52

Две девочки не старше пяти лет уже двадцать минут кружили вокруг качелей, поглядывая на прилипшую к ним тётю в мятых спортивках. За всё время она пару раз механически оттолкнулась ногами от земли, будто вспомнив, где находится. Родители с нарастающим недоумением поглядывали на оккупантку единственной детской радости во дворе, не считая пожёванной местной пьянью горки.

– Эта дылда, может, оторвётся уже от телефона и увидит, что дети тоже кататься хотят. А сидеть можно и на лавке, нет? – вопрошали наливающиеся краской мамаши, поднося руку ко рту.

Они изредка прокидывали вопрошающие взгляды на окна квартиры, где несколько раз мелькала её мать. Но кружащая вокруг качелей мелкота женщину волновала так же мало, как и её дочку, с которой она не сводила глаз, выглядывая с балкона.

– Заира… Заир… дочка, – с каждым разом женщина всё больше наклонялась вперёд, будто эти несколько сантиметров не давали девочке услышать, что её зовут.

Так или иначе, это сработало. Девочка, не поднимая головы, встала с качелей, откинув ногами седушку, в которую сразу вцепилась одна из малявок, и пошла к подъёзду. Мать проследила, как дочка зашла внутрь дома и побежала в прихожую. Приоткрыв дверь, она слушала, как Заира методично шаркала по лестнице, готовая выбежать в любой момент, если шаги вдруг прекратятся.

Женщина уже давно поняла, что не сможет удержать дочку, если та захочет опять уйти, но, по крайней мере, теперь она будет к этому готова. Больше она не сможет исчезнуть, когда ей вздумается, даже не уведомив об этом родную мать. Совсем недавно женщина узнала, что больше половины занятий начала новой четверти дочь прогуляла. В последние дни каникул Заира была так счастлива, и воодушевленная мать и думать забыла о её посещаемости. Уходя в школу, девочка даже начала целовать её на прощание, и женщина не могла поверить, что всё наконец-то налаживается. Звонок классного руководителя вернул их обеих к тому, с чего они начинали. Несколько этажей слышали её ультиматум, что до Нового Года дочка может забыть о любых перемещениях за пределы двора помимо школы. Бессильного плача женщины, когда на следующий день Заира вытерла об её ультиматум ноги, соседи не слышали. И тут, ни с того ни с сего, дочь стала паинькой и последние несколько дней дальше качелей никуда не уходила.

Женщина прикрыла дверь, как только увидела показавшийся из-под пролёта хвостик.

– Не закрывай, мам, – расслышала женщина ровный голос дочери.

Девочка попыталась как можно игривее подмигнуть, мол, попалась, но, заметив неубедительно и невесело скорченную в ответ гримасу, мол, поймали с поличным, поняла, что подобные вымученные кривляния вряд ли смогут их сблизить. Заира поняла, что лучше их отношения уже не будут и что нужно поскорее переходить к сути, пока ещё оставалось время, чтобы помочь ему. Девочка погладила маму по плечу и прошла на кухню. Для начала ей надо попить.

– Заир, ты куда, а обувь? – понижая голос на каждом слоге, окликнула её мать.

– Ой, прости, мамуль.

В холодильнике осталась только минералка, которую она терпеть не могла, но сейчас её это мало волновало. Заира осеклась, поднося горлышко ко рту. Мать уже достала кружку и поставила её на стол. Она присела рядом и молча смотрела, как дочка пьёт, причмокивая, будто маленькая, и шумно выдыхая в кружку. Заира срыгнула и взглянула на мать, не спеша выпуская газ из раздувшихся щёк.

– Ты сейчас… – женщина хотела сказать, как умилительно она выглядела, и как напомнила себя маленькую, за исключением последнего жеста, но дочка перебила её.

– Мама, у нас есть деньги?

Она ждала, пока мать соберётся с мыслями, покручивая крышечку на бутылке, но уже прочитала ответ в её глазах.

– Понятно. Не волнуйся, это не для меня. Всё хорошо, – ответила она, глядя, как мать молча шевелит губами.

Заира положила бутылку с болтающейся крышкой обратно в холодильник и ушла в свою комнату. Там она провела весь день, а наутро сказала, что плохо себя чувствует и попросила позвонить классной и сказать, что у неё температура. Лоб у Заиры и вправду был горячий, поэтому женщина поверила дочке и разрешила остаться дома. Проболела Заира ещё несколько дней, каждый из которых, мать запирала её. Девочка не собиралась никуда уходить, хоть и каждое утро до боли растирала лоб, перед тем как позвать маму.

Он сказал, что ему снова нужно уехать спустя три дня, когда она сбежала с ним тогда. Сказал, что скоро вернётся, если удастся найти деньги на операцию. Она чувствовал себя такой сильной рядом с ним, думала, что когда пойдёт в школу, будет поливать из ведра своим счастьем всех вокруг. Но когда он снова исчез, она поняла, что не может выдержать даже двух уроков. Не может и слова сказать Малике, которая отвечала ей тем же. Она готова была возненавидеть его за то, что он сделал её такой уязвимой. А после смеялась над собой, чувствуя, что как только его увидит, бросится ему на шею. Она уже не помнила, сколько прошло времени, когда он позвонил. Снова поздно вечером и с незнакомого номера.

– Привет, крепышка. Мы скоро встретимся. Ты простишь меня?

Она прижалась к трубке, вдыхая каждое его слово.

– Да, – ответила она, чувствуя, как в рот заползает слеза, – Ты как? Что сказали?

– Сказали, чтобы я был с тем, кого люблю. Всё оставшееся мне время.

Заира едва не выронила телефон.

– Не плачь, Зайкин. Есть и хорошие новости – не надо продавать машину. Будем кататься, сколько захочешь и куда захочешь.

– Я просто хочу к тебе. Приезжай, пожалуйста, побыстрее.

– Не успеешь свои ушки посчитать, как твой лысый заяц будет рядом.

– Ты что лысый?

– А после химии как по другому? Зато похудел, ещё одна хорошая новость. Того и гляди ростовчанка какая-нибудь сманит.

– Я убью тебя.

– Скоро мы оба убьёмся и всем бякам в лицо рассмеёмся. Я захватил небольшой букетик для тебя отсюда. Мне на всё плевать родная, если ты будешь со мной.

– Ну зачем ты, не надо. Вдруг найдут.

– А я скажу лекарство. Ладно, сладкая, я отключаюсь. Представляй меня без волос каждую ночь и готовься.

Он был в той самой кепке, когда они увиделись в первый раз. Сказал, чтобы она сама сняла её, когда будет готова. Заира и не делая этого заметила, как он изменился. Лицо осунулось, вместо привычных завитков из-под кепки выглядывали пунктиры ссадин и запекшиеся штришки мелких порезов. Он улыбнулся, отвернул козырёк назад, Заира заметила, как дрожала его рука, и положил голову ей на плечо. Она почувствовала, как он черкнул кончиком носа по шее, будто щенок вымаливающий ласку. Дыхание было таким же горячим. Заира потянула за козырек, и кепка медленно сползла с головы. Он послушно оттянул усеянную антеннками голову назад и вновь уронил её на плечо.

– Поехали ему руки обломаем, – прошептала Заира, массируя колючую макушку.

– Кому? – он вскинул на неё глаза, не поднимая головы.

– Вандалу, который тебя забрил.

– Тогда ломай мне.

Он скинул голову и виновато склонил её, поднимая жилистые руки. Из-под воротника показался горбик шейных позвонков. Заира не помнила, замечала ли она его прежде. Вероятно, он слишком сильно наклонил голову, подумала она и надела кепку обратно.

– Поедем, я всё подправлю.

Она плакала всю последующую ночь, пока на подушке не проступили замешанные с тушью контуры лица. Ей показалась, что тогда, она выплакала всё что можно. Прижимая горящие уши к голове, Заира пообещала себе, что не заплачет больше никогда в жизни, не представляя, что очень скоро выполнит это обещание. В этот день мать купила ёлку, чего не делала никогда. Очередная попытка развеселить дочку, создав праздничное настроение, провалилась. Единственное, что елка навеяла Заире это воспоминания об отце, с которым было когда-то так весело её наряжать, который незаметно отрывал иголку с дерева и покалывал хохочущую дочку.

Сейчас же её выбешивало каждое прикосновение ветки. Отчасти виной тому было нарастающее желание вновь вдохнуть того, что он ей давал. Делали они это всё чаще, каждый раз объедаясь целыми пакетами сладостей. Заира даже начала замечать, что он стал немного набирать вес, на что он отшучивался, что лекарство и вправду работает. Она отдёрнула руку, пытаясь прикрепить последний фонарик, и в гневе едва не опрокинула елку на пол, когда услышала, как в окно лоджии прилетел очередной камешек.

Мать ушла к подруге, у которой заказала несколько елочных игрушек ручной работы, в том числе с портретом дочери. Времени у них было достаточно, но он не зашёл в квартиру, а лишь протянул через дверь зажатый кулак и прислонил его внутренней стороной к её носу. Когда она обулась в первое, что попалось под ноги, и поплыла за его рукой в подъезд, он усмехнулся и напомнил, что неплохо было бы надеть и куртку. Он объяснил, где стоит машина и, накинув на неё капюшон, вышел из подъезда, пока она запирала дверь. Они поехали на горку, расположились на заднем сиденье и, вторя гудкам, наблюдали, как привокзальная темень всасывает казавшиеся красными ленты составов.

– Почешите вагону спину, да вот тут-тут-туут, – подула Заира вслед сальтующему окурку.

Он попытался прогудеть в ответ и вдруг захрипел, будто что-то сдавило ему горло. Вначале она почувствовала лёгкое покачивание, а после машину затрясло, будто снаружи разразился шторм. С каждым кашлем его руки сжимались всё сильнее, а его щетина всё больнее впивалась в ключицу. Когда приступ ослаб, он выпустил её и обмяк, откинув голову на спинку. Заира развернулась к нему и трясущими руками попыталась вытереть его лоб.

– Я вчера первый раз в жизни хотел и не мог заснуть, – произнёс он, с застывшими на крыше глазами, – Мне ещё никогда не было так больно. Заира, я не вытерплю этого ещё раз, я с ума сойду.

– Не говори этого. Ты сильный.

– Был, до того как узнал, что это за боль. Она так глубоко, Зай. Беспощадная мразь, сидит внутри и тянет тебя через соломинку. Я не хочу больше так, и я не стану искать утешения в этих таблетках, которыми они от меня отдёлываются.

– Чего же ты хочешь?

– Я хочу остаться у тебя в памяти таким, как сейчас. Что бы ты не вспоминала меня, как разлагающийся овощ, всю свою жизнь.

– Ты думаешь, мне она будет нужна, когда ты уйдешь?

– Знаешь, чем меня наградила болезнь. Осознанием. Я теперь точно знаю, что там за чертой, – продолжил он, будто не услышал её слов, – Всем нам уготовано, как наслаждаться этой жизнью, так и страдать от неё. И нам всегда предоставляется выбор, в каком из этих состояний её покинуть. Часто люди уходят после неимоверных страданий, всеми силами цепляясь за жизнь, в то время как она уже давно помахала им рукой. В это время они вынуждены уйти, понимаешь. Они проклинают её, а она смеётся в их искаженное страданиями лицо и плюёт в их распростёртые руки. И в таком же состоянии эти трусы предстанут в том мире.

Он скрестил ноги, положил руки ей на колени, тепло чувствовалось даже через джинсовую ткань, и прислонился ко лбу.

– Но если мы осмелимся покинуть эту жизнь в момент наивысшего наслаждения, то в этом же состоянии мы будем пребывать и по ту сторону. Поверь, это лучше чем ждать, пока жизнь станет такой тварью, что мы будем счастливы с ней расстаться. В наших силах, уйти пока она нас не предала. Этот мир – зло, Зай. И все его ништяки затеяны лишь для того, чтобы максимально больнее покусать нас в последующем. Он уже начал ковырять нас, ты ведь чувствуешь это?

– Да.

– Сделаем это вместе, и нам будет легко найти друг друга на той стороне, где нам не нужен будет воздух, свет или еда. Мы сами станем всем этим друг для друга.

– Меня здесь ничего не держит, кроме тебя.

Она заметила, как дернулся его глаз, когда он перелезал на водительское сиденье. Раскумаренное лицо скривили тщетные попытки забетонировать проступающее на нём ликование. Он быстро ехал и часто поворачивал, то и дело заныривая в переулки. От постоянно меняющейся картины у неё закружилась голова. Она обвила руками подголовник его сиденья и вглядывалась в отражение сосредоточенных на дороге глаз.

Только сейчас она обратила внимание на фигурку, мотылявшуюся под зеркалом заднего вида. Когда он вывернул из очередного переулка на одну из магистралей, свет уличных фонарей выхватил длинные уши на голове фигурки. Он ещё больше прибавил скорость и к ней потянулись громадные мохнатые лапы, закинутые одна на другую. В руках лежащего на спине очаровашки Заира разглядела отгрызанную морковку с продетым через ботву шнурком с присоской, с помощью которой фигурка крепилась к лобовому стеклу.

– Это Багзик что ли?

– Ну да, Зайке же нужна пара. Хочешь, возьмём его с собой?

– Нет… пусть остаётся, – Заира, будто заново вспомнила, куда он предлагал взять фигурку.

Она откинулась назад и закрыла глаза.

– У меня ноги тяжелеют, – едва слышно проговорила она.

– Так лучше? – он метнул руку от переключателя к её икрам.

– Да, – выдохнула Заира.

Она уже не смотрела на дорогу, и хотела только, чтобы он скорее вернул руку, когда ему приходилось переключать скорость. Погладив себя по бёдрам, она нащупала телефон, о котором тоже совсем забыла. Под тканью высветился прямоугольник экрана.

– Алло-ла-ло. Я недалеко-ко-ко. Представляешь, мами, у нас тут Багз бани! – она вернула телефон в карман и зажала кнопку отключения.

Мать успела позвать дочь по имени несколько раз, прежде чем питание отключилось. К мурашкам от его массажа добавились новая волна, хлынувшая по бедру, от щекочущей вибрации. Заира внушала себе, чтобы там будет так же хорошо, когда он убрал руку и уже не возвращал её. Она протестно затарабанила подошвами и не сразу почувствовала, что машина уже никуда не едет. Открыв глаза, она увидела знакомый торец здания, возвышающийся за окном.

– Мы на месте, – елейно вымолвил он, приятно сжав ей коленку.

Заира много раз проходила мимо этой высотки по дороге от остановки до школы, запрокидывала голову и всегда сбивалась со счёта после восьмого этажа. Вечером она видела её впервые, расцвеченную неоновыми полосами. Она вновь запрокинула голову, вглядываясь в сплошную полосу на крыше, протираемую ватой облаков, когда он подхватил её сзади. Если бы Заира смотрела на него в этот момент, то наверняка задумалась бы над тем, для чего ему запирать машину.

Он вызвал лифт, а потом, не прождав и полминуты, подхватил её на руки и побежал вверх по лестнице. После первого же пролёта она услышала, как внизу разъехались двери, приглашая пустоту.

На втором этаже он посадил её на перила и отбежал в сторону лифта. Заира видела, как вытащив что-то из кармана, он вытянул руку вверх и начал ковырять этим в дверях, будто пытался что-то достать, а потом по локоть просунул руку в том месте, где, вроде как, двери должны были смыкаться. Она сидела сбоку и подумала, что, возможно, дверей и нет вовсе, когда вслед за рукой в шахте скрылась его голова.

– Ты что там делал? – спросила она, когда он вернулся на лестничную клетку и вновь вскинул её на руки.

– Я там кое-что для нас спрятал, – слукавил он, – Я ведь не мог допустить, чтоб напоследок у нас ничего не осталось.

Заира оставалась на его руках все время, пока они поднимались всё выше и быстрее, так что она потеряла счёт этажей и на этот раз. Когда он опустил её, под ногами что-то зашуршало. Он зашёл Заире за спину и присел, поглаживая шнуровку на её кроссовках.

– Чуть выше, пожалуйста.

– Выше, как скажешь.

Подняв на неё глаза, он ухватил то, на чём она стояла, и резко потянул вперёд. Она потеряла равновесие и, хохотнув, присела ему на плечо. Он подскочил, и колени Заиры оказались вровень с парапетом.

– Я не то имела ввиду! – рассмеялась она и замерла от представшей ей панорамы.

В нос ударил сухой запах, исходивший от того, что было у него в руке. Но ей запах нравился, смешанный со свежей побелкой и кислыми нотками карбида, и она жадно его вдохнула. Когда он начал рвать, то, что поднял с пола, она, наконец, разглядела, что это было. Он аккуратно разорвал бумажный мешок по шву и расстелил его на поручне. Он закинул её ноги за парапет и прильнул к мешку плечом.

– Боишься, что заболею? – спросила Заира, сползая на импровизированную подстилку, – Сюда никто курить не придёт?

– Нет. На этом этаже не живет никто.

Она замерла, когда он сдвинул её ещё ближе к краю. Но лишь для того чтобы примоститься сзади. Он обвил её ноги своими и прильнул к шее. Посмеиваясь, она старалась залезть носочками поверх его оксфордов, застывших на высоте двух сотен метров, но у неё никак не получалась. Его рук какое-то время она не чувствовала. Он что-то доставал из кармана, и временами поглаживал её по спине.

– Ты готова? – она обернулась, будто не понимая, кому может принадлежать этот новый голос.

Он поднялся и стал в полуметре от неё. Заира послушно поднялась за ним, не отпуская его руки. Когда он стал отходить ещё дальше, она попыталась подтянуть его обратно, но в результате подтянула к нему себя. Выскользнувший из-под её ног мешок, спланировал вниз, колыхая мятыми крыльями.

– Я не хочу так. Обними меня.

– Мы будем там, не успеет мешок долететь до земли, – произнёс он, медленно подходя к Заире.

Обхватив её, как тогда на балконе, он поднёс ко рту последние лепестки своего букета. В набежавшей темноте Заира не успела разглядеть перчатку на его руке. Она чувствовала, как прогибается вперёд под весом его тела и как под носками кроссовок растворяется опора, чувствовала отзывающийся в лопатке стук его сердца и как разгорается от его дыхания мочка.

– До встречи, – прошептал он и разомкнул руки.

Мать вернулась поздно. Номер дочки так и не отвечал. «Вечно садится, когда мы разговариваем. Завтра купим моей девочке новый телефон», – подумала женщина и дрожащей рукой накинула петельку от игрушки на самую крупную ветку. Она зажгла развешанные Заирой огни и не отрывала глаз от елочного шара, с которого проказница дочь задиристо ей улыбалась, подставляя то одну, то другую щеку.

Загрузка...