Отрада округлых вещей

ВОЛШЕБНИК

Нелегко проявлять строгость к себе самой, когда весь мир глубоко погрузился в зиму. Фрау магистр Аннамария Перхталер прошла в комнату сына с гитарой и МР-З-плеером. За окном виднелись витрины турфирмы, такие темные, что в них можно было разглядеть лишь словно нарисованные мелом отражения велосипедов, стоящих на противоположной, то есть ее собственной, стороне улицы. Вчера вечером она снова забыла задернуть шторы в комнате Марио.

Теперь каждое утро на тротуарах лежал свежий, еще не истоптанный, пока еще белый снег. В последнее время казалось, будто он не выпадает, а просто прирастает за ночь. Большинство деталей городского пейзажа зимой представали куда более мягкими и округлыми, а утешение, даруемое круглыми вещами, есть что-то, к чему, по счастью, невозможно привыкнуть даже за целую человеческую жизнь.

Маленькие наушники плеера у нее в ушах были скрыты волосами, которые она сегодня с утра распустила по плечам. Вращая крохотное колесико, она делала музыку громче, пока не заглушила все остальные звуки. Сегодня она выбрала «Slayer», ужасную дрянь, монотонную и скучную, но обладающую нужным драйвом и силой. Она погладила сына по лбу и повернула его голову, так, чтобы казалось, будто он смотрит прямо на нее. В последнюю неделю она пыталась слушать группу «Му Bloody Valentine», но ее вещи в конце концов оказались слишком эмоциональными, несмотря на весь фон, создаваемый «гитарной стеной». Она держала Марио за руку и улыбалась ему. Потом положила другую руку ему на грудь и несколько раз надавила слегка — так, что Марио упруго приподнялся и опустился у себя в постели. Прошло шестнадцать лет, а он ни на день не повзрослел, с сентября тысяча девятьсот девяносто девятого. Она прижалась к его ладони щекой и поцеловала ледяные пальцы. Взгляд ее упал на комнатную лилию в подвесном горшке. Надо будет ее полить.

Аннамария положила гитару на грудь Марио. Потом взяла его руки, помассировала, изгоняя накопившееся за ночь оцепенение, и поместила их так, словно Марио играет сам, пристроив левую на грифе, а правую — на корпусе, чтобы она покоилась на струнах. Правильный угол она искала несколько месяцев. На самом деле все зависело только от угла, он автоматически обеспечивал правильный баланс и распределение веса. Гитара пребывала на груди у Марио в абсолютном равновесии, пальцы его лежали на струнах совершенно естественно, голова покоилась во впадине подушки, по форме напоминавшей раковину для мытья в парикмахерской, а глаза, подобно поисковым прожекторам, смотрели немного в разные стороны. С правым глазом дело обстояло плохо, даже теперь, семь лет спустя, в нем виднелась белесая тень, конец света.

В паузе между двумя песнями Аннамария закрыла глаза. Потом рев начался снова, она посмотрела сыну в лицо и сказала, что сегодня вечером, наверное, его побреет. Ее собственный голос музыка не заглушала, но воспринимался он все же как чужой, но это было терпимо. Лилия в подвесном кашпо, казалось, вот-вот перевернется и упадет на пол. Надо же, как быстро она растет, прошла всего неделя, а уже появился новый побег, всё по одной и той же программе, делить и размножать, надо же, правда. Аннамария подошла к окну и открыла его. «Впустим немножко свежего воздуха», — произнес ее голос, а барабанщик «Слейера», как оглашенный, шарахнул по своим тарелкам. Она снова обернулась. «С этим фокусом, когда он как будто держит гитару, я могла бы выступать перед публикой, — подумала она. — Конечно, не перед любой публикой, только перед специалистами, сиделками, медсестрами и так далее, они-то точно знают, как трудно добиться такого равновесия. Это все равно что контактное жонглирование двумя стеклянными шариками». Действительно, Марио как будто держал гитару сам. Если бы он стоял, можно было бы предположить, что он играет какое-то безумное, бесконечное соло. Выражение его лица как раз подходило — и полуоткрытый рот, и лицо, которое в зависимости от того, как падает свет и под каким углом на него взглянуть, могло показаться и удивленным, и восторженным, и смертельно испуганным. Собственно, оно у него всегда выглядело так, словно он вот-вот запоет. Это она заметила, когда однажды смотрела по телевизору выступление хора, отключив звук. У Марио был совершенно такой же вид. За исключением вмятины на голове, как у водяных-каппа из японских сказок, у которых на затылке помещалось что-то вроде блюдца для воды. А в блюдцах — огуречный рассол или что-то подобное, подробности истории она уже не помнила и старалась по возможности мысленно к ним не возвращаться.

Она подождала, пока начнется следующая песня, их оставалось еще четыре или пять, потом своими пальцами взяла пальцы Марио и сыграла ими несколько нот на гитаре. «Динь-динь-дон», — вообразила она, но ничего не услышала. Ощутила только вибрацию струн, приятное чувство, по крайней мере, вначале. Спустя некоторое время ее пальцы и кожа на руках всегда краснели и покрывались пятнами, скорее всего это гитарные струны вызывали аллергическую реакцию.

Раздался звонок мобильного. Рингтон был специально выбран такой, чтобы пробиться даже сквозь ревущий трэш-метал: это был пронзительный крик ребенка. Его она установила несколько месяцев тому назад. С тех пор она редко пропускала звонки. Услышав крик, который на секунду даже прерывался, внушая ужас, когда ребенок, подавившись, заходился странным, неестественно тоненьким кашлем, она начинала действовать быстрее, чем обычно. Чтобы достать мобильник из кармана, ей теперь требовалось не более двух секунд. Вот и сейчас она за секунды выбежала из комнаты Марио и спасла орущий гаджет от печальной участи. Нажала «Ответить» и, поскольку на дисплее высветился незнакомый номер, назвалась полным именем.

— Привет, это Юрген. Из «Вевэ-эскорта». Я хочу подарить тебе незабываемый вечер. Как мне тебя найти?

— Послушай, незачем говорить таким тоном, — сказала Аннамария. — Будем вести себя, как нормальные люди, окей?

— Окей, конечно, — согласился ее собеседник. — Пожалуйста, как скажешь. Sorry.

Когда он говорил нормальным голосом, то производил очень приятное впечатление. Аннамария решила, что у него, наверное, есть небольшая бородка. А может, растительность над верхней губой. Что ж, посмотрим. Она дала ему адрес и объяснила, в какую дверь звонить.

Вернувшись в комнату сына, она взяла из его вялых рук гитару. Хватит на сегодня упражнений. Молодой человек — как его звали? Не важно, это все равно не настоящее имя. Разумеется, он еще не скоро у них появится. Когда она по телефону объясняла ему дорогу, казалось, что он не очень понимает, где это. Может быть, он живет где-нибудь на окраине или еще дальше, совсем уж за городом, в одной из четырнадцати зон. При мысли об этом ее на мгновение охватила дрожь, однако она твердо решила ни о чем подобном его не расспрашивать. В сущности, не играло никакой роли, откуда он. Если будет делать то, за что она ему платит.

Она промокнула Марио губы полотняным платком, который использовала для этой цели всегда ровно три дня, потом от него начинал исходить настолько сильный запах, что приходилось его срочно стирать. Со времен аварии железы внутренней секреции у Марио функционировали неправильно. Хотя больше всего пострадал череп, однако и в остальном что-то тоже разладилось. Иногда ей казалось, что его тело неуклонно накапливает токсины. Что в нем произошел запуск аварийной программы, механизма саморазрушения, как в шпионских фильмах, с обратным отсчетом. Ее не удивило бы, если бы выяснилось, что организм ее сына медленно, с помощью малых, микроскопических средств, еще оставшихся в его распоряжении, изо всех сил старается окончательно уничтожить себя. Подобные попытки достичь гармонии глубоко ее трогали.

До появления гостя нужно было еще успеть принять душ. Она надела на Марио шапку-бини — чтобы скрыть вмятину на голове — и хотела уже выйти из комнаты, но остановилась и еще раз посмотрела на него. Нет, так не годится. Он только вспотеет в этой шапке. Если бы он мог двигаться, то точно стащил бы ее с головы. Она вновь сняла с сына шапку и, не глядя на него, тихо попросила прощения.

Стоя под душем, она обильно намылилась. Сначала выдавила на ладонь несколько капель масла, потом геля для душа из двух почти одинаковых флакончиков, то и дело выскальзывавших из рук. Присела и направила струю воды между ног. Вытерлась и почистила зубы. Потом натянула махровый халат, синий, с аппликацией сбоку в виде маленькой звездочки

*

Интересно: здороваясь, он поцеловал ей руку. Бородка, которую она вообразила, слушая его голос по телефону, у него и вправду была — маленькая и невыразительная. Она любезно спросила его, не хочет ли он сразу решить все финансовые вопросы. Кажется, предложение его позабавило, но может быть, он просто нервничал. Пожалуй, увидев ее, он испытал облегчение. Он явно привык ко всяким ужасам, к огромным, жирным теткам, с лицами, морщинистыми как печеное яблоко. «Я все-таки еще могу нравиться», — подумала Аннамария.

Обычно он берет пятьдесят за час, сказал Юрген, но ему передали, что на сей раз его снимут на всю ночь. Тогда четыреста пятьдесят. У него есть еще игрушки в машине, он может за ними сходить, они включены в стоимость.

— Не нужно, — сказала Аннамария. — Но прежде, чем заплатить, я хотела бы показать тебе комнату, в которой мы проведем ночь. Ты согласен?

— Конечно, — заверил он и двинулся за ней.

Первая реакция. С самым сильным любопытством она всегда ожидала именно этого момента. Она почти что радовалась ему, воображала его в мельчайших деталях. Юрген замер на пороге, глядя на Марио.

— Добрый день, — наконец произнес он.

«О, он из тех, кто здоровается, — подумала Аннамария, — как мило». Она-то приняла его за одного из болтунов, которые сразу начинают нести всякую чушь с места в карьер.

— Мой сын Марио.

— Ааа…

Юрген отпрянул. По его лицу трудно было сказать, что он чувствует. Бровями, как свойственно людям, испытывающим отвращение, он не играл, ничего такого она не заметила. Аннамария спокойно смотрела на него.

— Всё в порядке?

Он прикусил нижнюю губу. Отвел глаза.

— Что, прямо здесь?

— Да.

— Я, мы, что, должны будем прямо здесь?

Аннамария кивнула.

— Перед ним?

— Тебя это напрягает?

Ядерный реактор расплавился, на удивление быстро, однако на самом деле не так уж и неожиданно.

— То есть как это? Вы это серьезно?

Интересно, он вдруг перешел на «вы». Стремясь сохранить дистанцию. Возвести защитные укрепления.

— Я могу доплатить, — спокойно сказала она.

— Нет-нет, я не могу, — заторопился он. — Sorry. Это абсолютно…

Он повернулся и пошел к двери.

— Он все равно ничего не видит, не слышит и не воспринимает, — произнесла Аннамария уже тише, но по-прежнему отчетливо различимо.

Юрген остановился и покачал головой.

— Нет, не могу, — повторил он. — Есть те, ну, понятно, само собой, есть те, кто согласился бы. Если хотите, могу дать вам телефон одного такого, вот он действительно готов на всё.

— Вернись, — мягко попросила Аннамария. — Познакомься с ним по крайней мере.

Она протянула руку и поманила его к себе.

— Ах, черт. Окей, извините.

Он неуклюже зашагал к ней, как школьник, вызванный к доске.

— Я не говорю, что это какое-то безумное, болезненное желание или что-то подобное, — произнес он со вздохом. — То есть, если это ваша фантазия, окей, меня это не касается. Я только не могу, когда на меня смотрят, вот и все.

Она затащила его в комнату. Его тело, все его существо теперь работало в режиме вежливости. Он смирился с тем, что ему приходится переживать. Мысленно он уже шел по холодной улице домой, оставляя на снегу следы. Аннамария внимательно рассматривала черты его лица. Они уже не казались такими напряженными, как недавно. Время от времени они словно приоткрывались, позволяя ей заглянуть в глубину.

Два последних метра он прошел с трудом. Отнял у нее руку, покачал головой, с беспомощным видом махнул в сторону кровати. Да, конечно, он заметил вмятину у Марио на голове. Блюдце водяного-каппы.

— Ничего страшного, — сказала она. — Я тебе все равно заплачу. За то, что ты ко мне приехал.

— Да не стоит, — сказал он. — Я тогда пойду, ладно?

— Я только хотела тебя с ним познакомить, это же нормально, правда? И ничего больше. Ты можешь уйти в любой момент, когда решишь, что это все слишком тяжело.

Последовала довольно долгая пауза. Юрген глядел на Марио. Глаза Марио были устремлены в какую-то иную область, на две различные точки в пространстве. Аннамария взяла его голову и осторожно повернула так, чтобы левый глаз, тот, что по-прежнему регулярно моргал, смотрел прямо в лицо Юргену. Марио, как младенец, зачмокал губами, рот его медленно открылся и снова закрылся.

— Ты уверен, что хочешь уйти? — спросила она.

— Ну, да, — ответил Юрген. — Я не могу. Но я уже говорил, я уверен, найдутся те, кто…

Он сделал извиняющийся жест.

— Да, — произнесла Аннамария, вложив в свою интонацию все разочарование, на какое была способна. — Совершенно опустившиеся. Джанки. Конечно, они на все согласны. Но ты же не джанки. Ты культурный, хорошо воспитанный молодой человек, на вид такой приличный.

Юрген опустил глаза в пол, беспомощно приоткрыв рот.

— Можно у вас кое-что спросить?

Сердце у нее сжалось, щеки слегка разгорелись.

— Можно у вас спросить, почему вы… Почему вы хотите заниматься сексом у него на глазах? Мне просто интересно. То есть, если не хотите отвечать, — не отвечайте, пожалуйста.

— Ну, сам посуди, — начала Аннамария, взяв руку Марио в свою, — он все равно ничего не видит, не слышит и не воспринимает.

— Что? Не может быть, еще как воспринимает!

Аннамария закрыла глаза. Слышать такое было каждый раз несказанно хорошо. Эта фраза была как поцелуй между лопаток. Она выдержала паузу, стремясь насладиться этим мгновением до последней капли. Потом вернулась в реальный мир и сказала:

— Деньги ты получишь.

— Можете мне не платить, честно. Я же ничего не делал, значит…

— Хочешь есть?

Юрген переминался с ноги на ногу, как узник в оковах.

— Не знаю, — сказал он. — Лучше я пойду.

— «Юрген» — твое настоящее имя?

На это он не ответил.

— У меня есть картофельная запеканка в холодильнике. Если хочешь, могу тебе разогреть. Пообедаем вместе, ты получишь деньги.

Он по-прежнему молчал.

— Ну, что скажешь? — спросила она.

Он сдержанно вздохнул, на манер мужественного ковбоя, словно хотел сказать: «Боже мой, с чем только ни приходится мириться на этом свете». «Ты об этом и понятия не имеешь», — подумала Аннамария.

Когда она поставила перед ним тарелку, от которой шел пар, он поблагодарил. Потом положил себе салфетку на колени. Действительно хорошо воспитан. Как же он дошел до работы в эскорт- агентстве?

— Осторожно, горячая, — предупредила она. Он молча отрезал кусочек, пожевал, улыбнулся ей и кивнул.

— Вкусно?

— Ммм… Большое спасибо.

— Знаешь, а ты и правда милый.

— Ну…

— Нет, правда, ты очень вежливый.

Он откусил еще кусочек, пожевал, снова улыбнулся. Потом показал на солонку. Она передала. Интересно: когда он посыпал запеканку солью, мизинец у него загибался в сторону.

— Я рада, что тебе нравится.

Он пожевал, проглотил. Потом сказал:

— Вы не обязаны мне платить, правда.

— Нет, так будет лучше. В конце концов, ты ко мне пришел. Надо было бы заранее сказать тебе, как я… как я это себе представляю.

— Да, — откликнулся он. — Сожалею, но тогда, у него в комнате… Я не хотел вас обидеть.

— Обращайся ко мне на «ты», как раньше, хорошо? — перебила она его.

— Окей, я… Я не хотел тебя обидеть, тогда, у него в комнате. Ни тебя, ни твоего сына. Дело только в том, что я просто не смогу, физическая составляющая откажется в этом участвовать.

Она невольно улыбнулась. Надо же, «физическая составляющая».

— Ну, хорошо, не буду настаивать, — сказала она.

— Он попал в аварию или…

— Да, восемь лет тому назад. Из-за автомобильной шины.

Она подождала, не попросит ли он взглядом, жестом или каким-нибудь осторожным замечанием завершить неоконченную фразу. Но он только кивнул, как будто понял, и продолжал есть.

— Девяносто девять процентов своего времени я провожу, представляя себе, что он воспринимает все, что происходит вокруг. А один процент, который у меня еще остается, пытаюсь хоть как-то использовать, понимаешь?

Она посмотрела в окно. Деревья на соседнем участке качались от ветра.

Он кивнул.

— На самом деле меня зовут не Юрген, — сообщил он, — а Крис. Но в «Вевэ-эскорте» и так уже три Криса.

Аннамария прижала руку к обратной стороне столешницы.

— «Крис», — произнесла она, — да, это красивее, чем «Юрген».

— Ну, не знаю, — засомневался он, — по-моему, нет. «Юрген» мне больше подходит. Но мы же не несем ответственности за свое имя. В смысле, его же родители дают.

Он доел и сидел перед пустой тарелкой. Похоже, ему действительно понравилось.

— Вот, четыреста пятьдесят, — сказала Аннамария.

— Нет, так нельзя, — запротестовал Крис, — да к тому же за целую ночь, пожалуйста, не надо…

Он удержал ее руку, чтобы она перестала выкладывать купюры на стол.

— Все нормально, не надо, — заверил он. — Спасибо за обед.

Аннамария оставила деньги на столе. Потом провела указательным пальцем по нижней губе, словно бы что-то обдумывая, и сказала:

— А что если ты останешься на ночь? Просто так, без… — Она показала в сторону детской.

— Не знаю, — сказал Крис.

Лицо его снова приняло несколько испуганное выражение.

— Ты милый, правда, — произнесла Аннамария. — Ты настоящий джентльмен.

Он провел рукой по подбородку.

— Ты уже так делал раньше? Просто разговаривал с кем-нибудь все время, и все?

— Ну, да, — кивнул Крис. — Конечно. Случается. Но с женщинами довольно редко.

— Они не хотят разговаривать?

— Нет, почему, бывает.

— Но не очень часто.

— Да, нечасто.

*

Крис сидел, прислонившись к батарее в родительской спальне, и выглядел при этом очень симпатично. Натренированное тело, это было заметно. От него очень приятно пахло. И он явно ухаживал за своей кожей.

— А самое безумное из того, что тебе приходилось делать? — спросила она, протягивая ему свою сигарету.

Он глубоко затянулся.

— Уже не помню, — помолчав, сказал он. — Но в первый год точно делал какие-то вещи, которые сейчас не стал бы.

— С мужчинами?

Он покачал головой.

— Никогда? Ни разу?

Крис немного подождал, потом улыбнулся и сказал:

— Понятия не имею. Я эти времена помню как в тумане.

Аннамария протянула руку, и он передал ей сигарету.

— А ты не мог бы снять рубашку? — попросила она.

Одно плавное, уверенное движение плеч, и рубашка слетела на пол. У него был красивый торс. Особенно грудь. Крепкие, гладкие, совершенно безволосые мышцы.

— А ты не хочешь… Может быть, мы?… — нерешительно спросил он. — Ну, если уж я все равно остаюсь и ты мне заплатишь…

— Нет, — перебила она его. — Я не для того… Не важно. Нет.

— Окей, ясно.

Кажется, он испытал некоторое облегчение. Аннамария села на кровать и посмотрела на него.

— Умеешь показывать фокусы? — спросила она.

— Фокусы?

— Да, фокусы. Растворять монету в воздухе. Или сгибать ложки.

— Сгибать ложки?

— Ну да, что-то вроде этого, — пожав плечами, сказала она.

— Нет, думаю, нет.

— Выходит, родители не научили тебя фокусам?

Крис бросил на нее удивленный взгляд. Его губы сложились, готовясь произнести какой-то неслышный звук, не то «в», не то «ф», однако он промолчал. Просто покачал головой.

— Жаль, — сказала Аннамария и откинулась спиной на кровать, — я люблю фокусы.

— Фокусы я делать не умею.

— Но видел же хоть раз?

— Да.

Она немного подождала, потом закрыла глаза и сказала:

— Включить музыку?

— Окей, — ответил Крис.

Ей всегда казалось, что гитара, которая зазвучала из динамика, слишком уж дребезжит. Вероятно, дело было в том, что музыку эту записывали много лет тому назад на микрофон, который сильно искажал звучание. На такую дешевую дрянь.

— Тебе нравится? — спросила она.

Он кивнул.

— Да, ничего себе. Саунд что надо.

— Крис?

— Да?

— Я бы хотела… взять в рот, если ты не против.

На секунду он замер от ужаса, но потом переключился в профессиональный регистр. Глаза его приняли особое выражение, которое можно было описать словами «транзакция выполняется».

— Да, — сказал он. — Конечно. Мне перейти на кровать?

— Нет, оставайся там.

Он вновь прислонился спиной к батарее. Ей показалось, что ему немного неудобно, и ей это понравилось. Она расстегнула его ремень и спустила штаны. Член его был еще вял, забился в угол, но все-таки она взяла его. Спустя всего несколько секунд она почувствовала, как он ожил.

Сначала она старалась не замечать звуки, которые он издавал, но потом попросила его замолчать, пожалуйста. Он тяжело дышал, но сдерживался. Больше у него не вырвалось ни одного преувеличенного стона.

На мгновение она выпустила его и вскинула на него глаза. Ее волосы упали ему на бедра.

— По-твоему, я симпатичная? Скажи честно.

Он кивнул.

— Да.

— Правда?

— М-да.

— И… Тебе нравится, когда я так делаю?

— Да.

— А что ты чувствуешь?

— Тепло, приятно, сексуально.

Голос его снова зазвучал по-дурацки, как в начале телефонного разговора. Поэтому она решила пока больше ни о чем его не спрашивать. Она вновь забылась, вдыхая его запах и ощущая теплую, твердую, упругую кожу у себя во рту. Она полизала выступающие вены на нижней стороне, при этом глубоко вдыхая и выдыхая, — хорошо, что ее простуда почти прошла и нос у нее уже не заложен.

Она остановилась и посмотрела на него.

— Тебе было хорошо?

— Продолжай, — сказал он своим сексуальным голосом.

— Говори по-человечески, — приказала она.

Он засмеялся, тяжело дыша, смущенно. Потом покачал головой, словно не может поверить, что с ним здесь происходит.

— По-твоему, я больная, ведь так? — спросила она.

— Что? Нет-нет, почему…

— Тогда пойдем со мной в комнату.

— Я…

Он чуть было не поперхнулся, не зная, что и думать. В сознании его произошло что-то вроде системной ошибки. Взгляд стал похож на взгляд животного, попавшего в западню.

— Пожалуйста, — взмолилась она, — я заплачу вдвое.

— Ооо, — простонал он, откатился набок и спрятал член обратно в штаны. — Fuck, о, нет, я не могу. То есть, я хочу сказать, я очень сожалею…

— Шшш, — прошептала Аннамария, приложив палец к его губам. — Пожалуйста, не произноси это вслух.

Теперь он был буквально загнан в угол. Пока она не двигалась, он не мог встать, не опрокинув ее. Он взялся рукой за теплую батарею.

— Что не произносить? — спросил он.

На лице его было написано отчаяние.

— Не говори о моем сыне.

— Я лучше пойду.

Крис встал, для чего ей пришлось отодвинуться, и застегнул брюки. Потом поднял с пола и надел рубашку. Она по-прежнему сидела, не шелохнувшись.

— Я тоже что-нибудь для тебя сделаю, — сказала она. — Что-то, что тебе нравится. Стану перед тобой на колени, если хочешь.

— Спасибо, но…

Он выбросил вперед руку, как человек, пытающийся удержать собаку, которая хочет на него броситься.

— Все нормально, — заверил он. — Я пойду.

— Тысячу евро, — взмолилась она.

Он глубоко вздохнул, утомленный, измученный.

— Две тысячи. Всего за два часа. В комнате.

— Боже мой, — вырвалось у Криса.

Она встала, схватила его за руки и попыталась мягко увлечь его за собой.

— Ничего же не получится, — начал он.

Она тотчас же отпустила его.

— То есть? Что ты хочешь этим сказать?

— Да ничего.

— Нет, объясни. Пожалуйста.

— Ничего не получится, это не сработает.

Теперь он говорил почти шепотом. Положив одну руку на грудь, словно приносил клятву.

— Ты имеешь в виду «физическую составляющую»? Ты можешь и не возбуждаться.

— Нет, я не о том, — сказал он и, судя по его лицу, ему было нелегко завершить свою мысль. — Это не поможет… То есть, это не сработает. Так, как вы себе это представляете.

Последовала долгая пауза. Время журчало в пространстве, как маленький комнатный фонтанчик. Аннамария положила руку ему на плечо и дала понять, что он может идти. У входной двери, пока он надевал кроссовки, потертые и не новые, ношенные по крайней мере года два-три, она снова протянула ему несколько купюр, и он снова отказался их взять.

— Попрощайся с ним все-таки.

— Ну, я не знаю.

Силы его были на исходе.

— Я должна перед тобой извиниться, — сказала Аннамария. — Ты хорошо воспитанный, приятный молодой человек. А я так с тобой обращаюсь. Я очень сожалею. Можешь идти, но сначала, пожалуйста, попрощайся все-таки с ним. А потом я оставлю тебя в покое.

Он боролся с собой, и видеть это было очень приятно. Трогательное зрелище.

Потом он вновь разулся и прошел в детскую. Он даже подождал, пока Аннамария подойдет к нему, и тогда помахал рукой в сторону постели.

— До свидания, — сказал он.

— До свидания, — произнесла Аннамария.

Теперь она его отпустила. Тяжело ступая, он прошел в ворота, мимо ее машины. На ходу он обмотал шею шарфом и надел перчатки. Аннамария невольно улыбнулась.

Она заперла входную дверь и вернулась в спальню. Переоделась, легла на кровать и достала из шкафа несколько буклетов. Напротив каждой фотографии значился номер мобильного телефона. И так как она двигалась по списку снизу вверх, то есть в обратном алфавитном порядке, на очереди оказались Эрнст, а за ним Эдвард. Эдвард был однозначно симпатичнее Эрнста. У него было открытое, веснушчатое лицо и белокурые волосы. «Исполняет любые желания», — значилось под фотографией. Она усмехнулась и провела ногтем по крохотному, высотой в дюйм, лицу юноши. Ей подумалось, что этот, пожалуй, способен ощутить на себе в темном углу комнаты взгляд Марио и сказать об этом легко и изящно, как это умеют лишь немногие молодые люди. Это, единственное, свойство Аннамария научилась угадывать в людях едва ли не идеально.