Отрада округлых вещей

СУЗИ © Перевод Александра Белобратова

В туалете эротического клуба «Bang or Whimper»[95] шестнадцатилетний Марсель Лобль написал номер своего телефона на стене кабинки. За полчаса до этого он и его друзья Макс и Даниэль прошмыгнули в заведение: поглазеть на женщин, которые как безмолвные посланницы эротических Sci-Fi-каналов расхаживали между столиками; удалось им пару минут попялиться и на неожиданное чудо на металлическом шесте: на голую женщину, которая, зажав согнутыми коленями штангу, висела в метре над подиумом. Она торчала на шесте, словно роскошный живой ветвящийся Python.[96] Вот только аплодисментов было не слышно — народ кругом был, должно быть, здорово впечатлен увиденным. Ну а потом появился тот мужик. Огромный и бородатый, с таким здоровым цветом лица. Он без особого шума, заботливо и без суеты выставил подростков из клуба, молчаливо сочувствуя их положению.

Марселю повезло, он как раз стоял в сторонке и смог незаметно улизнуть в туалет. Друзья, наверное, уже ждали его снаружи, на холоде. Разумеется, ему следовало к ним присоединиться: вечер ведь состоялся, ему удалось увидеть будущее.

Он посидел еще немного на стульчаке с закрытой крышкой и внимательно ознакомился с восхитительными росписями на стенках. Здесь были представлены все, какие только возможно, имена, в основном женские, а под ними — зазывные надписи и номера телефонов. OLGA IS А FILTHY FUCK PIG.[97] Или: АНАСТАСИЯ — СОСУ ВСЁ. Там и сям сердечки, звездочки, раскрытые губы. И тут ему в голову пришла идея. То есть, не совсем идея, скорее откровение. Он неожиданно вспомнил о женщине, которая извивалась под музыку на шесте — с неописуемым изяществом, словно земное тяготение было над ней не властно. Марсель понял, что еще много месяцев будет наслаждаться своими воспоминаниями об этом зрелище. А вот как она выглядит, когда возвращается к себе домой? Наверняка, как обычная женщина. Перед его мысленным взором предстала женщина в повседневной одежде, в руках — сумки с продуктами. Вот она открывает дверь квартиры. Вот сидит перед телевизором. Есть у нее дети? Как ты будешь себя чувствовать, если ты — один из ее детей?

Я сын этой… Этой самой…

Остальное произошло как-то само собой. На стенке туалета маркером Марсель написал номер своего сотового телефона. МОЙ РОТИК ЖДЕТ ТЕБЯ, — приписал он ниже. И захихикал. Если бы его друзья видели, каким педиком он сейчас выглядит! Но для него дело было совсем в другом. Он долго раздумывал, какое женское имя выбрать.

В туалетную комнату кто-то вошел.

«Эй, ты, выходи уже», — произнес чей-то голос.

«SUZY» — написал Марсель. Потом открыл дверь кабинки и послушно последовал за охранником, который и в этом случае вел себя вежливо и с юмором, выставляя мальчишку за двери клуба.

Друзья в самом деле ждали его на улице. Пошел легкий снег. Уличный фонарь, словно зачарованный, утопал в облаке танцующих белых точек, обретая сходство то ли с медузой-ночесветкой, то ли с тест-таблицей на экране.

Перед входом в клуб стояла группка голубых, двое из них обжимались и целовались. Остальные кучковались вокруг, курили, показывали друг другу какие-то картинки на своих смартфонах. Марсель с любопытством уставился на них, они смахивали на ожившую сцену телепередачи «В ночном эфире», хотя далеко не столь волнительную, по сравнению с тем, что он только что видел в клубе. Даниэль тоже косился на них, прежде всего опасаясь, как бы они сейчас не стали к ним с Максом приставать. Его отец был стоматолог, как и отец Марселя.

— Ты только погляди на них, — сказал Даниэль.

— Да уж, — ответил Марсель.

Первый раз ему позвонили в субботу утром. Марсель был дома, сидел в своей комнате. Телефон на письменном столе мигал, номер не определялся. Он некоторое время раздумывал, отвечать или нет, но потом нажал кнопку и произнес:

— Алло?

— Это Сузи?

Высокий мужской голос.

— Да, только знаете, — сказал Марсель, возвысив голос так, чтобы было больше похоже на детский, — к сожалению, Сузи сейчас не может подойти к телефону.

— Извините, — произнес голос.

— Я ее сын.

— Окей… Такая неприятность.

Глубокий вздох, и звонивший повесил трубку. Марсель сидел, уставившись на телефон. В самом деле — рука у него дрожала. Он положил телефон на стол. И пульс тоже того… Он встал и немного походил по комнате. Его бросило в жар. Марсель открыл окно и высунулся наружу. Струйки дождя. Черепица на крыше. Холодный воздух. Лучи солнца сквозь стволы деревьев, выстроившихся в аллею на краю квартала.

— Fuck, — тихо произнес Марсель, — fuck, fuck, fuck, fuck…

В самом деле, какой-то тип позвонил. Ну, хорошо, почему бы и нет, ведь номер телефона написан на туалетной стенке. Марсель встряхнулся и захихикал. Сработало. С ума сойти. Почему все так просто? Почему люди вот так запросто берут и звонят, это ведь дурость собачья. Все слишком примитивно. Ему пришло в голову, что он кое-что знает о том, кто звонил — этот мужик был тогда в туалете. Во второй кабинке слева. Это ведь было единственное место, где он оставил номер. Разве что был еще какой-нибудь тип, который каждый вечер проверял кабинки и списывал все номера, а потом их рассылал непонятно кому. Может даже…

Марсель бросился к ноутбуку. Баузер, как всегда, жутко тормозил. Марсель забил в поиск номер своего телефона, со слэшем между цифрами оператора и своим номером, потом еще раз — без слэша, подряд, и еще раз — с пробелом. Слава Богу — ни единого результата, о Господи… Как это все объяснить? Да нет, все окей, номер был только там, в кабинке. Все на самом деле очень просто.

Телефон снова загудел. Марсель отступил на шаг. Это была всего-навсего эсэмэска от Рене, он хотел узнать, не поздно ли еще составить ему компанию — посмолить трубку на парковке. У него есть эфиопский табак, написал Рене, понос гарантирован на 100 %. Марсель написал в ответ:

ЖУТКО КРУТО СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ НЕ МОГУ СЕМЕЙНЫЕ РАЗБОРКИ

В конце изображение ножа из таблицы ASCII. Рене ответил смайликом с «X» вместо глаз и «р» вместо высунутого языка.

ВСЕ ПУТЕМ ОЧ ПРИКОЛЬНО — написал Марсель.

Диалог на том и закончился.

Второй звонок раздался ранним утром того дня, когда Марсель должен был выступать с рефератом о Константиновом даре. Подготовился он так себе. Кроме того, сегодня — он узнал об этом из интернета — был особый день: World Opabinia Day. Марсель нашел объяснение этого слова. Опабиния — вымершее животное, ископаемые останки которого обнаружены в отложениях кембрийского периода. У него пять глаз на голове, хобот и пластинчатый панцирь. Обитало оно в воде, выживало, несмотря на непарное количество глаз, но все же в конце концов вымерло.

— Отложи в сторону эту проклятую штуку, — сказал отец, когда они сели завтракать.

Ирис, сестра Марселя, ерзала на стуле и нервничала: у их класса горнолыжная неделя начинается.

— Это вредно, — сказал отец, — для шейных позвонков, для нижнечелюстного сустава, для блуждающего нерва. Из-за того, что голова постоянно наклонена, может даже возникнуть хиатальная грыжа. Отложи сейчас же.

— Да я уже не смотрю.

— Убери совсем.

— Окей, окей.

В эту секунду телефон зазвонил. Отец Марселя нервно выдохнул и отложил вилку с ножом.

— Извини, — сказал Марсель, — Это Рене звонит. По-поводу реферата.

Отец развел руками.

Марсель взял телефон и ушел в свою комнату.

— Алло!

— Алло! Как нам лучше всего встретиться?

— Извините, но это ее сын. Она вам перезвонит. Только не говорите ей, что я снял трубку.

Длинная пауза.

— Гм. Вот как. Без проблем.

Мужской голос пробормотал что-то на автомате, как это бывает, когда звонящий уже готов повесить трубку. Марсель быстро ответил:

— Она оставила телефон в моей комнате. Но мне нельзя выходить, когда у нее клиенты. Она целый день держит меня взаперти.

Звонящий издал какой-то странный звук. Трубку он, должно быть, уже отнял от уха и готов был нажать отбой, чтобы закончить разговор, но потом вновь раздался его голос. Он глубоко вздохнул и спросил:

— Сколько тебе лет?

— Десять.

— Не расслышал, сколько? Тринадцать?

— Нет, десять.

— Бог ты мой. Вот как. Это худо. И она не выпускает тебя из комнаты?

— Да, когда у нее клиенты. Она на сто процентов за этим следит.

Последовала долгая пауза. Марсель пальцами расправил уголки губ, поднявшиеся в ухмылке, и соображал, что говорить дальше. До сих пор все шло как по маслу. Нельзя было вдруг испортить игру. Он отдал бы все, чтобы остановить реальность, как фильм, нажав на паузу или на «стоп».

— Она с тобой плохо обращается? — спросил мужчина.

— Не знаю. Не то чтобы очень. Но…

— Расскажи мне.

Снова молчание. Марсель взглянул в окно. На улице какой-то человек выгуливал целую свору собак. На поводке, от которого ответвлялись маленькие, тонкие поводки. И собаки были маленькие и тощие, словно крысы.

— По голосу не скажешь, что тебе тринадцать, — сказал мужчина.

— Мне десять.

— Гм, — невнятный треск в трубке, — верится с трудом, гм.

— Во что?

Проклятие, голос его съехал в низкий регистр.

— Я сказал: мне трудно это себе представить. Все эти дела с твоей матерью. И все такое.

— Да, она меня выпускает только вечером.

— Тебя даже в туалет не пускают?

— У меня тут ведро есть, я могу в него…

Марсель с трудом подавил смех.

— Ведро?

Мужчина с недоверием рассмеялся. Смеялся он, как какие-нибудь Бивис и Батхед вместе взятые, только еще более утробным смехом. Взглядом Марсель следил за тем, как собачий выводок на перекрестке сворачивает за угол. Он чувствовал себя на подъеме, как в какой-нибудь осенний день, когда идешь по улице, а в спину тебе дует сильный ветер, и ты движешься, не прилагая усилий.

— Пожалуйста, не говорите ей, что я вам это рассказал, пожалуйста!

— Само собой, я больше не позвоню, — произнес мужчина и повесил трубку.

Марсель был в полном экстазе. Потом, в школе, выступая с рефератом, он был собран, говорил связно, немножко быстрее, чем обычно, и даже смог ответить на все вопросы учителя истории.

После ужина Марсель поймал себя на том, что постоянно думает о тех, кто ему звонил. Он представлял себе их лица, их позы. В эту самую секунду они идут по улицам города или сидят у себя дома в одиночестве. Он сунул телефон в карман брюк, чтобы отец не возбухал, но каждые три или четыре минуты явно ощущал вибрацию вызова. Он доставал телефон, но на самом деле никаких звонков не поступало, не висело даже ни одной эсэмэски.

На ужин была картофельная запеканка. После ужина все еще посидели немножко в гостиной, потому что завтра утром предстоял отъезд Ирис. Обсуждали детали ее горнолыжного снаряжения. Ирис ужасно трусила и уже мечтала поскорей вернуться домой, но бодро нахваливала все аксессуары, которыми ее снабдят — солнцезащитный крем, горнолыжные очки со сменными цветными фильтрами и тому подобное — и при этом иногда почему-то вдруг ненадолго затихала. Она то и дело поглядывала в сторону старшего брата — ему этот взгляд говорил многое: ему полагалось ее поддержать, она доверяет его мнению, он лучше знает жизнь, чем она, но он еще не такой взрослый, как родители, в жизни которых все иначе, странно и непонятно.

Марсель подсел к ней поближе. Снова ему показалось, что телефон завибрировал. Ему представилось, как кто-нибудь позвонит позже, когда все уже будут спать, и ощутил то же чувство уюта и покоя, что и раньше, когда дожидался поздней вечерней трансляции футбольного матча.

Ирис глядела на него как-то странно. Это затронуло Марселя больше, чем обычно.

— Я вот что еще хотел сказать, — произнес Марсель, хотя до этого он молчал. — Если тебе вдруг будет худо, ты просто позвони мне. Лучше всего ночью, я буду на связи.

Мать услышала его слова, но сделала вид, что занята возней с укладкой чемодана.

— Ага, — кивнула Ирис.

Марсель поднял свой телефон вверх. Lol, а если в этот момент как раз позвонит вдруг какой-нибудь извращенец?

— Знаешь… — сказала Ирис.

— Что?

— Только ты тогда отвечай, ты никогда не отвечаешь!

— Я всегда отвечаю. Если тебе ночью вдруг станет плохо — раз, и ты мне позвонишь! У меня ночное дежурство. Но с тобой все будет хорошо, вот увидишь.

Она снова кивнула.

— На самом деле все бывает не так, как себе представляешь.

Звонки не прекращались. Один позвонил и сильно возмутился, когда Марсель ответил. Он стал угрожать, что посадит его в подвал и будет пытать. А потом рассмеялся и начал насвистывать какую-то мелодию. Другой потребовал, чтобы его избили до потери сознания, и пусть это сделает «настоящая дама». Еще один только и сказал: «О, Господи, этот мир болен неизлечимо, я в отключке, спасибо». И положил трубку. Следующий заявил, что хочет просто поболтать. Потом позвонил еще один, сказал, что у него самого есть десятилетний сын, и минут пять выспрашивал Марселя о его житье-бытье. Довольно пожилой (судя по голосу) человек долго кашлял в трубку и несколько раз настойчиво просил позвать к телефону Сузи, дело срочное, он ее постоянный клиент. Еще один старик (а может быть тот же самый, только слегка изменивший голос) стал уверять Марселя, что истина часто бывает скрыта между строк.

Марсель лежал на кровати и посасывал клейкие ягодки годжи, вытаскивая их из надорванной упаковки.

Следующий мужчина всхлипывал в трубку, требовал встречи, поначалу даже не врубился, что отвечает ему не женщина, а когда понял, что ему говорят, то сглотнул слюну (было слышно, как он причмокнул нижней губой) и принес извинения по всей форме, заверив, что ничего подобного больше не повторится, никогда больше, и положил трубку, так и не сбросив соединение. Поэтому из мира звонившего до Марселя еще довольно долго доносился странный шелест и, время от времени, приглушенные голоса.

Марсель сидел в своем классе, в шестом «Б» гимназии на Драйхакенгассе, а в нескольких метрах от него шел урок биологии. Учитель при этом оживленно двигался, говорил о луговых растениях и что-то рисовал на доске, но до Марселя ничего не доходило, хотя выглядело, надо признать, интересно. На учителе сегодня был синий галстук.

Телефон завибрировал. Марсель взглянул на экран. Номер незнакомый, очень хорошо. Когда звонивший отключился, Марсель написал ему эсэмэску. ПЕРЕЗВОНИ МНЕ СЕГОДНЯ ВЕЧЕРОМ, СЛАДЕНЬКИЙ.

Учитель спросил Марселя, что его так развеселило. Марсель извинился.

Ирис уже три дня как отбыла с классом на горнолыжные курсы. На уроке математики была контрольная, а Даниэль и Макс спорили о химтрейлах.[98] Марсель отметил про себя, что его больше вообще не интересуют химтрейлы. А раньше они его вообще интересовали? Трудно сказать. Намного интересней был вопрос, как выглядят люди, которые ему звонили. Их лица, руки, держащие телефон.

Примечательно, что большинство из них, когда слышали голос Марселя, просто вешали трубку. Иногда он сразу отпугивал их, произнеся фразу «Я ее сын». Немногие продолжали разговор, чем доставляли ему немалое удовольствие. Большинство же клиентов жалело его и пугалось.

Но приходилось быть чертовски настороже. Он всегда отключал звук в телефоне, когда не держал его при себе, и из-за чего его мать, всегда звонившая, стоило ему куда-нибудь уйти, начинала жутко беспокоиться. А еще — Ирис. Ему она пока не звонила, только дважды позвонила матери днем, и Марсель тоже перемолвился с ней парой слов.

— Все, в общем, окей, — говорила Ирис, — вот только Дженифер — глупая кошелка. Глупая что? Кошелка тупорылая! С косичками на высоких каблуках.

Марсель залился хохотом, услышав от сестры такие выражения.

— Ты супер! — сказал он.

— Ха-ха, — робко засмеялась она. — Спасибо.

Потом в трубке послышались голоса других девчонок, и Ирис отключилась, не попрощавшись.

Во дворе гимназии, на единственном деревянном столе, сидел пацаненок из первого класса и пытался играть в микадо, используя зубочистки. Рядом с ним лежал — по какой-то загадочной причине — календарь пчеловода. Теперь почти каждый день был необычным.

На уроке литературы они анализировали стихотворение. В нем речь шла о мухе, которую один мужик раздавил утром в постели. Понять стихотворение было невозможно, все слова были исковерканы. Один муха я в свой постель найти. И в таком духе, ЧЗХ, весь текст. А еще сплошная смерть, смерть, смерть, на уроках литературы все сводилось к смерти. Даже если какой-нибудь писатель сочинил вполне милую вещь, то и в ней все равно речь шла об умирании. Такая тоска! Тема смерти, если быть точным, началась даже еще до школы. Первая картина смерти для Марселя тоже была связана со своего рода поэзией. В известной рождественской песенке последние слова в строке «Тихо и недвижно озеро лежит» он всегда слышал как «озе рол ежит». Ну а Озе — это предместье Берлина, или еще где-то там, без понятия. В любом случае, это мистическое место, где обретаются мертвецы. Зимняя умершая природа, заиндевелые ветви деревьев и застывшие воды, и надо всем этим — белое, как снег, небо. Марсель написал, что в стихотворении муха, вероятно, олицетворяет человека. А затем стал разбираться со схемой рифмовки.

— Алло!

— Это Сузи?

— Нет. Она сейчас не может подойти к телефону. Пожалуйста, не говорите ей, что я снял трубку. А то она меня выпорет.

Звонивший громко шмыгнул носом. Он не проявил беспокойства.

— Пожалуйста, не говорите, — повторил Марсель.

По-прежнему никакой реакции. После долгого молчания собеседник откашлялся.

— Ишь ты, ну, хорошо, — сказал он. — Подожди малость.

Послышался громкий скрип.

— Пожалуйста, не выдавайте меня, — прошептал Марсель.

— Я всего лишь закрыл дверь. Теперь можем поговорить.

Марсель собрался было ответить, но что-то в нем зависло. Такой голос он слышал впервые.

— Алло? — произнес он наконец.

— Да, я слушаю, — сказал звонящий. — Сколько тебе лет?

— Десять.

— Окей. А твоя мать, ты с ней живешь?

— Да.

— Все ясно. Она тебя бьет?

— Да, когда я беру ее трубку.

Марсель решил было отключить телефон. Но что-то подсказало ему, что мужчина сразу перезвонит.

— А где ты живешь? — деловито осведомился звонивший.

— Мне запретили это говорить.

В трубке раздалось негромкое поскрипывание. Что он там, мастурбирует, что ли, или это карандаш скользит по бумаге? И то, и другое Марселя напугало. Он отключил трубку.

Телефон молчал. Марсель поднялся с постели: ему захотелось пить. Тут вновь раздался звонок.

Он ответил.

— Алло?

— Извини, нас разъединили, — произнес мужчина. — Ты как раз собирался мне сказать, где живешь.

— Мама только что вернулась домой, — прошептал Марсель.

— О, — воскликнул звонящий и заговорил тихо и осторожно. — Все ясно. Выключи телефон. Позвони мне позже. Я смогу тебе помочь.

— Мне сейчас нужно будет уйти, — прошептал Марсель.

Он уже с трудом говорил этим тоненьким детским голоском, и сама эта затея стала казаться сосем уж идиотской.

— Ты не один?

Марсель оборвал связь.

Он переключил телефон в авиарежим и отправился на кухню. Мать еще не спала, сидела за столом. Она листала какой-то журнал. Рядом с ней на столе лежал планшет, на нем без звука шел ролик как делать массаж. Марсель достал из холодильника бутылку со свекольным соком, смешал сок с колой.

— Спокойной ночи, — сказала мать.

— Тебе тоже.

Посреди ночи Марсель проснулся от неприятного сна — он оказался в какой-то деревне, и после наступления темноты по полям там разъезжали комбайны, объятые светом ярких прожекторов. Марсель включил телефон и увидел, что тот человек звонил ему двенадцать раз. В последний раз в половине третьего.

Но утром Ирис уже вернулась домой.

Утром перед завтраком позвонил мужчина с необычно низким голосом, в диапазоне Тиля Линдемана.[99] Он был в ярости.

— Что, ты ее сын? Ну, тогда передай ей, я хочу получить свои деньги обратно, черт побери!

Своим обычным голосом Марсель ответил, что Сузи больше нет. К сожалению, она умерла от спида.

Звонящий громко рассмеялся.

— Простите, все это только шутка, — сказал Марсель, — никакой Сузи вообще не существует.

— А вот деньги мои еще как существуют, — сказал звонящий. — Ну подожди, проститутка дерьмовая. Я отберу у тебя все, что ты имеешь. Чертова свинья.

Звонившие становились все грубее. Чем это можно было объяснить? Они ведь не были знакомы друг с другом, не могли договориться. И все же в последнее время их голоса звучали все раздраженнее. Может быть, виной тому были чисто атмосферные явления, какие-нибудь химтрейлы, трудно сказать. А может, какой-то злой волшебник намалевал на стенах их квартиры проклятия в адрес всех женщин, и отсюда зловещее излучение распространяется на весь город?

Тот, что звонил и непременно хотел спасти Марселя, несколько раз вновь объявлялся. Марсель раза два-три ответил и минут по пять поддерживал разговор, пытался успокоить собеседника, для которого спасение Марселя превратилось в идею-фикс; сообщил ему, что его больше не держат взаперти, и в ведро ему ходить больше не нужно. Все в порядке, он теперь свободно передвигается по всей квартире.

В конце концов Марсель заговорил своим нормальным голосом и сказал, что никакой Сузи не существует, это была шутка, вы не обижайтесь. Но звонивший не поверил ни единому его слову и сказал, что хорошо понимает — его заставили так отвечать, это слышно по его тону.

— Не дрейфь, мой мальчик, я умею хранить тайну, ты можешь вообще ничего не рассказывать, я и по твоему молчанию чувствую, как это всё…

Марсель оборвал разговор.

Что будет, если выбросить телефон на помойку?

В течение следующих дней Марсель сообщал всем звонившим, что все это была шутка, но большинство из них ему не верили. Один весело рассмеялся и поздравил Марселя с удачным пранком. Он назвал свое имя — Рихард — и стал живо рассказывать о себе: он-де, сидит сейчас у себя на террасе со стаканом сидра, сплошное удовольствие, и тут твой великолепный фокус — чистая фантастика.

Обильные похвалы показались Марселю неискренними и высокомерными.

— Да-да, — ответил он, — ну, тогда я продолжу розыгрыш.

— Отлично, отлично, — сказал Рихард. — «Тогда я продолжу розыгрыш». Фантастика. Ха-ха-ха. На самом деле первый класс!

— Окей.

— Вот умора! Круто! Очень круто!

Все это время было слышно, как где-то невдалеке плачет ребенок. Марсель отключил телефон.

Мужик, обещавший освободить Марселя, вечером снова позвонил. Он сказал, что все подготовил. Ждет только подтверждения, что посаженный на цепь мальчишка один дома, а Сузи где-то шляется. Тогда он сможет все провернуть. Твердо обещает. Все получится. Даже погода тому способствует.

Последняя фраза смутила Марселя. Он выглянул в окно. Небо заволокли тучи, дул сильный ветер. Деревья раскачивались как спящие стоя жирафы.

— Никакой Сузи не существует, — сказал Марсель. Он больше не старался говорить отчетливо, разговаривал по телефону с набитым ртом. Яблоко из био-магазина имело привкус велосипедной смазки.

— Наберись терпения, — сказал звонивший.

— Эй, я ведь серьезно, — ответил Марсель, продолжая жевать. — Давайте все это забудем. Весьма сожалею, и хватит уже.

— Все уже подготовлено! — тихо произнес собеседник.

— Вы из какого города звоните?

— Из твоего.

— Гм, супер! — произнес Марсель и нажал отбой.

Гулять без телефона было здорово. Как в восьмидесятые годы. Высокие деревья вдоль улицы, с которых после дождя летели капли. Вывеска адвокатской конторы: «Доктор Цмай».

Ветрено. Коротконогая такса.

В воротах одного дома растянута веревка, кто-то вывесил сушиться рубашки. Отличная картина, как в Средневековье. Вообще, люди должны носить на голове белые чепчики.

Как много велосипедов в нашем районе! Словно они сами собой размножаются, за живыми изгородями или в кустах, где их когда-то приковали.

На привязи, ведро.

Марсель стал подниматься по ступенькам на Шлосберг. Табличка на выступе скалы информировала, что здесь когда-то, сотни лет тому назад, гнездились лесные ибисы. Голова у ибиса необычная, похожа на острие копья.

Рюкзак туриста возле Часовой башни смахивал на Тоторо из японского мультика.

— Алло!

Марсель снял трубку потому, что телефон лежал рядом, а на экране высветился номер абонента.

— Сузи? — спросил женский голос.

На секунду мир Марселя ушел с головой под воду. Он ожидал чего угодно, только не того, что позвонит женщина.

— Что? — спросил он.

— Алло, — повторила женщина, — с кем я говорю?

Комната Марселя вдруг стала подчеркнуто трехмерной. Все предметы неестественно выпятились, словно книги, наполовину вытащенные с полки. Женщина. С чего вдруг? Неужели это из полиции?

— Сузи не существует, — быстро произнес он.

— Простите, что вы сказали? А кто у телефона?

— Извините. Вы ошиблись номером.

— Гм, я уверена, что нет, — сказала женщина, однако голос ее звучал не вызывающе, а скорее разочарованно. — А с кем я говорю?

Марсель не ответил. Вещи в комнате. Небо за окном. Пятна на стене.

— Я — Том Турбо, — наконец сказал он.

Он ждал. Женщина дышала в трубку. Потом со смехом громко выдохнула. Да, она рассмеялась. Затем раздался какой-то шорох.

— Привет, Том. Меня зовут Анна-Мария.

— Окей.

— Погоди. Не клади трубку. Как тебя зовут на самом деле?

— Бернд.

— Привет, Бернд.

— Я все это выдумал, этот телефон женщины и остальное, — сказал Марсель. — Это был просто гэг. Извините.

Он впервые в жизни произнес слово «гэг». Дурацкое слово, из какого-то немецкого фильма.

— Ага, — отозвалась женщина. — Но ты очень милый.

— Окей.

— Правда, правда, — сказала женщина. — Я серьезно.

— Окей. Супер.

— Погоди секунду, не вешай трубку, ладно? Марсель промолчал в ответ.

— Знаешь, если у тебя есть желание, — сказала женщина, — мы можем встретиться. Я в час дня всегда бываю в Народном саду. Я с ребенком. Ты наверняка нас сразу узнаешь. У меня с собой гитара.

— Ага.

— Если захочешь.

— Гм.

— Нас легко узнать. Ты в самом деле милый. Милый, воспитанный, мол о…

Марсель отключил телефон.

Удивительно, насколько трудно оказалось обходить стороной парк. По дороге домой постоянно проходишь возле него. Зеленые деревья все время бросались в глаза то с одной, то с другой стороны. Ну да ладно, сейчас не час дня. Да, пока не настал час дня, женщины там наверняка еще нет.

А что она ему скажет?

Марсель представил себе их разговор. Он каждый день мысленно представлял себе, как они встретятся и о чем будут говорить.

Женщина, например, скажет: «Ты затеял интересный эксперимент. Каково это, когда тебе постоянно звонят разные люди?» Ну, наверное, они сначала просто поздороваются. Однако мысли Марселя сразу перепрыгивали через начало к самому интересному месту. На ее слова он бы ответил так: «В начале это было круто. Словно ты принимаешь радиосигналы с другого континента. Одни выражают тебе сочувствие. Другие просто creepy.[100] Некоторых это возбуждает. А один предложил освободить меня и вызвать полицию. Отговорить его было не так-то легко».

— Правда?

— Но большинство на самом деле нормальные. Проявляют сочувствие. Не хотят, чтобы ребенок страдал.

— Сын Сузи?

— Да. Хотя они его совсем не знают.

Иногда их разговор протекал совсем иначе. Было много вариантов.

Звонки прекратились только через месяц. Марсель снова не расставался с телефоном. И парк утратил для него радиоактивную ауру. Вступая под его деревья, Марсель больше не смотрел на часы. Он даже стал замедлять шаг, потому что в какой-то момент понял — женщина ведь его не узнает. На дорожках парка было многолюдно, как в кино. В воздухе всегда стоял легкий запах медицинских мячей. Только однажды ему показалось, что он увидел ее. Женщина сидела на скамейке, рядом с ней громоздилось огромное инвалидное кресло. «Я с ребенком». Хорошо, кто знает… В кресле, однако, полулежало какое-то рослое тело, укрытое, трудно различимое. Гитары у женщины не было. В руках она держала белого тряпичного зайца и двигала им перед человеком в инвалидном кресле.

В будущее каждый уносит с собой свои картинки и образы. Порой происходят самые ужасные вещи: несчастный случай, вынужденное кесарево сечение, долгий, грустный год в Пекине. Ты обманываешь людей, берешь у них деньги в долг и не возвращаешь, у тебя не складываются отношения с собственной дочерью, теряешь работу, а твое место занимает девятнадцатилетний юнец, тебя призывают в армию, унижают, и потом, несмотря на все это, ты гордо несешь пакет с апельсинами по городу, где еще живет твоя мать, в этом огромном, полупустом жилом комплексе. Бог ты мой.

При всех этих тягостных обстоятельствах образ тряпичного зайца жил в нем до его тридцатишестилетия. Тогда вокруг него еще были люди, которым он мог бы рассказать обо всем этом — о звонках, о телефоне, о женщине, и, возможно, они бы ему поверили.

Но он не рассказал. Наверное, потому, что в нем сохранялось простое, как инстинкт, чувство, уверенность, что существовали все эти люди, которые, будучи собраны вместе, образовывали что-то вроде успокоительного слоя, возможности вздохнуть с облегчением в самом неожиданном месте. Но все это, я знаю, легко говорить задним числом. Так что давайте пойдем дальше.