47

– Мам, смотри, что-то горит.

Заира открыла окно. Участок, на котором огонь разгорался всё ярче, перекидываясь на дерево, находился примерно в полутора километрах от дома, но девочке показалось, что ветер даже через такое расстояние доносит запах дыма. Стало прохладней. Заира забежала в комнату, надела тапочки и вернулась на балкон. Из другой комнаты показалась заспанная голова матери. Женщина повязала пояс на халате и подошла к дочке.

– Ну и что ты крич… Вая-яй! Взорвалось что ли?

– Нет. Я смотрела в окно, ничего не было, ни взрыва, ни хлопка, и вдруг начало гореть.

Смотрела в окно Заира довольно часто. Эти каникулы, самые долгие и тихие в её жизни, она, можно сказать, провела на балконе. В те моменты, когда она отвлекалась от одноэтажной панорамы за окном, девочка смотрела на свой телефон, вторящий окружавшей её тишине. По сути, из всего пейзажа Заиру интересовал лишь крохотный участок её двора. Он уже не казался ей столь необычным как в тот вечер, а вновь обрёл свои скупые, тоскливые оттенки. Лишь его появление могло вновь наполнить волшебными красками этот скомканный, давящий на мозг дворик. Порой ей казалось, что она и не уходила с балкона с тех пор. Так и стояла, вглядываясь в каждое дерево, из-за которого он мог выглянуть, смотря на качели и закрывая глаза, надеясь, что когда откроет, он вместе со своей вкусной улыбкой будет покачиваться на них, уже не говоря о каждом заезжающим во двор черном хетчбеке, да помилует Бог тех наглецов, посмевших ездить на такой же машине как у него.

– А вот и пожарные.

– Да там и милиция вон приехала.

– Пойду Бариятке позвоню. Ты ложись иди уже.

– Сейчас. Посмотрю, как потушат.

– Давай не долго. И окно закрой.

Мать прекрасно понимала, почему дочь коротает вечера на балконе, но никогда не говорила об этом прямо. Разговаривать они начали недавно и женщина не хотела спугнуть возвращающееся расположение дочери. Последний раз она била Заиру в детском садике, а после смерти мужа обещала себе, что скорее лишится рук, чем ещё раз поднимет их на свою девочку. Совсем скоро она спросит дочку почему она стала так редко выходить, почему не видится с подругой и не спит ночами. Пока же она запивала смутное волнение успокоительным, списывала всё на переходный возраст, вспоминая себя, но не припоминая, что бы так же вела себя в эти годы, и заверяла себя, что всё наладится, как только Заира опять пойдёт в школу. Пока ей было достаточно того, что дочка хотя бы начала ей отвечать. Заира смотрела на гаснущее пламя. Будто кто-то выключил конфорку, и полыхающий участок вновь влился в бетонированную мозаику.

Она потянулась к шпингалету и поначалу даже не поверила, услышав как завибрировало стекло, когда в него угодил камешек. Заира опустила руку и прижалась лбом к окну, отражавшему свет из детской. Когда второй камешек стукнул о стекло девочка отпрянула и сразу прислонила к нему сложенные лодочкой руки. Он стоял у её подъезда в той же позе, что и она, утрируя её взгляд так, что глаза сузились в щелочки.

Заира не понимала, смеётся она или плачет. Его фигуру заволокло конденсатом от её прерывистых выдохов. Она отдёрнула руки и выглянула из-за сворачивающегося пятна на стекле. Довольствоваться свиданием под балконом он был не намерен, о чем дал ей понять, несколько раз откинув голову влево. Девочка выкатила довольные глаза и покачала головой, в свою очередь, откидывая её в сторону маминой спальни. Он указал на окно напротив спальни и подложил под ухо сложенные ладони, потом указал на Заиру и пробурил пальцем пространство перед собой.

Мать вряд ли отнеслась бы с пониманием к её ночной прогулке, даже спустя недели каникулярного затворничества. Ночью она реагировала на каждый шорох из Заириной комнаты, поэтому надежда на сложенные под ухом ладони тоже отпадала. От пришедшей на ум идеи у девочки перехватило дыхание. Она открыла окно, достала из кармана телефон и проартикулировала, – «Лови». Когда он поймал телефон, Заира вскрикнула, надеясь, что прозвучало достаточно убедительно.

– Что такое, Зая?!

– Телефон выронила, блин. Хотела снять, как пожар тушат. Надеюсь, не разбился, вроде в листья упал.

Женщина подошла к окну и Заира в панике оглядела двор. Его уже не было.

– Я сейчас, мам.

– И где он?

– Я же говорю, он в листву провалился.

– Где, в какую? – мать ясно уловила раздражение в голосе Заиры, но не подала виду, щурясь в темноту под окнами.

Она машинально выискивала, в какие листья на голом тротуаре мог угодить телефон дочери, вздрогнув, когда та уже щёлкнула собачкой на входной двери. Он подхватил Заиру после первого же пролёта и впился в неё гармошкой высохших губ. От темечка по всей голове закружили мурашки, когда она почувствовала, как козырёк его кепки приминает забранный кверху хвостик. Заира так и оставалась у него на руках когда они оказались возле дверей подъезда.

– Подожди, – выдохнула она, касаясь пола носиками кроссовок, – Она сверху смотрит. Дай телефон.

– Я потом не отпущу тебя, ты же знаешь.

Голову закружило сильнее, чем после того раза, когда она вдохнула то, что он ей дал. Заира оглядела его фигуру, темнеющую на тусклом фоне от лампочки с первого этажа. Она ясно поняла, что уйдёт с ним, что не вернётся в высасывающую пустоту 40-метровой «двушки», где ей придётся вновь слушать, как родная мать без конца шаркает по коридору, не зная, как подступиться к дочке. По крайней мере, не в эту ночь.

Заира вышла из подъезда и первым делом взглянула наверх. Мать, естественно, продолжала стоять возле окна. Если бы в её руках был телефон, она бы тоже выронила его, увидев, как дочь на неё смотрит. Глаза дочки, устремлённые на неё из темноты внизу, будто глаза изготовившейся к побегу узницы, вновь наполнились злорадным отстранением.

«Вот всё же тебе надо! Ну иди уже звони своей Барият, или кому ты там хотела? Дай мне продохнуть, оставь меня хоть на немного», – молили эти глаза.

– Я немного посижу на воздухе, хорошо, ма?

– Посиди, родная. Я на кухню пойду… будешь какао?

Заира молчала и не отрывала взгляда от наполняющихся слезами глаз матери.

– Ага.

Женщина будто растворилась в темноте лоджии. Заира поманила его к себе, облокотившегося о дверь и медленно отводящего козырёк назад, задрав локоть так, чтобы облепившая бицепс водолазка максимально выгодно его очертила. Прильнув спиной к двери, он, будто вышагивая по краю пропасти, подкрался к ней, ухватил за руку и запечатал её смех ещё одним поцелуем. Они зашли за дом, где он усадил её на капот, как ей в начале показалось чужой машины.

– Как тебе? – он отошел от Заиры, поглаживая крышу над пассажирским сиденьем.

– Цвет классный.

– Ну так ты ж говорила, что это твой любимый. Правда, чуть светлее, чем я думал, получилось…

– Я тоже так подумала. Не боишься с таким оттенком по городу ездить?

– Да мне плевать, лишь бы тебе нравилось… Тебе нравится?

– Очень.

– Тогда прыгай, – он скинул руку к дверной ручке и открыл её.

– Хитрец, – она спрыгнула с капота, – шторки тоже убрал?

– Да я давно хотел. Вон уже осень кончается, а я до сих пор с ними, или ты хочешь сказать без них не сядешь.

– Да мне плевать.

– Моя девочка.

Она опустилась на сиденье и замерла, коснувшись ногой полика.

– Почему тебя так долго не было?

– Я на обследование ездил, Зайкин. В Ростов, – он подхватил другую ногу под коленку и примкнул к её соседке, – Я тебе сейчас всё расскажу.

В салоне пахло крепким кофе. Когда он наклонился к замку зажигания, Заира прыснула и провела рукой по его животу. Водолазка, как оказалось, очерчивала не только его бицепсы.

– Барин, а вы случайно не на беременность проверялись?

– Да это булки-заразы. Всё, теперь только тебе возить буду. А то ты схуднула?

– Ой, льстец-то какой, вы гляньте?! Сразу видно… – она вздрогнула, когда зазвонил телефон, и прижала палец к губам. – Да, мам. Я соседку встретила, у неё родственник рядом живет, где пожар был. Я сейчас, кружочек вокруг дома сделаю и приду. Пока.

– Ну или два? – подмигнул он, заводя машину.

Загрузка...