Глава 25. Надя

Как выяснилось, эта маленькая девочка никогда не умрёт от скуки. Она как волчок всегда в движении, а мне же приходится бегать за ней по всей квартире.

За прошедший час мы успели и в прятки поиграть, и посмотреть отрывок из детсадовской постановки, где она играла роль Красной Шапочки. Непонятно в кого, но Вася рождена для сцены, поскольку обладает природным талантом.

Затем мы схлестнулись в поединке на подушках, а потом долгое время резались в карты. И вы представляете! Она оставила меня в дураках, причём не один раз.

— Где ты так научилась играть в подкидного дурака? — удивляюсь я, когда она в очередной раз обыграла меня.

— Папа научил, — с гордостью она заявляет, сидя в позе лотоса на пушистом ковре. — А ещё я умею играть в морской бой, недавно обучилась настольному теннису и хорошо катаюсь на коньках.

По сравнению с ней я — полное ничтожество. А ей, между, прочим всего..

— Напомни, золотце, сколько тебе лет?

— Пять, скоро шесть будет.

— О, какая ты уже большая. Наверное, уже и подарок папе заказала?

— Он всё равно не сможет мне его подарить, — Василиса меняется в лице. Она надувает губы, отрешённо поглядывает в сторону и пальчиком выводит узор на ковре.

— Почему ты так решила? — поднимаю её личико, чтобы она вернула взгляд на меня. — Твой папа получше Дедушки Мороза сможет исполнить любое желание. Ты ведь была права, он у тебя самый лучший папа на свете. И он во что бы то ни стало постарается угодить тебе.

— Дело совсем не в этом, феечка, — тяжко вздыхает она. Я замечаю как её глазки начинают поблёскивать, а подбородок дрожать.

— Зайка, что с тобой такое? — я подсаживаюсь рядом с ней и прижимаю к себе, я словно пытаюсь заслонить её от тени грусти. — В чём дело?

Одинокая слезинка скатывается с её розовой пухлой щечки. Я успеваю смахнуть её до того, как она скатится с её лица на платье. Не хочу, чтобы у неё оставались напоминания о тоскливом моменте, пускай даже в виде слезы на платье.

— В Милане! — с отвращением произносит она, протянув руки ко мне. Она набрасывается на меня, как будто желает, чтобы я защитила её от страшных монстров под кроватью. — Они скоро поженятся, а я не хочу! Не хочу, чтобы она у нас жила!

Бедный ребёнок. Как же я понимаю её. До Миланы она была единственной у своего папы, а теперь придётся делить территорию с пафосной женщиной, не знающей что такое совесть.

— Твой папа любит Милану, и ты её полюбишь. Вот увидишь, — глажу её по щеке, а она мотает своей головой из стороны в сторону, ни в какую не соглашаясь со мной. — Просто нужно время. Время порой меняет наши взгляды на людей кардинальным образом. Казалось бы, ещё совсем недавно ты ненавидел этого человека всей душой, а потом проходит время и бац, он уже становится дороже всех на свете. Или бывает, ты всю жизнь верил в человека, но стоит раз оступиться, и ты теряешь свою веру. Ни веры, ни любви, ничего, зайка, — самой становится грустно из-за таких вот параллелей с Лёшей. — Дай ей шанс. Я уверена, ты с ней ещё подружишься.

— Не подружимся мы! Я не хочу с ней дружить! Пускай дружит со своим ребёнком.

— Каким ребёнком? — подозрительно спрашиваю.

— С тем, который живёт в её животе! — нахмурившись, она говорит суровым тоном и складывает руки на груди. — Папа тоже будет дружить с новым ребёнком. Вдруг, когда он родится, папа забудет обо мне?

Милана ждёт ребёнка от Максима?

Во дела….

Слышу в своей голове крик отчаяния, но ума не приложу откуда он мог там взяться.

Это как в зарубежном кино. Влюблённая пара стоит у алтаря, а священник произносит всем известную фразу: есть ли среди присутствующих те, кто против этого союза? Говорите сейчас, или молчите навеки! Так вот, в голове у меня эхом разносится отчёливое: Я! Я против! Против! Против этого союза!

— Ну что ты такое говоришь? — находясь в ступоре, пытаюсь совладать со своими эмоциями и уже непонятно кого их нас двоих нужно будет дальше успокаивать. — Твой папа никогда о тебе не забудет, он не такой. Ты же его сокровище.

— Вот была бы мама, тогда Миланы бы здесь не было.

— А где твоя мама?

— Она стала ангелочком. Папа говорит, что она живёт на небе, но я не особо верю. Как можно жить на небе? Оттуда ведь можно запросто свалиться на землю.

Господи. У меня ведь и мысли не возникало, что Максим вдовец. Я предполагала всякое: и то, что она бросила его, и то, что её лишили родительских прав при разводе. Да я даже представляла себе, что она спилась, но чтоб такое. Я и подумать об этом не могла.

Несправедливо. Она такая маленькая, но всё уже понимает.

— Ты знаешь, папа тебя не обманул. Там на самом деле можно жить.

— Но почему она тогда не вернётся к нам? — всхлипывает она.

— Попав туда однажды, назад дороги нет, малышка, — дрогнувшим голосом говорю я, поглаживая её голову. — Твою маму впереди ждёт важная миссия, а пока она присматривает за вами свысока. Защищает от невзгод. Она ваш Ангел-Хранитель. Вот у меня, к примеру, тоже есть Ангел-Хранитель — моя бабушка. Она столько раз выручала меня, ты бы знала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Правда? — недоверчиво спрашивает, округлив глаза.

Ну а что я ещё скажу ребёнку? Я не психолог, и понятия не имею что нужно говорить в таких случаях.

— Конечно! Не удивлюсь, если благодаря ей я повстречалась с твоим папой.

— Ты похожа на неё, — говорит она после продолжительной паузы.

— На кого?

— На мою маму, — она приподнимается на ноги, подбегает к розовому комоду и, выдвинув нижний ящик, достаёт оттуда толстенную книжку. — Здесь хранятся её фотографии. Когда мне грустно, я смотрю на них. Только не говори папе, мы с бабушкой храним это в секрете от него. — она снова плюхается рядом со мной, открывает альбом и пальчиком тычет в фотографию на самой первой станице. — Тут моя мама окончила школу. Она тогда ещё не знала папу, — сверкают её глаза при виде глянцевого снимка.

Я всматриваюсь в фотографию, которая немного выцвела по прошествии времени. Девушка на ней мне кажется знакомой, во всяком случае я точно могу сказать, что где-то раньше её видела. Может, она жила в моих краях? Такое ведь возможно?

Вынимаю фотографию из плёнки, рассматриваю её поближе. Переворачиваю, а на обратной стороне указано: 11 "Б", 2007-й год. Это что же получается? Мне тогда было всего семь лет? Я точно не могу помнить её спустя столько лет. Я не помню что со мной было в одиннадцатом классе, а тут речь идёт о первом. Нет, в данном случае память и я — не товарищи.

— Да где же мы похожи? — издаю нервный смешок.

Василиса ойкает. Совсем как взрослая закатывает глаза и цыкает языком. А потом вдумчиво листает фотоальбом примерно до середины.

— У тебя сейчас такой же цвет волос, как у неё тогда, когда папа познакомился с мамой, — снова тычет она в фотографию. На этом снимке она явно старше, но здесь она уже в объятиях совсем юного Максима. — Когда ты была оранжевая, не так сильно похожа, а когда стала коричневой, то очень сильно. Сама посмотри!

Я снова достаю снимок из плёнки, чтобы поближе рассмотреть влюблённую парочку. Но взгляд мой застывает на девушке, точь-в-точь похожей на нынешнею меня. На ту незнакомку, которую я несколько дней подряд наблюдаю в отражении зеркала.

Зеркало…

Резво подрываюсь с места, чем пугаю девчушку. Подхожу к шкафу с зеркальными дверцами и прикладываю снимок к поверхности прямо возле отражения моего лица.

Я несколько раз подряд перевожу взгляд со снимка на себя и потихоньку начинаю сходить с ума.

В квартире Максима на холодильнике висел снимок, сделанный относительно недавно, если судить по внешнему виду самого Максима. Я помню, на ней ещё была надпись… Говорилось о том, что она всегда будет рядом, что бы не происходило…. Но тогда я не обратила внимания на наше сходство. Стало быть, мне было не до этого, а может потому, что лицо её было направлено не в камеру, а на него… На Максима.

Так, у меня начинают закипать мозги…

— Когда, говоришь, твоя мама стала жить на небе? — вполголоса бормочу я.

— В мой день рождения будет уже шесть лет как.

Нет. Вариант с реинкарнацией точно отпадает.

Но тут мои мысли заполняет совсем другое. Я резко разворачиваюсь, с горьким сожалением смотрю на Василису.

Боже, наверное, нет ничего хуже, когда твой день рождения тесно переплетается со смертью самого родного человека. Когда праздник жизни превращается в вечный траур.

— Однажды папа назвал тебя Мариной при мне, — говорит она звонко, вырывая меня из леденящих душу мыслей.

— Странно, — хмыкаю я. — Сколько помню себя всегда была Надей, — в шутку говорю.

Хватит грустить. Нужно немедленно поднимать девчонке настроение, а то того и глядишь, сейчас начнём заниматься синхронным наматыванием соплей на кулак. Ещё чего не хватало.

— Маму так звали, — пожимает плечами, перелистывая страницу за страницей. — Наверное, он тоже думает, что вы похожи с ней, поэтому и назвал тебя её именем.

Чего-чего?

Ну всё! С этим пора заканчивать.

Загрузка...