Падшие к небесам

25

Они договорились встретиться с Хайбулой у шоколадной высотки в обед. Адиль проспал все будильники, которые с радостью сработали бы останься в телефоне хоть жменя ампер. Разъезжающие глаза выхватили цифры 11:50 поверх мятых прядей Фариды. За столь внезапный подрыв с мягчайшего ложа голова отомстила Адилю серией пульсаций, от каждой из которых его череп мог раскрыться как бутон пиона. Жадно втянув остатки похмегеля из тюбика, будто астронавт после суток в открытом космосе, он послал пятисоткой воздушный поцелуй показавшейся из-под одеяла Фариде и скрылся за дверью.

До бисквита ехать было не больше пяти минут, так что он успел прикупить ледяную полторашку горной воды, напиться, умыться и хоть как то привести себя в порядок. Его не сильно заботило как Хайбула отнесется к его состоянию. Договариваясь о следующей встрече, когда они возвращались со столовки, ничего конкретного о её цели он не говорил. Единственное что Адиля заботило, это его пунктуальность особенно по отношению к старшим по званию. Эту привычку он унаследовал от отца вместе с машиной, деньгами на квартиру, высоким лбом и седой прядью над ним. Как оказалось, торопиться было незачем. Адиль не знал, что Хауйбула унаследовал от своего родителя кроме выразительного черепа, но пункта о своевременном приезде на самоназначенные встречи, видимо, там не значилось. Подложив бутылку под шею Адиль подключил телефон к прикуривателю. Экран заполонили смски пропущенных вызовов от Хайбулы.

– Упс, – пробасил Адиль, ткнув в последнее сообщение.

– Алло, Хайбула, салам алейкум.

– Да, валейкум салам. Ты уже подъехал? Заезжай внутрь, я во дворе.

Телепатировав сквозь шоколадные стены связку пардонов он покатил навстречу к Пунктуальбусу Хайблдору.

С последнего визита Адиля компактный дворик с пестрой детской площадкой по центру обзавелся крытой беседкой. На стенах мини-котельной прибавилось несколько граффити с Губкой Бобом, Патриком и, почему-то, Саб-зиро. Рисунки даже претендовали на некую художественность и авторское переосмысление, усадившее Патрика на идеальный шпагат. Видать, упоротая морская звезда, как представитель нового поколения, готовилась к схватке, решив закидать хладного старпёра его же сосульками. Странно, что рядом не было братишки Скорпа. Возможно, он притаился за стеной или ожидал своего появления, потому как зарубы без поддержки братишек в стране гор невозможны. Даже если его и не нарисуют, он всё равно нарисуется.

На беседку, украшавшей центр двора, очевидно, скинулись жители дома. Витые узоры позолоченной ковки явно выбивались из скупого ансамбля остальной инфраструктуры. На одну из кованных гроздей опирался Хайбула. Он махнул Адилю, чтобы тот не выходил, затушил сигарету о ботинок Боба и побрёл к машине. Пятница старшего коллеги очевидно тоже удалась. В руках он держал бумажный пакет и пустую баклашку.

По откренившимся пучкам редких волос на голове можно было судить, что следователь не зафиксировал свой отход ко сну, и долгое время не менял принятого положения. В уголках рта притаились чешуйки высохшей слюны и Адиль с пониманием протянул коллеге запотевшую полторашку. Кадык коллеги скакал как Марио под монеткой, когда опухший следователь, прикрыв глаза, опорожнял бутылку. Пластик хрустнул, намекая, что в бутылке не осталось ничего кроме стремительно сокращающегося воздуха. Хайбула блаженно выдохнул, и по стеклу разрослось пятно перегарного конденсата. Закинув на заднее сиденье ароматный пакет и пустую баклашку, он обратил припухшие плешки к Адилю, демонстрируя готовность ответить на все интересующие молодого коллегу вопросы.

– Ещё кого-то ждём? – усмехнулся Адиль.

– Да. Сидим – общаемся. Ожидаем пока вон в ту закопанную трубу за оградой лукнется какой-нибудь наркот.

– И потом мы сделаем ему атата?

– И потом мы сделаем его нашими глазами в этом дворе. А после поедем по другим закладкам и провернем идентичные операции, дабы обзавестись живыми камерами у каждой высотки на районе, адреса которых ты, мой сообразительный ассистент, предусмотрительно раздобыл после нашей последней встречи.

– Разрешите исполнять? – Адиль откинул своё кресло в лежачее положение.

– Без возражений. Меня тоже укладывай – сам поглядывай. И окошки приоткрой децл, а то как бы наша перегаура их не выбила к вечеру.

Закопанные по ноздри трубы были самыми трудоемкими ячейками с дурью для наркоманов. Но те же люди, которые были не в силах побороть свою зависимость, пресмыкаясь перед любой возможностью раздобыть кайф, отличались удивительным упорством, когда надо было вызволить из цепких недр солончака трубу с притаившимся на той стороне вожделенным свёртком. На это дело нельзя было идти с голыми руками. Необходим был инвентарь в лице лопаты, желательно саперной, перчаток и баклашки воды для размегчения безжалостного грунта. Но если ты будешь идти через весь двор с необходимым инвентарём посреди дня вряд ли тебя примут за молодого юната. Поэтому всё это нужно не иначе как привозить бок о бок с товарищами по несчастью. Перед тем как приступить к наркоквесту ушлые товарищи не раз наведаются во двор, фиксируя дворовый автопарк, дабы в час икс отслеживать новоприбывшие машины на предмет наличия в них возможных пресекателей на пути к заветной цели. Поэтому оба правоохранителя могли спокойно потчевать до наступления темноты в тонированной, комфортабельной капсуле, неспешно сливаясь с местностью и замыливая тревожное наркоманское око. И когда шабархеологи примутся за дело, Адилев фольц не будет вызывать никаких подозрений. Темнело ближе к пяти поэтому Адиль не сопротивляясь позволил морфею сомкнуть свои лапы и пребывал в них до 6 часов, пока его не разбудил Хайбула.

– Всё, спасть отставить. Кушать будешь, – Хайбула потянулся к пакету.

В целофане томились пышные, аппетитно похрустывающие шавермы и пара бутылок холодного чая.

– А если я наоборот захочу?

– Терпи, боец. Я хотел предупредить, но телефон у тебя выключен был. А коли пожурчать, – Хайбула побарабанил по баклашке, – Тупой и ещё тупее видел? Её, надеюсь, хватит тебе?

Адиль ещё никогда не делал этого в машине. Но очень скоро ему, вероятно, придётся засветить чилипеппера, если наркопеды не явятся в ближайшие полчаса. Турецкая бандероль хоть и остыла, но слюногонного аромата не утратила. Хайбула при жевании, казалось, задействовал все лицевые мышцы и регулярно растопыривал уголки губ, как грустный клоун, сгребая с дёсен особо юркие овощи. Адиль потянулся к щели в окне, делая вид, что сплёвывает хрящик. Зачавкав увесистую ватрушку, оба приступили к наблюдению, бетонируя восточное яство персиковым чаем.

Радио в такой ситуации, судя по всему, исключалось, и Адиль решил воспользоваться услугами живого информагентства на соседнем кресле. Он знал, как любят взрослые опера, поучить уму разуму молодую кровь и понастольгировать о некоторых эпизодах из своей убойной биографии. Иногда старших коллег заносило так, что седели даже сценаристы НТВ, но Адиль всегда мог отшелушивать плевела бравады, мотая на ус нюансы и препоны, которые могут поджидать его по ходу службы.

– Когда вам как мне было, наркоманов наверно меньше было да?

– Не сказал бы, что меньше. Осторожнее были просто, человечнее чтоли. Ну и взрослее, естественно. Сейчас посмотришь на наших укурков, ну такое отвращение, если честно. Или они реально не в курсе, что после тридцати тоже есть жизнь? Вот сейчас нарисуются эти, допустим. Спрашивается, вот нечем ребятам заняться да – бабки насуетить, закинуть кому-то на счёт, приехать, раскопать, шухер-мухер. Весь вечер похерить и ради чего? Чтоб полкилометра отъехать, в этой же машине убиться и всякую дрочь в телефоне смотреть. Веселуха, просто, безудержная.

– Может им и впрямь нечем заняться? Ну, ладно, днём-там на тренировках балду попинают, на работу кто сходит. А вечером что им делать?

– А, ну зашибись альтернативу выбрали. Раз нехер делать со своей жизнью, давай-ка я её угандошу к двадцати пяти годам да. Угандошу мозги, печень, какие-никакие возможности, убьюсь в хламину и ништяк. Если они так на это смотрят, то че им можно сказать?

– Да они так глубоко не копают, скорее всего, – оба просмеялись и Адиль продолжил, – Просто сами себе предоставлены.

– А вот эта предоставленность злую шутку с ними и сыграет. Её прямое следствие – что? Необразованность, невежество. Образование ведь это давление в хорошем смысле. Тебя принуждают делать то, что впоследствии принесет тебе огромную пользу. А какие все новаторы-то, ой! Слов понавыучивали – смех один. Ослики, только вместо морковки – смартфон. И даже не осознают, насколько они вторичны в своем новаторстве, в этих своих открытиях, как надо, оказывается, жить. Недавно вот, дочка заявляет – «Папа, рассказывай мне, значит, что вы делали со мной первые семь лет моей жизни.» Там, в общем, кроются всё её проблемы, комплексы-шмомплексы. В интернете, дуреха, записалась в какую-то группу психологическую. Как это называется, забыл? Очередное умное, ни хрена не понятное, слово.

– Праймл-терапия, – напомнил Адиль, благодаря про себя психоликбезы, которые каждый раз устраивает Эльвира, когда они с Тагиром налопаются её хинкала.

– Во-во. Праймыл, захурмаймыл! И как послушно ж впитывают всю эту ерунду. А нормальное образование по барабашке. Такое, знаешь, позитивное невежество. История тоже по боку. Они даже в веках не ориентируются. Грозный, Македонский, Колумб, Дюма, Шамиль – ведь даже не смогут сказать, кто за кем шёл, уже не говоря чем эти люди знамениты. Ну, может, последних назовут ещё, ладно. А так, ещё и поправят – «В смысле люди? Грозный же не человек, это город. Лучший на земле». В телефоне напишут, что монголы на мотоциклах вторглись после поляков на квадрокоптерах – и это проглотят. Вместе с этим поразительная самонадеянность, удивительная вера в свои силы. Оно-то понятно, каждый день наблюдают задолбанных взрослых, которые не готовы объяснять насколько наивен их позитив, потому что все силы ушли на то, чтобы его жопу позитивную обеспечить. И не слушают же. Ваше время ушло, кричат. Алё, оболтус, – обратился Хайбула к освежителю, видимо, как собирательному образу оболтуса, – Я вдвое больше тебя живу, может-таки стоит прислушаться? Хотя бы узнать о моей жизни, когда я был в твоем возрасте? Не, отдыхай, старче, говорят. Мне зачем твои болячки слушать? Я интернет слушаю. Ну конечно – вся молодёжь же там, оно и воспринимается легче. Вся позитивная, чуть что – лови подколочку. Вот так всё и проржут.

– Но их тоже слушать надо, – Адиль не предполагал такого тематического крена, но таки решил вступиться за салаг, – это я вам как демографический пограничник, говорю. Много встречаешь взросляков, извиняюсь, которые откровенно не любят молодежь. Вот он их кроет, а сам уже заранее подготовил обвинение, раскидал какие-то перетянутые, сомнительные аргументы, что ни хрена они не знают, что вот он в их возрасте… и прочее. Ни в коме случае нельзя в разговоре с подростокм обнажать его глупость. Ну, если объективно, Хайбула, в чем-то они реально умнее, смышленее. Им же всё в новинку, они же даже не представляют, что есть срок годности не только у телефона, но и у позитива, вау-ощущения. Они, тупо, столько не прожили, чтобы чувствовать эту дистанцию между тем, когда ты реально хотел стать супергером и когда ты чувствуешь себя Тором, просто оплатив счёт за электричество. Они не понимают, что им выпало быть первым поколением, для которых средства аудио и видеосвязи, которое они носят в кармане и разбивают, случайно выронив, товарное изобилие, информационный бум – это норма. Постоянно забывают, что об их норме родители в их возрасте читали в фантастических романах. В общем, делайте скачуху на обязательный в этом возрасте болбоедизм, но и не сажайте на шею. А то там палец дашь – по копчик отхватят. Наглецы – это есть, и безбашенные через одного. Это не наши, кстати?

Вокруг двора проползла серенькая Приора и прижалась к проволочной ограде у заросшего камышом пустыря. Посадка машины немного приподнялась, и Адиль разглядел фигуру, проскользнувшую сквозь проем в металлической сетке. Раздался звон железа об асфальт. У оруженосца на заднем сиденье, видимо, тряхнуло руку, когда он протягивал снаряжение. Водитель отчитал неряшливого Санчо, набивая руль ребром растопыренной кисти. С застывшим на руле веером он оглядел двор, ворочая выпученными белками. Они были даже слишком белоснежными, особенно на фоне тёмных кругов под глазами, не смыкавшимися как минимум последние тридцать часов. Пробежавшись глазами по окнам, он наклонился в сторону ограды. Пальцы в произвольном порядке оседали на руле. Водитель долго разговаривал с оградой, и Адилю показалась, что сползающая рука вот-вот коснётся сигнала. В последний момент водила вернулся в исходное положение, поправляя рифленую шапку, будто готовясь к прыжку в бассейн. Задняя дверь с другой стороны приоткрылась, и оттуда показался холеный оруженосец. Судя по лицу, щекастый был не в восторге от всей затеи. Виновато покусывая губы, он прошел мимо пассата.

– Что-то он больно упитанный для шухера? – произнес Адиль, наблюдая за пареньком в боковое зеркало.

– Да они на телефоне. Как что – этот симафорит, рудокоп в машину и соскакивают.

– А если они соскочат?

– Тутошный въезд – он же выезд, поэтому машину здесь, скорее всего, оставят. Да даже если уедут, потом по-любому вернутся. Ты что?! Там под землей их деньги, их кайф, их смысл. Они из подвала гвоздем туннель пророют, но доберутся до него. Но это я отвлекся. Патрульных я знаю. Насчёт этой заначки я им отбой дал. Так что худыш может не переживать. Времени сколько прошло?

– Минут пять.

– Ещё где-то пятнадцать и будут трогаться. Так что наизготовку. Можно было по худышу ориентироваться, но его, скорее всего, потом уже подберут. Или вообще кинут, если Бог его пожалеет. Берем, как будут выезжать, а то скинут и асалам по трусам, вечер добрый, мы не местные – мы спортсмены.

Парням понадобилось чуть больше пятнадцати минут. Несколько раз рулевой выходил с другой стороны и скрывался в проёме. Такие трубы, вероятнее всего, когда-то служили разграничителями участков и плотно сидели, до упора вбитые в землю. Адиль и сам нарвался на такую тварину на дачном участке деда, когда делал забор. Он тогда работал обычной лопатой и обкапал целый кратер вокруг трубы, но так и не достал её. Упёртая советская тридцатка, впившаяся в центр полуметровой воронки, уходящая вглубь ещё Бог знает насколько. Труба издевательски прокручивалась, но не высовывалась ни на миллиметр, когда Адиль в сотый раз пытался вынуть её из земли, матеря всех причастных к её созданию: шахтеров, сталеваров и особенно тех, кто вогнал этот кусок железа, вознамерившись проткнуть земное ядро. Отголоски похожих комментариев долетали до уха Адиля, и он даже стал в какой-то мере болеть за ребят.

Водитель вернулся к машине и наполовину залез в салон. Багажник щелкнул. Рудокоп, сверкая пятнами земли на коленках, открыл багажник рывком, на котором выместил часть своего возбуждения. Вероятно, он уже был поглощен процессом настолько, что даже не обернулся, достав из багажника моток троса. Ещё раз, в сердцах, приложившись к багажнику, он кинул в проём несколько метров и закрепил трос на машине.

– Они пока весь дом не оповестят, не закончат походу, – раздражение парня понемногу передавалось Хайбуле.

Свет фонаря выхватил облачко пыли над вытянувшимся по струнке тросом. Тишину во дворе разорвал визг пробуксовок. Взметнувшись до самых небес, звук разбрызгал кошек с насиженных теплотрасс. Зашуганные животные исчезли в подвальных окнах. Теперь уже Адиль с Хайбулой поглядывали на окна. В свете некоторых возникали прилипшие лбом к стеклу жильцы. Приора не прекращала попыток. Натянутый трос, скрывавшийся в темноте проёма, клацал по жилкам металлической сетки. Машину раскачивало на месте и создавалось впечатление, что её что-то утягивает. Что-то страшное, притаившееся в темноте за оградой. Адилю показалось, что проделай парни ещё одну попытку и труба вылетит, как пробка, и пробьёт заднее стекло Приоры. Но трос вдруг опал и съежился на асфальте. Водитель приоткрыл дверь и посмотрел назад. Махнув головой, он выбежал наружу и отцепил трос, который тут же всосало в проём. Дребезжащий об асфальт крюк застыл в полуметре от проёма. Водила вернул «баклажан» на исходную и закидал весь инвентарь на заднее сиденье.

– Готовьсь, – Хайбула приподнялся с кресла.

На радостях парни подребезжали сеткой на прощание и, синхронно хлопнув дверьми, покатили к выезду. Водитель возвращал к переносице край зацепившейся о сетку шапки, сосед набалтывал любимый трек, когда дорогу им перегородил серый Пассат. С пассажирской двери вышел просроченный Стэтхэм. Вытянув спину он с довольной миной зашаркал к Приоре.

– Салам, землекопы. Ну как оно? О, ты капюшон порвал что ли?

– Где?

– Да вот же, – Хайбула потянулся к затылку недоумевающего водителя и вернул руку с удостоверением, – Фокус.