем, что полк наступает на Шамбуа и вместе с другими частями и соединениями пытается прорвать кольцо окружения. В силу ограниченности средств наступление захлебывается, но 21 августа оно успешно продолжено. Эта операция открывает возможность вырваться из котла многочисленным моторизованным и обычным группам войск. Видимо, полк при подготовке наступления сумел в точности выяснить обстановку.

Во второй половине дня 20 августа частям моторизованной группы дивизии также удается выйти из котла, а остальные ее части выходят на следующий день. Но артиллерия вследствие этого лишается значительного числа тяжелых орудий. Батарее 3,7-см орудий удается выйти практически в полном составе. Командир батальона связи штурмбаннфюрер Пандель гибнет при попытке спасти ценную для нас передвижную радиостанцию.

Сражение в Нормандии завершено.

Вновь немецкий солдат показал пример действий за пределами человеческих сил. Он ничем не заслужил ужаснейшего поражения в Фалезском котле. Солдаты, унтер-офицеры и офицеры выполнили свой долг до конца.

Причины поражения следует искать не в неспособности солдата. Солдат испил свою горькую чашу до дна по милости тех, кто азартно колдовал над штабными картами.

То, что немецкий солдат продемонстрировал в Нормандии, навеки обеспечило ему место в истории.

Лучше послушать, что говорит неприятель о молодых бойцах 12-й танковой дивизии.

«Только они и заслуживают военных наград в этой битве, именно они, эти типы из СС. Любому из них не глядя можно вешать на грудь «Крест Виктории». Конечно, это свора ублюдков, но воюют они что надо! Мы в сравнении с ними — жалкие приготовишки» — вот слова одного солдата-пехотинца.

«Лишь немногие дивизии — неважно, союзные или же немецкие — смогли бы повторить то, что совершила 12-я танковая дивизия СС», — продолжает тот же боец.

Я уже не раз, исходя из обстановки, указывал на то, что тактика канадских частей маневренностью не отличается и они выигрывают лишь использованием численно превосходящих сил. В особенности это проявилось во время проведения операций «Totalize» и «Tractable». В ходе упомянутых операций канадцы не только утратили инициативу, но и упустили явную возможность до основания разгромить немецкие части.

2-й канадский корпус сражался против 12-й танковой дивизии СС с 4 августа. А это соединение между тем в реальности едва ли достигало численности нормального боеспособного батальона. Вот здесь и было упущено драгоценное время. Для удержания северного фланга котла и оказания давления на и так стиснутых со всех сторон немцев с избытком хватило бы одной-единственной канадской дивизии. Остальные три дивизии, включая превосходно вооруженные танковые, самое позднее 16 августа смогли бы захлопнуть крышку котла под Трюном и Шамбуа. Наши войска были не в состоянии прорвать это кольцо.

Поступи канадское командование именно так, вполне вероятно, что не было бы и Арденнского сражения. Ибо все танковые дивизии, задававшие тон в Арденнском сражении, сумели столь быстро привести в порядок потому, что опытный ее боевой костяк все же сумел выйти из окружения на участке между Трюном и Фалезом. А выход из окружения стал возможен лишь вследствие инертности, нерешительности канадского командования.

Мне представляется, союзники, проанализировав тактику 4-й канадской танковой дивизии, все же сделали выводы, потому что в упомянутой дивизии решили сменить командование. Но неужели бригадный генерал Кичинг единственный виноватый? Ведь канадцы сражались не с марсианами — их разведка работала неплохо, в особенности воздушная — самолеты-разведчики постоянно кружили над нами.

И майор Карри, возглавлявший авангард канадцев, получил свой «Крест Виктории» вполне заслуженно. 19 августа майор Карри сумел прорваться до самого Сен-Ламбера-сюр-Див, тем самым блокировав выход из котла для наших отступающих частей. Эта группа на самом деле внесла свой вклад, за что ей и ее бойцам, как живым, так и павшим, наше солдатское почтение.

Во второй половине дня 20 августа я на командном пункте 1-го танкового корпуса докладываю о выходе частей дивизии из окружения. Нас здесь уже похоронили, поэтому встретили с небывалым радушием. Докладывая, я не мог совладать со слезами — ведь тысячи моих боевых товарищей навеки остались на полях Нормандии.

Обстановка такова, что западнее Сены нет устойчивого фронта, а восточнее ее нет соответствующим образом обустроенных оборонительных позиций. Одним словом, перспективы катастрофические. Одна надежда на «Западный вал».

С радостью узнаю, что направленные ранее на отдых части нашей дивизии успешно отразили натиск врага на линии Лейль — Вернель — Дре, предотвратив создание нового кольца окружения западнее Сены. Следует отметить, что упомянутые части действовали целиком и полностью на свой страх и риск. За это штурмбанфюрер Г. Бремер удостоился «дубовых листьев» к Рыцарскому кресту.

Оперативная группа (первый эшелон штаба) дивизии через Ле Небур добирается до Лувье, именно оттуда намерена осуществлять управление пока еще боеспособными частями дивизии.

Прорвавшиеся со стороны Дре и Вернеля американские танковые части досаждают арьергардными боями, пока наши вышедшие из окружения силы осуществляют переход через Сену у Руана. Первый эшелон штаба без потерь переправляется через реку возле Эльбефа.

В Руане являюсь к командующему группой армий «Запад» фельдмаршалу Моделю. Фельдмаршал воспринимает сложившееся положение без каких-либо иллюзий, считая, что для укрепления Западного фронта нам необходимо от 35 до 40 дивизий. Так как мы оба понимаем, что упомянутые 40 дивизий взять неоткуда, нам остается уповать лишь на «Западный вал».

Наскоро сколоченная ударная группа дивизий удерживает Эльбеф до 26 августа. После отхода из района обороны ударная группа блокирует излучину Сены южнее Руана у Форе-де-ла-Лонда, тем самым обеспечивая возможность отрыва от противника.

В Форе-де-ла-Лонд наши бойцы в последний раз ведут бои с канадцами. 2-я канадская пехотная дивизия задержана на данном участке до 26 августа. Во второй половине дня 29 августа ударная группа под командованием В. Монке окончательно отходит.

После двух суток пребывания в районе Ёевэ дивизия перебрасывается в район Ирсона — нечего и помышлять об отдыхе вблизи линии фронта. Мы передвигаемся маршем только в темное время суток, минуя обагренные кровью поля сражений Первой мировой войны, через которые мы вихрем пронеслись на запад летом 1940-го. Наша маршевая колонна представляет собой жалкое зрелище. Один целый грузовик или тягач тащит сразу несколько поврежденных.

В Ирсоне дивизия переподчинена командующему танковыми войсками «Запад» генералу Штумпфу. Генерал лично пожелал убедиться, в каком состоянии находится соединение, и передает мне известие о награждении меня «мечами» к «дубовым листьям» Рыцарского креста.

Дивизия сразу же приступает к переформированию и довооружению разгромленных частей. Все необходимое должно поступить из Вердена и Метца.

Потери личного состава, вооружений и техники ужасают. Потери личного состава достигли 80 % от первоначального. Даже части снабжения, и те пострадали от потерь — следствие воздушных атак штурмовиков союзников.

Дивизия потеряла в боях более 80 % танков, а при отступлении — до 70 % разведывательных бронемашин и бронетранспортеров, 60 % артиллерийских орудий и 50 % транспортных средств.

В несколько дней такие потери, само собой, не компенсировать. Но иного выхода нет — как можно скорее соединение должно снова воевать.

Обстановка как в районе Ирсона, так и в целом особых поводов для восторгов не дает. Снабженческие части и вообще все не участвующие непосредственно в боевых действиях структуры оперативно перебрасываются восточнее Мааса.

31 августа американцы вышли к Суассону и Лаону и продолжают наступать на северо-восток. Ударная группа дивизии сдерживает продвижение американских частей в ночь с 1 на 2 сентября у Таона. Между тем в дивизию прибывает и группа Монке.

Поскольку существует прямая угроза удара противника в тыл дивизии, соединение отходит на северо-восток и у Анора занимает полосу заграждения. Приходится выигрывать время — необходимо дать возможность нашим пехотинцам перебраться через Маас. При следовании на эти позиции кавалер Рыцарского креста командир 3-го батальона 26-го полка Эрих Ольбеттер наезжает на мину, подложенную на дороге партизанами. В результате взрыва он лишился обеих ног и в ту же ночь скончался в госпитале в Шарлевиле. И снова я потерял верного боевого товарища, с которым плечом к плечу сражался с 1939 года. Эрих был отчаянным воякой и образцовым командиром.

В ночь на 2 сентября мы вместе с остатками 116-й танковой дивизии удерживаем заградительные позиции под Бомоном. Под Филипвилем дивизия под натиском неприятеля вынуждена отступить к Флоренну. Уже на подходах к Флоренну от выпущенной вражеским снайпером пули погибает командир 2-го батальона 25-го полка гауптштурмфюрер Гейнц Шротт.

«Славная» борьба так называемых партизан была не чем иным, как коварным убийством из-за угла. Духовные предтечи партизанской войны — они и были истинными военными преступниками в этой войне. Именно они — враги человечности, взывающие к самым низменным инстинктам. Мне ни разу не пришлось сражаться с партизанами, как не пришлось испытать на себе жгучую ненависть к немцам со стороны бельгийцев и французов, о которой без умолку тараторят сейчас. Напротив, я могу лишь судить о самых добрых отношениях наших войск и населения занятых нами территорий. И в особенности это относится к испытавшей столько невзгод Нормандии.

Так называемые партизаны подняли голову тогда, когда угрозы для их существования уже не стало. Они не вели организованных боевых действий, предпочитая коварно поодиночке убивать немецких военнослужащих. С военной точки зрения их деятельность не сыграла сколько-нибудь важной роли. Но духовные инициаторы этого противоправного метода ведения войны добились того, что немецкие войска вынуждены были перейти к репрессивным мерам в отношении местного населения, что, в свою очередь, способствовало укоренению взаимной ненависти между народами на долгие времена. Нельзя отрицать и того, что союзники своим либеральным отношением к «партизанам» в немалой степени способствовали упрочению коммунизма в Европе. Без коварных акций «бесстрашных» партизан в оккупированных районах не было бы и повода для «процессов над военными преступниками».

4 сентября мы в районе Ивуара перешли через Маас для обустройства позиций за этим участком. Дивизии достался участок Годьен-У, а участок по обеим сторонам Динана заняла 2-я танковая дивизия СС.

Численность дивизии — 600 бойцов, которые поделены на две ударные группы. Боеготовых танков больше нет, а поврежденные находятся в ремонтных мастерских в Люттихе. Для вполне боеготовой батареи тяжелых полевых гаубиц отсутствуют боеприпасы. В качестве противотанкового оружия используем одну-единственную оставшуюся у нас батарею 8,8-см зенитных орудий, находящуюся на позиции у пересечения дорог западнее Спонтена.

Американцы сразу же предпринимают попытку форсировать Маас под Годеном и у Ивуара, но отброшены, неся большие потери. Зато им удается создать плацдарм в районе У, войти в лесной массив и там закрепиться. В результате нашей контратаки плацдарм ликвидирован еще до наступления темноты 6 сентября.

Объезжаю участок дивизии, обсуждаю с Милиусом и Зибкеном вопросы продолжения обороны Мааса. В перелесках наши машины часто становятся объектом партизанских атак. Потерь, правда, у нас нет. Однако мы обнаруживаем шесть трупов — бойцов охранного батальона Люттиха. Они были коварно убиты во время привала.

Между Спонтеном и Динаном обстреляна наша разведгруппа. Кем — установить так и не удалось.

В ночь с 5 на 6 сентября американцам удалось перейти Маас у Намюра и восстановить неудачно подорванный мост.

Военный комендант Намюра перебрался на восток, не поставив об этом в известность соседние участки. Так что теперь американцам открыт путь в тыл защитников Мааса.

Около 11 часов разведгруппа разведывательного батальона наталкивается на шоссе Намюр — Сини на передовые отряды американских войск.

Меня «обрадовали», сообщив о случившем, едва я вернулся с командного пункта от Зибкена. Сначала мне это показалось настолько диким, что я не поверил, но уже в 11.15 получил соответствующее подтверждение от другой разведгруппы.

Сразу же поднимаю по тревоге подразделения и отдаю приказ с боями отступать к Урту. Отход возможен лишь с наступлением темноты. Надо торопиться! Неподалеку от Дюрнала могут быть американцы. Добраться до скрещения дорог в Дюрнале — дело нескольких минут. А нам как воздух нужен этот перекресток — им воспользуется для своевременного отхода первый эшелон штаба.

Первый эшелон штаба мгновенно исчезает в направлении Дюрнала. Направляю подразделение по какой-то узенькой дорожке через лес прямиком к Дюрналу.

Уже на подходах к Дюрналу Майер просит меня передать командование головной группой гауптштурмфюреру Хейнцельману. Подзываю к себе Хейнцельмана. У первых домов Дюрналя нас обгоняет машина.

Населенный пункт расположен в глубокой впадине. По левую сторону улицы протянулась каменная стена высотой метра в полтора, за ее восточным углом дорога описывает кривую.

Как всегда, стою в машине и пытаюсь мысленно угадать, что нас ждет за поворотом. Глянув поверх стены, различаю главную дорогу из центра городка к пригородам и в Намюр.

И тут ору во всю глотку — предупредить Хейнцельмана. Но поздно! Гремит выстрел, снаряд попадает в первую машину. Из-за поворота выезжает американский танк.

В считаные секунды обстановка меняется. Мало радости вдруг оказаться на вездеходе-«Фольксвагене» перед танковой колонной.

Повернуть некуда. Танк медленно едет дальше. Имея подобный опыт «общения», знаю, что командир машины решил воспользоваться уникальной возможностью и просто-напросто раздавить гусеницами первый эшелон нашего штаба либо в упор расстрелять его. Так что прочь с дороги, да поскорее!

Словно в воду, прыгаю через ворота во двор, перемахиваю проволочную оградку, отделяющую двор от сада, но… Вот так сюрприз! Я в ловушке! Сбежать за выстроившимися в ряд домами не получится — двор упирается в склон горы и вдобавок обнесен высокой стеной. Едва взглянув на нее, понимаю, что мне ее не осилить, если я не желаю превратиться в мишень для американцев.

Необходимо где-то скрыться, но где? Единственная возможность — в курятнике! Уже собираюсь перемахнуть проволочную ограду, но тут Макс Борнхефт вовремя меня удерживает. Теперь мы оба в ловушке. Отсюда, из этого сарайчика, нет возможности проследить за противником. Придется дожидаться темноты.

Вдруг со стороны улицы слышатся громкие крики — местное население выражает восторг американцам. Слышу, как проезжают танки. В соседнем доме кто-то оживленно переговаривается, слышу фамилию — Кельн. Оберштурмфюрер Кельн. Что-то не припомню, когда видел его в последний раз — он значится в списке потерь.

Между тем уже 14 часов, по крыше постукивают капли дождя. Нет, я здесь больше не выдержу. Я должен знать, что творится снаружи. Прижимаясь к полу, подползаю к проволочной ограде. Едва добравшись до угла сарая, переживаю, наверное, самый драматичный момент за всю войну.

Вижу, как к забору подходят партизаны и начинают расспрашивать о чем-то пожилого крестьянина. Вероятно, о том, не видел ли он случаем у себя во дворе немецких солдат. Тот качает головой. Стиснув зубы, я лежу всего в нескольких метрах от партизан. Подойдя к забору вплотную, они изучают склон горы. Может, это мои последние минуты? Пальцы намертво обхватили рукоятку пистолета. Нет, так просто я им не дамся. Единственное мое укрытие — густые заросли крапивы.

Но тут в соседнем дворе раздаются крики. Партизаны поворачивают головы. Один из моих товарищей схвачен. Ему точно конец. Мы с Максом почувствовали себя увереннее, сюда партизаны вряд ли вернутся, вроде все обыскали и никого не нашли, да еще и дождь зарядил. Минуты тянутся как часы. Мы безумно рады ненастью. Но, заметив кур, понимаем, что радоваться нечему. Птицы не торопятся в их оккупированное нами жилище. Ничего доброго это нам не сулит, поскольку старушка-крестьянка понять не может, что приключилось с ее подопечными, и пытается загнать кур в курятник. А те — ни в какую.

Крестьянин, просунув голову в курятник, недоуменно оглядывает его. Не следовало ему быть таким любопытным — секунду спустя он уже сидит на старой бочке в самом темном углу и в ужасе смотрит на дула наших пистолетов. Только этого нам и не хватало. Наше положение здорово усложнилось, потому что на очереди и его жена. Женщина явно забеспокоится и пожелает узнать, куда запропастился ее муженек.

Решаем отпустить старика с миром. Тот обещает молчать и не пытаться призвать на помощь партизан. Едва мы его отпускаем, как он исчезает.

Разумеется, мы его клятвенные заверения молчать и не думаем принимать всерьез. Едва он ушел, как мы забираемся на высокую стену, спрыгиваем вниз и… приземляемся как раз у командного пункта партизан!

Ничего подобного я и ожидать не мог. Трудно и предположить худший вариант. Партизаны разместились в котельной церкви, в ее подвале. Молодой паренек, стоя у двери в подвал, смакует первую американскую сигарету.

По лестнице поднимаются вооруженные до зубов партизаны. Мы, словно, мыши успеваем юркнуть куда-то за угол, потом перебегаем через церковный двор и оказываемся на кладбище, где находим убежище за могильными камнями. Но и тут мы не остаемся надолго, снова бежим, пока не оказываемся ни больше ни меньше, как в навозной куче в самом углу погоста. Отсюда уже бежать некуда. Я проворно забрасываю Макса старыми, высохшими венками и прошу его проследить за входом в церковь. А сам собираюсь переместиться за близлежащие кусты.

И тут слышу жуткий вопль. Так кричат в минуту смертельной опасности. Едва повернувшись, замечаю на лестнице двух полицейских, наставивших на меня оружие. Я мгновенно выхватываю свой пистолет и всем своим видом показываю, что, мол, стоит им шевельнуться, и я превращу их в решето. Оба явно сдрейфили и, побросав винтовки, разбежались. Прочь отсюда! Добежав до южной окраины кладбища, снова вижу направленный на меня ствол карабина. Мужчина сначала с недоуменным видом стоит в дверях, а потом, видя, что бегу прямо на него с пистолетом в руках, пускается бежать. Понятно, нас окружили — старик все же выдал нас. Перескочив через кладбищенскую стену, лечу несколько метров и приземляюсь на деревенской дороге. Макс, кряхтя и сопя, следует за мной.

Бог ты мой, и откуда только такая прыть взялась? На что только способен бывает человек в минуту смертельной опасности! Дорога идет вверх. Кажется, что легкие вот-вот лопнут. На бегу слышу, как вскрикивает Макс. Поворачиваюсь и пару раз выпаливаю из пистолета вдоль дороги непонятно в кого. Вижу лежащего на земле Макса. В него попали. А вот храбреца, по нему стрелявшего, мои выстрелы заставили искать укрытие. Оглядываюсь и как раз вовремя замечаю у выезда из деревни двоих партизан. Они явно охраняют выезд. Ну, и куда мне теперь? Взгляд мой падает на низенькую дверь, прижатую камнем. Незаметно для партизан укрываюсь за дверью.

Едва дыша, сижу в сарае и гляжу наружу через щели между досками. Несколько минут спустя появляются партизаны. Бегая взад и вперед, осматривают каждый куст, заглядывают везде. Видимо, никак не могут взять в толк, куда я подевался, и переругиваются по этому поводу.

Один из партизан громко кричит мне выходить и обещает соблюдать права военнопленных и передать меня американским военным. Я на эту удочку не попадаюсь.

Чувствую, как пистолет у меня в руке прибавил в весе. Когда-то давно мы с товарищами поклялись друг другу живыми в плен не сдаваться. Это было в России, а там было не до шуток, там было все серьезнее некуда. Вот и настал мой час! Патрон дослан в патронник, и еще один торчит в обойме. Ну, что? Выполним клятву? Или же она оставалась в силе только на Восточном фронте? А здесь? Неужели здесь иные правила в ходу? Одна за другой текут минуты. Невольно гляжу на кусок металла в руке. На долю секунды в памяти всплывают лица жены, детей… Трудно, ох как трудно принять такое решение! А партизаны всего-то в паре метров от моего убежища. Отчетливо вижу их лица, на одних запечатлелась жестокость, другие, напротив, выглядят, как самые обычные штатские, лишь по необходимости взявшие в руки оружие.

Их предводитель вновь предлагает мне сдаться. Рядом с ним стоит мальчишка, лет, наверное, четырнадцати. Наверняка его сын. У мальчишки в руках карабин.

И вдруг мальчишку будто осенило — он, что-то лопоча, показывает на дверь и на камень. Дело в том, что рядом с камнем кусок земли остался сухим. Стало быть, камень сдвинули с места совсем недавно. Отец снова требует от меня сдаться по-хорошему.

Партизан стреляет прямо через дверь и просит у своих товарищей парочку ручных гранат. Потом стреляет еще и еще, пули разбивают доски в щепы, заставляя меня искать угол подальше от входа.

Не выдержав, кричу старшему:

— У меня ваш сын на мушке! Понял? Сдержишь обещание?

Отец инстинктивно прижимает мальчика к себе, после чего повторяет обещание обходиться со мной гуманно.

Ну, вот и все. Единственное, на что остается надеяться, так это на то, что сюда подоспеют мои товарищи и вызволят меня. Бросаю обойму в один угол, пистолет в другой. Что же за странное чувство обреченности? Видимо, это и есть плен.

Медленно приоткрываю дверь и, выйдя наружу, подхожу к предводителю группы партизан. Кое-кто из них готов тут же наброситься на меня. На меня направлен, наверное, с десяток стволов. Все кругом молчат. Не обращая внимание на оружие, пытаюсь встретиться взглядом с отцом мальчишки. Тот жестом велит опустить оружие. Недовольно ворча, его товарищи повинуются приказу. Мне приказано следовать к церкви. По пути партизанский вожак рассказывает мне, что, дескать, побывал в эту войну в Германии на принудительных работах, но, поскольку там отношение к нему было вполне нормальным, мстить ему не за кого и не за что, вот поэтому он и не собирается выступать в роли предводителя банды убийц. Хотя, добавляет он, иногда нелегко бывает удержать молодых парней не шлепнуть «фрица» на месте.

Макс Борнхефт так и лежит на дороге. У него рана в верхней части бедра. Доставляем его в полицейский участок, где ему делают обезболивающий и противостолбнячный уколы. Сельский врач — сама готовность помочь и услужить. Даже желает Максу скорого возвращения домой.

Один из полицейских извлекает из кармана наручники и защелкивает их у меня на запястьях. Острая боль пронзает руки. Партизаны с ухмылкой глядят на меня. Все!