Пускай люди знают, как мы прятались в монастыре. Нагрянули спахии [18] , они грабили, брали в полон, насиловали. В ту пору московец взял Бухарест и Бендеры, Хотин и Исакчу и Кулу. И всяк говорил: «Встаньте, мертвые, чтоб на ваше место легли мы, живые».
Писал я, Никола, приходский священник в селе Дебельце.
Чтобы достичь Дуная, молодым котленцам потребовалась целая неделя. По дороге к ним присоединилось еще несколько парней, так что на пристани в Силистре их уже был целый отряд. По дороге турецкие власти не раз останавливали и подозрительно допрашивали, откуда они. Парни уверяли, что они огородники, идут на заработки к румынским чокоям — помещикам и с самым безобидным видом шли дальше. У большинства в переметных сумах были лопаты, тяпки — чем не огородники?
Едва переправившись через Дунай и ступив на румынскую землю, Георгий и его земляки сразу начали спрашивать, где находятся русские войска. Валахи относились к ним с братским сочувствием и охотно подсказывали, куда им идти.
Иные же из хозяев пытались отговорить их.
— Зачем вам русские войска? Идите лучше к нам в имения, — уговаривали они. — И белый хлеб будете есть, и денег заработаете… А война — ей конца не будет.
— Мы пришли не на заработки, — отвечал им Георгий, — а для того, чтоб драться с турками и освободить свое отечество.
— Отечество и без вас освободится, — насмешливо возражали валашские чокои. — Вы сперва денег заработайте да постарайтесь выбиться в люди, а уж тогда пекитесь о своем отечестве.
Это бесило болгарских юношей, но что поделаешь: они находились в чужой стране и, чтобы избежать стычек с валахами, шли дальше. Вблизи Бухареста им повстречались болгарские переселенцы. Парни решили узнать у них, принимают ли русские добровольцев в свою армию.
— Братцы, — отвечали им болгары-переселенцы, — мы тоже ждем не дождемся, чтоб нас приняли, только добровольческие отряды пока не формируются. Вот начнут формировать, тогда…
— А есть какая-то надежда?
— Кто его знает… Подождем, позовут нас — мы тут как тут.
— А чего ради сидеть и ждать? — возразил Георгий. — Не лучше ли самим пойти к русским.
И повел Мамарчев своих товарищей к русскому начальству. К ним присоединились и другие болгарские юноши: одни — из семей старых поселенцев, другие — пришедшие из Болгарии недавно. Всем им не терпелось поступить на службу в русскую армию и драться с турками.
К тому времени у русского командования еще не созрело решение о формировании добровольческих отрядов, поэтому болгарам было отказано. Это их крайне огорчило. Одни из них разбрелись по ближайшим помещичьим усадьбам, другие стали посматривать в сторону Болгарии.
Георгий оставался непреклонным.
— Будь что будет, — сказал он своим товарищам, — в Болгарию я не возвращаюсь. Я не вол, чтоб снова совать голову в ярмо. Кто хочет, пускай себе идет. Я останусь здесь до тех пор, пока меня не возьмут в армию.
— А если не возьмут?
— Не беспокойтесь, возьмут!
Он принадлежал к категории людей, которым не свойственно идти на попятную, которые никогда не останавливаются на полпути и не отказываются от данного слова.
Близкие его товарищи знали об этом упорстве Мамарчева, поэтому они не стали его разубеждать. Напротив, они согласились с ним, что о возврате не может быть и речи, и решили оставаться в Валахии все время, пока будет длиться война между Россией и Турцией, — авось подвернется удобный случай вступить в армию.
Трое болгар устроились па работу в одно из имений близ Бухареста.
Георгий был рослый, крепкий, как его деды и прадеды, жившие на склонах Еркечских гор, в лесах Восточных Балкан. У него были черные как уголь глаза, такие же черные, причесанные назад волосы, тонкие усы и сильные руки. Стоило увидеть его раз, чтоб навсегда запомнилось это лицо, этот орлиный взгляд. Разумеется, чокоев больше интересовали его мускулистые руки, для них было важно, чтоб он мог пахать, копать землю. Что касается его земляков, которые жили и работали вместе с ним, то они особенно ценили доброту и честность Георгия. Они твердо знали, что Буюк сам в огонь пойдет, но их в беде не оставит.
Георгий поддерживал с болгарами тесную дружбу: он писал за них письма — большинство парней были неграмотны; изучив вскоре румынский язык, водил их по городу; часто толковал с ними о политических новостях, о Наполеоне Бонапарте и многом другом, что так волновало мир. Однажды он заметил многозначительно:
— В Греции и Сербии что-то началось. Посмотрим, что дальше будет… Лиха беда — начало!
— Скорее бы русские взяли нас в армию да обучили бы военному делу, — вздыхали ребята.
— Возьмут, возьмут, — успокаивал их Георгий. — Вот увидите!
В 1810 году главнокомандующий русскими войсками граф Каменский издал приказ о формировании из болгар добровольческих отрядов. Из болгарских переселенцев, проживавших в Молдове и Валахии, было образовано три пехотных и три кавалерийских полка по шестьсот человек в каждом.
Молодые болгары не находили места от радости — ведь этого славного дня они ждали годы! Молодежь вливалась в ряды прославленной русской армии с песнями и возгласами «ура».
Начальником отряда волонтеров был назначен ротмистр Ватикиоти. А несколько дней спустя Болгарское земское войско — так именовался отряд — участвовало в боях против турецкой армии.
Георгий Мамарчев всегда находился в первых рядах, в самом опасном месте.
— Братцы, — воодушевлял он своих товарищей, — бей басурманов! Пускай запомнят болгарских добровольцев!
— Не подведем, Георгий, — отвечали ему друзья и с еще большей яростью врезались в боевые порядки неприятеля.
Много раз болгарские волонтеры ходили в атаки. Слава о них разнеслась во всей русской армии. Но особенно прославился Георгий Мамарчев. Храбро дрался он и при Бендерах, и при Исакче, и всюду, где в боях участвовали волонтеры. В добровольческих командах только и разговоров было что о его храбрости.
Придя с докладом к главнокомандующему графу Каменскому, ротмистр Ватикиоти тоже восхищался бесстрашием болгарских добровольцев.
— Ваше сиятельство, — говорил он, — обязан доложить, что болгарские волонтеры сражаются с беззаветной храбростью, не щадя своей крови и жизни. Благодаря их поддержке мы сумели защитить наши фланги и прикрыть наш тыл… Кроме того, считаю своей обязанностью доложить, ваше сиятельство, — продолжал Ватикиоти, — что особую храбрость проявил в последних боях волонтер Георгий Мамарчев. Личным мужеством и высоким боевым духом он воодушевляет своих товарищей и ведет их от победы к победе как настоящий военачальник.
Граф Каменский слушал его с видимым удовольствием. В конце концов он не удержался и прервал ротмистра:
— Я восхищен храбростью болгар, ротмистр Ватикиоти! Объявите всем им благодарность от моего имени, а Георгия Мамарчева и его товарищей, особо отличившихся в боях, представьте к награде в главную квартиру!
— Слушаюсь, ваше сиятельство, — отчеканил удовлетворенный Ватикиоти, и глаза его засветились такой радостью, словно не болгар, а его лично велели представить к награде.
Ротмистр Ватикиоти тотчас же принялся за исполнение приказа главнокомандующего.
Болгарское земское войско было построено вблизи боевых позиций, и Ватикиоти в торжественной обстановке црочел приказ графа Каменского. В этом приказе болгарским волонтерам за беззаветную храбрость, проявленную в боях, была объявлена благодарность. Затем перечислялись имена награжденных. Георгий Мамарчев был удостоен ордена Святого Георгия Победоносца.
— Будь всегда таким же храбрым, волонтер Мамарчев! — сказал ротмистр Ватикиоти, вешая Мамарчеву орден.
— Рад стараться, ваше благородие! — ответил Мамарчев. — Не посрамлю русское и болгарское оружие!
— Будущее за храбрыми! — заметил начальник.
— И за Болгарией! — добавил Георгий.
Ватикиоти усмехнулся. После вручения орденов он обратился к стоящим в строю воинам и громко воскликнул:
— Болгарии, ее храбрым сынам — ура!
— Ура-а-а! — воскликнули все, как один.
На глазах у Мамарчева блестели слезы.
16 мая 1812 года в Бухаресте был подписан мир. Болгарское земское войско расформировали, и бывшие бойцы его разбрелись кто куда.
Мамарчев и его товарищи опять пошли на поиски работы в имения валашских помещиков.
— А может, нам вернуться в Болгарию, Георгий?
— В Болгарию я вернусь только с победой, — заявил он. — А быть рабом я больше не желаю. Ступайте, если хотите. Воля ваша! Я вас не держу.
— А что ты будешь делать здесь один?
— Пойду биться за свободу других порабощенных народов. Я ведь волонтер. И, подобно другим волонтерам, я должен сражаться за свободу народов — это моя работа. Передайте привет отцу и матери и скажите им: пускай обо мне не тужат.
— Неужто у тебя душа не болит по Болгарии, Георгий?
— Болит. Оттого я и остаюсь здесь… Буду помогать другим. Может, потом и нам выпадет счастье.
Расставшись со своими товарищами, Мамарчев оказался на чужбине в полном одиночестве, с единственной надеждой, что снова раздастся призывный клич боевой трубы.